Трудно взять себя в руки, если они трясутся! Я сидела на стульчике, чувствуя, как стул вибрирует вместе со мной, пытаясь унести меня по коридору подальше от ужасно двери.
– Милдред Бембридж! – послышался раздраженный голос, а я едва не сползла по стенке, сливаясь с ней и чувствуя, как зубы выдают тревожную чечетку. В голове от ужаса все смешалось. Дышать удавалось строго через раз…
Дверь с грохотом закрылась, пока я усиленно вспоминала хоть что- нибудь из учебника. «На огненный шар, погруженный в человека, действует сила сопротивления, равная визгам жертвы: «Мама! Убивают!» и «Помогите! Горю!», – пронеслось в голове, а я доедала себя за то, что вчера вместо подготовки к экзаменам читала сборник магических анекдотов!
– Если бы я не х-х-ходила в т-т-туалет, то сэкономила т-т-три часа, которые могла бы потратить на подготовку к экзамену! – прошептала я, представляя сколько времени у меня было. – А если бы не ела, то двадцать часов! Почти сутки получаются!
Дверь открылась, а оттуда огненным шаром вылетела Милдред, бледная и перепуганная.
– Что спрашивали? – налетели на нее со всех сторон товарищи по несчастью. Она что-то пыталась объяснить, сползая по стенке. «Позовите некроманта! Нам нужно знать, о чем спрашивали!». Ее пытали заклинаниями, но она лишь всхлипывала, что получила «В. Возможно и лучше».
Давай, Иви, вспоминай! Параграф первый. Основы прорицания на кофейной гуще для чайников. Мозг отказывался работать, подсовывая мне все, что угодно, кроме нужного.
– На высший бал нужно предсказать, к-к-какой билет вытянешь, – послышался слабый голос Милдред. «Мы ее теряем!», – послышались встревоженные голоса, когда она снова попыталась сползти по стенке.
Дверь снова открылась, заставив всех притихнуть: «Иви Блэкроуз». Что? Я? Уже? Так быстро? Я не готова! А можно еще пару минут? "Тумс-тумс-тумс!", – колотилось в груди мое сердце, когда голос повторил: "Иви Блекроуз!".
Я шла по живому коридору, опустив глаза. «Я заберу твой учебник!», – послышался голос за спиной, пока я на негнущихся ногах входила в экзаменационную аудиторию. В воздухе висел тяжелый запах благовоний, на столике перед роскошным столом комиссии поблескивал в свете свечей хрустальный шар. Рядом с ним лежала колода старинных карт.
– Проходите, студентка, – послышался слабый голос старого ректора, а его иссохшая рука указала на парящие в воздухе билеты. – Говорите, какой билет вытяните, и получаете высший бал…
Вчера я вусмерть уморила свой хрустальный шар, задавая ему этот вопрос. Сначала он показал мне «гроб», потом «сердечко», а потом вообще отказался со мной разговаривать, банально скатившись со стола и разбившись вдребезги. С пронзительным криком мелкая магическая сущность, пойманная в шар, издохла прямо на полу в жутких муках. Хотя изготовители шара гарантировали вежливые ответы даже на тысячный вопрос за день «А он меня любит?».
– А-а-а…. – открыла я рот, глядя на старенького ректора. Седую голову венчал огромный колпак со всеми регалиями, которые уже не помещались на мантии. – Любовь до гробовой доски?
– Тяните, – махнул рукой ректор, пока комиссия сидела и обсуждала что-то свое, поглядывая в экзаменационную ведомость. Моя дрожащая рука тянулась в сторону билетов. Пальцев коснулась бумажка, а я вытащила ее, медленно разворачивая.
– Гадание на судьбу, – разочарованно прошептала я, понимая, что высшего бала мне уже не видать. «Как же душно здесь!», – обмахивалась парящей в воздухе бумажкой Мадам Донжур – преподаватель заклинаний. «Холодно!», – зашипел на нее Данстар – преподаватель зельеварения, глядя на меня мутным взглядом хронического дегустатора. Недавно он выпил какое-то зелье, и его кожа приобрела голубой оттенок.
– Давайте сразу перейдем к практике! – послышался раздраженный голос мадам Донжур, а она открыла окно заклинанием. – Я просто сейчас задохнусь!
– Закройте! Я простыну! Между прочим, магия многое потеряет в моем лице! Куда больше, чем в вашем! Каждый день я вношу свой органический вклад в магию, жертвую собой, чтобы магия не стояла на месте. И каждый день мои эксперименты выливаются в научное открытие! – проскрипел Данстар, насупившись и злобно закрывая окно заклинанием.
– Впервые слышу, чтобы унитаз называли «научным открытием», – фыркнула Мадам Донжур, снова пытаясь заклинанием открыть окно. Ректор посмотрел на них, и они успокоились. – Как же душно! Я сейчас кого-нибудь задушу!
– Не понимаю, что я здесь вообще делаю? – скрипучим голосом спросил Данстар, насупившись и оградившись ото всех. – Еще не хватало, чтобы я заседал в комиссии по гаданию на ромашке! Знаете, в чем отличие мужчин и женщин? Женщины гадают на ромашке, а мужчины на рюмашке. Если их не любят, женщины огорчаются, а мужикам уже все равно.
Я решила не обращать внимания и осторожно села в кресло, тревожно посмотрев в молочную гладь магического шара. На алом бархате появился конверт, а ректор кивну: «Открывай!».
–– Ваша задача, адептка, рассказать про этого человека все, что знаете и предсказать его будущее! Но для начала расскажите свое будущее! – произнес он, клюя носом.
Я положила руки на холодную сферу, напоминающую луну, сосредоточилась и стала всматриваться в клубящийся серый туман. Внезапно туман собрался в странный символ, а я закусила губу, надеясь, что речь идет о большой коричневой змейке, свернувшейся в калачик.
– Я вижу… Вижу…, – неуверенным голосом произнесла я, поглядывая на результат.
– Эви, соберитесь! – послышался строгий голос ректора, пока я упорно пыталась рассмотреть загадочные символы. То, что появлялось в туманной дымке, напоминало детей недосыпа и перепоя. Я усиленно пыталась вспомнить, что означает задница на паучьих лапках, весело пляшущая канкан.
– … Как там вас? А! Иви, это – государственный экзамен, по результатам которого будут выдавать дипломы! – послышался раздраженный голос Мадам Донжур, которая глотала воздух, словно рыба. – Сосредоточьтесь и начинайте!
Задница на паучьих лапках бросилась танцевать вприсядку, а потом маршировать, размахивая трусами, похожими на мои.
– Я что-то ее не помню, – послышался подозрительный скрипучий голос Данстара, а он прищурился на меня, расчесывая козлиную бородку так, словно строит план мирового заговора по захвату вставной челюсти и очков.
– Тихоня и магическая посредственность, – послышался шепот мадам Донжур, а она посмотрела на ведомости. –Звезд с неба никогда не хватала… Так, с серединки на половинку. По боевой магии у нее тройка с минусом.
Я поежилась, вспоминая летящий в меня сгусток огня и крик «Команда была – сиськи в пол! Команды спиной в стену не было, мокрица!».
Мои руки делали круговые движения вокруг сферы, а я пыталась сконцентрироваться и настроиться.
– Понятно. Ничего особенного, – послышался равнодушный зевок Данстара, а я облизывала пересохшие губы.
– Хорошо, Эва, – послышался раздраженный голос ректора, пока я честно пыталась достать шпаргалку, заправленную в трусы. – Переходите к личным предсказаниям… В письменном виде, пожалуйста. Господа и дамы, по окончанию экзаменов объявите, чтобы все собрались в главном зале. Я торжественно буду осуществлять передачу полномочий новому ректору.
– Почему в конце года? Можно же в начале? – удивилась Мадам Донжур, поглядывая на меня. Я делала очень сосредоточенный вид и создавала видимость глубоких знаний.
– Я сам прекрасно понимаю, что силы у меня уже не те, так что не хочу затягивать с преемником, – вздохнул ректор, пока все вынуждены были согласиться. – Я стал стар, а моя магия уже не та, что была раньше… Боюсь, не удержу…
Дрожащими пальцами я вынула из конверта длинный седой волос, рассматривая его на свету.
Так! Кому он может принадлежать? Я пробежала взглядом по головам комиссии. Мистер Эвэрейдж спал, скрестив руки на груди и откинув голову. «Я не понимаю, почему он меня бросил? Я просто сожгла котел!», – слышался возмущенный шепот Мадам Айвори, которая преподавала артефактологию. Она протирала заклинанием модные очки со светлячками и вытирала скупую слезу. К ней склонилась Мадам Тунш, обладательница красного каре, которое никак не сочетался с пушистыми зелеными бровями. «Это несправедливо! А почему сгорел котел?»,– поддерживала она подругу. «Потому что сгорела вся кухня!», – обиженно отозвалась Мадам Айвори. «А почему сгорела вся кухня?», – глаза Мадам Тунш округлились. «Потому что сгорело все фамильное поместье!», – снова обиженно произнесла Мадам Айвори. «А из-за чего сгорело поместье?», – поинтересовалась Мадам Тунш, поднимая зеленые брови. «Я просто зелье забыла погасить… Варила, варила, а тут по магическому кристаллу сериал пошел! Ну разве это повод кричать на меня? Разве это повод бросать меня?».
Я смотрела на седой волос, а потом взяла в руки перо и бумагу. Ладно, что мы можем знать про обладателя седых волос? То, что он – старик! Раз волос тонкий, вероятней всего – очень древний старик. Присмотревшись к ректору, я поняла, что волос длиннее. Посадив кляксу на черновик, я стала со злостью делать предварительные записи, исходя из собственных наблюдений. Что мы имеем? «Старое пердло!», – написала я на черновике, прекрасно понимая, что на чистовике это превратиться в опытного, убеленного сединами чародея, который прожил долгую и очень достойную жизнь. Я осторожно подергала волос, проверяя его на прочность. «Где-то пахнет венками! Черви на кладбище обыскались!», – записала я в черновик, делая, вид, что усиленно подглядываю в магический шар. «Возможно, жизненный срок, отведенный этого почтенному старцу, не так долог», – прикинула я, снова делая бесполезные пассы над шаром.
Мне показали такое, от чего я забегала глазами. Два силуэта, мужской и женский сплелись в таких объятиях. У меня глаза на лоб полезли. Где-то в трусах у меня лежала шпаргалка по любовным символам и значениям, а я осторожно лезла за ней, стараясь не привлекать лишнего внимания.
– Как вам не стыдно! – послышалось осуждающее со стороны комиссии, а я замерла, делая вид, что им просто показалась. Покрывшись румянцем я, села скромной отличницей, усиленно сочиняя дальше.
«Любовная сфера. Годы его юности уже прошли, а орган из многозадачного превратился в монозадачный. И то в последнее время задача дается с трудом… Он помнит, что такое женщина, но не помнит, что с ней нужно делать!», – записала я в черновике, пытаясь вспомнить еще пару фактов про стариков и приплести картинку в тумане. Семьдесят процентов совпадения уже считается хорошим результатом!
«Если раньше он мог нести две сумки с ингредиентами, то сейчас несет мудрое, доброе, вечное, никому не нужное! И бред по субботам!», – записала я, чувствуя, как от нервов дрожат руки. Перо коснулось моих губ. Я нервно расстегнула ворот рубашки.
«Иногда забывает, куда и зачем шел. Чаще всего это происходит возле туалета», – мучилась я, напряженно кусая губы и перо. Мне было душно и зябко одновременно. Противные часы тикали, отмеряя время экзамена. Ректор спал, клюя носом, остальные увлеклись разговорами, даря мне драгоценные минуты на подготовку.
«Мечтает тряхнуть стариной, но старина уже не тот. Шоркает тапками. Пердит в присутствии родственников. Забывает мыться и не подозревает, что его носки похоронят вместе с ним и закроют саркофагом!», – записала я, вспоминая одного мерзопакостного старикана, из-за которого моя мать была лишена наследства.
Через пять минут я иссякла. До конца экзамена осталось две минуты. Меня холодным одеялом накрывала паника. Я пыталась переписать все на чистовик. Получалось как-то негусто!
– Шарик, – взмолилась я, поглядывая на комиссию, обсуждающую будущую передачу Академии. – Я прошу тебя… Помоги… Мне бы хоть троечку…
– Помочь? – послышался тихий шепот. Во млечном мареве сферы черными прожилками стал проступать маленький комочек тьмы. На меня смотрели светящиеся белые глазки. Нечто улыбалось мне противной улыбочкой, пока я уцепилась за последнюю надежду сдать этот дурацкий экзамен.
– Дай-ка подумать… Почему бы и нет! Только вот в обмен на маленькую услугу! – заметил комочек тьмы.
– Что ты предлагаешь? – опасливо спросила я, боясь, что мой шепот услышит кто-нибудь из комиссии. Маленькая черная клякса выглядела забавно, особенно, когда строила задумчивую рожицу.
– Освободи меня, – послышался жалобный голосок. На меня посмотрели очень грустные глазки, с белыми и черными точками. – Мне очень плохо и грустно… Я хочу посмотреть мир… Представляешь, я сижу взаперти уже много-много лет… Один – одинешенек. Меня все лапают руками без разрешения. Даже там, где я не позволял меня трогать!
Я отдернула руку, видя, как грустные глазки проследили за моей рукой, становясь еще больше и грустнее. Он напоминал маленького черного паучка, скромно ковыряющего лапкой в лапке.
– Ну пожалуйста, – послышался умоляющий голосок. – Когда я тебе помогу, ты просто случайно толкни локтем шар и все… Я тихонько просочусь под плинтус… Тебе-то терять нечего. Экзамен тебе уже поставят, останется только дождаться диплома…
Я нерешительно смотрела на тьму. Глазки ее дрожали, расширившись так, что у меня сердце дрогнуло.
– Или у тебя сердца нет?– всхлипнул темный клубочек, а его черные губки задрожали.