Лена по-настоящему не успела воспринять сказанное. Стояла, хлопала роскошными ресницами, тоже испытывая мгновенную окаменелость чувств и мыслей. И в этот миг в помещение ворвалась вытаращенная сотрудница ректората – рядовой клерк, шут знает, как по отчеству, все ее звали Оксана-кофеварка. За избыточную кипучесть по жизни и действительно талант сногсшибательно готовить кофе. Иные злые языки шипели, что лишь за это ее в ректорате и держат. Дура дурой, но у кого не получалось создать столь сказочный аромат, сколько бы ни старались. Гости бывали просто в отпаде.
Так вот, эта самая Оксана и влетела, вылупив глаза, в отдел кадров.
– Девчонки!.. – возопила она, – ой, здрасьте, Владимир Палыч! Дев… То есть, э-э, товарищи, вы знаете новость?!
– Знаем, – холодно ответил Владимир Павлович. Он «кофеварку» недолюбливал.
– Откуда? – Оксана точно с разбегу налетела на невидимую стену.
Начальник сморщился, поскорей припал с сосуду с эмульсией. Ответила одна из сотрудниц:
– Да вот только что… Из милиции звонили.
– Из какой милиции?!
Оксана и вправду была дура. Впрочем, с этим вопросом она была скорее права, чем нет.
Слово за слово, выяснилось, что в милицейской бюрократии есть какие-то свои запутки, левая рука не знает, что делает правая, и наоборот. И вот одна рука позвонила в отдел кадров, другая – в ректорат совершенно независимо друг от друга. Разные инстанции. Та, что звонила в ректорат, оказалась несравненно контактнее, из нее удалось вытянуть информации побольше. Всю это информацию Оксана и протарахтела кадровикам.
Дело обстояло так.
Соседка по лестничной площадке договорилась с Ларисой в субботу встретиться, обменяться какими-то там выкройками – ну, бабские глупые дела, юбки-блузки, шляпки-тряпки, понятно. Соседка самая ближняя буквально, стена в стену. Выходной, рано вставать не надо: допоздна всей семьей смотрели телевизор, потом муж, дети отрубились, а хозяйке какие-то внутренние демоны спать не давали, она уютно устроилась на кухне со свежезаваренным чаем и «Собором Парижской богоматери». Книгой, разумеется. И зачарованно погрузилась в приключения парижан XV столетия, то есть в бурлящий омут бешеных страстей, интриг, политики и дремучего невежества. Вот уж и ночь пришла, и вроде бы глаза слипаться начали, как вдруг…
Как вдруг за стеной раздался резкий шум. Читательница Гюго чуть не подпрыгнула и разом растеряла сон.
Похоже было, будто по полу протащили какую-то увесистую мебель, типа стола или дивана. Соседка застыла, разинув рот. Не сказать, что ждала чего-то, просто очумела, а все мысли как сдуло. У женщин при внезапных вбросахинформации бывает так. Как пыльным мешком из-за угла хлопнули.
Ну вот так она одурела, а между тем больше ничего не происходило. Совершенно. Текла ночь, тикали стенные часы. А потом вдруг еле уловимый звук – не то скрип дверной петли, не то щелчок дверного замка.
Почему-то этот призрачный звук в ночном безмолвии произвел на женщину неимоверно зловещее впечатление. Она задрожала и не очень сознавая, что делает, бросилась будить мужа:
– Коля! Коля! – жгучим шепотом. – Слышишь!..
Коля не сразу, но проснулся, и испуг подруги жизни расценил по-своему:
– Ну чего там еще?.. Дочиталась, блин! Квазимодо приснился, что ли? Не обосраласьслучайно?..
– У, дурак! Говорю тебе!.. – и она горячо описала ночные звуки, начиная, правда, соображать, что ничего особенного-то в них и не было… Коля так и воспринял, зевнув:
– Ну и что такого? К Лариске твоей наверняка мужик какой-то приходил, да и слинял тихим сапом… А зачем приходил, понятно. Табуретками гремели? Тоже бывает… Кстати! Раз уж не спим, так мы тоже давай тем же самым займемся. Можем и на табуретке…
– Дурак! – фыркнула супруга, но уже с иным смыслом. Мужнины слова и вправду сдвинули мысли на иные рельсы… ну а что случилось дальше, это уж другая тема.
Как договаривались, не самым ранним утром, часов так в одиннадцать, соседка сунулась к Ларисе за выкройками. Позвонила в дверь. Никто не открыл.
Странно. Недоумевая, соседка позвонила и дважды, и трижды. Тишина. Конечно, тут вспомнились странные ночные звуки, при свете дня уже не казавшиеся зловещими… но в совокупности с безмолвием за дверью все порождало какую-то не то тоску, не то тревогу, которая никак не выветривалась.
С этим тягучим беспокойством женщина побродила по квартире, вышла. Еще раз позвонила в соседнюю дверь. Ничего.
Зачем-то пошла вниз, вышла во двор… и натолкнулась на молодого милиционера. Лейтенанта.
– Здравствуйте! – обрадовался он. – Я ваш новый участковый, делаю обход территории. Знакомлюсь!..
Ну вот так все и совпало как нарочно. Смутная тревога женщины, ретивость начинающего участкового… Старый наверняка бы отмахнулся от такой ерунды, а этот так и вцепился, тоже звонил, стучал в дверь, а потом поднял на уши ЖЭК, дернули дежурного слесаря, еще не успевшего принять законную субботнюю чекушку. Тот явился, сильно недовольный несовершенством бытия:
– Ну чо еще стряслось? Суббота же!.. – и дальше неприлично.
Лейтенант одернул рассерженного пролетария:
– Так! Ты, рабочий класс, во-первых, при женщинах не выражайся, а во-вторых какая тебе суббота? Ты что, еврей?
– Ну, чего нет, того нет, врать не стану.
– Зато дежурный?
– А вот это да…
– Тогда какие разговоры? Вперед! Открывай!
Сознавая справедливость сказанного, «рабочий класс» с сопением начал возиться в дверном замке.
Честно сказать, законность этого действия была довольно шаткая, базировалась она только на неистовом рвении участкового, только что произведенного из сержантов в лейтенанты и упоенного собственным офицерством. Но ведь и вправду как-то так сходятся стрелы событий…
Короче говоря, лейтенант и понятые, в каковые на ходу были произведены соседка и слесарь, ввалились в квартиру… и оледенели, увидев на полу мертвую хозяйку.
– Стоп! – я вскинул руку.
Естественно, я узнавал все это в двойнойпередаче. Сперва Оксана горячо трындела отделу кадров, а теперь Лена пересказывала мне. Она говорила разумно, толково, и пока в ее монологе все было мне понятно. Но на данной точке возникла потребность в уточнениях.
Я спросил о том, в каких позе и одежде находилось тело. Спросил без всяких задних мыслей, но забыл, что женская логика от мужской сильно отличается.
– А что, тебе это так интересно?.. – и в голосе промелькнула нотка ревности.
Я решил, что здесь надо ответить жестко:
– Лена! Мы что с тобой, тут шутки шутим? В бирюльки играем? Ты уж малость переключи мозги с бабьей дури на реальные проблемы! Которые нам с тобой надо решать.
Конечно, Лена осознала, что я прав – девушка она неглупая. Но заартачиться необходимо, как же без этого:
– Ха! Это у кого же бабья дурь?!
– Подумай, – спокойно парировал я. – У кого из нас может такое водиться в голове?
– А вот это еще вопрос! – огрызнулась Лена, но примирительно, давая понять, что держа фасон, сильно конфликтовать она не хочет. И я верно уловил этот акцент.
– Ладно, не будем в данный вопрос углубляться. А вот мои вопросы важные. Итак, подробности!
Подробности, насколько Лена владела ими, оказались таковы: тело лежало на полу ничком между кроватью и обеденным столом, явно сдвинутым с места. Обнаженным тело не было, но и назвать его одетым можно было ограниченно: в легком полупрозрачном пеньюаре, еще и сильно задранном к голове.
– Хм, – произнес я.
Конечно, выводы уже напрашивались. Но излагать их я пока не стал.
– Причины смерти?
– Ну, это еще неизвестно, – рассудительно сказала Лена. – И момент наступления тоже.
– Да. Но знать нам это понадобится. И задача по добыче сведений…
– Ложится на меня?
– Не сомневался, что вы меня поймете, – сказал я с шутливой церемонностью.
Лена кивнула, шагов десять что-то думала, соображала, и наконец, осторожно проговорила:
– А ты сказал, что выяснил что-то…
– Да.
Я произнес это твердо. Лена подобралась.
– Только не падай, – предупредил я.
– Держусь, – откликнулась она.
– Держись за меня, – не растерялся я.
Чуток помедлив, она взяла меня под руку.
– А теперь слушай…
И я без утайки изложил все то, что слышал от Ларисы Юрьевны об их причудливых сексуальных отношениях с профессором Беззубцевым. Пока говорил, чувствовал, как Лена одновременно и шалеет и проникается жгучим интересом к интимным тайнам. Выслушав, она потрясенномолчала с полминуты, прежде чем ей удалось превратить мысль в речь:
– По… погоди. Это она тебе все рассказала?!
– Да.
– А откуда такая откровенность?
– Ты мне не веришь? – холодновато спросил я. – Считаешь, что это я все выдумал?
– Да нет, – довольно колко возразила она. – Я к тому, что рассказать такое незнакомому парню на… на двадцать лет моложе! При каких отношениях это возможно?
– Лена, – я повторил внушительно. – Я тебе об отношениях все рассказал. Пригласила меня домой. Выпили коньяку. И вот такая… исповедь горячего сердца. Почему? Не знаю, почему! А с кем ей еще делиться? С вами? Так вы ее терпеть не могли…
– Не надо! – сердито прервала Лена. – Я могла терпеть. Но со мной она бы делиться не стала. Она меня не любила. Ну, не то, что прямо не любила… Ревновала, что ли. Может, даже, неосознанно. Инстинкт чуял во мне соперницу. Знаешь, даже без каких-то там мужчин, просто так.
– Ну… возможно, – согласился я.
– А я… – здесь она пожала плечами. – Хочешь верь, хочешь не верь, мне ее так жалко стало! Уже потом. Оксана убежала, бабы наши языками трещат, умолкнуть не могут, я вышла потихоньку, чувствую, слезы подступают. Ну, поплакала немножко, чтобы никто не видел. На физику не пошла. Прогулялась просто так, куда глаза глядят… Ты знаешь, она, конечно, та еще была…
– Кто?
– Ну, как это сказать помягче… Бестия. Но было в ней… не знаю, как сказать. Какой-то космос. Прямо чувствовалось это, веяло от нее… Тайные глубины и высоты. Хорошие, плохие, не знаю. Может, она сама о них не знала… А хотя нет. Должна была догадываться. Это бывает не часто.
– Я видел, что у тебя глаза заплаканные.
Она коротко кивнула.
Помолчали. Шагали уже по аллее, до арки Лениного дома оставалось чуть-чуть.
– А после коньяка… ты ее прямо пальцем не тронул?.. – странным голосом спросила Лена.
Я ощутил, как маленькая ладошка покрепче сжала мое предплечье.
– Тронул, – ответил я. – И даже всеми пятью пальцами правой руки. Когда прощался. Обменялись рукопожатием. Руку целовать не стал. А тебе могу, – я улыбнулся. – Это совсем другое дело.
Мы вошли под арку. Шаги зазвучали гулко.
В Лене что-то неуловимо изменилось. На каком-то тончайшем уровне. Аура или не знаю, как там это называется.
Вошли во двор. Вот и подъезд.
– Ну, – бодро сказал я, – пришли?..
И приготовился передать рюкзачок.
– Как сказать… – все тем же странным голосом произнесла она.
– Не понял, – промолвил я, начиная понимать.
Ей пришлось сделать над собой усилие. Глубоко вздохнула, и:
– Хочу пригласить тебя к себе.
Так. Я мгновенно раскидал варианты.
– С удовольствием. Очень приятно. Но… знаешь, мне как-то неловко будет сейчас с твоими родителями знакомиться. Неожиданно. Морально не готов. Надо бы подготовиться.
Загадочная улыбка Джоконды скользнула по ее лицу.
– Ну и подготовишься. Будет время. Три дня.
Я слегка закуражился:
– Ты хочешь меня пригласить для встречи тет-а-тет?..
Она лукаво потупилась, промолчала, но лицом показала сложное чувство.
– Чай, кофе? – продолжил я. – Танцы?
– Можно и так, – пискнула Лена тоненьким голоском. – А можно иначе…
– Точнее?
– А можно обойтись без лишних слов?..
– Конечно. Идем?
– Идем.
Пока поднимались на четвертый, как выяснилось, этаж, Лена успела поведать, что родители, вернувшись из Сочи, решили сгонять в гости к родне, живущей в соседней области. Давно те приглашали, созванивались, но все как-то не получалось, а тут осталась неделька свободная от отпуска, ну и решили. И мотанули на машине, оставив дочь за старшего, так как у той учеба.
– Да… – иронически протянул я. – Не успели оставить, как дочка-то и того…
– Могу и не того! – немедля отразила она.
– Нет-нет! Лучше того…
Пикируясь таким веселым образом, мы достигли четвертого этажа, Лена достала ключи.
Почему-то я вспомнил Алису, мопса Макса… Прямо само собой выпрыгнуло из памяти.
– У вас какая-то живность дома есть?
– Есть, – слегка удивилась Лена. – Кошка. Муська. А что?
– Да так. Хорошо, когда есть дома какое-то животное.
Вошли в квартиру, и эта самая Муська немедля появилась, бесшумно вошла царственной походкой. На меня посмотрела таинственно мерцающими глазами, словно бы решая: зачем тут появился этот тип?..
– Муся! Муся! – заумилялась Лена, побежала наливать ей молока, воды, в кухне зазвякала посудой. Паразитка Муська отвечала на это капризным мяуканьем, крутясь у Лены в ногах.
Я огляделся. Ну, приличные хоромы по тем временам. «Сталинка» все-таки, высокие потолки. Да и площадь изрядная.
Лена появилась. Лицо загадочное. Ладно! Разгадка рядом.
Я шагнул к ней, обхватил крепко, и наши губы слились в долгом томном поцелуе. И я ощутил, как трепещет сердечко девушки, как сама она льнет ко мне…
Наконец, мы разомкнули уста.
– Не будем затягивать слияние галактик?.. – так роскошно выразился я, отчего Лена чуть не лопнула от смеха:
– Ой, Василий! Ну умеешь ты сказать так, что хоть стой, хоть падай!..
– В данной ситуации лучше падать. Редкий случай…
Лена очень ласково чмокнула меня в щеку:
– Слушай, редкий случай. Не знаю, как сказать…
– В таких случаях лучше говорить правду.
– Согласна, – она еще раз наградила меня поцелуем. – Правда в том, что я… девушка. Как говорили раньше – невинная.
Я прижал ее к себе покрепче, тоже поцеловал как можно ласковее:
– Так это же прекрасно!.. Но придется стать виноватой, без этого не обойтись.
Она вновь едва не подавилась смехом:
– Ну что с вами поделать, галантный кавалер!.. Тогда прошу подождать. Я к себе в комнату, – она показала рукой. – Заходите через пять минут.
– Вы уже будете в маминой одежде?
Это остроумнейшее замечание вновь имело успех, и фыркнув, Лена устремилась в комнату. Двери между прочим, здесь были на диво добротные, двустворчатые, дубовые что ли. И со вставками из толстого матового стекла.
Я сходил в ванную, вымыл руки, вернулся. Слышно было, как хозяйка соблазнительно шуршит за этими стеклами одеждой и бельем. Я глянул на часы: три с половиной минуты прошли… И ощутил, как сильно заколотилось сердце.
Смог выдержать еще минуту. Четыре с половиной.
– Можно?
– Да, – нежнейший голосок.
В комнате был полумрак. Шторы задернуты. Лена лежала на постели со свежайшим бельем, закутавшись в одеяло, как куколка.
Пришлось распутывать.
– Та-ак… Э, мама тебя что, в лифчике родила?
– Ба… балбес!
Насмешил на свою голову. Лена долго не могла уняться, в том числе от волнения, конечно, что там говорить. Снять бюстгальер оказалось непросто, невинная девица упорно прижималась ко мне, не забывая при этом покрывать жаркими поцелуями… Выяснилось, что она страшно стесняется показать обнаженную грудь, хотя та оказалась совершенно очаровательной, не хуже, чем у Афродиты Праксителя. Мой организм, естественно, на это отреагировал бодро. Дальше дело пошло веселее, трусики слетели быстро. Одеяло тоже.
Ну что сказать?.. Идеальный образец женщины. Действительно Елена прекрасная. Я заметил, что она немного вздрагивает, как бы одновременно и стыдясь немного, и гордясь собой. Уверен, что наедине с собой Лена подолгу могла вертеться голышом перед зеркалом, упиваясь своим телесным совершенством.
Наконец, она стесняться перестала, и мы долго, трепетно ласкали друг друга, и нечего скрывать, что я успел погладить ладонью самое сокровенноедевичье имущество, при этом сам постепенно высвобождаясь из одежд…
И вот достигнув в этом деле полной свободы, я лег рядом с девушкой, обнял ее, а она раздвинуланожки…