Андрей Воронцов
– Поговори с ним.
– О чем?
Мысленно чертыхнувшись, Андрей постарался взять себя в руки, чтобы голос звучал как можно спокойнее:
– Об абсурдной идее с женитьбой.
Цесаревич скосил на него взгляд и спросил с насмешкой, которая так и сочилась из голоса:
– Хочешь сказать, его императорское величество не в состоянии принимать здравые решения? Намекаешь на его преклонный возраст или и вовсе считаешь моего отца идиотом?
Андрей с удовольствием бы признался, кого именно он здесь считает идиотом, но ссориться с наследником не входило в его планы. Он надеялся, что Игорь, перестав язвить и издеваться, войдет в положение друга и поможет ему избежать этой кары.
Назвать по-другому надвигающуюся на него женитьбу у князя язык не поворачивался.
– Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать. Я не могу жениться на Софье. Это…
Андрею пришлось прерваться – навстречу, бросая на них застенчивые взгляды и пряча улыбки за кружевными веерами, шли три придворные красавицы. Поравнявшись с наследником, они грациозно опустились в реверансах и, обласканные его взглядом, засеменили дальше. В этот час прогуливаться в парке Пламенного было приятно.
Каждая из этих девушек несла в себе искру силы своего рода. А Софья… Кого она ему подарит? Такого же слабого ребенка, какой сама была когда-то? Если вообще сумеет разродиться. Станет не только позором Вяземских, но и его наказанием.
– Кто-то на ней в любом случае должен жениться. Может, ты, Шуйский, захочешь принести себя в жертву? – весело поинтересовался у своего адъютанта цесаревич.
Алексей от такого предложения нервно вздрогнул. Выдавив из себя улыбку, покачал головой и сказал в тон наследнику:
– Кто я такой, чтобы лишать Воронцова столь редкого подарка судьбы?
– И то правда, – довольный ответом, с улыбкой согласился цесаревич.
Пройдя по аллее, сплетающейся у них над головами множеством зеленых арок, молодые мужчины вышли на открытую площадку, оставив далеко позади белоснежные стены дворца, просторные террасы и мраморные фонтаны, перламутровыми островками разбросанные по зеленому полотну сада.
Цесаревич любил по утрам развлекать себя стрельбой из пистолетов. Слуга, их сопровождавший, не теряя времени раскрыл ящик, на крышке которого блестела серебряная монограмма, и с поклоном подал один из пистолетов, уже заряженный, наследнику.
– Воронцов, составишь компанию? – Игорь взглядом указал на второй пистолет.
– Лучше мне сейчас не брать в руки оружие, иначе вместо мишени я могу случайно попасть в тебя, – раздраженно бросил князь.
– Смело, – усмехнулся наследник и, отвернувшись от друзей, прицелился.
– Не следовало вообще ее трогать, – не способный успокоиться, продолжал Андрей.
– Запоздалые сожаления. Вчера ты не спешил вмешиваться.
– Надеялся, что тебе хватит ума остановиться.
К счастью для князя, в тот самый момент прогремел выстрел, заглушивший его слова, и пуля врезалась в рассохшееся дерево мишени, выбивая из нее щепки.
– Андрей, уймись, – предупреждающе шикнул на друга Шуйский, стоявший рядом и прекрасно все слышавший. – Исправить в любом случае уже ничего нельзя. Разве что…
– Что? – вскинулся Воронцов.
– Есть у меня связи с заморскими купцами. Может, они что интересного подскажут. Много где бывали, многое знают.
Андрей лишь раздраженно покачал головой. Сомнительные связи Шуйского всегда вызывали в нем опасения.
– Я долго буду ждать? Лешка, отомри! – раздался нетерпеливый возглас цесаревича.
Повинуясь приказу наследника, Шуйский бросился к нему со вторым пистолетом, а первый передал слуге, чтобы тот его зарядил.
– Слышал, ваше высочество тоже скоро женятся, – проговорил Алексей, надеясь разрядить обстановку и хоть немного отвлечь Андрея от мыслей о пустышке.
Игорь раздраженно поморщился:
– Очередная придворная сплетня, ничем не подтвержденная. В ближайшее время прощаться со свободной предстоит только нашему бедняге-князю.
– Но как же? Его величество буквально сегодня говорил, что брак с Шарлоттой Ганноверской – дело решенное.
В следующее мгновение Алексей шумно сглотнул. Дуло пистолета, направленного на мишень, вдруг уставилось на него своим черным глазом, заставив испуганно шарахнуться.
– Еще одно слово об этой корове, и целиться я буду уже в тебя, – угрожающе щурясь, процедил принц. – Как думаешь, куда попаду?
«Только зря потерял время», – с досадой подумал Андрей, наблюдая за тем, как Игорь с явным наслаждением запугивает адъютанта, получая от этого не меньшее удовольствие, чем от стрельбы по мишеням.
Достучаться до такого, как цесаревич, было делом совершенно гиблым, бесполезным.
Отвернувшись от друзей, Игорь прицелился и выстрелил.
– Может, тогда в кабак? – придя в себя, предложил Андрею Шуйский. – Расслабишься немного, зальешь горе.
Заливать горе было не в привычках Андрея, но…
Но в этот раз можно сделать и исключение.
Андрей и сам не заметил, как ноги привели его к храму Многоликого. Посещение кабака «на полчаса» растянулось на добрую половину дня, а с Шуйским по-другому и не бывало. Молодой князь смутно помнил, когда простился с другом, и теперь тщетно пытался понять, что он тут делает.
Его мучила жажда, но он застыл у ступеней храма, разглядывая величественные купола: хрустальный, олицетворяющий магию жизни и смерти, магию равновесия, рубиновый – огненную стихию, сапфировый – водную, серебряный – воздушную и золотой – земли.
Неожиданно для себя Андрей испытал восхищение, то самое детское восхищение, когда мир кажется многогранным, необъятным и хранящим в себе столько тайн! Такое, какое испытывал лишь однажды, еще совсем мальчишкой, когда отец впервые привез его в столицу и отвел в храм Многоликого… Сердце защемило от тоски. Он любил отца. И его ранняя кончина до сих пор отзывалась тихой болью в груди.
Андрей тряхнул головой, прогоняя непрошенные мысли, и попытался понять, как оказался в этой части города.
Много не пил, но голова все равно хмельная. От тяжелых мыслей, от приказа императора, ножом полоснувшего по сердцу. Отец бы в гробу перевернулся, узнай, что его наследника заставляют жениться на пустышке!
Запоздалый стыд опалил щеки. Матушка и сестры наверняка уже прибыли в столицу. Как же, императорской милостью маги доставили порталами…
Он бы эту милость в пригоршню да раздавил! Хуже петли на шее…
А вместе с ней и навязанную невесту!
Всего-то стоило опоздать, прийти позже. Что он раньше там не видел? Как фрейлины развлекаются с цесаревичем? Жеманничают, кокетничают, глазки строят да играют в недотрог? И ни капли не стесняются посторонних – невольных свидетелей забав наследника.
За десять лет, что были знакомы, Андрей повидал немало, но ему и в голову не приходило, что императорский отпрыск способен на насилие. Когда он превратился в такую скотину? Когда вседозволенность вскружила Игорю голову?
Андрей жалел, что понял все слишком поздно и не вмешался сразу, как увидел цесаревича, страстно прижимающегося к княжне. Все могло быть иначе, если бы не его предубеждения в отношении придворных кокеток. Андрей не любил продажных девок, будь они хоть тысячу раз титулованными. Прыгать в кровать к цесаревичу, чтобы извлечь выгоду для себя и своего рода, а затем быть выданной замуж за олуха, у которого и выбора отказаться нет.
Таким олухом теперь был он. Трижды идиотом, из-за которого род сильных, могущественных колдунов прекратит существование.
И вот этого он себе простить не мог.
Будь жив дед Игоря, император Дмитрий-Александр-Смарагд Рюрикович, названный так в честь государя всея Руси, первым открывшего в себе магический дар, он бы сослал внука на границу, защищать родину от хаоситов. И там бы оставил, пока тот уму-разуму не наберется. Андрей знал от отца, что покойный император был строгим, жестким, но справедливым как к народу, так и к своей семье.
Будучи мальчишкой, он завидовал императорской семье, единственной обладавшей магией всех четырех стихий, в то время как остальные колдовские роды могли похвастаться или одной, или максимум двумя… А потом, повзрослев, понял, что чем больше сил, тем больше ответственности. Как и понял, что царский род вырождается, долгое время не появлялось детей с четырехгранным даром. Нынешний император обладал лишь тремя стихиями, а Игорь владел и того меньше – двумя, как и сам Андрей.
– Что ж ты, молодец, не весел, что ж ты голову повесил? – вкрадчивый голос, раздавшийся откуда-то сбоку, заставил Андрея вздрогнуть. – На судьбу злишься, государя проклинаешь?
Сухие пальцы коснулись его локтя. Андрей с удивлением вгляделся в лицо старика с кривой улыбкой, сидящего на ступенях лестницы и простершего к нему руку.
– А то и проклинай – заслужил!
«Сумасшедший», – подумал Андрей и собирался уже отойти, когда старик, погрозив ему заскорузлым пальцем, продолжил:
– А ты не балуй да не гневи бога! Не торопись отказываться от дара, милостью божественной тебе ниспосланного.
– Какого еще дара? – нахмурился князь.
В то самое мгновение зазвонили колокола, и из церкви живым потоком хлынула толпа. Андрей опомниться не успел, как его оттеснили от нищего, и тот затерялся за радугой пышных юбок.
Пытался к нему протиснуться, но люди обступили нищего, а когда лестница опустела, старика уже не было.
– Может, вообще почудился? – пробормотал Андрей и тут же себя отругал: – Сам виноват, нечего было тащиться с Шуйским в кабак!
Кликнув извозчика, скучавшего на козлах двуколки, Андрей нетвердой походкой направился к повозке. Назвал адрес и вдруг почувствовал острое желание обернуться.
– Что с тобой происходит, Софья? Ты всегда была мне послушна, а теперь огрызаешься. Я тебя не понимаю!
Хмурую девицу в светлом платке и платье в мелкий цветочек Андрей узнал сразу. Его невестушка… Огрызается? Вяземская слыла девушкой тихой, забитой, но вчера в музыкальной гостиной нашла в себе храбрость дать отпор Игорю. Не сразу, но все же сумела проявить характер.
Нежный цветочек с колючками? Молодой колдун усмехнулся, наблюдая за тем, как его, прости Господи, невеста следом за теткой спускается по ступеням лестницы. Недовольная родственница продолжала ее распекать, а девчонка у нее за спиной корчила смешные рожицы.
Вот тебе и забитая мышка.
Забравшись в двуколку, Андрей мрачно приказал:
– Поехали!
Что там говорил юродивый? Про дар что-то лепетал. Точно сумасшедший! Он по-прежнему считал, что Софья Вяземская – его наказание и погибель.
Девушка была пустой, а в будущем пустым станет его род.
Маша Семенова
Прошло несколько дней.
Несколько кошмарных дней, в которые я не раз и не два нарушила завет бабки. Она говорила не злиться? Да это просто анриал! Если честно, я уже зверела от жизни в четырех стенах. От отношения ко мне князя, от вездесущей Татьяны, а заодно и от всей этой предпраздничной кутерьмы. По большому счету мне было плевать, в чем выходить замуж, хоть голой под венец идти.
Ну а что? Высказала бы таким образом немой протест. Вдруг Воронцов передумал бы жениться или император в сердцах отправил бы эксцентричную девицу в монастырь на перевоспитание. Всяко лучше, чем ломать голову над тем, как избежать брачной ночи и найти магию. Словно эта самая магия, как морковка на грядке, – дернул из земли, и она вся в твоей власти.
Подозреваю, что такое случается только в сказках.
Первые дни я мучилась сомнениями: верить словам нищенки или не стоит? В итоге решила, что раз магия здесь не чудо, а обыденная реальность, то почему бы и местной сумасшедшей не иметь дар предвидения? Впрочем, как для сумасшедшей она была уж слишком меркантильна.
За отданный перстенек я получила по полной программе и от «тетеньки», и от «батеньки». Последний пришел в такую ярость от поступка своей пустоголовой дочери-растеряши, что попытался прописать мне то ли пинок, то ли подзатыльник. Уж не знаю, чего он ко мне кинулся, однако ждать удара не стала и вовремя ушла с траектории его движения без малейших для себя потерь.
Чего не скажешь о князе. Бедолага неуклюже запнулся о ковер и полетел носом в пол. Красиво так летел, а как бранился! Ну прямо чайка-матершинница.
Именно тогда впервые мне почудился чужой смех, но я решила, что это кто-то из слуг не сдержался. Они вечно крутились рядом. Странно, что Татьяна, присутствовавшая при разборе полетов, никак не отреагировала на столь бесцеремонное проявление эмоций.
Спустя еще пару дней поняла, что нет, веселилась не прислуга. А если и прислуга, то очень хорошо маскирующаяся. Дальше – хуже. Иногда, чаще в моменты собственной эмоциональной несдержанности, пусть не очень разборчиво, но я выхватывала отдельные слова, которые, правда, никак не складывались во что-нибудь вразумительное. Получалась какая-то ерунда! Я уже не знала, то ли от всей этой предсвадебной суеты схожу с ума, то ли за мной действительно кто-то наблюдает.
В довершении ко всему тело княжны оказалось ну очень капризным и проблемным. Для него, для тела, было сущей пыткой стоять перед швеями навытяжку. Должно быть, тем что-то не нравилось, потому что в меня, не переставая, тыкали и тыкали множеством булавок. Еще и Татьяна окрикивала, не позволяя сделать хотя бы короткий перерыв между примеркой нарядов. И словно этого было мало, сознание жалил чужой смех.
Все, прощай крыша, привет шизофрения.
Понятное дело, Софья с физкультурой не была знакома – кисейная барышня и все такое, – и мне, девушке более чем активной, каждый день наворачивавшей с десяток километров, сейчас приходилось трудно.
Не взирая на протесты плоти, я заставляла себя больше двигаться и гулять неподалеку от дома. Чаще через скандал, в сопровождении Татьяны, ведь с домашнего ареста меня так и не сняли. Все только усугубилось после падения князя.
Но я не вешала нос и уже неплохо пользовалась новым статусом обреченной. Тьфу ты! Конечно же, обрученной! Хотя скорее и то, и другое… Не стесняясь, грозилась «папеньке», что обязательно пожалуюсь всем и каждому, что невесту держали в подвале, без еды и ультрафиолета. Только поэтому она закатила в храме истерику за минуту до венчания и замуж выйти ну никак не может.
Просто не в форме.
Понимай князь, что это пустые угрозы, быть мне поротой. Однако я была сама серьезность, а потому выигрывала битву за битвой.
Жаль, в войне за собственную свободу быть мне побежденной.
Теперь по утрам и вечерам я делала короткую зарядку. Пусть и понимала, что этого мало, однако тело должно привыкнуть хотя бы к незначительной нагрузке, а потом уже начну заниматься серьезно: утренняя пробежка, поднятие веса, бикрам-йога… М-м-м… В баньке да на лоне природы – самое то для придания себе тонуса.
Вот и сейчас я корячилась на полу, пытаясь выполнить хорошо знакомую с детства лягушку или хотя бы нормально прогнуться. Получалось не очень. Этому телу не хватало гибкости, уже не говорю про выносливость. Еще и мышцы безбожно ныли от нагрузок, которые давала себе в прошлые дни.
Я злилась, фырчала и упорно выполняла упражнение. Ничего-ничего, мне и приседания поначалу не давались. Аж до головокружения. Дайте время, и легкость поселится в этом теле!
Я снова потянулась, изо всех сил желая коснуться стопами хоть какой-то части своего тела, и тут услышала:
– Пфууу!
Признаться, поначалу решила, что организм решил избавиться от лишнего, и даже покраснела. Хотя чего стыдиться? Что естественно, то не безобразно, но… Это была не я.
Замерла в неудобной позе, настороженно прислушиваясь. По идее, в моей спальне никого быть не должно. И дверь я стулом подперла, чтобы никто не вломился в самый неподходящий момент. Однако кроме собственного натужного дыхания ничего не услышала.
«Глючит», – решила скорбно и снова с упорством носорога потянулась.
– И тут она сломалась, – раздалось откуда-то сбоку.
– Кто? – спросила машинально.
– Спина, конечно. Это чего, девонька, новый вид пыток? А почему я не в курсе?
На удивление ловко вернувшись в исходную позицию, я села на одеяле и стала цепко оглядываться.
Что за чертовщина…
– Невидимка, отзовись! – потребовала громко и тут, как назло, кто-то с силой рванул за дверную ручку.
– Софья! – послышался из-за двери требовательный голос «тетушки». – Ты зачем закрылась? Пора примерять платья!
«Опять?» – мысленно застонала, однако тут же опомнилась и возмутилась.
– Какие платья? Сначала умываться и завтракать!
Я быстро поднялась с пола, чтобы уничтожить следы преступления, ну то есть утренних упражнений. Вернув покрывало с одеялом на кровать, пошла отодвигать стул.
– Софья, немедленно открой!
– Сейчас…
Татьяна коршуном влетела в спальню. Сначала заценила бардак на кровати, потом хищно оглядела запыхавшуюся меня, после чего непонятно зачем бросилась к окну, которое я оставила приоткрытым, чтобы проветрить после сна комнату. Резко подалась вперед, рискуя полететь прямо в розовые кусты, и стала что-то выискивать взглядом, но так и не преуспев в этом занятии, вернулась к кровати и сдернула одеяло.
Вот ведь странная дама.
– Она бы еще простыни твои понюхала, а заодно и исподнее, – прокомментировал невидимка.
Ну, или все-таки шизофрения.
Потому что слышать голоса – первый признак сумасшествия, а если кроме тебя их больше никто не слышит – верный диагноз.
Поздравляю, Маша, ты спятила!
Впрочем, спятила я немного раньше – когда поняла, что нахожусь не в своей уютной квартирке, а в параллельной реальности.
– Софья? Ты меня не слушаешь?
Да я бы с радостью, но это тоже нереально.
– Все осмотрели? Шкафы проверять не будете? А сундуки? За ширму тоже не помешало бы заглянуть. – Я выдержала пристальный взгляд «тетки» и не удержалась еще от одного совета: – Под кровать тоже. Чтоб уж наверняка.
– Софья? – Татьяна аж поперхнулась от негодования. – Что с тобой происходит? Чем это ты тут занималась? Немедленно отвечай!
– Мой досуг – мое личное дело. Я ведь не спрашиваю вас, чем вы занимаетесь по утрам за закрытыми дверями своей спальни и от вас тоже жду хотя бы немного такта.
Я злилась больше на себя, чем на Татьяну. Точнее на свое бессилие что-либо изменить. Там, на Земле, у меня остались родители, дедушка с бабушкой, которые во мне души не чаяли, а тут? Псевдотец, лелеющий в сердце мечту свернуть доченьке шею, чужой жених, который, больше, чем уверена, с радостью наведет на меня какую-нибудь магическую порчу, и такая же фальшивая тетка, привыкшая играть в любовь и сочувствие. Это Софья могла обманываться на ее счет, но только не я.
– Я твоя тетя и желаю тебе добра. – Тон интриганки резко поменялся, став мягким, медовым, вкрадчивым. – Софушка, это все из-за подготовки к свадьбе. Из-за нее ты сама не своя. Да-да, все дело в этом…
Лихо она списала изменения в характере Софьи на скорую смену статуса девушки.
– Ты слишком волнуешься и переживаешь, – продолжала сюсюкать Татьяна и протянула ко мне руку, чтобы коснуться лица.
Я отстранилась, не желая, чтобы меня гладили.
– Правда? И когда оставили меня одну на балу? Тоже думали о моем благе? Так куда же вы тогда так внезапно подевались?
Взгляд и выражение лица Татьяны резко изменились, стали вдруг какими-то хищными.
– Вот как заговорила? Да если бы не я, засиделась бы ты в девках, если вообще вышла замуж! – грубо проговорила она и села прямо на незаправленную кровать. – О развлечениях цесаревича всем известно, одна ты в облаках витала, мечтая, чтобы он просто взглянул на тебя.
На такие подробности память Софьи была скупа, но симпатия к Игорю у девушки точно имелась… Наверное, для молодых, неокрепших девичьих умов он был кем-то вроде мегапопулярной рок-звезды. Или там какого-нибудь нефтяного магната. Вот на него все и западали.
И Софья, бедняжка, запала… До определенного и очень трагического момента.
– Я и подсуетилась, как видишь, удачно. Не убыло бы от тебя, с царским сыном помиловаться. Все знают, что девиц замуж опосля выдают!
– Вы! – От гнева, нахлынувшего штормовой волной, в висках зашумело. – Да как вы посмели?!
– Помолчи! – строго обрубила Татьяна. – Ты ничего не знаешь о жизни и о том, как горька девичья доля! Мне уже почти сорок, а я так и не познала семейного счастья. Не подержала у груди свое дитя! Не хочу, чтобы ты прошла через все то, через что прошла я!
– Возможно, вы хотели как лучше, но методы, тетушка, у вас грязные, – в тон ей ответила я. – Вашими стараниями теперь я знаю о предательстве.
Я вовремя прикусила язык, чуть не сказав о том, что ее стараниями также погибла настоящая Софья. Нет, пока во всем не разберусь, никто не узнает о том, что место ее племянницы заняла Маша Семенова.
– Тебе радоваться надо, что замуж отдают за молодого, богатого, а что магии в тебе нет, так это уже не твоя забота. Будешь умной девкой, позволишь мужу заиметь ребенка от магички на стороне, да признаешь как своего!
– Что?! – Я опешила не от того, что мне гипотетического бастарда навязывают, а от рассуждений Татьяны. По ее мнению, что, колдуны на дороге валяются?
Вон даже у такого сильного рода как Вяземские детей одаренных нет.
– Ты помолчи и все же меня послушай. – Татьяна грустно усмехнулась. – Я тебе не враг, Софьюшка, а уж окромя меня правды тебе никто не скажет.
Словно мне нужна ее правда.
– Ликом ты не дурна, да и приданое за тобой сам батюшка император дает: ни много ни мало двадцать тысяч золотых! Станешь с мужем ласковой, все меж вами и наладится.
– Конечно, дело же в ласке, а не в том, что я навязанная невеста, – ядовито отозвалась я, вернув себе дар речи. – Ласково придушит в порыве страсти.
И пойдет делать бастарда.
– Глупая! Князь Воронцов с тебя пылинки сдувать будет, не посмеет чего дурного сотворить. Сам император проследит за тем, чтобы жизни твоей ничто не угрожало.
О да, этот-то проследит!
– Значит, вы понимаете, что жених не рад мне настолько, что у него возникнет желание причинить мне боль? И все равно настаиваете на свадьбе? И вот кто вы после этого?
– Тетя твоя, детка. Желающая тебе добра, – мило улыбнулась старая дева. Не сказала бы, что сильно старая, да и не дева, а самая настоящая ведьма! – Только добра, позже еще поблагодаришь.
– Да скорее земля с небом местами поменяются, чем я вас поблагодарю! – в сердцах воскликнула я, сжимая кулаки от бессилия что-либо изменить.
– Ах молодость, молодость… Чрезмерная порывистость, горячность, – мечтательно прикрывая глаза, пропела Татьяна. – Но… время не ждет. Умывайся и приходи в Сиреневую гостиную. Швеи уже ждут.
– А вы не боитесь, что я расскажу князю?
– А и расскажи, – поднимаясь, беспечно кивнула интриганка. – Расскажи, как тетка Татьяна сыграла на пороках цесаревича. Да только он тебе не поверит. Императорская семья для князя Вяземского безгрешна и любое кривое слово в их сторону обойдутся тебе розгами. Ты же не хочешь на собственной свадьбе сидеть, кусая от боли губы?
Не дожидаясь ответа, громко позвала:
– Беляна! Поди скорее сюда! Помоги княжне!
– Ух, змея! – Меня такая злость взяла, что перед глазами зарево встало. Опомнилась только когда поняла, что «тетка» давно ушла, а предо мной стоит испуганная служанка.
Пришлось брать себя в руки. Незачем пугать ни в чем не повинную девушку. Приветливо ей улыбнувшись, позволила помочь мне умыться и одеться, хоть с первым и сама бы неплохо справилась. Но княжеская доля – она такая.
Сопроводив меня в Сиреневую гостиную, где по стойке смирно стояли швеи и их помощницы, Беляна не ушла, осталась прислуживать мне за завтраком.
Я бегло осмотрела просторную комнату: огонь, уже почти погасший в закопченном зеве камина, широкая, расписанная красками ширма с изображением сакуры, роняющей на ветру нежные лепестки, бесчисленные платья на вешалках… Взгляд то и дело возвращался к «родственнице». Что-то меня царапало в этой картине…
«Тетя» вольготно расположилась на софе у камина и уже пила чай. Ждать племянницу, чтобы позавтракать вместе, не стала. И это тоже неприятно царапнуло. Воспоминания Софьи об этикете подсказывали, что будь она хоть трижды родственницей, обязана выказывать уважение к той, чей титул выше. Я – княжна, Татьяна – кузина почившей княгини, дочь обнищавшего барона. По положению много ниже меня, а ведет себя так, словно в этом доме она хозяйка.
Даже не встала при моем появлении, но, если верить энциклопедии чужих воспоминаний, была обязана. Хотя бы при посторонних. И пусть мне, Маше, на этикет фиолетово, но для Софьи соблюдение условностей было важным. Впрочем, будь она сейчас здесь, молча бы проглотила очередную обиду.
– Наконец-то, – недовольно произнесла «тетя». – Беляна, нужно быть расторопнее. У меня нет времени торчать здесь полдня!
Ну и не торчи.
– В следующий раз накажу! – швырнула в девушку, как камень, угрозу.
Еще и служанку мою отчитывает… Слишком хорошо устроилась.
– Простите, – опустившись в низком, почти раболепном поклоне, выдохнула Беляна.
Ну знаете ли…
– Все – вон! – прорычала я, не хуже огнедышащего дракона. Огнем еще плеваться не начала, но, если это утро продолжится в такой же тональности, точно в кого-нибудь плюну. Например, в Татьяну. – Беляна, останься.
– Софушка?
Швеи при моем приказе дернулись, но уставилась на «тетку», явно ожидая ее реакции.
– Вон, я сказала!
Второе «вон» уже благотворнее подействовало на их моторику. Выбегали дружно, толкаясь в дверях и торопясь друг друга обогнать.
И тут наконец соизволила подняться Татьяна.
– Софья… – багровея, начала она.
– По какому праву вы отчитываете моих слуг? Еще и им грозитесь. Беляна служит мне и, смею напомнить, жалованье ей платите не вы. Впрочем, вы здесь ни за что не платите…
Не в бровь, а в глаз. Лицо Татьяны исказилось в недовольной гримасе, сделав ее старше лет так на двадцать.
– Я твоя тетя!
Знаем, слышали, проходили.
– Беляна, – я обернулась к служанке, нервно мявшей юбку дрожащими пальцами, – пока свободна. Войдешь, когда позову.
– Да, барышня. – Отвесив еще один поклон, девушка поспешила уйти с «поля боя».
– А не загостились ли вы, тетушка? Смотрю, хозяйкой себя возомнили. Слугами распоряжаетесь, выказываете неуважение к наследнице рода в присутствии посторонних. Не рано ли княжеским титулом себя наградили?
Я била наугад, но попала в яблочко. То, как женщина на меня зыркнула, не оставляло сомнений. Она испытывала досаду от того, что я догадалась.
Вот истинная цель Татьяны! Замуж за князя собралась! Губа не дура и запросы, как говорится, барские.
Возникает закономерный вопрос: а не рассчитывала ли она на смерть Софьи? Если не прямо в руках цесаревича, то позже, от чувства стыда? Наложила бы на себя руки – и нет наследницы.
Может, она хотела именного этого? А что, отличный ход. Князь вдов уже три года, тут погибает опозоренная дочь, рядом Татьяна, которая и утешит, и в постели приголубит… А позже и к женитьбе настойчиво подтолкнет. Мол, лишил чести девичьей – бери в жены. И уже будет не важно, что магии в ней нет ни капли.
– Не тебе решать, загостилась ли я, – высокомерно отозвалась она. – Мне оказана милость княжеская, и не тебе ее отнимать!
– Может, и так. – Я улыбнулась аферистке. – Да только это мой дом. И вы будете выказывать мне почтение, иначе я сделаю все, чтобы отец перестал быть таким гостеприимным, и раньше, чем пойду под венец.
– Угрожаешь? – прошипела Татьяна. – Правильно князь говорит, новые возможности вскружили тебе голову!
Достала.
– Отойдите.
– Но… – вспыхнула «тетка».
– Немедленно.
Наверное, что-то такое, нехорошее, прозвучало в моем голосе. Татьяна возмущенно фыркнула и прошла к окну. Замерла, напряженная и прямая, словно ее на вертел нанизали.
Тяжело вздохнув, я позвонила в колокольчик, вызывая прислугу. Беляна тут же вернулась.
– Принеси, пожалуйста, завтрак, – попросила, опускаясь на край софы. – И позови швей.
Те также не заставили себя ждать. Дружной цепочкой протянулись в гостиную и застыли, кидая опасливые взгляды на Татьяну, продолжавшую стоять у окна и делавшую вид, что она сама, добровольно, туда переместилась. Ну-ну… Швеи сразу сообразили, что произошла рокировка власти, и переключили на меня все свое внимание.
– Давайте уж, начинайте, – сказала я, когда Беляна, приняв от слуг тарелки, расставила их передо мной и сняла с блюд крышки.
Пока буду есть, можно бегло посмотреть все, что они успели нашить. А платьев было немало…
Помимо венчального, в котором буду красоваться перед женихом и гостями в храме, невеста обязана иметь с десяток сменных нарядов, которые, кстати, по традиции оплачивались женихом. Однако в моем случае щедрость проявил император, взяв на себя все обязательства по подготовке к свадьбе.
И зря я не интересовалась этим моментом раньше и доверила все Татьяне. Я же могу выбрать драгоценные камни для украшения платьев, которые потом можно будет срезать и продать.
Мало ли, вдруг от Воронцова придется бежать?
Швеи засуетились и первым делом продемонстрировали мне звезду программы – уже готовое подвенечное платье. Я не сильно разбиралась в нынешней моде, однако память Софьи настойчиво намекала, что платье не должно походить на мешок из-под картошки, пусть и выполненное из дорогой ткани. Да еще и с закрытой горловиной, от которой вниз к груди убегала вереница жемчужных пуговиц. Непонятные кружева на рукавах и еще больше их же на юбке. Может, действительно традиция такая запихивать невест в нечто несуразное? Или опять «тетя» постаралась?
– Провинциалка на выданье, – раздался смешок… откуда-то с потолка.
Вот что за ерунда?!
– Всем сразу станет ясно: в этом платье знатная репка спрятана.
Судя по невозмутимым лицам швей, ни одна из них комментатора не слышала. Татьяна тоже не подавала признаков жизни. Другими словами, вела себя на удивление тихо.
Естественно, я ничего не ответила, но понервничать понервничала.
Интересно, так теперь все время будет? Я слышу того, чего другие не слышат?
– Мне не нравится фасон, – нахмурившись, вернула взгляд на подвенечный наряд.
– Софья, в таком платье под венец шла сама императрица! – «ожила» Татьяна. – Ее величеству будет приятно увидеть тебя в нем и вспомнить о прошлом.
Подлизываемся к семейке недонасильника? Чур, я в этом не участвую.
– И много девиц сейчас в таком выходит замуж? – Я посмотрела на швей, те тактично опустили взгляды. Вздохнув, добавила: – Все с вами ясно.
– Позвольте показать другое, – робко начала одна из модисток, самая молоденькая, но была тут же остановлена родственницей Софьи, которая чуть ли не коршуном бросилась к ней.
– Не смейте показывать княжне этот разврат!
– Не смейте не показывать, – резко отбила я пас.
Татьяна опять завелась:
– Прекрати это! Прекрати немедленно! – раздраженно выкрикнула она. – Невеста должна быть скромной, целомудренной, чистой!
– А что, если по дороге в храм в пыли запачкается, все, замуж не возьмут? – флегматично прокомментировала шизофрения и поделилась советом: – Слышь, девонька, если замуж совсем неохота – вываляйся в грязи.
– Показывайте, – проигнорировав возмущения приживалки и свое сознание, снова потребовала я.
– Сейчас все сделаем, – скромно улыбнулась другая швея, постарше, и отправила свою помощницу за платьем.
– Я этого так не оставлю, – гадюкой прошипела Татьяна. С высоко поднятой головой продефилировала к выходу, а уходя, грозно сообщила: – Князю пожалуюсь!
Да хоть Папе Римскому.
«Все, девонька, готовь мягкое место. Как пить дать выпорют», – посоветовал невидимка, правда, уже не сверху, а из камина.
– Да заткнись ты! – не выдержала я, и швея, рассказывавшая о забракованном Татьяной платье, примолкла.
– Это вы мне, княжна?
– Нет, нет, вы – продолжайте.
Это я своему сознанию.
Не прошло и нескольких минут, как помощница вернулась. Платье было еще заготовкой, о чем мне спешно сообщили модистки, после чего начали наперебой расписывать, каким оно будет по итогу.
– Будете примерять?
– Буду, – кивнула я.
Беляна помогла мне раздеться за ширмой, и уже в шесть рук, со швеями и их помощницами, меня облачили в подвенечное платье.
– Юбка будет пышной, – щебетала швея, красиво присобирая ткань. – А вот тут пустим вышивку золотой нитью. Получится очень красиво. Мы ведь сразу его предлагали, но барыня сказала, чтобы было как у императрицы…
– Забейте на барыню.
Я осеклась, когда с порога прогремел грозный бас, сразу всех напугав. Всех, кроме меня. Я к грозному басу псевдоотца уже успела привыкнуть.
– Софья!
От неожиданности швея дернулась и случайно уколола меня булавкой. Я ойкнула.
– Все вон! – продолжал разоряться Вяземский.
– Пошла жара! – радостно взвизгнуло в камине.
Слуги и швеи мгновенно самоудалились, оставив меня с моими противниками: пунцовым от злости князем и очень довольной Татьяной.
– Кто дал тебе право распоряжаться в моем доме? Это я пригласил Татьяну и не тебе ее выгонять!
– А ведь я всего лишь пытаюсь помочь. Стараюсь изо всех сил. Все ради тебя, голубушка, – горько всхлипнула «тетя», поднося к сухим глазам кружевной платочек.
Ее игра на публику в лице князя заставила что-то внутри вспыхнуть и заискриться. Помню-помню, нищенка наказывала не злиться. Но как прикажете оставаться спокойным удавом, когда тебя во всем пытаются продавить?
– Поменьше пытайтесь.
– И ведь платье-то красивое. Загляденье просто. И так ладно сидит, – делая вид, что меня не слышит, продолжала Татьяна. – Уж не знаю, чем оно ей не понравилось.
– По-моему, отлично сидит, – обежав меня быстрым взглядом, согласился его сиятельство. – Тебе, Софья, лишь бы придраться.
– На мне другое платье, – процедила я, продолжая злиться или скорее уже звереть. – Не то, что она предлагала. Ее вон на ширме висит!
– Замолчи! – рявкнул князь. – Неблагодарная ты девчонка!
В этот момент случилось две вещи. Первая и неожиданная: ярко полыхнул огонь в камине, хотя до этого и не думал яриться – угли уже едва тлели. Вторая и приятная: Татьяна, неосмотрительно занявшая боевую позицию возле камина, получила по мягкому месту розгой из пламени.
Как красиво юбка горела! Просто загляденье!
Но для меня все ушло на второй план: и причитания князя, и визг командирши. В языках пламени на мгновенье мелькнула морда, расплывшаяся в довольной улыбке. Довольной и немного жуткой.
Меня передернуло.
Уйди, нечистый!
Глава четвертая,
про семейные посиделки и интимное общение с благоверным
Не желая все это видеть, зажмурилась, а когда открыла глаза, морда исчезла. Правда, на ее месте тут же нарисовалась другая, не менее красная, даже можно сказать багряная. Это папенька, встав прямо передо мной, решил озвучить свои сентенции:
– Это все ты, Софья! Вот, посмотри, до чего ты меня доводишь! – указал он на верещащую Татьяну, которую Беляна самозабвенно хлопала полотенцем по заднице.
Лупила от души, словно пыталась спасти барыню не только от огня, но и от целлюлита. А может, выбить из нее ее черную душонку.
Не знаю, что там насчет целлюлита и душонки, но пламя быстро погасло.
Беляна расстроенно завздыхала.
– Ты наденешь то платье! – Княжеский перст нацелился на облако античных кружев, небрежно перекинутое через ширму. – Это приказ!
Не успел он договорить, как платье, словно по мановению волшебной палочки, занялось пламенем. Тут уж Татьяна не выдержала и с криками «Пожар! Пожар!!!» выскочила из гостиной, а следом за ней умчался и князь.
Даже не посмотрел в мою сторону, боров бессердечный. Не побеспокоился об единственной дочери!
Я на всякий случай поспешила на улицу, утащив с собой и впавшую в ступор Беляну. Мало ли, вдруг огонь с ширмы перекинется на шторы и шелковые обои. Тут уже одно полотенце точно не поможет.
К счастью, обошлось. Слуги, примчавшиеся на вопли «тетки», быстро погасили пламя, распахнули в комнате все окна и принялись за уборку.
– Давно такого не было, чтобы барин, сорвавшись, огнем кидался, – торопливо избавляя меня от платья в Софьиной спальне, бормотала Беляна. – Нельзя ему так гневаться. Плохо это.
– Это Вя… отец устроил светошоу?
– Свето… – растерянно начала девушка, и я поспешила исправиться:
– Подпалил Татьяне юбку, а потом спалил к чертям собачьим платье.
Там, в Сиреневой гостиной, на какое-то мгновение мне показалось, что это я стала катализатором пламени. А получается, что Вяземский?
– А больше-то и некому, – слабо улыбнулась служанка. – У барыни нет силушки, да и у вас тоже не… – Беляна осеклась и, опустив глаза, пробормотала: – Сейчас принесу вашу одежду.
Недоделанное подвенечное платье вернули портнихам с наказом срочно его доделать. Шить новый наряд, подхалимский, времени уже не было – послезавтра в церковь.
От этой мысли настроение стало хуже некуда. У-у, как же не хочется связывать себя ненужными узами!
После обеда, который в наказание за все мои грехи велели подать в комнате, Вяземский явился ко мне и «обрадовал» еще больше:
– Вечером поедем к Воронцовым. Будешь знакомиться с будущими родственниками. Но если ты, Софья, и там что-то выкинешь… – На одутловатом лице князя стали расплываться красные пятна.
– Все будет зависеть от вашего поведения, папенька, и поведения вашей будущей жены.
– Какой жены?! Ты что несешь?!
– Это вы спросите у Татьяны. Вот прямо сейчас отправляйтесь к ней и спрашивайте, – благословила его на долгую дорогу в «теткины» покои.
Распахнув дверь, взглядом попросила выметаться. Недобро зыркнув в мою сторону, совсем не по-отцовски, Вяземский ушел. Уж не знаю, к Татьяне иль еще куда, но когда за ним закрылась дверь, я, не сдержавшись, процедила:
– Достали! Все! Мне домой надо, а я в их цирке исполняю роль дрессированной мартышки!
В сердцах пнула туфлей ножку пуфика. Легче не стало. В душе клокотала злость от бессилия что-либо изменить, и как с ней справляться, я не представляла.
– Сочувствую тебе, девонька. Чисто по-человечески, – послышался уже знакомый голос. Он доносился из платяного шкафа и сейчас казался как никогда реальным. – Жизнь твою молодую губят. Никто не жалеет.
Вспомнив про померещившуюся в огне морду, я поежилась и, преодолевая страх, на цыпочках двинулась к шкафу. Выдохнула чуть слышно и, приказав себе не быть трусихой, распахнула резные дверцы.
Пусто. За кулисами из юбок никого не было.
– Смотрю я на тебя и думаю, пропадешь ты тут одна. Без меня. Мира не знаешь, законов тоже. Магии не обучена, выживанию при дворе… Ой, про это и говорить нечего!
Новая тирада была озвучена где-то в районе кровати, к которой я и бросилась, горя желанием поймать звуковую галлюцинацию.
Если повезет, глюк окажется не глюком и можно будет поставить диагноз, что я не свихнулась.
– Может, хватит? – Опустившись на колени, откинула покрывало и едва не завизжала.
В метре от меня, ехидно улыбаясь, сидело нечто… чертообразное.
В другой конец спальни я улетела со скоростью света. Забилась в угол, не зная, то ли креститься, то ли звать на помощь. По идее, здесь не крестятся, а значит, не спасет и не поможет. Тогда…
Я уже открыла рот, собираясь позвать хотя бы Беляну, когда нечисть, деловито выбравшись из-под кровати, обиженно проворчала:
– Все вы бабы одинаковые. Чуть что – сразу разоряетесь. А это, между прочим, обидно и неприятно. Ты, девонька, по моим меркам тоже не красавица. Хвоста нет, рогов тоже. Бледная, тощая… Тьфу, одним словом.
Пока черт ворчал и подробно расписывал, какая я уродина, я смотрела на него расширившимися от страха и удивления глазами. При внимательном рассмотрении он меньше походил на черта и больше на какого-нибудь диковинного зверька.
Морда не то лисья, не то волчья – никаких свиных пятачков и искаженных человеческих черт. Вместо копыт пятипалые лапы. Сейчас неведомое существо вполне уверенно стояло на задних. Короткая ярко-красная шерстка и на лбу маленькое светлое пятнышко, как у какой-нибудь буренки.
Вот рога и хвост имелись. Первые – маленькие, почти терялись за лисьими ушами, второй – длинный, как плетка, заканчивался пушистой кисточкой, ярко-оранжевой, словно лепесток пламени.
– Ты… ты что вообще такое? – когда первый шок прошел, пробормотала я.
– Что? – вскинулся черт. Выпятив мохнатую грудь, оскорбленно выдал: – Не хами, девонька.
– Я не хамлю, а пытаюсь понять, кто ты.
– И вот так всегда с вами, иномирянками, – вздохнуло непонятное создание, а я замерла. Штирлиц, караул, нас раскрыли! – Ни манер, ни такта. То «чтокают», то «тыкают», а я, между прочим, старше тебя на… Но, впрочем, неважно.
Отлипнув от стены, я сделала к нему несколько несмелых шагов. Так, Маша, вдох-выдох, не паникуем, разбираемся с ситуацией поэтапно.
– Ты знаешь, кто я?
– Еще бы не знать, ты ж меня и призвала. Приманила своими эмоциями и пробуждающимся даром. А тут надо же – душа иномирная! Да еще к этому миру не привязанная.
Пока я обтекала, анализируя сказанное, чертяка снова затараторил:
– В общем, я всегда держу лапу на пульсе событий и помогаю таким, как ты, невоспитанным девицам.
– Это я-то невоспитанная? Ты еще даже не представился, а уже который день меня пугаешь!
– Резонно, – хмыкнул чертяка и, стащив с головы невидимую шляпу, шутливо поклонился. – Четлонтармуэль Магор-Виньецкий, Четвертый и Единственный, Великолепный и Неповторимый! Можно проще – господин Четлон. Для близких друзей просто Чет или старина Виньецкий. Но мы с тобой еще даже на брудершафт не пили, чтобы подружиться, так что остановимся на господине Четлоне. Ты, я так понимаю, Машка?
– Откуда узнал?
Ладно душа ему видна, но имя-то на лбу не написано!
– Ты сама себя так называла. Не далее как вчера сидела вон там возле зеркала, смотрела на не-свое отражение и бормотала: «Не кисни, Машка, прорвемся». Не знаю, куда ты собралась прорываться, но сбегать не советую. На улицах даже такая сушеная килька кому-нибудь да приглянется. Ну ты понимаешь, о чем я.
Странный гость подмигнул, после чего, запрыгнув на кровать, закинул ногу на ногу… вернее, лапу на лапу, достал прямо из воздуха скрученный в трубочку листок бумаги и, развернув его, с деловой интонацией в голосе продолжил:
– Значит так, Машка…
– Маша, – поправила его я. – Лучше госпожа Мария. Мы ведь с тобой на брудершафт еще не пили, – вернула его же реплику.
А то ты посмотри какой нахал! «Машкает» он тут мне. Но нахал очаровательный, и кисточка эта на хвосте так и манит ее пощупать.
Оторвавшись от чтения, черт вскинул на меня взгляд, чему-то усмехнулся и сказал:
– Перейдем сразу к делу: возвращаться домой собираемся или здесь планируем остаться?
– Собираемся! – с жаром заявила я. – Хоть сейчас!
– Хоть сейчас не получится. Необходимо выполнить ряд условий, утрясти формальности, обсудить твою ситуацию с руководством.
– Руководством?
Чет выразительно покосился на потолок, в лепном обрамлении которого поблескивала хрустальными висюльками огромная люстра.
– И первое, что надо будет сделать, – это подписать договор. Увы, девонька, даже у нас, верховных, бюрократия цветет и пахнет.
– Что еще за до…
Не успела я закончить, как перед моими глазами, снова из ниоткуда, материализовался лист бумаги, на котором крупным каллиграфическим почерком было выведено: «Дѣло Машки». Далее шли совершенно неразборчивые каракули, а в самом низу мелким шрифтом было написано опять же нечто невразумительное.
Ну знаете ли…
– Это что? – Схватив бумажку, потрясла ею перед хитрой лисьей мордой. – Договор с дьяволом? Подписывать, я так понимаю, надо кровью?
Нашел идиотку.
– Тпру, девонька, куда это тебя унесло? Почему сразу кровью? И где ты дьявола увидела? Я, Машка, – хранитель стихии: верховный аджан! – гордо произнесло странное существо. – А подписывать будем чернилами. Магическими.
С этими словами он хлопнул лапами и передо мной прямо в воздухе зависла алого стекла чернильница с золотым пером, по краю которого обжигающей канвой вилось пламя.
– Здесь ничего не ясно, – опустив взгляд на бумажку с каракулями, хмуро сказала я. – И вообще, я не стану ничего подписывать, пока не получу ответы. Что значит, я призвала тебя? И как это не привязанная к миру?
– А вот так, – дернул ушами Чет. – Лучший якорь для души – семья. А ты, поросеночек невоспитанный, только замуж выходишь и чувств особых к жениху не питаешь. Впрочем, коли дите появится…
И я вздрогнула, моментально вспомнив наказ нищенки: никакого интима.
– Не появится! – выпалила и перенаправила разговор в менее щекотливое русло: – И что значит «хранитель стихии»?
– Это я тебе потом расскажу, девонька, – махнул он лапой и, заглядывая мне в глаза, продолжил с хитрющей улыбкой: – Так подписывать будем?
Договор призывно засиял, но ответить я не успела, как и задать другие, вертевшиеся на языке вопросы. Коротко постучав, в спальню вбежала запыхавшаяся Беляна.
– Госпожа! Мне велено помочь вам собраться!
Рогатого бюрократа она не заметила, хотя тот не потрудился исчезнуть. По-видимому, его видела и слышала только я.
Может, все-таки сошла с ума?
– Собраться куда?
Беляна потупила взгляд и смущенно произнесла:
– На вечер к князю Воронцову, вашему жениху.
Черт, совсем забыла про жениха.
Делать нечего, пришлось собираться. Сначала выбирали вместе платье. Беляна показывала, а я отметала вариант за вариантом, втайне досадуя, что в гардеробе Софьи не завалялось ни одной пары джинсов, футболки и кроссовок. Все кружавчики да воланчики, горошек, вышивка, цветочки… Аж тошно.
– Ты, Машка, так и к завтраку не соберешься, – скопировал мем «рука-лицо» хранитель.
– Просто я не хочу выглядеть глупо.
Беляна встрепенулась, решив, что я обращаюсь к ней, и еще усерднее принялась носиться от шкафа к кровати и обратно. На покрывале уже успела образоваться внушительная разноцветная горка, а платья все не кончались.
– А как вам такое? Нет? И это тоже не нравится? – Служанка завздыхала. – Обычно барыня этим занималась, сама выбирала и решала…
Удивительно, как еще Софья в туалет не ходила с разрешения барыни.
– Барыня уволена.
Без трудового пособия.
Чет фыркнул и перебрался на ворох платьев. Улегся, подперев голову лапой, и продолжил наблюдать за моими страданиями.
– Голосую за это, – выудил из кучи тряпья иссиня-черный атласный рукав. – Стильно, немарко, практично.
И очень подходит по цвету к жизненной полосе, которую я в данный момент проходила.
– Давай черное, – решила я довериться вкусу странного гостя. – Ты его мне, кстати, даже толком не показала. Сразу бросила на кровать.
– Черное? – удивилась Беляна. – Но как же… Вы же в нем матушку свою хоронили! Да одарит Многоликий милостью своей ее светлую душу…
– А через два дня буду хоронить свою свободу.
– Но свадьба… это же такая радость … – растерянно пробормотала служанка.
Понимая, что в наряде с похорон я даже в карету не успею забраться – сразу погонят обратно, переодеваться, тяжело вздохнула и, приблизившись к постели, вытащила из-под задницы Чета первое попавшееся платье – из бледно-розового, словно прибитая пылью маргаритка, шелка.
– Пусть будет это.
– Чудесный выбор, госпожа!
Беляна облегченно выдохнула и встала позади меня, чтобы расшнуровать корсаж. Я нервно покосилась на Чета – глаза у черта загорелись.
– Отвернись!
– Мне отвернуться? – растерянно уточнила служанка.
Ну вот и как мне с ним при посторонних разговаривать?
– Да что я там не видел? – демонстративно зевнул чертяка, не преминув добавить: – А в твоем случае, девонька, даже если бы захотел, ничего и не увидел бы. Тут ни монокль, ни лупа не помогут.
Если честно, я немного обиделась. Грудь у Софьи имелась и была очень даже красивой. А что в целом худенькая да слабенькая – это ничего, поправим.
– Давай лучше зайдем за ширму, – попросила я Беляну и вместе с ней спряталась от бесстыжего взгляда хранителя.
На сборы ушло, наверное, часа два. Я думала, что с внешним видом можно не заморачиваться, но, покопавшись в Софьиных воспоминаниях, поняла, что на званый вечер здесь наряжались как на бал: сложная прическа, перчатки, украшения. Обязательно веер и атласные туфельки с пряжками или розетками. Впрочем, память хозяйки тела оказалась скупа на эти сведения. В гости княжну не возили и о том, как полагается выглядеть знати на торжественном событии, Софья знала только из уроков по этикету.
Бедная девочка.
Существо с неудобоваримым именем исчезло так же незаметно, как и появилось. С одной стороны, я была рада – можно было не опасаться, что опять что-нибудь ляпну при Беляне. С другой, у меня к нему осталась куча вопросов, которые еще не успела озвучить, но которые не давали покоя.
Он сказал, что это я его приманила, своим пробуждающимся даром. И что это значит? Софья не была пустышкой или это моя залетная душа решила отличиться? И кто тогда спалил в Сиреневой гостиной платье и отхлестал по заднице Татьяну?
Князь, черт или все-таки Маша?
От мысли, что, возможно, во мне есть искра силы, в груди стало горячо, почти запекло. Мне и хотелось, чтобы это оказалось правдой (все-таки здорово владеть магией!), и в то же время было боязно. С огнем, как говорится, шутки плохи.
И вот еще что: если Андрей узнает, что никакая Вяземская не пустышка, а девушка с даром, как отреагирует? Обрадуется? Возможно. И ка-а-ак возьмется за создание потомства. А мне разве можно? Не можно.
Поэтому не буду я радовать князя. Пусть и дальше считает, что Софья Вяземская – не подарок, а наказание. Тогда, может, и не будет спешить с брачной ночью.
И я выиграю хотя бы немного времени, чтобы отыскать дорогу на Землю.
«Отец» встречал меня постной миной, казалось, намертво приклеившейся к его одутловатой княжеской мор… Лицу, короче. Весь такой важный, надменный, едва удостоивший взглядом свое проблемное чадо, когда слуга помог мне забраться в карету.
Напротив князя с видом скорбного ангела восседала Татьяна. Пришлось пристраиваться рядом, потому что возле его сиятельства места банально не осталось.
– Трогай! – Вяземский нетерпеливо ударил набалдашником трости по крыше карете.
Я едва успела собрать в кучку юбки, прежде чем дверца захлопнулась и экипаж покатил к воротам.
Татьяна скосила взгляд на мое платье, едва прикрытое легкой короткой накидкой, и демонстративно хмыкнула. Мол, по ее мнению, выбор так себе. Я этот хмык так же демонстративно проигнорировала и отвернулась к окошку, наполовину занавешенному выгоревшей на солнце шторкой.
– Эти перчатки плохо сочетаются с платьем, – не выдержав, завела свою шарманку «тетя».
Я мысленно досчитала до десяти. Спокойно, Маша, не кипятись. Подумаешь, продолжает тебя подзуживать. Будь выше этого. Будь…
– И куда смотрела Беляна? – Татьяна продолжала возмущаться. – Эти украшения совершенно не подходят к…
Корова.
– Еще одно слово, и я сниму и перчатки, и украшения, раз они вам так не нравятся. А заодно и платье – вы его тоже явно не оценили, – и пойду на ужин к князю в исподнем. Уверена, уж он-то мой вид точно оценит. Вместе со своими родственниками. Как вам такой план, «тетушка»?
Татьяна открыла было рот, собираясь поделиться своими соображениями относительно моего блестящего плана, и тут вмешался Вяземский:
– Успокойтесь. Обе. Вы меня так в могилу сведете.
– Конечно, конечно, ваше сиятельство… Простите нас! – сразу заюлила Татьяна, напомнив мне преданно виляющую хвостом собачонку. – Я просто пытаюсь помочь нашей девочке проложить себе дорогу к счастью.
От твоих попыток девочка сатанеет.
Вслух я этого не сказала, но так посмотрела на Татьяну, что та наконец примолкла.
Зато князь продолжил:
– Из-за тебя, дочка, я сегодня сорвался. Едва дом не сжег, а потом весь день мучился с сердцем.
– Имей хотя бы немного сострадания к своему бедному отцу, Софья, – тут же активизировалась потенциальная будущая княгиня.
Может, пешком пойти к жениху, так сказать, нагулять аппетит? Снаружи хотя бы воздух не ядовитый и никто не шипит змеей над ухом.
– Это все от переедания, батюшка. Все от переедания, – искренне сказала князю и заметила, как тот снова багровеет.
Ладно, лучше заткнусь. Вдруг и правда это он в Сиреневой гостиной увлекся пирокинезом, а я вообще не при делах.
– Давайте лучше полюбуемся городскими пейзажами, – предложила мирную альтернативу и продолжила созерцать сонные улочки Московии, по которым громыхал наш экипаж.
С одной стороны, не терпелось добраться до дома Воронцовых, ведь чем скорее этот вечер начнется, тем скорее закончится. С другой – было боязно. Мы не виделись почти неделю, и я не представляла, какой окажется эта встреча.
Каким окажется он.
Вдруг Андрей только на первый взгляд нормальный мужик, а на второй и третий точно такой же, как их чудовищный принц. Ведь стоял же, смотрел, как тот меня раздевал и лапал. Не вмешивался до последнего. Да и будь Воронцов нормальным, не водил бы дружбу с таким гадом.
Эти мысли расстраивали и навевали тревогу. Еще и черт черт-те куда подевался, а мы ведь так и не обсудили возможные варианты моего побега из этого мира.
– Прибыли! – со взволнованной улыбкой возвестила Татьяна, когда экипаж остановился перед высокими коваными воротами.
Нервно закусив губу, я скользнула по особняку взглядом. Тот поражал размерами и роскошью фасада. Повсюду, куда ни глянь, сложные лепные узоры, обрамленные ею же бесконечные ряды окон. Длинные балконы, просторные террасы… И все это великолепие в окружении цветущего сада.
– Ваше сиятельство, посмотрите, как красиво! – восхитилась «тетя», веером гоняя по карете воздух. – И как же хорошо, что наша Софушка станет именно Воронцовой! Дальней, но все же родней императорской семьи.
О, боги! Только не говорите, что Андрей с цесаревичем дальние, но все же родственники?
Хреново.
И тут еще надо разобраться, у кого из нас двоих генетика плохая. Софья всего лишь пустышка, а у кое-кого кровь явно с душком.
Наконец ворота отворились, и карета покатила к парадному входу, на ступенях которого стоял мужчина в черном.
«Дворецкий», – определила я.
Несколько раз вдохнула и выдохнула, но так и не смогла успокоиться. Наоборот, стоило выйти из кареты и направиться к ступеням лестницы, охраняемой с обеих сторон каменными орлами, как ноги стали ватными.
Дворецкий низко поклонился, приветствуя гостей, и повел нас через просторный холл к двустворчатым дверям с резными наличниками. Распахнув их и объявив о появлении гостей, снова поклонился.
– Прошу, милостивые господа.
Прежде чем мы переступили порог комнаты, «отец» шепнул мне на ухо:
– Веди себя прилично, Софья. Не позорь меня.
В гостиной, достаточно большой, но загроможденной мебелью, нас встречала статная дама и две девушки. Одна, занявшая позицию за креслом дамы, была навскидку немного старше Софьи, другая, стоявшая от них справа, – еще совсем девочка, лет пятнадцати или даже младше. И только у нее на лице я заметила некое подобие улыбки, а в глазах любопытство. Лица остальных казались непроницаемыми.
Я сразу поняла, что мне здесь не рады.
– Ваше сиятельство, – все-таки заставила себя улыбнуться дама, с напускной благосклонностью взирая на князя. – Княжна…
Стоило ей перевести взгляд на меня, как от благосклонности, пусть и фальшивой, не осталось и следа. Княгиня Воронцова (а судя по внешнему сходству с Андреем, я имела неудовольствие общаться именно с ней) нахмурилась и даже слегка поморщилась.
– Премного благодарны за приглашение, ваше сиятельство, – медово проговорил «отец», едва склоняя голову.
Татьяна дернула меня за руку, требуя изобразить книксен, или как это у них называется. Согнуть колени, в общем, и опустить глаза долу.
Пока я опускалась и опускала, чувствовала, как по мне змеями ползут откровенно враждебные взгляды.
– Софья очаровательная девушка, – наконец снизошла до комплимента княгиня.
Обмен любезностями был обязательным в высшем свете, хоть и явно тяготил эту женщину.
Не знаю, сколько ей натикало, но ее все еще можно было назвать красивой. Пусть черты лица и стали с возрастом резче, подчеркнутые морщинами, но не утратили своей привлекательности и благородства. Каштановые волосы были уложены в простую, но элегантную прическу, а темное платье с воротником-стойкой придавало этой даме еще больше строгости.
– Благодарю, ваше сиятельство, – кивнул князь и улыбнулся.
Молчание. И снова обмен взглядами, от которых меня отвлек уже знакомый голос с ехидными нотками:
– Я бы на твоем месте, девонька, ничего здесь не ел и не пил. Или вон сначала дал попробовать болонке. – Чет, материализовавшийся словно из ниоткуда, вольготно развалился на диване, подложив себе под голову бархатный валик, и махнул рукой в сторону очаровательной собачки, пушистым ковриком разлегшейся у камина.
Псина, будто его услышав, приподняла голову и тихонько заскулила.
Остальные присутствующие хранителя не видели.
– Андрей сейчас подойдет, – вернул меня к действительности лишенный эмоций голос княгини. – А пока предлагаю познакомиться. Это мои дочери. Анна. – Девушка, стоявшая за креслом, шагнула вперед и тоже изобразила некое подобие книксена. – И Наталья.
Младшенькая, слегка покраснев, опустилась в реверансе.
– Очаровательные красавицы, – явно робея перед княгиней, глупо хихикнула Татьяна, за что удостоилась косого взгляда от князя.
Еще вопрос, кто его тут будет позорить.
Княгиня снисходительно улыбнулась и предложила:
– Прошу, ваше сиятельство, располагайтесь. Софья, – мне снова досталась улыбка удава, – присаживайтесь. Хочу послушать о вас, пока Андрей не пришел.
А может, он и не придет?
Было бы хорошо…
Князь устроился на диване, рядом с чертом, которого продолжал в упор не замечать. Я опустилась в кресло напротив хозяйки дома, а Татьяна осталась стоять. Может, ей по статусу не полагалось садиться или еще что, но места ей так и не предложили.
– Расскажите о себе, – попросила ее сиятельство, заставив меня мысленно чертыхнуться.
– Давай, жги, Машка, – благословил меня рогатый. – Только не в прямом смысле слова. Навешай им картофельных шкурок на уши, чтобы отстали.
Навешать им картофельных шкурок на уши… Да запросто!
Нырнув в Софьины воспоминания, я сказала:
– Я родилась и выросла в Вязьме. Батюшка с матушкой весьма пеклись не только о моем здоровье, но и об образовании. Они регулярно выписывали учителей из столицы. До пятнадцати лет у меня была гувернантка из Бритии, поэтому я неплохо владею бритским. И еще лучше говорю на франкском.
Слушая меня, княгиня кивала, почти удовлетворенно, и я даже было поверила, что для нас еще не все потеряно, когда со своего места за креслом подала голос Анна:
– А еще, как нам стало известно, вы неплохо музицируете. Особенно вам нравится этим заниматься в компании мужчин, не так ли?
Начинается…
Ее сиятельство даже не попыталась одернуть нахалку. Наоборот, едва заметно (но все же заметно!) презрительно усмехнулась.
– Мне нравится этим заниматься в любой компании. Хотите, и для вас после ужина сыграю, – ответила я в тон язве.
– Думал, вы больше не садитесь за клавиши. Из-за неприятных воспоминаний, – раздался от двери голос, заставивший меня вздрогнуть.
Холодный, немного насмешливый, пронизанный горечью. Точно таким же был и взгляд Андрея.
Даже не пытается скрыть, что я для него что камень на шее.
– На самом деле я сильнее, чем кажется, и предпочитаю не хранить, а расставаться с неприятными воспоминаниями, – улыбнулась князю.
Холодно и тоже насмешливо.
Чтобы не думал, что я считаю дни до нашей свадьбы.
– А такие уж они были неприятные, раз привели к столь приятному для вас финалу? – продолжала язвить его сестрица.
– Аня, достаточно, – оборвала дочь княгиня. Но как-то уж слишком мягко, почти нехотя.
Вяземский молчал, но судя по красным пятнам на щеках, этот разговор ему очень не нравился. Лицо Татьяны оставалось непроницаемым. Вполне возможно, что ей-то как раз все нравилось.
– Я всего лишь озвучила очевидное, – с притворной невинностью промурлыкала девица.
То есть здесь можно озвучивать очевидное? Что ж, отлично.
– Обо мне вы услышали. А я была бы рада услышать о вас, князь. – Обернувшись к жениху, не спешившему проходить в комнату, проговорила: – Признайтесь, присутствовать при развлечениях цесаревича входит в ваши обязанности или вы тоже так развлекаетесь? С ним на пару. Хотелось бы прояснить этот момент до того, как выйду за вас замуж.
Наверное, раздайся в гостиной выстрел, и то бы не было такого эффекта. Болонка заскулила, Чет захихикал, а Андрей…
Лицо колдуна мгновенно заледенело.
Молчание, повисшее после моих слов, длилось всего несколько секунд, но это были очень красноречивые секунды. Пронизанные яркими эмоциями, из последних сил скрываемыми чувствами. Воронцов сверлил меня таким взглядом, что стало ясно: князь всерьез подумывает о том, чтобы овдоветь. Еще не успел стать мужем, а уже весь в мечтах о похоронах. Составляет список приглашенных, прикидывает в уме меню, гадает, стоит ли звать на вечеринку любовницу…
Кстати, а у него есть любовница? Не то чтобы мне было важно это знать. Просто так, для общего развития и…
– Будет убивать, – словно прочитав мои мысли, пришел к выводу аджик.
Или, может, таджик? Нет, точно не это.
Как же он себя величал…
Пока я думала о звании, статусе, расе хранителя (или что бы это ни было), а Андрей в мыслях крутил куклу вуду, собираясь чуть позже, назвав ее Софьей, попротыкать иголками, все остальные дружно молчали.
Не знаю, что в это время происходило с княгиней. Я смотрела в глаза Воронцову и не косила в ее сторону. Ждала ответа, но его все не было.
От неловких объяснений князя спасла появившаяся служанка. Согнув колени в реверансе и опустив взгляд, девушка сказала:
– Ваше сиятельство, ужин подан.
Княгиня расцвела холодной улыбкой, как расцветает подснежник, проклюнувшийся сквозь промерзшую землю.
– Тогда прошу к столу. Князь…
Натужно улыбнувшись, Вяземский поднялся и последовал за ее сиятельством. За ними гуськом засеменили сестры Воронцова, Татьяна, и как-то так вышло, что на минуту или две мы с Андреем остались наедине.
Ну ладно, не совсем наедине. Собачка решила задержаться и Чет не спешил покидать нагретое местечко. Заложив лапы за голову, уже предвкушал очередную сцену. Не дождется! В конце концов, я ему здесь кто, клоун? Нет, я Маша Семенова.
– Мне жаль, что так вышло с цесаревичем, – видя, что я не спешу следовать за княгиней и все еще жду объяснений, проговорил без пяти минут благоверный.
В светло-голубых глазах, почти прозрачных, как озерная вода, или ясное, погожее небо, читалось искреннее сожаление.
– Разберись я сразу в ситуации, и ничего бы этого не было.
– Хотите сказать, не было бы наказания свадьбой? – не сдержалась я и Чет показал «класс».
Так, Маша, перестань выступать ему на радость. Хватит.
Оторвавшись от дверного косяка, с которым, казалось, сроднился, Воронцов прошел в комнату.
– Я говорил про те неприятные мгновения, что довелось вам пережить по вине цесаревича.
Он был высок. Выше Софьи на целую голову. Темные волосы, легкая небритость на щеках, по-мужски красивые черты лица и аромат… Почему-то от него пахло морем. Соленым, пьяняще свежим воздухом. Этот запах всегда ассоциировался у меня с чувством свободы, головокружительного полета, счастья…
Тряхнула головой, прогоняя бредовые мысли, и постаралась выдавить из себя улыбку:
– Ну, вы хотя бы извинились. Полагаю, от его высочества извинений ждать не стоит.
– Ему перед вами не за что извиняться. – Князь мрачно усмехнулся. – По крайней мере, все так считают. А кто не считает, предпочитает помалкивать.
Ну да, Игорь у нас в белом пальто.
Хотя я бы предпочла увидеть его в белых тапочках.
– И что… – замялась, а потом вскинула на жениха взгляд. – От свадьбы совсем-совсем отвертеться не удастся? Вообще никак? Может, есть какая-нибудь лазейка? Последний шанс на спасение?
Странно, но мои слова почему-то его удивили. Он нахмурился и спросил, несколько грубо:
– То есть вы не рады нашему союзу?
– По-вашему, я похожа на счастливую невесту? Где на мне улыбка? А слезы счастья? Я вас не знаю. Вижу второй раз в жизни. И, если честно, была бы рада не увидеть в третий. Ничего личного, князь. Просто не таким я представляла свое замужество.
Его сиятельство хмыкнул и не удержался от подкола:
– И каким же его представляла девушка без дара?
Еще одна язва. Будто мне Чета мало.
– С любимым мужчиной. Коим вы, разумеется, не являетесь.
Наверное, удивление на породистом лицо почти-мужа достигло бы своего пика, но процесс достижения прервала вернувшаяся служанка:
– Господин, ваша матушка зовет. Изволит…
– Уже идем, – прервал ее князь и, навесив на лицо нечитаемое выражение, обратился ко мне: – Софья, прошу.
Следом за нами в хоромы номер два перебрались и хранитель с болонкой. В просторном зале, в центре которого красовался богато накрытый стол на Чет знает сколько персон, все сверкало позолотой. Ну или золотом… Благородный металл был повсюду: обтекал массивные канделябры, поблескивал инкрустациями на вазах, затянул тяжелые рамы картин на стенах. Последние, обтянутые темно-зеленым бархатом и обшитые понизу деревянными панелями, отлично сочетались цветом с резными стульями, сиденья которых были обиты блестящим глазетом: все та же зелень с золотом.
Под прицелом взглядов слуга отодвинул передо мной стул, и я опустилась на мягкую сидушку настолько грациозно, насколько вообще могла это сделать. Андрей занял место во главе стола.
Ужин начался.
– Все еще советую протестировать на псине, – подал голос Чет откуда-то из камина.
Я покосилась на закуски, представила, как швыряю их на шелковый ковер на радость болонке и отказалась от этой затеи. Чет явно драматизирует. Не рискнут они меня травить. Им тогда император оторвет все, что можно оторвать. Ну или головы с задницами поменяет местами. Тоже вариант.
Во время ужина княгиня с сыном почти не разговаривали. Наталья, показавшаяся мне довольно милой, спрашивала о Вязьме, интересовалась моим детством. Благо некоторые воспоминания Софьи были очень яркими и подробными, поэтому неловких пауз не возникало – мне было, о чем рассказать. Хотя едва ли этот рассказ можно было назвать интересным, детство у девочки было так себе.
Так вот, неловких пауз не возникало, но были неловкие моменты, когда Анна предпринимала очередную попытку задеть меня побольнее. Андрей тут же ее осаживал, а Наталья спешила задать новый вопрос, чтобы сгладить проступивший стараниями сестры острый угол.
В конце концов, желчная девица угомонилась и, когда подали десерт, уткнулась взглядом в креманку, в которой таяли, обильно политые шоколадом, шарики мороженого.
– Как себя чувствуешь, девонька? – не унимался чертяка. – Жар, отдышка или, может, уже пошла судорога?
Я открыла рот, собираясь ответить паникеру, но, поймав на себе взгляд Воронцова, вспомнила, что нельзя, и отправила в этот самый открытый рот ложку мороженого.
Так мы и сидели. Я ублажала себя вкуснейшим десертом, князь бросал на меня взгляды. Иногда слишком долгие, что особенно беспокоило. Не знаю, о чем он думал, но в тот вечер я уяснила для себя уже точно: от свадьбы не отвертится ни он, ни я.
Другими словами, все, Маша, тебе хана.