Тётя Маруся разбиралась в людях. По крайней мере, меня она «раскусила» и нашла слабую точку. Я могу долго отнекиваться или отказаться вообще, но если согласился, то разобьюсь, а выполню обещанное. А я тёте Марусе пообещал. Может быть, это моё свойство и неплохое, но вот другое однозначно считаю отрицательным: не терплю долги и стараюсь в ущерб всему остальному вернуть их в первую очередь, не могу ни о чём ином думать, пока не сделаю обещанное.
За оставшиеся до отъезда дни и во время перелёта я навыуживал из волшебного «тырнета» такое количество информации, на которое ещё лет двадцать назад потребовались бы годы сидения в библиотеках и архивах. Конечно, материалы имели разное качество. Не всему написанному нынче можно доверять. Однако этого было достаточно, чтобы начать «вживаться в тему» и составить представление о событиях, происходивших в период жизни мифического предка Светлана. Этот Светлан и атмосфера его бытия в далёком прошлом понемногу начали проявляться из тумана веков.
Бунт в Твери был.
«В год 68342 князю Александру Михайловичу было дано княжение, и он пришел из Орды и сел на великокняжеский престол3. Потом, из-за умножения наших грехов, когда Бог позволил дьяволу вложить в сердце безбожных татар злую мысль, сказали они своему беззаконному царю: «Если не погубишь князя Александра и всех князей русских, то не получишь власти над ними». Тогда беззаконный и проклятый зачинатель всего зла Шевкал4, разоритель христианства, отверз свои скверные уста и начал говорить, наученный дьяволом: «Государь царь, если ты мне велишь, я пойду на Русь, разорю христианство, убью их князя, а княгиню и детей приведу к тебе». И царь5 велел ему так сотворить.
Беззаконный же Шевкал, разоритель христианства, пошел на Русь со многими татарами, и пришел в Тверь, и выгнал великого князя с его двора, а сам поселился на великокняжеском дворе, исполненный гордости и ярости. И сотворил великое гонение на христиан – насилие, грабеж, избиение и поругание. Люди же городские, постоянно оскорбляемые нехристями, много раз жаловались великому князю, прося оборонить их. Он же, видя озлобление своих людей и не имея возможности их оборонить, велел им терпеть»6.
«И в те поры млад Щелкан,
Он судьею насел
В Тверь-ту старую,
В Тверь-ту богатую.
А немного он судьею сидел:
И вдовы-та безчестити,
Красны девицы позорити,
Надо всеми наругатися,
Над домами насмехатися»7.
– Тятя, гляди, народ на торгу снова толпится. Пойдём, послушаем.
– Чего там слушать, поди опять татарские беззакония обсуждают. Каждый день одно и то же.
– Смотри, тятя, там стрый8, вон, руками размахивает.
– Ну, давай подойдём, узнаем, чего это самобрат9 с дьяконом в спор ввязался. Да туда и не протолкнуться. Мало того, что мужики бездельники, так и бабы туда же. После, сороки, всё переиначат и по свету разнесут. Тьфу!
– Тятя, а кто там третий, с бородою чёрной? Не наш вроде, не тверской.
– Нынче полно ненашенских во Твери, особенно на торге.
– А, тятя, если до драки дойдёт, станешь стрыя защищать?
– Болтай! Чего это они, взрослые мужи драку учинят? Давай послушаем, что там самобрат разоряется. И в правду, смотри, на Дудка10 кинется.
– Чего ты, Дудко, татарву защищаешь? Что из того, что Щелкан – братан11 и посол царский? За то его людям злодейства творить позволено? Вчера в гончарной слободе отец за дочь вступился, так забили смертным боем, проклятые, лежит помирает. И дочку спортили, опозорили при народе. Сколь терпеть такое?
– Не ори! Поди не столь избили того мужа, сколь сказывают. Вам, нехристям, лишь бы люд баламутить. Слышал, что князюшко Александр Михайлович народу сказал: терпеть надобно. Уедут скоро татары.
– Князю молодому, конечно, жалко ярлык терять, полгодика как получил12. А нам терпеть! Пока они уедут, сколь ещё бед натворят!
– Как же, уедут они! Говорят, Шевкал задумал весь православный люд в магометанскую веру обратить, князя Александра убить, а самому на его престоле сесть.
– А ты чей такой будешь, что в чужой спор лезешь? Ордынские ханы извечно православной церкви покровительство оказывают. Откуда вести лживые несёшь, не с московской ли стороны?13
– Не твоё дело! Вольный гость14 торгует, где желает. Из верных уст слышал я весть эту. Аккурат на Успения15 собираются татары поругание и гонение на христиан и всех русских людей учинить.
– Врёшь, собака московская! Ересь это! Не станет Щелкан без повеления хана Узбека разбой творить. А то, что щелкановы люди безобразят, так на то воля Божья. Наказание это за грехи наши. Поди-ка Богу сверху видно, кто грешен, а кто праведен. Чтобы не чистыми руками грешников наказывать, для того и прислал нам нехристей татарских.
– Сам-то ты чист ли, диакон? Народ терпеть призываешь, а о выгоде церковной не забываешь!
– Ну, всё, мужики загалдели, бабы завыли – это надолго. Пошли, сын, нечего здесь время терять. Нам ещё лодки смолить сегодня.
– Пошли, тятя. Там, наверно, уж дёготь сварили. А стрый здорово этого Дудка разделал!
– Никогда не верь уличным болтунам, Светлан.
– Почему, тятя?
– Люди не очень-то умны. Они чаще повторяют за другими, чем сами думают.
– Значит, стрый тоже не умён?
– Кабы умён был, не стал бы прилюдно с церковным подметалой лаяться.
– А тот купец, правду ли говорил, что всех в татарскую веру оборотят?
– Откуда бы ему знать, что задумал посол ханский? Может, тот Щелкан сам купчишке на ухо нашептал? Часто слухи пускают те, кому эти слухи выгодны, понял?
– А-а, вон как! А про разбой татарский, значит, диакон верно толкует, что богом кара такая ниспослана?
– Тьфу ты! Этих вообще никогда не слушай, церковь свою выгоду ищет. Их хан от ясака освободил16, они, знай, богатеют. Потому и боятся, что народ татар побьёт. Татары тогда озвереют и церкви заодно пожгут, и служек порубят.
– Не пойму я, тятя, кому ж дурные слухи против татар полезны?
– По моему разумению, тем, кто хочет татар на князя натравить и на тех, кому князь тверской люб.
– Это выходит, московскому князю нужно тверское разорение?
– Вот, соображаешь. У нас тут тоже сторонники Калиты имеются, только красятся под истых тверичей. А сами втихаря народ баламутят. В любом стаде паршивые овцы-то есть. Вот потому тебе и толкую: никогда в такие споры не встревай и всегда своей головою думай, кому и для чего слухи посланы. Уяснил?
– Уяснил, тятя.
– То-то. Скидай чистое, старое надевай. Смолить пойдём. Успеть бы, пока дожди не пошли.
«И было так, что в пятнадцатый день августа, рано утром, когда торг собирается, некто дьякон тверитин, по прозвищу Дудко, повел кобылу молодую и очень тучную поить на Волге водой. Татары же, увидев, отняли ее. Дьякон же пожалел и начал громко кричать: „О, мужи тверские! Не выдайте!“ И был между ними бой. Татары же, надеясь на свою власть, начали сечь мечами. И тотчас сбежались люди, и взволновались, и ударили в колокол, и стали вечем, и узнал об этом весь город, и собрался народ, и было смятение, и кликнули тверичи, и начали избивать татар, где кого застали…»
– Тятя, слышь, ор какой на торге? А вон дым видать, тятя, и в колокол бьют. Беда, однако, надо бежать помогать…
– Погоди, Светлан, не спеши вперёд смерти. Вон Нежданов сын бежит, поди, с вестью.
– Лю-ю-ди! Лю-ди! Тверской народ с ордынцами бьётся! Помощь зовут! Люди!..
– Погоди-ка. Говори толком.
– Ой, дядька Голосей, там такое… Наших татары мечом секут. Насмерть. Кровища! Послали со всех концов помощь кликать. Лю-ди! Тверских татары секут!
– Да постой ты! С чего они вдруг народ бить стали?
– Так у дьякона кобылу отняли, а он в крик: помоги народ честной! Ну и началось. Теперь не остановить. Там уж весь торг в драке, кто чем татар лупят. Помогать надо, дядька Голосей.
– Ладно, прежде к воеводе концевому17 беги, а уж он сам распорядится, что делать.
– Тятя, что против татар лучше – копьё или лук взять?
– Ты Светлан, больно прыток. Копьё ему! У Шевкала бойцы свирепы – одним ударом двоим таким как ты головы снимают, да притом посмеиваются, меж собою шутками перекликаются. Сейчас махом беги к мамке, скажи, чтоб вещи да харч на неделю собрала, да неси всё в дубас18, который широкий. Понял?
– Так может ещё всё обойдётся, тятя…
– И перечить не смей! А ну, как их сила возьмёт? Ошейник собачий примерить хочешь? А о братишках, сестрёнках подумал, вояка? Бери мать, младших и вези.
– Куда ж вести их, тятя?
– Вези в Тверцу, в первый приток. Помнишь ли липу великую над ручьём наклонённую?
– Как не помнить, тятя, ты ж меня на той липе порол за то, что я гнездо зорил.
– Вот, не зря, значит, порол. Дубас у липы на берег вытащи, да в ивняк запрячь, понял? Дальше пешком по бережку. За болотцем осушка высокая, на ней в зарослях балаган добрый. Туда всех веди. Да тропу не натаптывайте, чтоб не отыскали вас, в случае чего, понял?
– Отвезу и назад?
– Я те дам назад! Карауль там. Да матери помогай. Днём костёр не разводи! Ночью, в ямке жгите, помнишь, учил тебя? Вот. Топор не позабудь и лучок свой возьми, вдруг охота…
– Тятя, и сколько там сидеть?
– Сколь потребуется. Я сам за вами приду. Ты, Светлан, взрослый уже, надеюсь на тебя. Понял?
– Понял, тятя.
– Ну, ладно, беги. Постой. Ты, главное, быстро по Тьмаке19 мимо стен проскочи, да подальше держи, влево прижимай. Там речка – из лука один перестрел, опасайся. А как в Волгу20 выскочишь, сразу к тому берегу греби, и так вдоль левого иди. По течению легко пробежишь. Главное, мимо устья Тверцы не проскочи. Малый остров в устье высматривай, перед ним в протоку и ныряй, там течение поменьше. На мель только не залети. Ну, а после придётся попотеть малость против течения. Вода небольшая теперь, догребёшь. Да шест не забудь, пригодится. Ну, всё, лети к мамке. А я к воеводе подамся. До встречи сын!
«Тверитяне устремились на них с воплем. Сеча была ужасна. От восхода солнечного до темного вечера резались на улицах с остервенением необычайным. Уступив превосходству сил, моголы заключились во дворце; Александр обратил его в пепел, и Шевкал сгорел там с остатком ханской дружины. К свету не было уже ни одного татарина живого. Граждане умертвили и купцев Ординских».
«…и побели Щелкан Дюденевичь на сени, и зажгоша под ним сени и двор весь… и ту сгоре Щелкан и с прочими… И гостей ординских старых и новопришедших, иже с Щелканом Дюденевичем пришли, аще и не бишася, но всея изсекоша, а иных истопиша, а иных в костры дров складше сожгоша».