Он выплыл из сна, как выплывают из ледяной воды. Тело промерзло так, что кажется вместо сердца кусок льда. И жизнь теплится вяло, не по-настоящему, готовится впустить мертвенный холод в свое последнее пристанище.
Егор разлепил веки, глянул в окно. Как и в последнее время, день серый, тяжелый, будто камень. Снова слякоть и вязкая каша там, где в гололед на дорогах сыплют соль. Поморщившись, он откинул одеяло. Тело было влажным от холодного пота.
Во сне он бесконечно за кем-то бежал. Он выхватывал странный маленький пистолетик, больше подходивший хрупкой нимфетке, удавку, как заправский сицилиец, но в последний момент тень, которую он преследовал, растворялась в нахлынувшей, как густая краска, тьме. Он оставался ни с чем. И снова бежал, пытаясь успеть к сроку. Ему нужно совершить убийство, иначе нечто подобное грозило ему самому. Он смутно помнил, кого именно должен убить, никак не мог рассмотреть лицо своей будущей жертвы. В конце концов, там же, во сне, он измотался так, что перешел на шаг, с трудом передвигая ноги. Чем медленнее он брел в тщетной, вялой погоне, тем сильнее замерзал. Но ничего не мог с собой поделать.
Избавившись от кошмара, Егор испытал облегчение. По крайней мере, в реальности, откажись он от убийства, самого его не убьют. Кроме того, прежде чем заснуть, он, кажется, нащупал некое решение. Правда, пока у него не было уверенности, что оно станет верным.