Основным, а быть может, даже и самым главным несносным двигателем круговерти всех мыслей человека является некий внутренний разноплановый процесс сравнения, включающий в себя как абстрактные метафоричные горизонты, так и какие-то прямолинейные и вполне конкретно обозначенные понятия, которые все вместе емко и дружно продуктивно сосуществуют в одном кратком и пугающем слове – суд. Суд как изначальная форма анализа, он словно составной умысел корня каждодневных происков ментала, что неумолимо в себя впитывает все, что надо и не надо. Ведь каждый человек, пусть и в силу своей индивидуальной природы, он, так или иначе, постоянно пребывает где-то в своих размышлениях, человек безвылазно в каком-то смысле стоит обреченно своим сознанием прямо посреди перекрестка информационных потоков. А к нему, к этому самому перекрестку помимо внешнего мира, к нему, в свою очередь, также со всех сторон одновременно спешат его разрозненные мысли, какие-то идеи, факты, домыслы, фантазии, воспоминания, иллюзии… И все это тасуется взад-вперед, и все это совершенно натурально подвергается регулярному, а возможно, даже и не однократному процессу взвешивания, процессу суждения с вынесением по итогу приговора. Это так называемый праздный процесс взвешивания той или иной ситуации, некая оценка случившегося происшествия с кем-либо из окружающих, а быть может, даже и с незнакомыми лицами. А бывают и похлеще мгновения. Случается и так, что чаши Фемиды этих внутренних весов человека, они нередко колеблются и вовсе над абсолютно вымышленными героями из надуманной истории, что родилась где-то там, в плоскостях протяжной фантазии. В любом случае человек, совершенно неважно, кем он является: мужчиной ли, женщиной, какого он возраста, склада и социального положения, человек думает, размышляет, рассуждает и судит. Судит он регулярно, и судит он все – и старую, и новую, зримую или же ту вымышленную ситуацию. Судит он, конечно же, исходя из своего исключительно персонального свода внутренних правил, правил морального кодекса. А уж каков он есть этот самый кодекс? Сложен ли он, прост? Как он вообще устроен? Может, он очень строг и там все разложено по полочкам? Или же, напротив, сей кодекс вдоль и поперек изнутри весь хаотично исписан все какими-то сумбурными да противоречивыми мнениями? А может, там даже имеется и пара фраз, начертанных на манжетах? В том-то все и дело, что этот самый свод, его попросту невозможно узреть, а и тем более приобрести за так. Как ни крути, со всех сторон эта персональная мораль является неотъемлемой эмпирической составляющей бытия абсолютно каждого человека. И даже нарочно взятая за основу чья бы то ни было чужая модель этой самой морали, все равно в каждой отдельной личности она будет проигрываться как-то по-своему, как, впрочем, и процесс формирования исхода. Будь то гонка за ходом времени, слепое подражание кумирам или же воспаленное стремление к нравственным, а может, и к безнравственным идеалам – в любом случае процесс сплетения внутреннего и внешнего, он образует всегда свой персональный образ судебного заседания. Человек регулярно примеряет к себе чужие роли. Вопрос этот, конечно, открытый и риторический, спрашивается: зачем? Зачем человек ставит себя на место других, судит все с позиции своего понимания ситуации и вообще со своего понимания мира в целом, зачем? Влезет, значит, в чью-то образную шкуру и назначает оттуда лить свои правые линии, заодно величественно и бессмысленно цитируя при каждом удобном случае извечный тезис о том, что «правда у каждого своя». И что самое интересное, а может, даже и удивительное, но явно неприятное, так это то, что человек в своем подавляющем большинстве, он труслив. Его существо на протяжении всего пути повсеместно прибегает к малым и большим суждениям – это факт, но при всем при этом он также напрочь всегда забывает о своем личном страхе перед судом. Эта его боязнь показаться таковым, боязнь быть осужденным чьим-то сторонним мнением, страх попасть под расстрел взглядов, вследствие чего надолго погрязнуть в трясине вердиктов. Конечно, все это является глубоким острым аспектом жизни, но тем не менее это всего лишь рутина, поэтапная рутина познания мерно текущего пути. И на фоне всей той плеяды ярких вспышек жизни, там, несколько поодаль, где-то внутри человека, там таки и таится та самая настоящая глыба его неподдельного страха. Леденеющий страх оказаться причиной главного судебного заседания в своей жизни, он есть всегда. Того заседания, где есть и прокурор, и защита, и заседатели, есть свидетели, факты, дела, ритуалы и прочие подробности. Страх тот, он снаружи, может-то, и не особо виден, у каждого свой масочный гардероб, но все же изнутри этот глубинный тремор не денется никуда. А уж каким будет тот суд – реальный, основанный на уголовно-процессуальном кодексе, или же он будет общественно-моральный, а быть может, случится и вовсе тот высший суд, на толках которого зиждется столько эфемерных скрижалей? По сути, какой суд – это неважно, ведь они все схожи, они все практически идентичны и, более того, они равны меж собой. И вправду, вся их структура, их цели – все они до жути схожи, хоть и восприятие их всех по отдельности и разнится, тем не менее на анатомию, на сам механизм суда это никак не влияет. Да, одни считают, что более весомый и уж куда более страшный – это именно тот высший суд, на котором, кстати, до сих пор никто так и не присутствовал ни в качестве свидетеля, ни в роли народного заседателя, ну или же, на худой конец, хотя бы в качестве простого зрителя, не говоря уж, конечно же, об участи самого подсудимого. И самое удивительное, что зачастую именно к этой категории лиц и относятся все те люди, кто наделен какой-то особой то ли волей, то ли наглостью, а то ли глупой долей дерзости. Но при всем при этом, держа при себе эту незримую приклоненную боязнь перед Всевышним, они нередко откровенно демонстрируют миру какую-то неприязнь, брезгливость или даже какую-то смешливую надменность по отношению к отнюдь не самому лояльному земному суду со всеми его тяжелыми решениями. Также есть и те, кто испытывает неподдельное волнение от этого самого земного суда, при этом абсолютно не внимая и даже игнорируя, а порой и вовсе отодвигая все какие-то там заповедные правила на далеко второстепенный план. Наверное, это вновь можно отнести к персональной, ко внутренней морали с ее безграничным правом на самоопределение, да, можно, но это неглавный сегодня предмет нашего внимания. Речь пойдет об удивительной схожести, о предельной идентичности всех этих судебных заседаний, и тема эта касается не каких-либо конкретных форм, не каких-то внешних обстоятельств и причин, а сопряжена эта тема скорее с самой сутью, со структурой, с самим итогом всех тех рассматриваемых дел. И разница этой темы суда – она, конечно, очевидна. Она заключается в палитре, в широте, она заключается в том, что: где, как и насколько будет пролонгирован тот или иной вердикт суда, насколько будет озадачен сам отрезок жизненного пути подсудимого и каков будет уровень сложности того его шаткого дальнейшего существования. Именно суд подводит ту черту, и только суд устанавливает местоположение всех тех искомых рисок, что начертаны на линиях судьбы. Именно суд назначает все те новые места, все те новое точки отсчета, с которых всегда и начинается тот или иной новый этап жизни.