Мне больше не снится море. Мне вообще почти ничего не снится, или я просто перестаю запоминать сны. Может, это и к лучшему.
Когда умирает человек – умирает не только он сам. Вместе с ним уходит и привычный уклад жизни, и часть души всех его близких. Рушится выстроенный, уютный мир внутри конкретно взятого дома, меняется уклад и привычки людей, проживающих в нём.
После гибели мамы проходит целых четыре года. И наш с отцом образ жизни за это время кардинально меняется. В доме больше не пахнет свежими булочками, а цветочки в горшках наотрез отказываются цвести, хоть я дисциплинированно поливаю их каждую неделю. Еду для меня готовит самая новая модель домашнего робота, в комнатах ведёт уборку пылесос на колёсиках. Мой отец почти перестал появляться дома. Всё своё время он посвящает разработке новых проектов, и мотается по Диску, будто специально выполняя задачи в самых отдалённых районах. Несмотря на это, я знаю, что он по-прежнему любит меня, хочет помочь и поддержать, но просто не может придумать, как именно это сделать. Он, наверное, давно забыл, что я вырос и могу сам о себе позаботиться, и потому каждый вечер он звонит мне на планшетку, желает хорошего сна и напоминает о необходимости хорошо питаться.
Я так и не решаюсь рассказать отцу свой секрет. Это не трусость – я просто искренне желаю поберечь его нервы. В последнее время у него много проблем и испытаний, и не нужно усугублять стресс, усталость и разочарование, которое он испытывает. Я и так проблемный человек, с кучей слабостей, страхов и недостатков. Мною сложно гордиться. Так что, наверное, хоть в одном из вопросов стоит вести себя мужественнее и скрывать своё отчаяние и тревогу.
Я принимаю решение, образно выражаясь, забыть про прошлое, выбросить его из себя, и начать создавать новое с нуля. Процесс идёт не быстро, но всё-таки идёт. Кажется. Я по-прежнему считаю себя лишним, неправильным и всеми отринутым. Но, несмотря на это, чувствую себя вполне сносно. Привык, наверное.
С потерей мамы удаётся сжиться. В последнее время мне понемногу становится легче, чувство вины отпускает, а вместо боли приходит печаль – тихая, спокойная и даже почти умеренная.
Но всё же, иногда горе настигает меня. Обрушивается неожиданно, словно солёная морская волна, ослепляет, обездвиживает, душит. Мне хочется упасть прямо там, где стоял, и кричать, царапая ногтями землю. Но я нахожу способ справляться: просто цепляюсь за любой предмет, находящийся поблизости, глубоко дышу и мысленно себя успокаиваю. Если никого нет рядом, то даже глажу себя по голове и вслух бормочу утешения. Помогает. Хотя, наверное, это и впрямь симптом какого-нибудь психического отклонения.
Проснувшись в день своего восемнадцатилетия, я потягиваюсь и несколько минут кряду жду прихода Ирмы, но она так и не появляется. За последние четыре года она сильно сдала, и уже не проявляет той щенячьей активности, как раньше, несмотря на все применяемые биодобавки, витамины и лекарства.
Встаю с кровати, протираю глаза одной рукой, а другой поддерживаю пижамные штаны, чтобы не свалились и не явили миру мою тощую задницу. Подхожу к роботизированному хомячку, рассеянно гляжу на то, как он носится по извилистому стеклянному лабиринту. Вот хомяк за это время совсем не изменился. Ну а с другой стороны, что ему сделается? Он же не настоящий. Если присмотреться, видно, как крутятся внутри блестящие круглые детальки.
«Жизнь продолжается», – говорит отец, пытаясь убедить меня отпраздновать день рождения, – «мама хотела видеть тебя счастливым, и уж точно не была бы против гостей и вечеринки».
Но есть одна «незначительная» деталь, меняющая всю картину – никакой вечеринки я не хочу.
У меня уже давно не было моих мучительных «приступов горя», как я их назвал, и мне не хотелось бы снова отдавать им свою душу на растерзание. А ведь они могут прийти, ведь сегодня – тот самый день, когда моя жизнь изменилась навсегда, и от этого факта не убежать.
Да и приглашать в гости мне, по сути, некого. Карина, моя подруга, с которой я ранее иногда общался, нашла себе молодого человека, и предпочитает быть в его компании. Одноклассники обычно даже не смотрят в мою сторону, лишь иногда устраивая мелкие подлянки, и точно не годятся на звание моих гостей. Люди, с которыми я общаюсь по планшетке, понятия не имеют, кто я такой и где живу.
Захожу в комнату гигиены, залезаю в турбо-душ. В течение десяти секунд упругие струи горячей воды обливают меня со всех сторон, затем подаётся мыльная пена. Несколько крутящихся мочалок вскользь поглаживают меня по спине. Маме не нравилось это изобретение, и она часто с ностальгией вспоминала глубокую эмалированную ванну, которая была у них с отцом в земной квартире, и о джакузи, которая была в Оклусе у её семьи. На Диске строго ограничены водные ресурсы, и на каждую семью выделяют лишь пятьдесят литров в месяц. Но этого вполне достаточно: ведь после использования вода возвращается в ёмкость, где тщательнейшим образом фильтруется и используется вновь.
Я так и не открыл ту самую коробку, которую мама оставила в коридоре перед тем, как исчезнуть из моей жизни навсегда. Я знаю, что в ней находится мой подарок – последний подарок от неё, но мне не хватает сил заглянуть внутрь. И отцу я этого делать не разрешаю. Он надеется, что сегодня я всё-таки решусь сделать это. Но, выйдя из гигиенической комнаты, я лишь поглаживаю шершавую матовую бумагу, любуюсь на эмалированную табличку с поздравлениями. И снова, в который раз говорю себе: «Нет. Не сегодня».
Высыпаю в миску Ирмы её любимый корм, и слышу, как она цокает коготками по полу, преодолевая расстояние до кухни. Глажу собаку по загривку одной рукой, а другой заталкиваю в рот половинку персика. Если в этот момент меня видит папа, то наверняка поставит в своём ежедневнике отметку о необходимости почистить организм, и мой, и Ирмы.
Итак, все традиционные утренние манипуляции совершены, и мне остаётся лишь одеться, подхватить планшетку, и выйти, наконец, в школу.
…Совсем скоро на моём предплечье окажется метка, которая будет означать, что я окончил среднее учебное заведение – и я мог бы гордиться этим фактом, если бы не одна «несущественная» деталь. Учусь я плохо. Любой человек, который поднесёт к моей метке сканирующее устройство, узнает, что по большей части мои баллы колеблются на уровне «ниже среднего». Последние два года у меня вполне официальное оправдание – а именно «эмоциональный шок в связи с несвоевременной потерей одного из родителей». Но проблемы с учёбой преследовали меня и до маминой смерти, поэтому, по сути, для моих низких результатов нет никаких причин, кроме лени и отсутствия мотивации. Ну, может ещё хронической депрессии из-за отношения сверстников.
Или, как вариант, я просто туповат от природы. Хотя это странно, с такой-то наследственностью.
***
Наверное, во всех мирах подростки слоны к глупостям, агрессии, экспериментам. Они всегда хотят проверить границы допустимого, всегда считают себя невероятно везучими, достойными всего самого лучшего, и главное, бессмертными. Об этом я думаю, когда смотрю на группу одноклассников, собравшихся на крыше пляжного магазинчика. Сначала они просто стоят на краю, курят, орут вниз всякие непотребства, а затем шутки ради, самый рисковый из них, подговаривает остальных раскачать его и скинуть далеко в сторону, чтобы как раз долететь до кромки воды. Моя интуиция громко пищит, что это очень глупая идея – ведь глубина озера неравномерная, Магистры при его создании пытались учесть естественный рельеф, который свойственен Земной природе. Когда они сообразили, что естественность не всегда удобна и логически обоснованна, было поздно. До исправлений в проекте озера дело пока не дошло, хотя разговоры об этом идут уже не первый год.
Рядом никого нет, все взрослые сегодня заняты подготовкой к празднику. Магазинчик этот уже давно закрыт – как-то не пошла торговля сладостями на жарком пляже. Даже если я выберусь из своего укрытия, пробегу пару километров до оживлённого парка и попытаюсь позвать кого-то из охраны, то вернусь лишь тогда, когда парня уже скинут в воду, и его переломанный труп будут обгладывать специально заселенные в пруд каракатицы, как раз предназначенные для очистки воды от органических отходов.
Я знаю, что один только мой вид отвлечёт их, поэтому выбираюсь из кустов, где валялся с планшеткой. Наверное, спустя минуту я не раз пожалею о своём решении, но всё же не могу поступить иначе. Я на своей шкуре знаю, как иногда меняют судьбы простые несчастные случаи, неловкие стечения обстоятельств.
– Кто это здесь? – их гогот сразу же оправдывает мои ожидания, – неужели сюда посмело явиться такое непотребное шармито?
Я кусаю щёки изнутри и морщусь. Шармито – жалкое существо, недостойное существования, не способное производить хоть сколько-нибудь осознанные действия и не приносящее никакой пользы. Но, правда в том, что никто из них ничего полезного тоже не сделал. Они такие же, как я, но смеют отрицать это, искренне считая, что возвышаются надо мной не только десятиметровой высотой здания, но и интеллектом, красотой и везением.
Я молчу и лишь нервно приподнимаю плечи и передёргиваюсь. Как обычно, я мысленно уговариваю себя «быть умнее» и не реагировать. Но умным себя почему-то не чувствую.
– Он что, следил за нами? Вот же мерзость! – кричит кто-то из них, так громко, что голос разносится по всему пляжу.
– Он вообще умеет говорить? – зло интересуется у друзей Исанни, блондин из параллельной группы.
– Вчера его вызывали с докладом, он пытался что-то промямлить, тихо и неразборчиво, я ничего не поняла, – звонко объясняет единственная в их компании девушка, и по совместительству бывшая моя подруга.
В младших классах мы с ней сидели рядом, всегда выбирали друг друга в пару во время лабораторных работ, проводили вместе время, играли у меня дома в компьютерной симуляции, ну и всё такое прочее. Однако сейчас, когда мы стали взрослее, она отдалилась от меня, и ведёт себя уже не как близкая подруга, а как хорошая знакомая. Но здесь я не удивлён. Разумеется, ей интереснее с другими ребятами. Ей уже не хочется носиться со мной по парку, собирая в банку жуков и пестуя амбициозную мечту по постройке жучиной фермы. Ей хочется общаться, ходить на свидания, в театр и кино, устраивать вечеринки. А я – существо асоциальное, и со мной неинтересно, трудно и бесперспективно. По сути, мне до сих пор интересно мотаться по парку, правда, уже не ради собирания жуков, а ради простого молчаливого созерцания.
Она влюблённым взглядом смотрит на Исанни, и явно мечтает во всём ему угодить. Видя этот взгляд, я сразу ей всё прощаю. Любовь – страшная штука, ей нельзя приказать пойти вон. Эта чёртова любовь управляет поступками человека, меняет его, и часто таким вот образом заставляет забыть о самоуважении, пресмыкаться, подлизываться и терять свою личность.
– Что оно здесь делает? Какого чёрта пряталось и подглядывало за нами? Оно извращённое, тупое или безумное? – брезгливо продолжает издеваться компашка, действительно, забыв про намерение сбросить Киртиса с крыши.
Мне не привыкать – моё-то самоуважение давно сдохло в корчах и мучениях, и чтобы не нюхать нестерпимую вонь от его протухших останков, пришлось закопать их на задворках подсознания и забыть. И даже пресловутой любви не понадобилось для таких печальных изменений в личности.
– А ну иди сюда, – свистит мне сверху один из парней.
Отступать поздно, да и трусливо, но я всё же делаю несколько шагов назад, затем поворачиваюсь спиной, пытаясь сделать вид, что не слышал или не обратил внимания на эти слова. Конечно, этой жалкой попыткой не обмануть ни их, ни даже себя. Но поступить иначе – сложно. Страх, обида, ненависть к себе сдавливают шею, мешая дышать.
Но ребята уже раззадорили друг друга и не намерены так просто отпустить беспомощную, пусть и не очень интересную жертву.
Уже через пару минут, они с гиканьем догоняют и ловят меня, а затем тащат назад, к магазинчику. А потом и вовсе, поднимаются со мной наверх, приговаривая, что даже такому конченому трусу, как я, будет не страшно постоять на крыше, или даже прыгнуть с неё. Ведь на это способны даже самые жалкие и бесполезные создания.
Я с самого начала знал, что ничем хорошим моё появление около них не кончится, и потому не очень-то удивлён. Тело зажато, все мышцы так сильно наряжены, что я даже не в силах сопротивляться, не могу врезать хоть кому-то из них в ухо. Да что там – ни ругательства и проклятия, ни даже жалкие просьбы не вырываются из моей глотки. Я будто связан, закован в футляр, заколдован, заморожен, и заранее разбит об жёсткую водную гладь.
Меня поднимают на руки, раскачивают, готовясь бросить в воду, и я до конца даже не верю, что это происходит со мной.
– Оставьте его в покое, – вдруг громко кричит Дженнис, решительно распихивает стоящих на краю парней, выдирает меня из их рук. – Стоило мне только спуститься вниз, чтобы отлить, как вы учинили очередную чушь! Вы подумали своими жабьими мозгами о последствиях? Что с вами сделают за покалеченного сына Магистра?
Его слова отзываются в моём сердце с болью. Вроде бы я спасён, но только потому, что по недоразумению прихожусь сыном влиятельному человеку.
Но Дженнис продолжает удивлять:
– И вообще, сволочи охреневшие, десять на одного, это тупо и трусливо. Позорные зассыхи.
Как ни странно, никто из «зассых» не рвётся начистить ему лицо за такие слова. Хоть их и больше, но они трусливее его. И ответить на его слова им нечего.
– Идём, Ингрис, – Дженнис тянет меня за рукав и уводит в сторону, на противоположный край крыши. – Покурим, успокоимся, да и спустимся.
Я беру из его рук сигаретку. Вообще-то, курить на Диске строго запрещено, так как эта привычка считается вредной не только для здоровья, но и для окружающей среды. Отец рассказывал мне, что на Земле сигареты совсем другие, они содержат табак, никотин, смолы и кучу другой дряни, но даже там люди не в силах отказаться от них, и чуть ли не половина всего населения является заядлыми курильщиками. Здесь же всё куда безобиднее: берётся высушенный лист от Тракового дерева, в него заворачивается смесь от Толстого кактуса, бискуса и хмеля. Полученную самокрутку поджигают зачарованным огнивом так, чтобы слегка тлела, не затухая. Затем вдыхают дым с чадящей стороны раскрытым ртом, и выдыхают носом. Выглядит это некрасиво, вкус неприятен, запах и вовсе сладковатый и отвратительный, но зато у курящего эту дрянь человека улучшается настроение и самочувствие. И именно это мне сейчас и надо, тут Дженнис прав.
Зажимаю рукой нос, разеваю рот, словно малыш у логопеда, глубоко вдыхаю, и чувствую, как синеватый дымок заполняет мои лёгкие и всё моё тело.
С трудом подавляю кашель. Однако на глазах всё же выступают слёзы. Дженнис понимающе хлопает меня по плечу:
– Ничего. Это с непривычки.
– И чего это он возится с этим тупарём? – раздаются непонимающие голоса остальных.
Они сгрудились в стороне и тоже курят, иногда бросая в нашу сторону неодобрительные взгляды. Моя бывшая подруга, пользуясь тем, что внимание её визави занято другим вещами, берёт его под руку, приближает свою щёчку к его лицу, якобы стараясь дотянуться до чадящей дымом палочки, но на самом деле желая быть к нему как можно ближе. Но тот стряхивает с себя её руки, но затем, одумавшись, обнимает сзади, положив ладони на грудь. Она деланно смеётся, ей явно неловко и неприятно. Остальные ребята одобрительно гогочут.
– Если эта девушка тебе нравится, достаточно вести себя как последний козёл, и она вся твоя, – говорит мне Дженнис.
Я киваю, так как тут глупо спорить.
Только вот Карина не нужна. По крайней мере, в качестве девушки – точно.
Вздыхаю, отворачиваюсь в сторону, чтобы скрыть интерес, и втихаря бросаю на собеседника косой взгляд. Я впервые рассматриваю его так близко.
У него тёмная кожа, тёмные глаза, тёмные волосы, и он очень красиво смотрится сейчас, спокойный, расслабленный, освещенный мягким солнечным светом, окутанный лёгким голубоватым дымом. Мне хочется поблагодарить его за спасение, но я не могу раскрыть рта, и не хочу ещё сильнее унизить себя, хотя, кажется, сильнее уже некуда. Но, к счастью, ему не нужна ни благодарность, ни даже простая беседа со мной, он молча вдыхает дым, не забывая и мне давать вдохнуть, и задумчиво смотрит вдаль, на озеро.
– Этот Ингрис всего лишь жалкий слабак, – говорит за нашими спинами Рочестер, специально повышая голос так, чтобы я точно его хорошо расслышал. – Какой там прыжок с крыши, если он на спортивном занятии на даже дециметр не может от пола оторваться. Тюфяк, позорник, тьфу.
Дженнис сжимает губы и кулаки. Он снова готов защитить меня, я чувствую, знаю это.
И вдруг что-то происходит. Моё самоуважение, всё это время мирно покоившееся под землей, вдруг просыпается и выкапывается из своей могилы, собирает и прилепляет к себе отваливающиеся конечности, встряхивается и выпрямляется. Своим ростом и весом оно вытесняет, выдавливает из сознания страх. Лишившись своего места, страх бежит прочь, жалобно попискивая и подметая хвостом дорожку.
Я прищуриваюсь и зло выдыхаю. Я не могу позволить, чтобы кто-то другой защищал меня. Да и невозможно это. Только я, я сам могу ответить не только мучителям и хулиганам, но и собственной мерзкой, несправедливой судьбе, бросить вызов своему мировоззрению, безжалостно пнуть тягу к спокойствию и несопротивлению.
Я знаю, что глупо было бы стараться доказывать что-то кучке подростков. Но в данный момент я всё же хочу, безумно хочу доказать, что я достойный человек, что я – личность. Доказать не им, а самому себе.
Мне надоела позиция молчания и невмешательства. Она не помогает мне. Она разрушает меня. И я больше не могу этого допускать.
– Не надо, Ингрис! – вскрикивает Дженнис и протягивает руку, чтобы остановить меня, но его пальцы хватают лишь пустое место.
Я уже несусь к краю крыши.
Самое главное сейчас – не засомневаться и не притормозить у самого конца. И я не торможу, наоборот, ускоряюсь, и отталкиваюсь вперёд и вверх, выбрасывая своё тело, словно тяжёлый спортивный снаряд. И целых несколько секунд испытываю скоростной полёт пополам с невесомостью.
…Я прихожу в школу уже на следующий день. Благодаря принятым лекарствам организм легко справляется с кровоизлиянием в мозг и ушибами по всему телу. С переломом чуть сложнее: повязку с руки можно будет снять только через три дня.
Взрослым объясняю, что просто неудачно упал и ударился, и эту версию охотно принимают, даже не думая сомневаться. С самого детства умею виртуозно врать, делая крайне убедительные и невинные глаза, и это умение не первый раз меня выручает.
Казалось бы, ребята должны быть благодарными за то, что я решил скрыть их агрессию и подстрекательство, иначе не избежать им наказания. Но все участники вчерашних событий сторонятся меня и делают вид, будто ничего не произошло. Только Карина, моя бывшая подруга, смотрит на меня со странной смесью сочувствия и уважения.
Мне очень повезло. Я прыгал головой вниз, и успел вытянуть перед собой руки. После удара о воду щедро хватанул её ртом, но не запаниковал и не почувствовал дезориентацию. Поверхность воды надо мной высвечивалась серебристо-зелёным, влекущим светом. И я просто принялся грести к ней, отталкиваясь от воды руками, ногами, всем телом. Сам не помню, как именно умудрился выбраться на берег.
И самый странный факт во этой всей истории – мне понравился мой полёт.
Было просто здорово! И я ничуть не сожалею, что решился. Пусть немного безумно, зато храбро и вызывающе: этим поступком я будто бы бросил вызов условностям, здравому смыслу, трусости… и оказался в выигрыше.
Я успел поднадоесть сам себе своей нерешительностью. И сейчас, когда, наконец, сумел что-то с этим сделать, то мириться с собственным существованием становится куда легче.
Да что там мириться. Даже больше. Намного больше.
Я, без преувеличения, горжусь собой. И, если бы мне предложили повторить, то не стал бы долго раздумывать, а просто прыгнул снова.
Впервые за долгое время моё настроение можно охарактеризовать как «приподнятое».
Но уже к вечеру я снова умудряюсь встрять в неприятности.
Всё начинается с того, что у выхода со школьного двора я встречаю компанию ребят, почти в том же составе, как и вчера, лишь с небольшими отличиями. Среди них нет Карины, и нет моего вчерашнего защитника, зато есть новенький парень, появившийся в школе только сегодня. Насколько я знал, он переехал из отдалённого района в связи с тем, что его отца назначили на новую должность здесь, в центре Диска.
– Ну и уродец у вас учится. И как его к людям-то допустили? Такого надо в подполе держать, – с фырканьем говорит этот новенький.
Очевидно, он весь день мониторил положение дел, изучал отношения в классе, и сейчас, сделав выводы, решает повысить своё авторитет, и унизить самого слабого человека, которого окружающие либо игнорируют, либо обсмеивают. Да, этот слабак – я.
Он наблюдательный, этого не отнять. Но, очевидно, с фантазией у него плохо, интересное или смешное оскорбление не выдумывается, поэтому он выдаёт вполне стандартное:
– Страшная морда какая, – высказавшись, он кривится, и разглядывает меня с преувеличенным интересом, словно блоху под микроскопом.
Как назло, в его внешности нет ни одной детали, к которой можно было бы придраться. Он привлекателен до безобразия, до тошноты. Черты такие правильные, такие вызывающе-аристократические, что хочется ударить его по лицу неочищенной селёдкой. И это просто генетика, без участия косметических операций. По правилам Диска, до них можно дорваться только после двадцати пяти лет, при наличии очевидных показаний, да и то, только после проверки на дисморфофобию. Психические отклонения, неврозы, недовольство своей внешностью, депрессия, социопатия и даже шизофрения – всё это присутствует на Диске, правда, в меньших масштабах, чем на Земле, и лучше поддаётся лечению. Но Магистры, как люди мудрые, всегда пытаются предупредить возможные проблемы и обезопасить каждого.
Никто не выбирает, с какой внешностью родиться. Этот факт очевиден каждому. Но всё равно, почему-то все окружающие ведут себя так, будто красота – личная заслуга этого засранца, огромная привилегия, подаренная, как минимум, за великий подвиг.
– Он чёртов псих, поосторожнее с ним, – предупреждает его Исанни, видевший, как я прыгал с магазинчика в озеро.
Да, я псих. Именно этот имидж сейчас подходит мне, и именно это мнение о себе я хочу укреплять и поддерживать.
И я чувствую, как нечто внутри меня расправляется, расширяется во все стороны, я выдыхаю, наслаждаясь этим ощущением. И затем, чеканя шаг, направляюсь прямо к новенькому.
Меня одёргивают, толкают, даже пинают под коленку, но я этого не чувствую. Мне совершенно нечего терять. Максимум, что я получу – это десяток тумаков, но синяки или даже переломы заживут, а вот душа и чувства – нет. И я больше не желаю позволять кому-то задевать моё самоуважение, так эпично и так вовремя ожившее и восставшее из-под земли.
Я намереваюсь просто толкнуть «новенького» в грудь, прошипеть пару оскорблений, но тут он, вдруг всё же поймав вдохновение и разбудив от сна фантазию, добавляет:
– Твоей позорной мамаше стоило бы вставить в задницу десяток дохлых ежей, как затычку, за то, что выдавила такую кучу говна, как ты. Но она вовремя окочурилась и сгнила от стыда.
И тут мои глаза застилает гнев. Слепой, всепоглощающий, беспощадный. Я слышу, как смех этих уродов захлёбывается, когда с силой ударяю новенькому кулаком в челюсть. Его голова откидывается вверх, а я продолжаю сыпать удары, в грудь, в живот, наконец, луплю его скрюченное на земле тело ногами. Остальные, придя в себя, начинают орать что-то невразумительное, тащить меня в сторону, осыпать ударами. Далее я совершенно теряю контроль. Бросившись в бой, я, словно помешанный, бессистемно размахиваю руками и ногами, царапаюсь, даже кусаюсь. И, кажется, умудряюсь сломать нос одному из присутствующих, вырвать клок волос у второго, и воткнуть стилус в ногу третьему, прежде чем меня валят и пинают по почкам.
Я сплёвываю кровь с разбитых губ и совершенно не чувствую боли.
Всё-таки очень хорошо, что подросткам нельзя пользоваться магией, иначе дело точно дошло если не до убийства, то до серьёзных травм – точно. Но, к счастью, серьёзной и масштабной магией владеют только Магистры, и именно они имеют для этого специальный преобразующий браслет. А обычный гражданин Диска может пользоваться только мелким бытовым волшебством, к примеру, чистить от грязи одежду, заправлять кровать, быстро резать морковку. Считается, что в двадцать пять лет наступает «возраст сознательности», и именно тогда и выдаётся маленький преобразующий браслет, способный на такое вот мелкое колдовство. А подростки не способны осознать последствия поступков в полной мере, склонны к экспериментам, шалостям, куда им эти браслеты? Даже с мелкой бытовой магией они способны натворить целую кучу неприятностей.
Ну, по правде сказать, мы и без магии достаточно неприятностей натворили.
Всю нашу компанию доставляют в медблок, и каждому приходится просидеть под регенерирующим аппаратом не менее получаса.
И отец, и руководство школы ужасно мною недовольны. Именно мной, ведь я никогда раньше не выказывал агрессии, не ввязывался в драки, не устраивал выяснения отношений. А если человек всё время сидел тихо, а потом вдруг решился высказаться или произвести какое-либо действие, то окружающих это вводит в ступор, непонимание и возмущение. Именно поэтому всем остальным участникам драки лишь объявляют выговор, а мне, как зачинщику, обещают хитрое и длительное наказание.
Проректор самолично придумывает план, чтобы проучить меня и заодно вынудить послужить на благо ненаглядной школы. Коротко говоря, он вменяет мне в обязанность посетить параллельный мир, чтобы достать там необходимую ему редкость. Более того, это нужно будет сделать во время каникул, и великого праздника урожая.
Он, должно быть, плохо меня знает. Я совсем не опечален тем, что пропущу какую-то там вечеринку. В любом случае, я бы на неё не пошёл. Да и каникул мне не жаль. Я собирался провести их, валяясь дома с Ирмой и планшеткой… А подобное времяпровождение не отличается ни интересом, ни разнообразием.
Но вот путешествие в другой мир… Это уже серьёзно.
Я знаю из рассказов отца, что Земля – мир неприветливый и суровый. В нём нет магии. Вообще нет. Ни единой капли. Зато в нём есть несколько миллиардов людей, которые отстроили вокруг себя огромную технократическую инфраструктуру, развели огромное множество рогатого скота, которое сами же и употребляют в пищу.
Все эти необычные факторы меня нервируют. К тому же, страшно менять место жительства, пусть даже всего на несколько дней. Из меня плохой путешественник.
Думаю о том, что по всему нашему Диску проложена рельсовая дорога с поездами, которые каждое утро на огромной скорости за какие-то четыре с половиной часа наворачивают круг по всему экватору. А я даже из простого интереса не проезжал этот круг полностью, и вообще никогда не удалялся из дома дальше, чем на пару часов пути.
Да, я страшно боюсь предстоящего путешествия. Но в то же время жду его, справедливо полагая, что отдохну от рутины, узнаю что-то новое и испытаю приключение.
Итак, одолеваемый противоречивыми эмоциями, я отправляюсь домой, где продолжаю волноваться, в деталях вспоминать свою эпичную драку, думать о Земле и вообще, в целом снова и снова портить собственные нервы. Так провожу почти целую ночь, и лишь благодаря тёплой собаке под боком всё же задрёмываю в начале четвёртого утра.
А на следующий день убеждаюсь, что мои проблемы – вовсе не сон и не плод случайной фантазии.
Проректор вызывает меня в кабинет, и вручает папку. В ней содержится и причина моего наказания, и короткое и описание планеты Земля, а так же подробный план действий, которые мне следует выполнить.
Итак, я должен выбрать безопасную зону, без войны и иных конфликтов, с хорошими погодными условиями и красивой местностью, желательно в крупный город. Затем отправиться туда, достать местную валюту и купить странный ингредиент под названием «сахар». А затем вернуться назад, подтвердить справедливость наказания и больше никогда не поступать так необдуманно.
Взволнованно хмурюсь.
Сахар? Это ещё что такое?
Проректор охотно объясняет, что собирается опробовать его в качестве улучшителя вкуса пищи. Если ему понравится вкус – то следующие наказанные дети принесут семена сахарного тростника, которые посадят в наших сверхоборудованных теплицах, а уж проректор попробует вырастить, подвергнуть обработке, и там уже решит, стоит ли результат всей этой возни.
Отец, узнав о цели моего путешествия, впервые за долгое время искренне хохочет. Делаю соответствующий вывод: либо достать на Земле сахар – задача невероятно сложная, либо напротив, нет ничего легче. Пытаюсь расспросить его, но он лишь загадочно ухмыляется в ответ. Наверное, хочет проучить меня за эмоциональный срыв и организацию драки. Наверное, он и правда не ждал от меня подобных вывертов, так как привык к моему тихому, безэмоциональному поведению… Именно этот диссонанс и вызывает столько вопросов, непонимания и возмущения.
Начав свою обличительную речь, отец несколько раз повторяет, что крайне разочарован моим поведением, но притом выглядит таким довольным, что я не могу воспринимать его слова серьёзно. Потом становится ясна и причина его радости от моей «командировки» на его родную Землю. Он имеет на меня планы. Он доверяет мне личное, тайное задание, а именно, просит купить в аптеке (местном специализированном магазине) целую кучу средств. Он склонен к частым простудам, а Запас лекарств, привезённый им с Земли, закончился ещё пару лет назад. Именно простуду магия Диска лечить почему-то отказывается, и человек вынужден несколько дней ходить, чихая, кашляя и терпеливо ожидая, пока «само пройдёт».
Сам отец, конечно, не имеет возможности вернуться на Землю и купить нужные средства. Практически все взрослые люди благодаря магии, растворённой в воздухе, избежали множества заболеваний, как возрастных, так и случайных. Без магии, царящей вокруг, они погибли бы уже через пару часов, испытав колоссальную нагрузку на организм в целом, и на каждый орган в частности. Проще говоря, отец, оказавшись на Земле, снова заболел бы раком, но к нему добавились бы куча других заболеваний, от которых он мог бы получить инфаркт на месте. А вот я ещё подросток, у меня нет проблем ни с венами, ни с внутренними органами, мне даже замену суставов не делали, а сращенная рука от тамошней атмосферы точно снова не переломится, поэтому я вне опасности.
Но всё же мне необходимо пройти несколько неприятных процедур, с целью максимально облегчить и обезопасить моё пребывание на Земле. Мне вживляют под кожу несколько бионических чипов, которые активизируют иммунную систему для борьбы с возможными вирусами и бактериями, к которым не приспособлен мой организм, выросший в тепличных условиях. После этого мне в уши вводят лингвословарь, который будет синхронно переводить для меня речь чужаков.
На моё счастье, физические данные земных аборигенов с виду практически не отличаются от наших, так что маскировка мне не нужна. Вообще, насколько мне известно, что в тех мирах, где существуют люди, эти самые люди имеют примерно одинаковые наборы ДНК, и выглядят привычно: две руки, две ноги, голова. Ни у кого из них не наблюдалось ни щупалец, ни жабр, ни крыльев, ни другой экзотики. Странно, ведь необычная экипировка не была бы лишней, особенно в сложных для выживания условиях. Но на это эволюция почему-то не расщедрилась.
На Диске медицина предлагает для подростков специальный корсет с магическими пластинами. Благодаря его влиянию, у девочки формируется красивая небольшая грудь, талия и попа стандартного размера, а у парней – развивается мускулатура до тщательно выверенной нормы. На гипофиз оказывается влияние с помощью витаминов и таблеток, поэтому все рост у всех примерно одинаковый. Эта «уравниловка» позволяет смешаться с толпой и искать индивидуальность в более важных вещах, но конкуренция во внешнем виде всё равно появляется в полном спектре, и подростки судят друг друга в основном по внешности.
Я родился на Диске, но корсет на меня не надевали из-за идейных соображений. Мама всегда ратовала за естественность и натурализм во внешности и поведении, что я, к слову, никогда не понимал. Эта «естественность» не подарила мне ничего хорошего, вынудив довольствоваться невысоким ростом и тощей, невразумительной фигурой. Мои сверстники шире в плечах, выше, и от того выглядят внушительнее и ведут себя куда увереннее. Надо мной же частенько посмеивались, и всегда выделяли не только сверстники, но и учителя. К примеру, повторяли, что мне необходимо сесть ближе к учительскому столу, а на спортивном занятии наоборот, ставили в самый конец шеренги.
К счастью, на Земле все люди совершенно разные. У них отличаются и цвет кожи, и разрез глаз, и рост, и черты лица, и развитие мускулатуры. Мне кажется, что разнообразие внешностей – это прекрасно. И мои особенности там примут как данность.
Внешне я впишусь полностью, а вот более сильный иммунитет и хорошее развитие внутренних органов, они проверить и заметить никак не смогут.
В нашем мире Магистры разработали специальную магическую сыворотку, которая в обязательном порядке вводится каждой беременной женщине, благодаря чему эмбрион развивается без генетических ошибок и без патологий, а органы и ткани его укрепляются. Благодаря этому изобретению был практически разрешён масштабный кризис рождаемости на Диске, и сейчас население стремительно растёт. Решены и внутренние проблемы плода, и отрицательное воздействие внешней среды на ребёнка. Женщины у нас больше не боятся рожать, наверняка зная, что их малышу совершенно ничего не грозит. И даже моя мама, любящая естественное течение вещей, всё же принимала это лекарство, благодаря чему я родился физически здоровым. Хоть в этом мне стоит быть благодарным и ей, и судьбе.
…Отправляясь в немагический мир, я готовлюсь к худшему. По моему мнению, меня ждут миллионы всяческих трудностей, мне придётся знакомиться с совершенно новой флорой и фауной, искать контакта с местными, разыскивать неизвестный ингредиент… Но неожиданно для себя я получаю несколько дней абсолютного, концентрированного рая.