Когда после долгого отсутствия мы возвращаемся в те места, где когда-то жили, мы редко узнаем их. Меняются улицы, меняются здания, и что самое важное, меняются люди. Иногда эти изменения затрагивают облик города и мы не сразу узнаем те дороги, по которым когда-то ходили. Все это можно сказать и про людей. С течением времени люди меняются. Ни один человек не проносит через жизнь одни и те же мысли, чувства и привычки. Меняются взгляды, идеалы, и вот человек может уже не соглашаться со своим прежним мнением. Поэтому мы не можем говорить, что «знаем кого-либо полностью». Даже сам человек не может знать себя до конца.
Это особенно сильно заметно, если долгое время находишься вдали от человека, а потом, встретив, с трудом узнаешь его. Это как с родным домом, который непостижимым образом изменился за время нашего отсутствия. И начинаешь задаваться вопросом, изменился ли этот город, или это изменился твой собственный взгляд на него. Для нас удивительней всего не сами перемены, а наше осознание того, что мы не заметили их.
Привыкать к чему-то новому всегда сложно. И стоя на родной улице, мы пытаемся найти хоть малейшую деталь, которая напомнила бы нам о прошлом.
Именно так чувствовал себя Максат Есенов, молодой журналист 30 лет, стоя на площадке перед зданием вокзала. Этот город, где он родился и так долго жил, изменился до неузнаваемости, не оставив и следа от города его детства.
Даже эта маленькая привокзальная площадь, встречавшая его, стала какой-то чужой и незнакомой. Там, где раньше стоял памятник Ленину, теперь была пустая площадка и лишь развевался на ветру желто-голубой флаг с улетающим к солнцу беркутом. Это показалось Максату забавным, ведь именно Ленин, а точнее, его двухметровая статуя, были последним воспоминанием об этом городе, затерявшемся в его памяти.
«Ну вот, Одиссей вернулся в Итаку», проговорил самому себе Максат и уверенно зашагал по ступеням привокзальной лестницы вниз, в город, которого он не знал. Вокруг висели многочисленные рекламные плакаты и вывески привокзальных кафе. На крышах пятиэтажек красовались огромные буквы иностранных кампаний.
Для него этот город оставался огромной площадкой двора в панельном доме, где он когда-то жил. Он рос в годы неопределенности, когда неожиданно рухнул старый мир и все его жители оказались в совершенно новом. Он помнил очереди, дикую инфляцию и первые рекламные ролики по телевизору. Простые люди теряли привычную работу и пытались выжить. Кому-то повезло, и он неплохо заработал, кто-то, наоборот, потерял все, включая свою собственную жизнь. А сверстники Максата тем временем обклеивали стены домов наклейками из дешевых жевательных резинок. И страна в те годы навсегда осталась в его памяти как одна огромная дверь кухни, сверху донизу покрытая наклейками.
Хрущев обещал построить коммунизм к восьмидесятому году, но когда пришло время и ничего так и не изменилось, народ начал искать что-то новое, за что можно было ухватиться. В душах советских граждан проросли первые сомнения в самих устоях «страны Советов». Это было связано еще и с тем, что на смену послевоенному поколению сороковых и пятидесятых, пришло поколение шестидесятников, с детских лет тянувшихся ко всему западному. Многие из тех, кого он знал, не дожили и до двадцати, другие так и не смогли приспособиться к требованиям меняющейся жизни. Свое поколение Максат считал потерянным, они родились в начале 80-х, когда Союз начало трясти. Его поколение не приткнулось ни к тем, кто «делал деньги» в 90-х, ни к тем, кто родился уже во время перестройки. Порой Максату начинало казаться, что про них просто забыли, предоставив самим себе. И они росли, сначала в 80-е, затем и в 90-е. И даже в этом вопросе Максат не знал, к кому себя относить, к «старому» или «новому» поколению.
И все-таки то, что случилось, рано или поздно должно было произойти. Когда народ окончательно потерял веру в идею коммунизма, он начал искать что-то другое. Но не нашел. А оказалось, что кроме этой идеи, государство больше ничего и не держало и оно рухнуло, поглотив себя.
Этого следовало ожидать.
Если правительство не желает говорить с народом на языке демократии, то народ будет говорить с ним на языке оружия. И это было аксиомой, подтвержденной историей.
Надо сказать, что с падением «железного занавеса» в то, что осталось от страны Советов, начали завозить не только целомудренные сникерсы, но и многочисленные «блага» западной культуры, которые порой даже в сознании советских интеллигентов пробуждали мысли о том, что цензура была не такой уж и плохой вещью.
Впрочем, не сникерсы «убили» культуру советского человека, ибо к тому времени ее уже не было и в помине. Культура советского человека умерла вместе с верой в идеалы марксизма, а на смену ей пришла вера в пресловутую «американскую мечту». В памяти тех, кто жил в то время, живы воспоминания о бастовавших в конце восьмидесятых шахтерах, которые в советское время жили лучше большинства остальных граждан.
Обо всем этом Максат особо не задумывался в те годы, да и спустя много лет это также не особо волновало его. Ему казались бессмысленными размышления о том, что произошло и что «могло бы произойти». Но, в конечном счете, именно его детство предопределило его дальнейшую жизнь.
Общий развал заставил его задуматься о том, что вокруг происходит что-то неправильное. В детстве после школьных занятий Максат ходил в видеопрокат, где брал все подряд, не особо задумываясь о смысле фильмов. Зная о его увлечениях кинематографом, кто-то из знакомых дал ему почитать один из многочисленных журналов о кино. Его название Максат потом так и не смог вспомнить. В одной из статей критиковался фильм Кополлы «Крестный Отец», который обвиняли в романизации преступности. Автор предрекал, что в будущем отечественный кинематограф захлестнет аналогичная волна фильмов «о мафии». В тот момент для Максата ответ был очевиден – это клевета. В его голове возникла идея написать ответное письмо. К делу он подошел со всей ответственностью: исписал несколько тетрадных страниц, перепечатал их на пишущей машинке и собирался уже было отправлять ответ в редакцию журнала, как перед ним возникла проблема. Ни названия самого журнала, ни того, кто ему дал его почитать, он не помнил. В итоге письмо было отправлено в местную газету, где оно и было напечатано. С этого все и началось, Максату предложили подрабатывать написанием рецензий, отображавших мнение молодежи. После этого он уже и не сомневался в том, что станет журналистом.
Максат зашагал вниз по привокзальной площади, там чуть поодаль, насколько он помнил, находилась остановка. Садиться в такси, стоящие прямо у центрального входа в вокзал, он не собирался, так как знал, что те обычно завышают цены. Он рассчитывал поймать такси, отойдя от вокзала.
С такими размышлениями Максат подошел к одному из припаркованных у остановки такси. Он заглянул в салон – водитель дремал, откинувшись назад. Максат оглянулся в поисках другого авто, но остановка была пуста, а ловить частника что-то не хотелось. Максат постучал в окно, потом открыл дверь:
– Такси? Свободен?
Водитель вздрогнул и проснувшись оглядел Максата затуманенным взором.
– Да, конечно! – поспешно закивал он.
Максат сел на переднее сиденье и назвал адрес. Через минуту автомобиль медленно и неторопливо тронулся с места.
Последнее воспоминание Максата о городе было, как это ни странно, связано с винтом самолета, – самого простого «кукурузника», каркас которого загнивал на городском «кладбище самолетов». Это был даже не самолет – ржавая конструкция, которая к тому времени больше напоминала консервную банку с крыльями и пропеллером. В детстве Максат с друзьями любил бродить вокруг самолета, взбираться на него и даже сидеть внутри. Много лет спустя, когда Максат вспоминал те дни, он задумывался над тем, что за самолет это был. «Кукурузником» обычно называли АН-2, из-за того, что его применяли для химической обработки кукурузных полей. А возможно, и из-за его пропеллера, – четырехлопастного винта, напоминавшего хвост кукурузы.
Перед тем как покинуть этот город в прошлый раз, он приехал на то самое «кладбище самолетов», чтобы последний раз взглянуть именно на этот самолет, с которым так или иначе было связано его детство. Максат не сомневался, что в следующий раз, когда он вернется, этого самолета на этом месте уже не будет.
Но что же заставило его приехать назад? Его до сих пор терзали сомнения в оправданности этой поездки. А вернуться его заставили достаточно веские причины.
Некоторое время после окончания вуза он проработал в редакции местной газеты, писал короткие очерки и статьи о жизни города, при этом успевал периодически посылать свои заметки в республиканские журналы. И хотя в тот момент ему казалось, что он получил то, чего хотел, он был отнюдь не намерен всю жизнь работать на столь мелком, как он считал, уровне. Он пытался устроиться в более крупные издательства, и когда ему предложили работу в Алматы, он не раздумывая ни секунды, согласился.
Он не ошибся в том, что долго на одном месте не задержится, это скорее, было связано с его характером. За год, который он провел в Алматы, он успел сменить несколько редакций и нескольких работодателей. Наконец, знакомые прислали ему приглашение на работу в Астану, и он опять, не раздумывая, бросил уже наработанное, чтобы испробовать новые возможности, которые поначалу казались призрачными и отталкивающими.
С тех пор прошло более пяти лет, меньше, чем он предполагал, но больше чем могло бы быть, и вот он вернулся назад, в город, с которого для него все и началось. Но не ностальгия двигала им, его целью была работа. Как знать, не ошибся ли он?
Этим вопросом он в последнее время задавался довольно часто, но в любом случае, все мосты назад были сожжены, с предыдущей работы он уволился и занялся целиком и полностью поступившим от знакомых предложением. А предложение было интересным, место постоянного корреспондента в британском издательстве «Daily Life», в качестве обозревателя по Средней Азии. Но, как и всякое предложение, оно было весьма вязким и призрачным, для начала ему надо было собрать подходящий материал, который заслуживал бы доверия и послужил бы отличной рекомендацией.
В голову как-то сама собой пришла мысль о родном городе. За последние годы, когда начался бурный расцвет нефтяного бизнеса и деньги потекли рекой, город претерпел довольно сильные изменения. В том, что они затронули быт людей, он не сомневался, его же задача была именно в том, чтобы понять, насколько сильно он изменился. Идея, которая столь неожиданно пришла ему в голову, до того понравилась Максату, что он улыбнувшись, не раздумывая, принялся собирать необходимые для поездки вещи. А уже через несколько дней после этого он сидел в душном вагоне поезда, мчавшего его назад, в его далекое прошлое.
Такси медленно ехало по улицам города. Максат удивленно всматривался в проносящийся за окном пейзаж. Несмотря на то, что многое успело измениться, он все же мог узнать свой родной город, и на миг ему даже показалось, что затея была не так уж и плоха. Все-таки он дома, рано или поздно он должен был вернуться сюда и вот это произошло.
– Похолодало, – проговорил таксист, – давно не припомню такого прохладного июня, что-то не то творится с природой-матушкой, а?
Максат пожал плечами:
– Да я в городе давно не был, а что не часто у вас тут так?
– Эх, куда там, скажете еще «часто», – водитель засмеялся, – как с мая жарища наступает, так и стоит до августа. А в сентябре тоже, бывает, накрапывает, но холодов чтобы? Нет, такого не бывало. Это в этот раз что-то перепутала природа.
Таксист еще пробурчал что-то, а потом заметно посерьезнел и насупился. Они как раз проезжали мимо очередной заправки, которых в небольшом городке было больше, нежели самих автомобилей.
– Вы цены на бензин видели? – скривил лицо водитель.
Максат промолчал, поняв, в какую сторону клонит таксист, меньше всего ему хотелось выслушивать разговоры о политике, тем более в первый же день своего пребывания. Но таксист, растолковав его молчание по-своему, продолжил речь:
– Во-во, вот и я говорю. Куда уж такие цены взвинченные-то? Во всем мире нефть дешевеет, а у нас цены растут. Это как понимать? Это куда годится!
В доказательство своих слов водитель потряс кулаком в воздухе, при этом машина резко дернулась вправо, и чуть было не слетела с дороги. Таксист, казалось, этого не заметил и Максат быстро заговорил, пытаясь отвлечь его.
– А что тут такого, обычные законы торговли.
– А что торговля! Мне за страну обидно, и за себя конечно. Что за неуважение, я тут тоже не развлечения ради по городу катаюсь, хоть как-то зарабатываю, а при таких ценах, ну это уже слишком я вам скажу!
Он вновь замолчал, по всей видимости, ждал, пока заговорит Максат. Но тот отвернулся в сторону и продолжил смотреть в окно. Пейзаж казался ему особенно родным. Когда они проезжали мимо очередного двора, у Максата неожиданно забилось сердце. Казалось, только вчера он проходил по этим местам, а там за углом находилась его школа, а еще дальше продуктовый магазин.
Впрочем, никакого магазина на том месте уже не было, вместо него возвышалось четырехэтажное стеклянное здание.
– Это что? – удивленно спросил Максат.
Таксист неопределенно махнул рукой.
– Да очередной торговый дом. Говорят, хозяин с Алматы, а что красиво и город краше.
Максат разочарованно покачал головой. Нет, «новый» город ему определенно не нравился, и не столько своими переменами, сколько отношением к этим переменам. Слишком снисходительно горожане относились к сносу старых домов и возведению неуютных, стеклянных чудовищ.
Максат вздохнул. Именно этого он и боялся. Он боялся разочароваться в том образе города, который он хранил в своей памяти. И теперь он понял, что его опасения не были напрасными. Но все же, что-то заставило его приехать сюда. Максата не оставляло чувство, что была еще какая-то причина, кроме этой статьи. Он попытался понять, что им двигало. Внутренняя привязанность? Неожиданная ностальгия? Возможно, все вместе?
Но скорее, главной целью была попытка понять самого себя, осознать, насколько сильно он изменился. Что-то вроде подведения итогов на определенном жизненном этапе. Вот и этот этап. Он вернулся к началу, чтобы увидеть со стороны перемены, произошедшие в нем за эти годы. Это для него казалось очень важным.
Мы не часто задумываемся над тем, как изменила нас жизнь, не часто анализируем произошедшее, выносим для себя из жизни какие-то уроки. Максат задумался над тем, с чем это можно было сравнить. На ум пришла аллегория с потоком воды, есть поговорка, что нельзя войти в одну реку дважды. Потому что это будет совсем другая река, вода не стоит на месте, она движется. Также движемся по жизни и мы, и каждое мгновение мы меняемся.
Не прошло и десяти минут, как такси остановилось во дворе многоэтажного дома. Максат, расплатившись, вышел. Он огляделся вокруг и почти ничего не узнал, изменилось все. Максат помнил старую игровую площадку, сейчас ее уже не было, на том месте красовалась огороженная стоянка для автомобилей. Другим ярким воспоминанием были аккуратные скамейки, которые в его детстве стояли у каждого подъезда, теперь и их не было, а на тех местах, где они раньше стояли, теперь валялся мусор.
Максат поморщился и, подхватив сумку с вещами, направился к пятому подъезду. Раньше здесь жил он, после того, как он уехал к старшему брату в Алматы, тут еще какое-то время жила его сестра, но после того, как она вышла замуж и переехала жить в Костанай, квартира окончательно опустела. Впрочем, пустовала она не долго, одна из дальних родственниц с их разрешения заняла одну из комнат, а две другие сдавала квартирантам.
О своем приезде Максат предупредил заранее, тем более что за неделю до этого сюда приехала дочка его старшего брата, – проходить практику. В городе у них еще оставались родственники, поэтому это было не столь удивительным.
Он вошел в старый, обветшалый подъезд. В воздухе пахло пылью и затхлостью. Максат поднимался по лестнице, полностью погруженный в свои мысли. Первым делом надо составить план дальнейших действий, думал он. Для начала он хотел связаться с Аскаром, он работал именно в сфере, связанной с поставками нефти. Потом, конечно же, с Балтабаем, тот просил его первым делом, как он приедет, связаться с ним. Вообще-то так и надо было сделать, но Максат твердо решил сначала уладить все дела, связанные с работой, а остальное оставить на потом. Правда, Балтабай, несомненно, обидится.
Он как раз поднялся на третий этаж, оставалось еще два.
Балтабай приходился ему двоюродным братом. Полгода назад он гостил у него в Астане, Максат встретил его тогда как положено, – по-родственному и тот на радостях взял с Максата обещание, что если тот будет проездом в их городе, непременно свяжется с ним.
Максат попытался вспомнить, чем Балтабай занимался, кажется, что-то связанное с автомобилями, то ли торговал, то ли автомастерскую содержал. Впрочем, это было неважно, связаться он с ним непременно свяжется, но только чуть позже, а сперва дело.
Наконец – пятый этаж. Максат подошел к неприглядной железной двери с номером 124 и позвонил в звонок. Раздались шаги и неуверенный голос спросил:
– Кто там?
– Маржан-апа, это я, – он узнал ее по голосу, – это Максат.
Щелкнул замок и дверь открылась. Перед ним стояла пожилая женщина, на ней был одет бесформенный зеленый халат, поверх которого был накинут традиционный казахский шархат, когда-то черные волосы теперь поседели, а лицо покрылось морщинами, очков она не носила, потому, сощурив глаза, смотрела на Максата.
– Ах, Максат, а ты совсем не изменился, – Маржан-апа улыбнулась, – а я ведь тебя помню совсем маленьким.
Они обнялись.
– Да и вы все также молодо выглядите, – улыбнулся в ответ Максат.
Она рассмеялась.
Максат вошел в довольно просторную прихожую и, положив сумку на пол, принялся разуваться.
– А кто дома?
– Да только я и Барсик.
Поймав удивленный взгляд Максата, она пояснила:
– Это кот мой.
В подтверждение ее слов в прихожую заглянул старый рыжий кот и, лениво потянувшись, уставился своими наглыми зелеными глазами на незваного гостя. Максат с ухмылкой глянув на кота, тихо шепнул «брысь!». А потом, повернувшись к старушке, спросил:
– А остальные? Квартиранты и Жанара?
– Ах, Жанарочка, она сейчас на практике, приходит очень поздно, совсем устает, я говорю, чтобы не перетруждалась, да куда там, – Маржан-апа осуждающе покачала головой.
Максат же, пожав плечами, рассудил:
– Ничего, я в ее возрасте тоже уставал. Они пока молодые, пока студенты, должны уже привыкать к работе, потом еще труднее будет, пусть уж подготовленными будут.
– Но она совсем устает, – старушка вздохнула, – и зачем только так далеко от дома отправили эту прак… практику проходить?
– Как зачем? – удивился Максат, – она сама хотела в суде, а тут дядя Азамат как раз работает, ему, пока лето, помощники нужны, ну заодно и практика.
Максат, наконец, разулся и теперь оглядывал прихожую.
– Мне в какую комнату?
Маржан-апа захлопотала вокруг и указала на гостиную:
– Туда, она сейчас свободна. Раньше тут семье сдавала, они две комнаты занимали, но потом съехали. Сейчас только одну комнату сдаю, зато хорошему постояльцу. Мирас Мурзаевич, уважаемый человек, – она потрясла в воздухе пальцем, – историк, он в университете преподает. Монографии пишет!
– Что же это ваш историк одну комнатку снимает, – несолидно как-то.
– Так это он временно, у него сын женился и в Казань переехал, там жилье дорого, вот и пришлось ему свою квартиру продать и к деньгам сына добавить, чтобы тот купил себе в Казани квартиру.
– Что же сын взял-то деньги отца? – удивлено спросил Максат.
Маржан-апа вздохнула:
– Времена такие, нравы.
Максат подхватил свою сумку и потащил ее в гостиную.
– Да какие там времена, всегда было так. Это от человека зависит. Да, и кстати, где же Мирас Мурзаевич сейчас?
– Как где? Он сейчас на работе, он же преподает!
– Понятно, – проговорил напоследок Максат и вошел в комнату.
С тех пор как он был здесь в последний раз, комната мало изменилась. В дальнем углу сервант, стол, за которым раньше собирались гости, диван, и старенький ковер на полу. Максат отложил сумку с вещами и, присев, на диван, огляделся. Он приметил несколько ящиков, оттащенных в угол, они находились сбоку от дивана, так что при входе в комнату их заметно не было. Максат, нагнувшись, приоткрыл один из них.
Ящики были забиты книгами, похоже, когда Маржан-апа вычищала его дальнюю комнату от вещей, для того чтобы сдавать ее потом квартирантам, она перенесла их в гостиную. Максат зевнул, от поездки он достаточно сильно устал и его клонило в сон. Он вспомнил своего назойливого соседа по купе и поморщился, тот всю дорогу рассказывал ему о своих проблемах и так вымотал Максата, что он чувствовал себя опустошенным.
В комнату заглянула Маржан-апа:
– Я чайник поставила, пошли пить чай.
Максат помотал головой.
– Нет, нет. Я лучше душ приму и посплю немного, устал с дороги. А чай лучше вечерком.
– Ну ладно, – она кивнула и скрылась.
Максат, собравшись с силами, встал с дивана и, раскрыв свою сумку, принялся разбирать вещи. В принципе, с собой он взял только самое необходимое: ноутбук, комплект брюк и пару рубашек, а также предметы первой необходимости.
Максату вспомнил о своем недавнем намерении позвонить Аскару и назначить встречу касательно его работы.
Он включил мобильный телефон, который в поезде ему пришлось выключить (все равно никто дозвониться не мог). Максат уже хотел набрать номер, как ему вспомнилось, что сейчас был разгар рабочего дня, а отвлекать человека от работы было, по меньшей мере, неприлично.
«Ладно, успею еще вечером позвонить», – подумал он и, поднявшись, поплелся в ванную.
После того как он принял душ, Максат в бодром расположении духа вернулся к себе в комнату. Он включил ноутбук и просмотрел наброски своих предыдущих работ. За время, проведенное в городе, он планировал не только написать статью для британского издания, но и докончить свою главную литературную работу. Вот уже почти год он в свободное время писал роман, напрямую связанный с жизнью кочевых казахов XVII века.
Впрочем, сейчас у него было не то настроение. Кратко пробежавшись взглядом по наброскам статьи он, зевнув, выключил ноутбук и снова прилег на диван.
Старый потолок, который уже нуждался в побелке, внезапно навеял на него воспоминания. Он вспомнил, как раньше лежал на этом же диване и думал о тогдашних проблемах. Что двигало им в ту пору?
Ему вспомнился яркий эпизод прошлого, когда он приходил со школьных занятий и, даже не переодеваясь, засыпал. Потом он вспомнил, как также, лежа на этом же диване, мучительно размышлял о том, как сдать сессию, это было на втором курсе, когда у него дошло чуть ли не до войны с одним из преподавателей. И казалось, совсем уж недавним воспоминание о том, как он составлял в этой же комнате свою первую статью для местной газеты.
Максат, улыбнувшись, закрыл глаза. Вот он бежит по городу, прямиком в редакцию. Навстречу несутся люди, позади тормозят озадаченные водители, а он все бежит и бежит…
Проснулся Максат от шипящего звука. В дверь кто-то звонил. Моментально пробудившись, он глянул на часы, – да, похоже, он спал два часа. Максат покачал головой, чтобы окончательно проснуться и поднялся.
Он выглянул в коридор, в который заходил немолодой мужчина, далеко за сорок. На нем был потрепанный костюм и такие же неухоженные брюки, волосы были черные с небольшой проседью, в довершении на лице у него были замысловатые очки, слишком громоздкие и от этого создававшие ощущение несобранности.
«Это квартирант», – догадался Максат и стал детальнее его изучать. Этот человек создавал у него определенно негативное впечатление. В нем чувствовалась какая-то запущенность, а Максат не любил людей, которые не следили за своим внешним видом. Тем более люди в возрасте, каким был этот преподаватель.
Максат подошел к нему, для того чтобы поздороваться. Тот рассеянно пожал руку и растерянно поглядел на Максата. Тут же подошла Маржан-апа.
– Это племянник мой, Максат, – проговорила она, обращаясь к постояльцу.
Максат поморщился, во-первых, для нее он был вовсе не племянник. Более того, ее саму он и вовсе знал очень плохо, как и всех дальних родственников, коих у них, Есеновых, имелось огромное количество.
– Это Мирас Мурзаевич, он снимает тут комнату, – пояснила она, теперь уже обращаясь к Максату.
– Очень приятно, – проговорил Максат, внимательно присматриваясь к реакции гостя. Но тот повел себя довольно смирно, кивнув, он опустил глаза и побрел в свою комнату.
Максат посмотрел на Маржан-апа.
– Да… – протянул он, – интересный человек.
Максат вернулся к себе в комнату, взяв с собой домашний телефон, он намеревался позвонить Аскару и обговорить подробности предстоящей работы, но у того было занято. Тогда Максат набрал номер Балтабая. В трубке раздались гудки ожидания, и уже через секунду он услышал характерный, хрипловатый голос:
– Да?
– Алло, Балтабай? Это я… – он не договорил.
– Максат! Приехал все-таки! – воскликнул Балтабай, – по работе или просто так?
– Да разве просто так сейчас ездят? – пошутил он, – работенка тут одна. Только сегодня приехал, дай, думаю, позвоню.
– Ты где остановился? Давай, ежели что, подтягивайся, я адрес только назову.
Максат не удивился такому приему, это было вполне в духе Балтабая.
– Да я дома, у Маржан-апы сейчас.
– А, понятненько. Давай, я заеду сейчас, я тут местечко одно знаю, посидим, обговорим все…
Следующие несколько минут у Максата ушли на то, чтобы переубедить Балтабая: тот никак не сдавался и порывался немедленно заехать за Максатом. Наконец, Максату с трудом удалось перенести встречу на завтра.
– Хорошо, тогда я завтра к тебе заеду, – проговорил Балтабай. – Кстати, ты сюда на поезде приехал или на колесах?
– Как обычно.
– Вот как раз, у меня тут автосалон, сейчас авто еще на прокат даем. Тебе, конечно, бесплатно, ну, пока в городе поездишь.
Эта новость Максата приятно удивила.
– Договорились, завтра все обговорим подробнее.
Наконец, попрощавшись, Максат положил трубку. После того, как он немного поспал, ему удалось передохнуть с дороги, теперь настроение у него поднялось, и затея с приездом показалась ему не такой уж и плохой.
Он подумал над будущей статьей. Вообще неплохо было бы составить предварительный план, или хотя бы сделать какие-нибудь черновые наброски. Он уже примерно представлял, в каких тонах будет эта самая статья написана, ну, конечно, с небольшой долей патриотизма, скажем, «успехи молодого Казахстана в процессе интеграции в мировую экономику». Возможно, он возьмет несколько интервью у людей, непосредственно связанных с нефтяным бизнесом, тут он рассчитывал на то, что Аскар сведет его с кем нужно. Потом можно добавить немножечко критики, скажем, «есть куда еще развиваться, социальная сфера хромает, зарплаты и пенсии до уровня европейских стран не дотягивают». Закончить же надо на оптимистической ноте.
Вот такая, образцово-показательная статья, самая стандартная. Максат рассчитывал, скорее, на экзотичность самой тематики, не каждый же день чопорные британцы читают у себя в газетах про Казахстан. Более того, Максат сильно сомневался, что британцы вообще знают о существовании такой страны. Кто-то, несомненно, что-то слышал, смотрел недавнюю пошлейшую английскую комедию, или читал на страницах «Times» критику о нарушении прав человека. А кто-то и вовсе будет путать страну с Афганистаном, Пакистаном и т. д. Но в любом случае внимание статья привлечет.
Максат вспомнил о том, что он претендует на роль политического обозревателя непосредственно по Средней Азии. Что ж, можно немножко добавить в статью и про Среднюю Азию. Если тема затрагивает вопросы энергоресурсов, тут можно упомянуть и соседний Туркменистан и Россию, ну и связать это дело с Европой.
Максат приставил стул к окну и присев, выглянул во двор. Несмотря на то, что был вечер, было не так темно и можно было разглядеть фигуры людей и силуэты проезжающих машин. От этого типичного советского двора веяло какой-то серостью и унынием. Максат удивлено отметил, – прошло столько лет, а мы все не можем избавиться от советского бремени. Наверное, это что-то в нас самих, и чтобы это изменить, одних слов не достаточно.
Максат почувствовал что проголодался, но следовало подождать Жанару, прежде чем садиться ужинать.
Жанара пришла через двадцать минут после этого. Она совсем не удивилась, увидев Максата. Впрочем, тут не было ничего необычного, он ведь заранее предупредил брата о дате своего приезда.
Жанара была довольно высокой брюнеткой с плавными чертами лица. Она приходилась Максату племянницей, дочерью его родного брата. Впрочем, Максат был старше ее всего на десять лет, поэтому в их общении всегда присутствовала определенная доля фамильярности. Ему всегда казалось, что она слишком легко бежит по жизни, даже не задумываясь о многих достаточно важных вещах. Но при этом между ними всегда присутствовало взаимопонимание, основанное на доверии, и определенное взаимоуважение (она всегда трепетно относилась к писательской деятельности Максата).
В коридор выглянула Маржан-апа.
– Ах, Жанарочка, снова уставшая. Максат, ты взгляни, я же говорила, и зачем только такая тяжелая работа…
– Да ладно, – Жанара, которая вовсе не выглядела усталой, весело махнула рукой, – все в полном порядке. Макс, ты как, когда приехал? Как дорога?
– Нормально. Ты лучше скажи, как впечатление о работе? – спросил Максат.
– Хорошо, начинаю вникать в суть многих вещей. Одно дело учить, другое дело – практика. Много нового узнаешь…
– Так твоему отцу и передам, – полушутливо покачал головой Максат.
Они оба засмеялись. Жанара поспрашивала еще о погоде, последних новостях, здоровье, Максат охотно отвечал, попутно интересуясь практикой.
Маржан-апа тем временем неловко засуетилась и, остановившись у дверей кухни, произнесла:
– Тогда я поставлю разогревать. Тем более Максат еще с дороги не ел. А я же говорила, нужно…
Теперь настала очередь Максата махать руками:
– Да нормально все, вот сейчас все вместе и поужинаем.
Он оказался прав, не прошло и получаса, как они все вместе уже сидели за столом. Помимо Жанары и Максата к столу сел и квартирант, Мирас Мурзаевич.
Максат, который довольствовался в поезде только сухой едой, вдоволь наелся. Только кое-как умерив аппетит, он смог перейти к беседе. Впрочем, начал разговор не он, а Мирас Мурзаевич.
– Я забыл вам упомянуть о моей деятельности, – проговорил он тихим голосом. – Я историк, веду лекции в государственном университете.
– Вы профессор? – поинтересовался Максат.
– Нет, я кандидат наук, – он вздохнул. – А Вы чем занимаетесь? Маржан Ахметовна говорила, что Вы журналист?
– Да я работал некоторое время в этой сфере, но пробую себя в разных профессиях. Так что, возможно в будущем буду и лекции с Вами читать, – отшутился Максат.
– А Вы пишете только статьи, или еще что-нибудь?
Тут внезапно заговорила Жанара:
– О, он у нас писатель. Как, Вы не знали? – она улыбнулась, – у него уже выпущена одна книга и сейчас на подходе другая.
– Вот как? – удивился Мирас Мурзаевич.
Максат же мысленно ругался, он не любил говорить на эту тему, а Жанара, как назло, всегда считала своим долгом рассказывать всем о его книгах. Хотя каких еще «книгах», речь шла о книге. Одной, единственной и то, изданной на свои собственные деньги в частной типографии и розданной друзьям и знакомым.
– И о чем же была Ваша книга?
– Ну, я бы не стал говорить, что это была полноценная книга, так, сборник рассказов и повестей, называлась «Противофаза».
Максат попытался закончить разговор, но Жанара не унималась:
– У нас тут дома есть один экземпляр, я сейчас принесу.
Она уже собиралась вставать, но Максат ее опередил:
– Не надо! Потом, после еды принесешь, – он повернулся к квартиранту, – а Вы, могу узнать, каким направлением истории занимаетесь?
Мирас Мурзаевич неуверенно поправил очки и огляделся по сторонам.
– Ну… как бы сказать, вообще моя специализация это история Казахстана. Ну, знаете, кочевой образ жизни. Предки казахов, казахское ханство, джунгарское нашествие, присоединение к России. Но сейчас приходится приспосабливаться и к новым направлениям в той же истории.
– В смысле? – не понял Максат.
– Ну, вот, допустим, ввели предмет «история развития права в Казахстане». А преподавателей по этому предмету толком и нет. Есть хорошие преподаватели права, но они не историки. Да и вообще, что конкретно преподавать по этому предмету, историю, или само право? Если разобраться, по сути, предмет должен начинаться с советского права и заканчиваться современным правом, но на деле все гораздо сложнее.
Максат заинтересованно сдвинул брови:
– Например?
– Скажем так, – Мирас Мурзаевич поднял глаза к потолку, – предмет этот начинается с древнейших институтов права в Казахстане. Начиная с права, в тюркском каганате и по нарастающей. Вот Вы знаете что-нибудь об этом?
Максат неуверенно протянул:
– Ну, насколько я знаю, кодификация законов предпринималась и в древний период времени. А в казахском ханстве и вовсе писались отдельные своды законов, при хане Есиме, затем при Тауке…
– Да, да, – Мирас Мурзаевич нетерпеливо закивал головой, – но мы говорим не просто о законах, тут речь идет о праве, что подразумевает наличие определенной базы, правовой системы. Конечно, экскурсы в историю необходимы, но это тема для одного-двух занятий, но никак не целого курса.
Максат был с ним не согласен, но спорить не стал. Кандидату наук наверняка виднее, что там правильно, а что нет.
– А что касается свода законов хана Есима, а затем и переработанной версии этих же законов, от его внука хана Тауке, то не следует забывать, какое это было время, – нравоучительным тоном продолжал Мирас Мурзаевич. – Период джунгарских войн, середина семнадцатого века, народу нужна была твердая рука, поэтому все усилия ханов были направлены на упрочнение своих собственных позиций.
– Ой, а ведь дядя Максат как раз пишет про то время книгу! – невинным тоном проговорила Жанара.
Максат хотел было уже возмутиться, с каких пор он вдруг стал «дядей Максатом» и дать Жанаре подзатыльник, но тут он увидел, что она хитро улыбается и ему стало обидно. Нужно было как-то исправлять ситуацию и перевести разговор в другое русло, но было уже поздно, Мирас Мурзаевич удивленно взглянул на него и спросил:
– Вот как? А о чем Ваша новая книга?
– История борьбы казахского народа с внешним врагом. Книга охватывает период 1639—1643 годов.
– Правление Жангир-хана, – нравоучительно сказал Мирас Мурзаевич.
– Да, – неохотно продолжал Максат, – но книга не столько о нем, сколько обо всем народе.
– Интересно, – квартирант улыбнулся.
«Ну вот, теперь он точно не отстанет», – с грустью подумал Максат и оглядел присутствующих. Жанару ситуация, похоже, весьма забавляла, а Маржан-апа восторженно смотрела в сторону новоявленного кандидата наук.
– Я вот тоже иногда размышлял над тем, что толкнуло джунгар, таких же кочевников на эти походы? Зачем было бросать свои плодородные земли и идти на Запад? – вслух говорил Мирас Мурзаевич.
Максат хотел возразить, но промолчал. Земля в джунгарском плато была вовсе не плодородной. Он мысленно представил дорогу от степей южного Казахстана, прямиком во владения джунгар. Северо-восточнее солнечных лугов Жетысу открывается огромное горное плато. Там, за скалистыми стенами простирается бескрайняя земля северного Китая. Сухая, почти непригодная для жизни, она приучила людей, живущих на ней, к стойкости…