Доктор Грэвс, на переговоры с которым и приехали русские, произвёл на них сильное впечатление. Для Зварского, Ковалёва и даже для Игнатова, профана в генетике, он был очевидным научным светилом.
Каждое научное светило обязано иметь сумасшедшие идеи, которые были бы непозволительными и чуть ли не аморальными своей парадоксальностью и дерзостью для простых смертных научных «муравьёв», которых за подобные мысли их же «братья» по науке быстро бы линчевали, сожгли, а пепел развеяли над океаном. Не понятно, много ли имел таких сумасшедших идей Грэвс, но одна – точно была.
«Светило» было ростом ниже среднего, худое, с непропорционально большой головой. Впрочем, возможно, это впечатление непропорциональности придавали ему его длинные, торчащие кверху белоснежные волосы, расширяющимся конусом произрастающие из гениальной головы. Грэвс был чрезвычайно энергичен; казалось, что электричество переполняло его, время от времени разряжаясь при движениях его тела, взгляде глаз и во время речи. Возраст его трудно было определить точно. Игнатов во всяком случае дал бы ему лет 65—70, но физически он выглядел очень и очень неплохо.
Как и положено, «светило» сопровождал «спутник» в виде переводчика, весёлого компанейского малого по фамилии Нагинский, польско-белорусского происхождения. Для Игнатова «малым» был любой приблизительно одного с ним возраста или моложе. Нагинский… которого Грэвс звал Майклом, а Игнатов – то Майклом, то Мишей… когда Грэвс не видел, мимолётной мимикой с элементами пародии довольно уморительно демонстрировал собственное отношение к произносимым Грэвсом пророчествам относительно перспектив работы.
Сначала Грэвс водил гостей по лаборатории, показывая её возможности и современное уникальное оборудование. По его словам, их организация имела более десятка аналогичных лабораторий по всему миру.
– Нам бы хотелось, – милостиво изрекло «светило», – чтобы наша совместная работа позволила таким же образом укомплектовать и вашу московскую лабораторию. Зварский с Ковалёвым были в лихорадочном ожидании счастья, охали и ахали, краснели и утирали платками пот, выступающий у них даже под кондиционерами. Игнатов, ни черта в этом не понимавший, был спокоен, как спящий слон после еды. Но, настало время и Игнатову навострить уши и подпасть под увлекательный, завораживающий каток научных мечтаний Грэвса.
– Уверен, что вы разделяете нашу убеждённость в наличии массы скрытых, чудесных возможностей каждого человека, – впечатывал слово за словом Грэвс. – Конечно, возможности эти разные. Но, есть и были люди, которые явно обладают или обладали такими чудесными возможностями. Я учёный и отвергаю всякую мистику. Сущность человека, его способности определяются его геномом. Естественно, образование и воспитание оказывают влияние на личность человека, но сущность его не меняют. Образование – всего лишь тонкая оболочка… малая часть всего программного обеспечения компьютера, под названием «человек».
Изучая геномы таких замечательных людей, сопоставляя их между собой, возможно понять назначение отдельных частей генома, понять, тем самым, как работают эти чудеса.
Работа эта не может принести сиюминутных плодов. Мы работаем на перспективу человечества, на десятилетия и столетия вперёд. … Кто знает, может, мы и наши последователи тем самым серьёзно скорректируем судьбу человечества, спасём его, или, по крайней мере, серьёзно продлим его существование?! … И вот… Мы начали по всему миру собирать геномы таких замечательных людей, живых или умерших, а также – их родственников. Таким образом мы набираем банк геномов для наших исследований.
– Вы зададитесь справедливо вопросом о возможном практическом приложении результатов нашей работы, – предвосхитил Грэвс вопрос Игнатова. – Да, такие исследования стоят очень и очень дорого, а результаты ожидаются нескоро. Наши финансисты и промышленники умеют считать деньги, а правительства – эти сборища бездарностей, способные лишь паразитировать на обществе! От государства денег не дождёшься. Но есть люди, которые имеют не только гигантские возможности, но и смотрящие в будущее!…
Денег на самом деле много, а тратятся они подчас бездарно… Так вот, вернёмся к практическим приложениям наших будущих результатов.
Медицина… продление жизни… Вы слышали несомненно о разных случаях самоизлечения или лечения других с использованием так называемых экстрасенсорных возможностей. Мы, европеоиды, значительно утратили такие возможности. Вернее, не утратили, а придавили их, что ли, слоем жира. В Азии такой деградации нет. Посмотрите, какие они все поджарые, – хохотнул над своим юмором Грэвс. – Знаете ли вы, что в Африке есть племена, которые с помощью специальных заклинаний, танцев и пения излечивают смертельно больных людей? Причём, буквально на глазах. Мы и у них берём генный материал. Наша задача – через генетику выявить сущность таких механизмов излечения и использовать их на практике.
Ваш случай, – Грэвс обратился к Игнатову, – нам интересен личностью Иисуса Христа, совершившего столько невиданных чудес, сколько никто не совершал, – подняв указательный палец вверх, продолжало изрекать «светило». – В вас пока мы не наблюдаем никаких таких проявлений, но предполагаем их возможность. И серьёзнейшим указанием на такую возможность, можно сказать, чудом, является сохранение неизменной вашей гаплогруппы по мужской линии. Но в случайности такого рода и в принципиально необъяснимые чудеса я не верю. В этом есть какая-то закономерность.
В этот момент Нагинский бесцеремонно выставил кисть своей руки перед Грэвсом, постучав пальцем по своим часам.
– Спасибо, Майкл, – поблагодарил Грэвс. – Я увлекаюсь, – пояснил он, – и попросил потому напомнить Майкла о том, что мне пора улетать в Бразилию. … Хорошо, что нам удалось встретиться. Было приятно познакомиться. Надеюсь на продолжение нашего знакомства… Вынужден извиниться, распрощаться и передать на руки Майклу… Он ведь не просто переводчик у нас. Его диссертация по мистическим техникам различных культов весьма интересна и очень живая. Так что он определённым образом в теме наших исследований. На нём и культурная программа для вас. Всё, что вас заинтересует – вы всё решите через него. Поговорите и об условиях совместной работы.
Грэвс встал, прощаясь, пожал руки и вышел.
Нагинский же повёл нас, как он клялся и божился, в настоящий тайский ресторан. Тайскую готовку из морепродуктов Игнатов обожал.
Нагинский не обманул. Был настоящий суп томьян, свежайшие креветки, мидии, рыба, пахнущая рыбой. Плюс крепкий туземный напиток, что-то среднее между хорошей чачей и настойкой «Охотничья». Смеялись, рассказывая анекдоты, и вообще разошлись… а потом пошли шляться по городу… и так пива захотелось…