Люсенька смотрела на свое отражение в зеркале и не узнавала. Ее белоснежная нежная кожа покрылась отвратительным бронзовым загаром, местами шелушилась, местами вздулась волдырями. Ее личико напоминало маску. А шикарные рыжие волосы – ее гордость, предмет зависти всех знакомых девочек – сделались сухими и ломкими.
Как она не хотела лететь на этот отдых! Как просила Алекса поменять направление. Выбрать курорт с более умеренным климатом и щадящим солнцем. Видимо, ее доводы оказались не такими убедительными, раз он не сделал так, как она просила. Они изжарились на этом отдыхе, подхватили инфекцию, провалялись в номере почти четыре дня. Ничего не ели и не пили. И часто скандалили.
А еще Люсенька поймала Алекса за ужасным занятием, попыталась остановить его, была изгнана из душевой и проплакала оставшиеся дни отдыха. Плакала она и в самолете при посадке. Расплакалась, когда они выходили из аэропорта. И от этого, разумеется, ее внешность совсем не выиграла. Лицо сделалось совершенно неузнаваемым. Именно поэтому Алекс отказался ехать к ней. Усадил ее в такси, заплатил щедро водителю и сказал, что позвонит вечером.
Вечером он не позвонил. Она решила, что он отсыпается после длительного перелета, и занялась собой. Маски, примочки, кремы, все строго по инструкции, в строгой последовательности. Немного помогло. Кожа лица и шеи немного посветлела. Люсенька даже порадовалась эффекту и спать легла в относительно хорошем настроении. Но утром, когда, не дождавшись звонка от Алекса, она сама ему набрала, настроение ее снова было испорчено. И слезы снова хлынули из глаз, сведя на нет все ее вечерние усилия.
– Люси, я не приеду, – скороговоркой пробормотал Алекс, когда она до него дозвонилась, и странно хихикнул.
– Почему? – Сердце упало в пятки, ей уже знаком был этот смех. – Алекс, ты опять?! Ты же мне обещал!
– Люси, нам надо некоторое время побыть врозь. Понимаешь, я устал.
– От чего? От кого? От меня? Но мы же пара, Алекс!
– Я устал от нашей пары, Люси. Все, пока, пока, позвоню.
Кто бы после этого не расплакался? Так мало этого, Алекс выключил телефон. Она же попыталась перезвонить, как-то объясниться самой. Попросить его объясниться. Так же нельзя – взять и оборвать все на самом пике. Но его телефон был вне зоны.
Она не позавтракала. Снова завалилась в ванну с тремя слоями марли на лице, пропитанной специальным средством по уходу за кожей. Потом осмотрела результат в зеркале и расстроилась. Результата не было. Может, и к лучшему, что Алекс и она пока поживут раздельно. Не нужно ему смотреть на такую уродину, в которую она превратилась. Отсидится дома дня три-четыре, потом уже можно будет и в люди выйти. Надо будет позвонить девочкам, встретиться, обсудить все. Они так давно не виделись. Целую вечность, кажется.
Неожиданно ее телефон зашелся хриплым голосом любимого Ольгиного шансонье. Надо же! Оля сама позвонила. Небывалый случай. Сегодня же…
Люсенька скосила взгляд на стену, на вечный календарь из слоновой кости – подарок отца Алекса к ее двадцатой годовщине. Ну да, все верно. Сегодня рабочий день. А Оля, когда на работе, не то, что не звонит, на их звонки никогда не отвечает.
– Да, дорогая, привет. С Новым годом! Прости, что не позвонила, как прилетела, – защебетала Люсенька, не давая подруге рта раскрыть.
– И тебя с Новым годом, Люси, – вздохнула Оля. – Ты дома?
– Да.
– Алекс у тебя?
– Нет, он вышел за продуктами. Собирался еще к родителям заскочить, – принялась врать Люсенька, жутко страдая в глубине души от того, что лжет любимой подруге.
– Вот и хорошо, что его нет, – оборвала ее вранье, а заодно и муки совести Оля. – Я сейчас приеду.
– Куда? – переполошилась Люсенька. – Ко мне?!
– Да. К тебе. Есть серьезный разговор.
– Но сейчас разгар рабочего дня, Оля. Ты же никогда… – Люсенька замотала головой в разные стороны.
– Из всяких случаев бывают исключения, Люси, – снова перебила ее подруга. – Никому не открывай. Поняла?
– Даже тебе? – попыталась пошутить Люсенька.
– Мне откроешь. Больше никому. Даже Алексу!
– Но что?! Что такое случилось, Оля?!
– Я же сказала, есть серьезный разговор, детка. Все. Жди.
Если она сейчас начнет снова говорить ей гадости об Алексе, то она…
То она, честно, уже не знает, как реагировать! Она ведь сама узнала о нем такое! А Оля и Кира неоднократно делали намеки на то, что Алекс балуется кокаином, но Люсенька предпочитала их не слушать. И когда на отдыхе пару раз заметила в ноздрях любимого белую пыль, то решила, что это от цветочной пыльцы. Алекс любил гулять по саду их отеля. А там все так буйно цвело, что она даже ни о чем таком не подумала.
Но когда вошла в душ и обнаружила Алекса стоящим на коленях перед унитазом… перед унитазом с закрытой крышкой… То все сразу и поняла. И тут же вспомнила девочек. Как они пытались открыть ей глаза на правду. И от этого ей было больнее вдвойне.
Они знали, а она нет! Они ужасались, а она предпочитала ничего не замечать. Дурочка такая. Так же нельзя!
Люсенька переоделась из домашнего шелкового костюма в трикотажный, цвета спелой вишни, и пошла в кухню что-нибудь приготовить им с Оленькой. Ни она ничего не ела уже много времени, ни Ольга. Это она знала наверняка. Подруга вспоминала о еде, лишь когда ей об этом напоминали. А если учесть, что вчера закончились затяжные выходные дни, то страшно подумать, как Оля питалась все эти дни. Наверняка в холодильнике пусто.
Звонок в домофон прозвенел, когда она уже успела взбить блендером овощную пюрешку – вкусную, красивую, воздушную.
– Да, да, – пропела Люсенька нежно в трубку.
– Открывай, это я, – скомандовала Оля. – Квартиру пока не открывай. Пока я не позвоню в твою дверь.
Люсенька послушно нажала кнопочку. И недоуменно уставилась на свою входную дверь.
Да что происходит-то, что?! Что такого могло случиться с ее подругой за эти дни? Она же никого и никогда не боялась. Она даже в машине никогда не пристегивалась, хотя гоняла с бешеной скоростью по дорогам. Она не опасалась вступать в перепалки с серьезными парнями в барах и клубах. Хотя их мышцы и оттопыренные пиджаки намекали на то, что парни сильны и, возможно, даже вооружены. Ольгу это никогда не смущало. Она была вздорной и конфликтной. Но это, конечно, же только с посторонними. С ними – с ней и с Кирой – она была совершенно другой. Она была спокойной, доброй, могла позволить себе быть слабой и не выпендриваться.
– Люси, это я, – крикнула Оля с лестничной клетки и тут же скомандовала: – Посмотри в глазок!
Люсенька послушно припала к дверному глазку. Перед дверью корчила рожи Оля. Она отперла.
– Входи, дорогая. – Она обняла подругу, звонко расцеловала ее в обе щеки, позавидовала. – Боже, какой цвет лица! Какая ты умница, что никуда не полетела. А посмотри, что со мной!
– А что с тобой? – Как-то равнодушно или устало – не понять – откликнулась подруга и принялась раздеваться.
– Я вся обгорела! – воскликнула Люсенька с обидой.
И пошла хвостиком за Ольгой, которая сразу прошла в кухню. Остановилась возле стола, где зеленым холмиком на блюде красовалось овощное пюре. Ткнула в него пальцем:
– Что за дрянь, Люси?
– Это овощи. И это мы с тобой сейчас будем кушать. – Люсенька поджала губы. – И о чем ты хотела со мной поговорить? Что-то серьезное? Подождет до после обеда?
– Очень, очень, очень серьезное, Люси. И это не подождет.
Ольга полезла за стол, на свое любимое место у стены. Даже руки не помыла! Безобразие! Люси не стала спорить. Положила перед ней упаковку влажных салфеток. Заставила протереть руки. Выбросила использованные. И затараторила:
– Если ты пришла мне открыть правду об Алексе, то не старайся, дорогая. Я все знаю.
– Что ты знаешь? – Оля откинулась назад, уперлась макушкой в стену.
– Что он нюхает кокаин. – Люсенька поставила на стол тарелки, принялась размазывать по ним пюре. – Застукала его в душе. Сначала подумала, что ему плохо. Стоит человек на коленях перед унитазом. А потом смотрю, а крышка-то закрыта. А на ней белая пыль. И нос его тоже в пыли.
– Его ноздри постоянно были в этой пыли, – отозвалась ворчливо Оля, с подозрением рассматривая зеленую массу, размазанную по ее тарелке. Ткнула пальчиком. – Это что, серьезно можно есть?
– Можно и нужно. – Люсенька села напротив подруги, взяла в руки ложку, зачерпнула, съела, блаженно зажмурилась. – Только попробуй. Очень вкусно.
– Не могу, Люси. – Оля решительно двинула тарелку по столу. – Я тут не за этим. И я не из-за Алекса приехала. Мне на него… Ладно, проехали. Если ты с ним рассталась, то большая молодец.
– Кажется… – Голубые глаза Люсеньки наполнились слезами. – Кажется, это он со мной расстался.
– Тоже молодец. Вовремя, – перебила ее Оля – Я здесь не за этим, Люси. У нас большие проблемы.
– Да? Какого плана? – Люсенька осторожно промокнула пальчиком глазки. – Что за проблемы?
– Кира… – выдохнула Оля.
И побледнела невероятно. Побледнела до такой степени, что могла бы цветом своих щек посоперничать с мраморной столешницей, а она была белоснежной. И Люсенька тут же вспомнила о своих загорелых щечках. И потрогала их ладошками и пробормотала:
– Господи, я так обгорела!
– Это не ты обгорела, Люси, – грубо крикнула Оля, сжимая кулачки. – Это наша Кира обгорела!
– Да? Она тоже была на отдыхе? И что, прямо обгорела до состояния большего, чем я?
Люсенька едва заметно, удовлетворенно улыбнулась. Представить себе смуглую Киру загорелой ей было сложно.
– Она обгорела до состояния трупа, Люси, – очень гневно, очень безжалостно, с болезненным нажимом крикнула Оля.
– До чего, до чего?!
Люсенька вдруг почувствовала, что ее овощное пюре забивает ей горло, нос, легкие. Оно расползается по всему ее организму, мешая дышать, думать, жить.
– До состояния трупа обгорела наша Кира! – Оля поймала трясущуюся нижнюю губу зубами и покусала. И тут же вытянула в ее сторону руки. – Только не голоси, ладно? Не реви! Хотя бы пока! Мне и так нелегко. Мне пришлось ее опознавать.
– Опознавать? – ахнула Люси и тут же медленно поползла со стула.
Оля еле успела ее поймать. Иначе грохнулась бы о мраморный пол и разбила голову. Оля поймала. Усадила на пол, тряхнула, как следует. И даже пару раз щелкнула по щекам.
– Соберись, девочка! Соберись! Нам с тобой не до соплей! Люси! Ну! Посмотри на меня.
Люсенька приоткрыла глаза, поймала взглядом расплывающийся образ Оли, жалко улыбнулась.
– Мне плохо, Оленька. Дай воды, – попросила она жалобно.
– Ох уж мне эти кисейные барышни, – проворчала Оля.
И поволокла ее по полу к стенке. Прислонила. Кинулась к холодильнику. Достала бутылку воды. Налила в стакан, поднесла Люси под нос.
– Пей.
Не вышло у Люси взять стакан. Руки совершенно не слушались. Пришлось Оле ее поить. И в лицо брызгать. Напившись, Люси запросилась на диванчик. С Олиной помощью она поднялась и, семеня, дошла до дивана в гостиной. Рухнула на подушки, уложила руки себе на живот, зажмурилась и произнесла:
– Рассказывай, Оленька.
– Что рассказывать? – Оля сидела у нее в ногах.
– Все. Как так вышло, что тебе пришлось опознавать Киру? Где она обгорела? Где случился пожар?
– Ты готова все выслушать?
– Готова, – кивнула едва заметно Люсенька и сжалась. – Говори…
Она не перебила ее ни разу. Ни словом, ни всхлипом. В некоторых местах ее рассказа лицо Люси словно превращалось в маску, с такой силой она стискивала зубы.
– Вот и все, Люси, – закончила Оля со вздохом.
– Вот и все, – эхом отозвалась Люсенька. – Где ее похоронят?
– Родители должны приехать, забрать тело. Когда разрешат. Собираются отвезти ее на родину.
– Боже, мы даже не сможем с тобой к ней сходить на кладбище, – плаксивым, слабым голосом воскликнула Люсенька.
– Не начинай! – прикрикнула Оля.
Она встала и заходила по гостиной своей подруги. Натыкалась на мебель, морщилась. Она всегда считала, что Люси слишком захламила свою квартиру добром. Всего так много, все так дорого. Сама она придерживалась минимализма. Пусть не дешевого, но минимализма. В ее просторной квартире было немного вещей. Только лишь самое необходимое.
– Что же нам теперь делать, Оленька? – Люсенька приподнялась на локтях, а потом и вовсе села. – Что? Как жить дальше?
– Не знаю. – Оля остановилась возле окна, уставилась на занесенный снегом двор сквозь стекло. – Одно ясно: так, как жили раньше, не получится.
– Разумеется, Оленька! Разумеется! Мы должны найти и призвать к ответу этого… – Она громко всхлипнула.
– Я не об этом, Люси. Я не о мести. – Оля поморщилась, потерла глаза. – Я о том, чтобы стать незаметными.
– Как это? – вытаращилась на нее Люсенька. – Исчезнуть, что ли?
– Почти угадала.
– Но как так, Оленька? Как так?! – Ее голубые глазки снова наполнились прозрачной слезой. – Кто же, если не мы, отомстит за Киру? Это предательство!
– Нет, дорогая. Это осторожность.
Оля заходила по гостиной, сцепив руки за спиной. Это напомнило Люсеньке их детскую смешную игру в графа Монте-Кристо, и она чуть не хихикнула. Тут же сделалась серьезной и спросила:
– И как мы будем проявлять эту самую осторожность? Как, по-твоему?
– Никаких публичных мест – раз. – Оля расцепила руки и загнула на правой руке указательный палец. – Никаких клубов, магазинов, работающих ночью, никаких ресторанов. Все под запретом! Максимально держаться этих вот стен. Никому не открывать, никого не впускать.
– О, господи! А как же жить-то, Оленька?! – выпалила Люсенька с неподдельным ужасом. – Ладно я, а ты ведь работаешь. Как же ты?
– Уже не работаю. – опечалилась Оля. – Взяла бессрочный отпуск за свой счет.
– Ой! А жить на что станешь?
– Отец поможет. Обещал, – соврала Оля. Рассказывать о щедрой ежемесячной помощи отца она не желала. – Я все рассказала ему. Он тоже разволновался. И счел мои меры предосторожности верными.
– Ой, какой Всеволод Игнатьевич молодец, – мягко улыбнулась Люсенька, поглаживая себя по коленочкам, обтянутым домашними трикотажными штанишками. – Заботится о тебе. Переживает.
– Ой! – поморщилась Оля и замахала руками. – Не обольщайся, дорогая. О репутации своей он заботится, а не обо мне. Он пришел в ужас, узнав, как погибла наша подруга. И знаешь, что сказал?
– Что? – замерла Люсенька с открытым ртом.
– Что такой подлости, случись это со мной, ни он, ни его бизнес точно не переживут. Хватило за все прошлые годы всякого. Только, мол, успевал очищаться. Но вот такого…
– Может быть, ты как-то не так его поняла? – Люсенька смутилась и опустила голову.
– Правильно я его поняла, Люси. Очень правильно. Мой папаша тут же бросился звонить каким-то своим высокопоставленным знакомым. Начал узнавать, кто еще погиб в том пожаре. Нет ли среди погибших еще каких-то моих друзей.
– И что?
– Нет там моих друзей. И быть не могло. Кира, думаю, попала случайно.
– А как? Как случайно?
Люсенька тут же резко подобрала на диван ноги, будто страшная правда, растекшись грязной лужей по ее полу, могла их запачкать.
– Еще не знаю, Люси. Может, раньше времени вернулась от родителей и поймала попутку по пути из аэропорта. Тогда где ее вещи? Где ее чемодан, любимая дорожная сумка? Нету! Может, в магазин поехала, и снова на попутке. Или снова спуталась с кем-то, о ком мы не знали. И чек из клуба трехдневной давности… Откуда он?! Ее же не было в клубе! Точно не было. Хоть я и набралась прилично, но все помню. А ее – нет, не помню. И бармен Вова подтвердил, что Киры не было в тот вечер в клубе. Откуда этот дурацкий чек? С ее постоянным заказом!
– А что Вова говорит? Он помнит кого-то, кто так же заказал?
– Нет. Не помнит. Ему в тот вечер девушка-студентка помогала. Народу было много. Толчея, если честно. Если она и пробивала кому-то такой же заказ, то точно не вспомнила. Но он обещал с ней поговорить.
– Ой, Оленька… – Люсенька резко встала на ноги, подбежала к подруге и обняла. И забормотала: – Какая же ты молодец! Ты уже начала, да? Начала искать убийцу?
– Нет. Я никого искать не начала. – недовольно поморщилась Оля.
И, убрав с себя руки подруги, отстранилась. Она не терпела всяких девчачьих сопливых нежностей.
– Я просто решила узнать, удостовериться. Я же не могла ее просмотреть! Не могла! Ее там не было. Если только она нарочно не пряталась от меня. Она же соврала нам. Сказала, что улетает, а сама осталась в городе.
– А, понятно.
Люсенька немного обиделась на то, что Оля ее оттолкнула. Но ненадолго. Вспомнила тут же, что Оля всегда была такой. Редко подставляла щеку для поцелуя. Мало когда обнималась при встрече и на прощание.
– А кто же тогда ищет убийцу нашей Киры? – спросила она, снова взбираясь на диван с ногами.
– А убийцу нашей Киры ищет некто майор Вишняков. Эдуард Владленович. Язык сломаешь, пока выговоришь, – проворчала она.
И вдруг уставилась на Люсеньку широко распахнутыми глазами. И замахала указательным правым пальцем, будто только что-то вспомнила.
– Что? – перепугалась Люсенька, хватаясь за сердце, больно молотящее по ребрам. – Что, Оленька?!
– Ничего, – мотнула та кудряшками.
– Что ты хотела сказать об этом майоре?
– Только то, что он мой сосед, дорогая. И навещать я его могу, когда мне вздумается. Вот так.