Глава 8
Слейд
Толком не помню, когда и как я заснул. Прихожу в себя, только когда входная дверь с грохотом распахивается, и я, лежа на диване, резко поднимаю голову, изогнув шею. Вижу, Райатт тоже здесь уснул, однако не ведаю, когда он вернулся. Брат подрывается со стула, на котором сидел, согнувшись, а я вскакиваю на ноги, чувствуя, как заходится сердце от столь внезапного пробуждения.
В пещере завывает ветер, и я понимаю, что уже снова стемнело: либо я проспал дольше положенного, либо буря полностью застлала солнце. Заметив копну желтых волос, я замираю.
– Джадд?
– Соскучился? – Стоя в дверях, он трясет головой, как мокрый пес, и в стороны летят капли воды.
Я вздыхаю и тру лицо рукой.
– Мои приказы и впрямь никто не слушает?
Райатт бросает на меня хмурый взгляд и отправляется на кухню.
– Нет, если приказы у тебя дурацкие, – живо отвечает Джадд.
Хочется что-нибудь ударить. Жуть как хочется.
Но потом Джадд отступает, и в комнату заходит худощавый мужчина, одетый в длинное пальто с нашитыми на плечах красными полосами, и закрывает за собой дверь.
Ходжат.
Меня переполняет облегчение, и, вытаращив глаза, я обращаюсь к Джадду:
– Ты проделал такой путь до лагеря, чтобы найти Ходжата и привезти его сюда?
– Ага.
Меня разрывает от удивления, благодарности и раздражения, что сам я до этого не додумался.
– Не за что, – улыбнувшись, говорит Джадд, снимает с плеча сумку и ставит ее на пол.
– Спасибо. – Присутствие Ходжата, который может осмотреть Аурен, немного развеивает сковавшую меня тревогу.
Они заходят в гостиную, а потом Джадд помогает нашему армейскому лекарю снять насквозь промокший плащ, пока Ходжат роется в висящей у него на плече сумке. Я слышу, как звякают флаконы.
– Хорошо, что ничего не намокло.
– Боюсь, другой твоей сумке повезло меньше, – говорит Джадд и показывает на мешок, который мокрой кучей валяется у входной двери.
– Ничего, капитан Джадд, – говорит Ходжат, стряхнув с каштановых волос воду.
Из коридора появляется уставшая Лу.
– Что-то ты долго, – зевая, произносит она.
– Ты же знаешь, как я ненавижу летать, – отвечает Джадд, сняв плащ и повесив его на крючок возле камина, где уже висит наша одежда. – Да еще и сквозь бурю прорваться пришлось. Дождь стал мокрым снегом, а мокрый снег обернулся градом. Ты была когда-нибудь под градом, пытаясь удержаться в обледеневшем седле вместе с лекарем, который боится высоты? – стаскивая сапоги, спрашивает он.
– За последнее время нет.
Он снова трясет волосами.
– Так вот это трудно.
Ходжат хмурится.
– Капитан Джадд, я впервые летал на тимбервинге, – говорит он и легонько вздрагивает, снимая мокрые сапоги. – И летать с вами… не очень приятно.
Лу фыркает. Райатт возвращается с парой оловянных кружек, от которых поднимается пар. Он протягивает их Джадду и Ходжату, которые с благодарностью берут их и хлебают бульон.
Из-за этой шуточной перепалки терпение у меня рвется, как бумага.
– Никто не хочет объяснить, почему вы не вернулись к войску, как я приказал?
Они вчетвером смотрят на меня, как на капризного ребенка, бросая на меня взгляд, так и говорящий «ну ты и устроил».
– Успокойся, – говорит Джадд и, подойдя, хлопает меня холодной рукой по спине. – С войском Оз, и они по его приказу уже выдвинулись. У него все в порядке. К тому же мы с Лу сошлись на том, что тебе понадобится Ходжат. Ради Дигби и ради… – Он замолкает и смотрит на еще лежащую на диване Аурен. – Она до сих пор не проснулась?
Я резко качаю головой.
– Извините, капитан Лу, – шепчет Ходжат и обходит ее, встав перед Аурен. Он внимательно смотрит, и левая сторона его обожженного лица от беспокойства морщится. – Капитан Джадд сказал, что нам нельзя прикасаться к ней в светлое время суток, это правда?
– Правда, – отвечаю ему я. Ходжат – единственный, помимо моего Гнева, кому я безоговорочно доверяю. Лекарь знает немало тайн, и теперь, когда он рядом, мне становится гораздо легче от того, что он может помочь Аурен. – Но она так и не позолотила подушки или чулки Лу. Не знаю, хорошо это или плохо. Возможно, она просто истощила силы.
Ходжат задумчиво хмыкает.
– Ну, уже ночь. Могу я?..
Кивнув, я отхожу, чтобы он внимательно ее осмотрел. Для начала Ходжат щупает ее лоб, проверив температуру, подносит пальцы к губам, чтобы подсчитать вдохи, ощупывает руки и ноги, а после прижимается ухом к груди.
– Ну что?
– Кажется, будто она просто отдыхает. Возможно, и правда потратила слишком много сил, как вы и сказали. Кажется, припоминаю, Ваше Величество, что и вы не раз теряли сознание, когда чересчур злоупотребляли своей силой, – с обнадеживающей улыбкой замечает Ходжат.
– Я оставил в ней частичку гнили, – выпаливаю я. – И не могу ее вытащить.
Он смотрит на меня карими глазами, окруженными морщинками.
– По-вашему, это наносит какой-то урон?
На всякий случай проверяю еще разок и качаю головой.
– Ничего такого не чувствую. Гниль просто не покидает ее тело.
Он хмыкает еще раз.
– Вы за этим понаблюдаете?
– Да.
Кивнув, он смотрит на Джадда, а потом снова на меня.
– Капитан Джадд сказал, на спине у нее могут быть раны.
Я каменею.
Джадд поднимает руки.
– Да-да, я многое ему рассказал, но, чтобы помочь ей, он должен это знать.
Я качаю головой, потому что не сержусь на него за то, что он рассказал Ходжату. Я бы тоже так поступил. Я злюсь, что просто лишь перевернул ее на бок.
– Я не мог… – Я прочищаю горло, пытаясь казаться сильнее, чем чувствую. – Я не проверял.
Потому что я трус.
Потому что я не мог этого вынести.
Ходжат не бранит меня, хотя я того заслуживаю. Он просто наклоняет голову, показав на Аурен.
– Лучше, если я сделаю это сам. Наклоните ее вперед, чтобы я осмотрел ее и, если понадобится, обработал раны.
Кивнув, я обхожу диван с другой стороны. Аккуратно беру Аурен за плечи и переворачиваю ее на живот. Ходжат тем временем роется в висящей поперек его груди сумке и достает ножницы. Не теряя времени даром, он осторожно разрезает платье.
Когда ее спина обнажается, с моих губ срывается судорожный вдох. Я слышу, как мой Гнев громко охает, и все подходят поближе, желая рассмотреть. А я не могу. Я словно прирос к полу.
Спина у нее в ужасном состоянии.
Атласные золотые ленты, которые прежде росли вдоль ее позвоночника, как оперившиеся крылья, полностью уничтожены. У нее вырвали все двадцать четыре тонкие полоски, которые ранее шлейфом тянулись за ней. Теперь же на ее окровавленной спине торчали обрубленные лоскуты около одного-двух дюймов.
Ленты Аурен были прекрасны. Бесподобны. Они показывали ее истинную натуру фейри. Они были такими же яркими и живыми, как она. А теперь их срезали, как ветку дерева, отрубили и измельчили.
«Воспользуйся лентами».
«Я не могу».
Я смотрю на обрубки, на запекшуюся на кончиках кровь и замазанную по коже золотистыми брызгами, и глаза наполняются слезами. Кончики лент искорежены и истрепаны, а кожа усеяна синяками. И даже сейчас из некоторых лоскутов сочатся золотые капли крови. Я снова проклинаю себя за то, что слишком сильно тряхнул ее, за то, что сразу не осмотрел ее. За то, что был трусом.
– Черт… – слышу от Джадда.
– Будь проклят этот монстр, – отвернувшись, выплевывает Лу.
У меня же в горле стоит такой ком, что я не могу выдавить ни слова.
– Ладно. – Ходжат, единственный, на чьем лице не отражается злость, ужас и жалость. Он ничего не сказал и не прокомментировал. Нет, он просто непринужденно, методично и без сомнений вошел в роль лекаря.
– Командир Райатт? – говорит он, обратившись к моему брату. Он один из немногих, помимо моего Гнева, знает, что у меня есть брат, который берет на себя командование войском, когда я принимаю облик короля. – Нужно, чтобы вы вскипятили немного чистой воды. – Затем он поворачивается к Лу. – Еще мне понадобится большая рубашка, которую можно завязать или застегнуть на пуговицы. Желательно такого же размера, как у капитана Озрика.
Лу и Райатт тут же расходятся в разных направлениях.
– Вы, – говорит Ходжат, показав на нас с Джаддом, – ей нужна кровать, чтобы ей было удобнее, пока я ею занимаюсь.
– Я уже развел огонь в твоей комнате, – кричит из кухни Райатт.
Кивнув, я осторожно беру Аурен на руки. Джадд идет по коридору впереди меня. Мы проходим в мерцающем свете от висящих на стенах канделябров. Джадд открывает дверь в самом конце коридора и быстро идет к кровати, стаскивает с нее меха и одеяла. В комнате тепло, камин потрескивает и излучает тепло, заливая все успокаивающим оранжевым светом, но запах плесени не уходит, поскольку комнатой давно не пользовались. Прошло немало времени с тех пор, как я останавливался здесь в последний раз.
Не теряя времени, Джадд зажигает фонарь, стоящий на тумбе, и раздвигает плотные коричневые шторы. Мы не утруждали себя установкой окон в Гроте, пожелав скрыть все происходящее внутри от внешнего мира. Тем не менее комната не кажется очень замкнутой из-за светящегося флуоресцентного камня пещеры, который отбрасывает успокаивающий синий цвет, почти напоминающий сияние звезд.
– Пожалуйста, положите ее на живот, сир, – входя в комнату, говорит мне Ходжат.
Я как можно осторожнее опускаю Аурен на постель, повернув ее голову на бок, чтобы ей было удобнее. В последний момент Ходжат почти отталкивает меня, ставит сумку у изножья кровати и начинает рыться в ней и вытаскивать предметы.
Мы с Джаддом просто стоим и наблюдаем за ним, и тогда он бросает взгляд через плечо.
– Нельзя терять времени. Капитан Джадд, вам нужно снять мокрую одежду. И, боюсь, мне тоже придется что-нибудь позаимствовать, пока не высохнет моя одежда.
– Я этим займусь. – Джадд поворачивается и уходит, а Ходжат смотрит на меня, и между его каштановыми бровями залегает морщинка. – Сир, вы не переодевались из-за шторма?
Я оглядываю себя, гадая, как же он это понял, но моя одежда из черной кожи сморщилась и огрубела, а на материале виден иней.
– Нет.
– Советую переодеться.
С мгновение я нерешительно стою и наблюдаю, как он возится с Аурен.
– Ходжат, все, что с ней…
Он поднимает руку.
– Сир, вы спасли мне жизнь. Храня ваши секреты – это меньшее, чем я могу вам отплатить. Я всегда буду оберегать то, что касается вас и остальных.
Я и так это знаю. Ходжат уже давно заслужил мое доверие. И все же, когда дело касается Аурен, мне нужно успокоиться, потому что моя фейринская сущность вся на нервах. Мне трудно смириться с тем, что, пока она в таком уязвимом состоянии, рядом с ней находится кто-то еще. Слышу поднимающийся по горлу рык и ловлю себя на том, что меня тянет к ней так, словно я хочу отгородить ее от всех.
Мне приходится убедить себя, что это Ходжат. Я доверяю ему свою жизнь и ее жизнь. Поэтому, хоть от желания защитить сердце неистово колотится, я все же заставляю себя кивнуть и отвернуться.
Направившись к двери справа, я вхожу в умывальную комнату, к которой примыкает гардеробная, и замечаю, что в канделябрах уже тлеет масло. Если, по моему мнению, в спальне пахло плесенью, то в шкафу, несмотря на висящие на вешалках сосновые веточки, пахнет еще хуже. Я быстро раздеваюсь и кучей бросаю на пол жесткую одежду.
Натянув чистую пару брюк, мимоходом смотрю в зеркало. Вен гнилой силы стало больше, и они растянулись от груди к животу. Они обвивают руки и спину, раздраженно извиваются вокруг челюсти. Они становятся такими неуемными, только когда я слишком долго подавляю гниль. Но сейчас это никоим образом не связано со сдерживаемой мной силой, а связано с женщиной, без сознания лежащей на моей кровати. Это на нее реагирует моя магия, это моя фейская сущность разгоняет силу по венам, как сердце разгоняет кровь.
Словно понимая, куда следуют мои мысли, корни на руках покалывают и дергаются, пока я не сжимаю их в кулаки. Стиснув зубы, я одеваюсь, спрятав эти линии под одеждой.
Когда я, умывшись, возвращаюсь в спальню, то замечаю, что Ходжат уже успел переодеться и теперь усердно трудится. Он заканчивает смывать кровь с лент Аурен осторожными и заученными движениями. Дымящаяся чаша, из которой он черпает воду, полна перемолотых листьев, а вся комната пропахла травами.
В комнату заходит Джадд, неся чистую миску и еще один набор тряпок, и ставит их на тумбу.
– Спасибо, капитан Джадд, – шепчет Ходжат, направив все внимание на Аурен. Мы с Джаддом смотрим, как он наносит на поврежденные края какую-то мазь, а потом осторожно накладывает вдоль спины полоски ткани, прикрывая обрубленные концы. Его нисколько не беспокоят и не смущают ее отличительные черты, его нисколько не беспокоят похожие на ткань полоски, которые он сейчас обрабатывает. Ходжат многое повидал за то время, что провел со мной.
Закончив, он моет руки в чистой миске и поворачивается ко мне.
– Я все очистил. Нужно присматривать за ранами, чтобы избежать заражения. Она должна лежать на животе или на боку. – Ходжат начинает собирать вещи в сумку, сворачивая кусочки сушеных трав и закупоривая флаконы.
– Могу я что-нибудь сделать? – спрашиваю я, презирая себя за беспомощность. Я не привык сидеть сложа руки.
– Дайте ей отдохнуть. Как вам известно, истощение магической силы тяжело может отразиться на организме. – Он снова роется в сумке, вытаскивает сушеный пион и засовывает его под подушку, а потом берет в руки сумку и обе миски. – Если позволите, я пойду к мастеру Дигби и начну его лечить.
– Да, спасибо, Ходжат.
Он отвешивает легкий поклон.
– Всегда рад вам помочь, сир.
Когда он уходит, я выдыхаю и засовываю руки в карманы.
– И тебе спасибо, – говорю я Джадду, когда он прислоняется к стене возле камина. – За то, что привез Ходжата. Я должен был сам догадаться.
– Ты был немного занят, – говорит он и зевает во весь рот.
– Иди спать, Джадд. Хреново выглядишь.
Он посмеивается, проводит рукой по загорелому лицу и чешет подбородок.
– Да уж, ты знаешь, как подбодрить мужика. Но ты прав. В нашей компании я самый красивый, поэтому важно хорошенько выспаться. Крикни, если тебе что-нибудь понадобится, мы все расположились дальше по коридору.
– Хорошо.
Кивнув, Джадд выходит, закрыв за собой дверь, а я, хоть и подремал немного, все равно чувствую себя разбитым. Я гашу огонь и, взяв стул возле небольшого стола, придвигаю его как можно ближе к кровати. Устраиваюсь поудобнее, подперев голову рукой и смотря на Аурен. Она лежит лицом ко мне, и я вожу взглядом по ее расслабленным чертам, по щекам, мягким губам. В свете камина ее кожа сияет, и я, не удержавшись, протягиваю руку и убираю прядь ее волос.
– Отдыхай, Золотая пташка, – шепчу я. – Отдыхай, а потом просыпайся ради меня.
Я засыпаю, сидя рядом с ней и слушая мелодию ее ровных вдохов и выдохов. Это единственное мое утешение. Потому что даже сейчас, когда ее аура еще слабо мерцает, а глаза закрыты, я чувствую, как в ее груди, словно в почве, поселилось семя гнили, пустившее корни.
И оно по-прежнему мне не откликается.