Понемногу я прихожу в себя, с трудом перебарывая шок, переживания и чувство вины.
Кое-как отдышавшись и успокоившись, начинаю действовать.
Внимательно осматриваю, даже обнюхиваю гостиничный номер метр за метром. Все вещи на прежних местах, только стакан, который Олег держал в руке, когда я уходил, теперь лежит на полу. Даже не разбился.
Окно заперто, форточка слишком мала, чтобы в неё протиснуться, хотя, высота третьего этажа никак не предполагает, что кто-то мог бы рискнуть проделать такую глупость. Дверь в коридор блокирует наполовину разобранный походный рюкзак – у Олега никак не получилось бы выбраться наружу, не сдвинув его в сторону. Замок закрыт, ключ от комнаты лежит рядом, на тумбочке.
А значит, Олег не сбежал от меня, уличив в неадекватности и убоявшись пребывать в номере с опасным извращенцем и психопатом.
И это уже хорошо, ведь у него был повод именно так и поступить, особенно после моего рассказа о Диске, его устройстве, таком странном на взгляд Землянина. И после моих действий в его ванной.
Комната наполнена магией под завязку – и эта неприятная, малообъяснимая деталь действует мне на нервы.
Что же произошло здесь, пока я предавался спонтанному акту разврата в чужой ванной?
Начинаю размышлять в стиле сыщика, которого так любит мой отец, и вскоре прихожу к единственно правильному логическому умозаключению.
Бесследно исчезнуть из запертого гостиничного номера Олег мог только благодаря магии. А так как планета Земля с магией «не дружит», то он не смог бы сотворить сильное заклинание самостоятельно. Значит, кто-то из аборигенов Оклуса телепортировался сюда, специально разлил магию из флакона, чтобы искусственно пополнить резерв их обоих… и силой забрал с собой Олега в свой мир. Или, по другой версии, смог телепортировать его, не посещая Землю лично.
Копаюсь в олеговых вещах (и пару раз тычусь лицом в его футболки, как без этого), бестолково перекладываю их с места на место, но других «зацепок» так и не нахожу.
В итоге, спустя пару часов, я относительно смиряюсь с ситуацией. Всё равно уже не в силах что-либо предпринять для изменения ситуации. И потому решаю ждать Олега в номере столько, сколько позволит время.
Мучаюсь совестью, но всё-таки «одалживаю» деньги из кошелька Олега, и оплачиваю проживание в гостинице на оставшиеся дни своей «командировки». Очень надеюсь, что потом удастся компенсировать ему материальные потери.
Аккуратно складываю его вещи по чемоданам, сдаю их в камеру хранения, и отчаянно надеюсь на то, что вскоре он сможет забрать их лично. Когда вернётся. А ведь он обязательно вернётся. Иначе и быть не может.
…Ночью валюсь в кровать Олега, обнимаю скомканное одеяло так, будто от этого зависит моя жизнь, вдыхаю тонкий аромат, сохранившийся на подушке, и неожиданно для себя засыпаю, быстро, легко и спокойно. Обычно мне такое не свойственно.
Ко мне приходят странные сны, в которых мы вместе и… обнимаемся. Сердце моё ноет, и я испытываю целую гамму самых разнообразных эмоций, от счастья до светлой грусти, от непонимания до отчаянной надежды.
И всё же, продолжаю заниматься отрицанием очевидных истин, продолжаю отворачиваться в сторону, и решительно отказываюсь как-то идентифицировать свои чувства. Как будто, если я не думаю о них, то их нет.
Однако эта игра не может продлиться долго. Сердце моё ведёт себя странно. Оно мечется, ноет, а временами радуется непонятно чему, и громко, очень громко транслирует миру… отсутствие у меня всякой логики и разума.
На следующий день я выхожу на улицу, покупаю в ближайшем магазинчике пресловутый сахар, заглядываю в местную аптеку и набираю там кучу лекарств – и тем самым выполняю свою миссию, ради которой и появился в этом мире. Вернувшись в номер, более не высовываюсь из него наружу, заказываю еду с курьером, сижу на кровати, смотрю по телевизору все программы подряд, иногда мечтаю, а порой, устав бороться с собой, занимаюсь всякими неприличными вещами.
Телепортер, закреплённый на моей шее, возвращает меня домой день в день, минута в минуту соответственно времени, назначенного проректором. И я лишаюсь не только самого приятного человека, встреченного за свою жизнь, не только мира, оказавшегося приятным и вполне приветливым, … но и самой большой любви, переполнявший меня с головой и давящей своей океанической мощью.
Всё же, к концу своего добровольного заточения в номере Олега, я успеваю признаться себе в том, что влюбился. Отчаянно, сильно, и наверняка безнадёжно. Точно безнадёжно. Ведь влюбился я в мужчину.
***
…Как только я прихожу в школу, то сразу понимаю: всё это время мои враги дожидались меня, мечтая о мести, и сейчас ни перед чем не остановятся, чтобы её совершить.
Но я больше не боюсь.
За эти несколько дней я изменился, продвинулся вперёд и будто вырос над собой и своими страхами.
– Ты действительно не такой как все, Игорь, – сказал мне Олег в тот день. – И у тебя есть два выхода. Первый – всю жизнь притворяться кем-то другим, страдать, мучиться, иметь кучу неврозов, комплексов, и фоновое желание застрелиться. А второй – принять себя таким, как есть, и плюнуть на общественное мнение. И в первом, и во втором случае найдутся люди, недовольные тобой и твоим образом жизни. Но, если ты выберешь второй вариант, кроме недоброжелателей, будут и друзья. И счастье будет.
И я знал, что он прав. Всегда найдутся люди, которые осуждают. За любое хобби – невинное, как вязание, или адреналиновое, как прыжки с парашютом. За любую одежду, скучную классическую или вызывающую стим-панковскую. За выбор партнёра, красивого или не очень, умного или туповатого. За домашнее животное, опасное, как крокодил, или безобидное, как заводной робот-хомяк. За вкусы, что в еде, что в музыке, что в людях. Так зачем пытаться подстроиться под кого-то? Я больше никогда и никому не позволю себя ломать. И больше не буду стараться выглядеть тем, кем не являюсь.
Компания движется на меня, явно намереваясь если не избить, то хотя бы наградить парой унизительных тычков, плевков, а также десятком смешных и обидных ругательств.
Но я не позволяю им этого сделать.
Приподнимаю плечи, напрягаю шею, скалю зубы и начинаю шипеть, брызгая слюной. Выглядит это, должно быть и угрожающе, и безумно. Может быть, даже глупо. Но меня это нисколько не заботит.
Они не ожидают сопротивления, тем более такого.
– Да он реально чокнутый, – мои враги с ошалевшим видом переглядываются и даже делают несколько неуверенных шажков назад. Это крошечная победа, которой я не могу удовлетвориться.
Я подпрыгиваю, кричу, размахиваю руками, таращу глаза и несусь на них, для ещё большего эффекта размахивая собственной сумкой. Вид, у меня при этом, должно быть, крайне безумный. И они откровенно пугаются меня и моего вида, и стартуют прочь, вскоре разбегаясь в разные стороны.
В отличие от них, я никогда не был позёром, не обижал слабых и не самоутверждался на глупых и жестоких выходках. Я всегда был храбрее, умнее и человечнее, мне знакома эмпатия, жалость и понимание. Я куда более человек, чем они. Им недоступно чувство безмерной любви или ощущение настоящей, чистой дружбы. Они сами себя засадили в коробку скептицизма, цинизма, жестокости, ограниченности. И они куда более несчастны, чем я. Впереди у них стандартная жизнь, полная самоограничений. А я, однажды учуяв запах свободы, уже не смогу довольствоваться малыми крохами, и не успокоюсь, пока не стану по-настоящему счастливым.
Я некоторое время преследую кого-то из них, затем нагибаюсь, подбираю брошенную планшетку, бросаю вслед. Очень успешно ударившись в спину хозяину, планшетка падает и разбивается. Но парень не оглядывается и шага не замедляет.
Проходит несколько дней.
На сей раз меня не догоняет наказание от отца или проректора. Все участники того события, не сговариваясь, решили молчать. И меня это полностью устраивает.
Тем более что близятся выпускные тесты, за ними маячит распределение на практику.
Все ходят взволнованные. Сверстникам не до меня, учителям – тем более.
Отец занят устроением мероприятий, подготавливает специальные средства для обеспечения честного и беспристрастного прохождения заданий. Предстоят как теоретические, так и практические экзамены. Если для первых достаточно всего лишь удобного помещения, то для вторых нужен целый полигон, с завесой безопасности, различными охранками и контролем над возможными ошибками.
Меня совершенно не волнуют мои результаты. Я даже не делаю попытки подсчитать баллы, заработанные мною на занятиях в течение года.
Мне тоскливо и плохо, но при этом в душе моей до сих пор царит странная, практически ничем не обоснованная… надежда. Она греет меня, обнимая заледеневшее сердце, обдувает тёплым ветерком лицо и помогает жить дальше.
Мысли в голове крутятся разные. Я всегда чувствовал, что отличаюсь от других. Отличаюсь образом мыслей, характером, привычкой к самокопанию и рефлексии. Но сейчас понимаю, что дело не только в этом. Я со всей ясностью убеждаюсь, что не обманывался, подозревая с собой неладное. Мне действительно нравятся мужчины.
Мне импонирует эта определённость, осветившая бытиё. В то же время, сделанный вывод обещает дополнительные проблемы в жизни, которая и без того не может считаться лёгкой и приятной.
В небольшом поселении Диска, несмотря на внешнюю цивилизованность, сохраняются почти пуританские нравы, ограничивающие возможность проявления чувственных удовольствий. Конечно, подчиняются этому не все. К примеру, родители мои очень явственно любили друг друга, даже целовались, может быть, даже сексом занимались, но только дома и наедине.
В столичном городском комитете председательствует группа всё-осуждающих-людей, моралистов и святош, которые поддерживают отказ от секса не только из-за гигиенических соображений. Они считают, что человек должен как можно дальше уйти от животного образа жизни, отказаться от инстинктов и низменных потребностей, тем самым приближая себя к передовой науке и прогрессу. Они презирают несдержанность, отрицают проявления страсти и любви. Они считают, что двое людей должны жениться и жить вместе только из-за бытового удобства, чтобы разделить обязанности, и более эффективно содержать хозяйство. А если между ними есть ещё и чувства – так это странно и несовременно. И это речь про самую обычную, гетеросексуальную пару.
Что же было бы с парой гомосексуалистов, и представить сложно.
Собственно, они осуждают любой выбор и пытаются максимально некорректно высказать своё мнение, и уж точно напали бы на любого человека, посмевшего заявить, что он хочет жить и строить семью не с женщиной, а с мужчиной.
Но даже если человек решит не выделяться и остаться одиноким – его всё равно осудят. Ведь считается, что одиночное проживание человека – это нецелевое расходование его собственных возможностей, а также бесполезная трата на него ресурсов Диска. Именно поэтому надо мной иногда посмеивались, предрекая, как я буду жить один, испытывая давление и осуждение, не в силах найти кого-то даже просто для вида. Ведь никто не согласится жить с таким неудачником, как я. В этом не сомневались ни мои враги, ни даже я сам.
Здесь не существует никакой пропаганды гомосексуализма, более того, никто не говорил мне даже о возможности возникновения таких чувств.
И винить мне некого, кроме своей природы.
Я почувствовал это в себе сразу, как только вырос. Вот просто взял и влюбился, как и все подростки моего возраста, вот только не в одноклассницу, а в одноклассника. Та детская влюблённость прошла через полгодика, а вот подозрение в своей «ненормальности» – осталось. И именно об этом хотел поговорить с родителями в тот злополучный день рождения. Но не успел.
Теперь же, когда мой вывод укрепился в многократной прогрессии, я намерен хранить его в секрете, чтобы не загреметь в психотерапевтический бокс на пару недель.
Мне нравятся мои чувства, и я совсем не хочу от них «излечиваться».
Сидя в гостиничном номере на Земле, я посмотрел огромную кучу передач и шоу, в том числе и на ЛГБТ-тематику, и теперь знаю, что вовсе не являюсь больным или извращенцем. Это не выбор, я родился таким, это никак не изменить и не исправить. Да, я отличаюсь от большинства, но это не делает меня хуже.
И кроме всего прочего, я осознаю, что не просто увлёкся, а по-настоящему влюбился.
Должно быть, любовь – странное и разностороннее чувство, которое каждый человек трактует по-своему. Для меня она – странная, чуткая, возникшая самостоятельно и резко, неожиданно и необъяснимо. Мне не понадобился долгий процесс узнавания человека. Оказалось, что достаточно ощутить внезапное притяжение, и я очаровался его личностью чуть ли не с первых слов общения.
Итак, я не разделяю массовую истерию по поводу приближающихся экзаменов. Меня не волнует ни теоретический тест, ни практический.
Меня не волнует даже проверка на магические способности, где будут определять, есть ли среди нас будущие Магистры.
Вместо того чтобы почитать учебники, играю в онлайн-игру на планшетке и болтаю в чате с теми редкими смельчаками, которые предпочли такое же занятие.
Но в итоге экзамены я всё-таки сдаю.
Правда, балансируя на границе отметки «удовлетворительно», но это уже незначительные детали.
***
Завтра предстоит чертовски важный день, и готовлюсь я к нему в своём собственном, неповторимом стиле (за который, разумеется, уже не раз себя проклинал). А именно, не сплю всю ночь, просматривая развлекательные бессмысленные программы, и поедая всухомятку печенье.
Итог вполне закономерен: утром вид у меня помятый и измученный.
Я начинаю собираться, тщательно укладываю волосы, приказываю домашнему роботу выгладить белую рубашку и даже завязать мне галстук – эту неудобную, бесполезную и странную штуковину, моду на которую ввёл мой родной отец. Конечно, как выходец с Земли он имеет право на всякие необычные пристрастия, в том числе и в моде, но зачем навязывать их другим? Задаваясь этим бессмысленным вопросом, я затягиваю время выхода просто до неприличия, и вынужден практически бежать по улице к месту назначения.
Конечно, за время этой пробежки рубашка мнётся и к тому же украшается пятнами пота в области подмышек. А волосы после подавляющего влияния моей влажной пятерни вообще идут вразнос: часть из них прижимается к голове, а часть – торчит в разные стороны. Оказавшись внутри, пару секунд гляжу на своё отражение в магический поток воды, и поневоле вздрагиваю.