Утрата комсомольского билета – это, конечно, не то, чтобы неприятность. Это близко к катастрофе. Конечно, не клеймо, не Каинова печать, то есть не крест на дальнейшей жизни, но несколько ближайших лет можно себе подпортить. И уж во всяком случае, надо сильно постараться, чтобы загладить такую оплошность.
Сон улетучился. Я мысленно чертыхнулся, наблюдая за тем, как Витька бесплодно шарится по полкам шкафа, по тумбочке, чертыхаясь и матюкаясь.
– Да где же он, зараза!.. Все вроде обыскал, нигде нету!
– Ты рассуждай здраво, – посоветовал я. – А ты одно и то же без толку ворочаешь. Найди точку опоры. Вспомни, где и когда ты его в последний раз видел?
– Ну где?.. Да здесь же, вот, – он хлопнул ладонью по тумбочке. – Я отлично помню! Я в этом плане вообще… педант.
– Ладно, педант. Где – это мы выяснили. А теперь вопрос: когда?
– Когда в последний раз видел?..
– Да.
Витек призадумался.
– Ну когда… Хм! Да уж давненько. С неделю тому назад примерно. Может, больше…
Меня осенило.
– Ха! Ну тогда все. Считай – нашли.
Витька воззрился на меня с надеждой. Тут меня осенило еще раз – озорной мыслью.
– Кстати! За ценную информацию предлагаю уменьшить долг. На пятерку. Теперь будем считать, что я тебе должен четвертной. Идет?
Витька потускнел.
– Э-э… ну, ты уж… как-то это неэтично…
– Ладно, ладно, шучу. А теперь, как говорится, следите за мыслью! Итак, ты видел здесь билет примерно неделю назад. И в те же дни поехал домой…
Витек с размаху звонко хлопнул себя ладонью по лбу:
– Точно! Точно! Как же я, дурак, забыл!.. Ну конечно, я его с собой взял! Я ведь еще в райком собрался зайти. С учета сняться. Правда, так и не зашел, но это другая история…
Дальше он вспомнил, как дома положил билет на этажерку, да там и оставил. Все это внезапно озарилось ясным светом, и Витек стал нецензурно поражаться тому, как такое можно было позабыть.
– Ничего странного, – я решительно отбросил покрывало и встал. – Голова предмет темный и странный… Ну что, собираемся?
– Ага. Чайку попьем?
– Ну, чай не пьешь – какая сила…
Пока завтракали, я постарался ненавязчиво выведать, где находится барахолка. Немного хитрости и включения памяти – и все стало ясно. Это за Дворцом культуры какого-то предприятия; Витек толком не смог объяснить, какого, но я понял. Я проезжал его на троллейбусе неделю назад. Явно современное сооружение, украшенное мозаичными панно абстрактно-наукообразного содержания: планетарная модель атома по Резерфорду (советское изобразительное искусство ужасно любило эту схему!) и некие вихри стихий. Само же здание вполне шаблонное – вообще мода тех лет на огромные цветные фрески была, как мне кажется, недорогим средством компенсировать архитектурный примитив. А тот, в свою очередь, был вынужденно порожден необходимостью вводить в строй гигантские объемы жилья, точнее, гражданских объектов в целом. Какие уж тут изыски при таких темпах и затратах…
– Ну, готов? – торопил меня Витька. – Пошли! Что-то мне интуиция хорошие сигналы посылает.
– Рыбалка будет удачной?
– Есть такое предчувствие!..
Он уже успел отобрать на реализацию часть товара: прихватил на всякий случай все три «Сейко» и остатки жвачки, сигарет, да еще не знакомые мне прежде штучки: два японских микрокалькулятора и несколько красивых фирменных шариковых ручек. Все это добро вполне поместилось в пластиковый пакет.
– У тебя прямо элитный товар, – заметил я. – Для снобов.
– Ну, а то! – заскромничал Витек. – Конъюнктуру сечем!..
И мы отправились навстречу прибыли.
Плановая советская экономика имела ряд несомненных преимуществ. И ряд не менее очевидных минусов. Прекрасно умея производить сложнейшие космические корабли, боевые ракеты, подводные лодки, она спотыкалась на бытовых мелочах, особенно на одежде. То есть там, где требовалась быстрая реакция на стремительно меняющуюся моду. Ведь та капризно указывала носить то брюки клеш, то «дудочки», то обувь тупоносую, то остроносую… И уж конечно, быстро крутиться в этой сфере могло только мелкое частное предпринимательство, а громоздкие советские швейные и обувные фабрики годами клепали по утвержденным лекалам кошмарные пальто, штаны и сапоги, которым, возможно, позавидовал бы Фредди Крюгер, но которые у нас, естественно, никто не покупал. И естественно, предприятия легкой промышленности годами же работали в убыток, гирями повисая на государственном бюджете. Зарплату ведь работникам платили исправно – по сути, ни за что. Ну и всякая бытовая мелочевка тоже была в хроническом дефиците. Повторюсь, советская экономика была колоссальной пушкой, не умевшей стрелять по этим воробьям.
Так называемая «косыгинская» реформа с данными проблемами частично справилась, но все равно недостаток товаров массового спроса оставался. И компенсировался суррогатами частного предпринимательства: кооперативными, комиссионными магазинами… Таковых в каждом крупном городе было несколько. Так называемые потребительская и промысловая кооперации (последнюю, правда, прикрыл Никита Сергеевич Хрущев по непонятному скачку психики – у него таких чудес было много) довольно успешно закрывали потребности населения в продуктах питания, в том числе и даров природы типа лесных ягод, орехов, лекарственных трав… А вот комиссионки (в сущности, то, что сегодня называется «секонд-хенд») предлагали гражданам модную, хоть и подержанную одежду. Не только ее, конечно. Можно там было найти и антиквариат, и современные интересные штучки (в фильме «Берегись автомобиля» персонаж Андрея Миронова впаривал посетителям немецкий магнитофон «Грюндиг», причем левым ходом, мимо магазинной кассы)… Спрос на все это был, работать в «комках» считалось престижным. Собственно, упомянутый персонаж, имея высшее образование, предпочел трудиться рядовым продавцом, в результате чего разъезжал на личной «Волге»: знал, где рыбные места.
Однако, и кооперация и «комки» до конца не могли исчерпать спроса на товары широкого потребления. Итого – в крупных городах стихийно возникали базарчики, разнообразно именуемые толкучками, барахолками, блошиными рынками, где найти можно было купить практически все, и по договорным ценам. Торгуйся, рядись, хоть до посинения.
Я далек от юриспруденции, и не берусь судить, насколько законными-незаконными были эти толковища. Думаю, что не очень. Тем не менее, власти частенько смотрели сквозь пальцы, понимая, что данное теневое предпринимательство затыкает экономические прорехи. Тем не менее, рейды правоохранителей с привлечением дружинников (сегодня бы сказали – волонтеров) случались время от времени. Видимо, чтобы уж совсем жизнь медом не казалась. Но если в целом с вещевыми барахолками советская власть сквозь зубы, но мирилась, то куда большее беспокойство у нее вызывали такие же примерно ярмарки, где продавалась аудио- и видеопродукция. Ну, скажу так: по-настоящему видеомагнитофоны, соответственно и видеокассеты массово появились в СССР к середине 80-х. Да, технология была разработана куда раньше, но она долго являла собой научно-лабораторный феномен, без воплощения в объекты бытовой техники. В 1978 году советские граждане с этим еще не были знакомы.
Иное дело – аудиокассеты. Это уже было, и магнитофоны-кассетники, более продвинутые, чем «катушечники», уже вовсю существовали. Как импортные «Филипс», «Тандберг», «Акай», «Сони»… так и наши «Десна» производства Харьковского радиозавода. И аудиозаписи «Битлз», «Роллинг стоунз», многих прочих англоязычных исполнителей, конечно, расползались по стране, что вызывало у советских идеологов заметное беспокойство. Отсюда и повышенный интерес к местам полулегальной торговли культурпродукцией. Где, разумеется, маячили и виниловые диски, без них куда же!.. Те же «Роллинги», и «Дип Перпл», и «Лед Зеппелин» разными правдами и неправдами проникали в СССР. И вот сейчас, пока мы с Витькой тряслись в дребезжащем трамвае, он с увлечением рассказывал мне, что мечтает приобрести любой диск «роллингов», либо из «Дип Перпл» – «Горящих» или «Шаровую молнию». Почему-то в те времена у «темно-лиловых» наблюдалась такая странноватая тяга к огненным названиям.
На рельсовом транспорте настоял Витек. Разумеется, из рачительных соображений. Проезд на трамвае стоил три копейки. На троллейбусе – пять. На автобусе – аж шесть. Я попробовал было заявить, что от копеечной экономии толку немного, но Витек горячо меня оспорил:
– Да ты чо?! Четыре копейки – что, по-твоему, не деньги? Четыре лишних куска хлеба в столовой! Не-ет, я этого на ветер не выброшу. Смотри, Базилевс, инженер должен быть экономистом, так сказать, по совместительству! Или ты не согласен?
– Ну почему же? Совершенно разумная мысль.
Витек был очень доволен моей похвалой, а я неожиданно задумался: а что в СССР стоило одну копейку? То есть категорический минимум. А ну-ка, напряжем память…
Один кусок хлеба в столовой – это Витек уже назвал. Так. Дальше! Стакан газированной воды без сиропа в автомате (с сиропом – три копейки). Коробок спичек. Газета «Пионерская правда». Еще что?..
С ходу не вспомнилось, а Витя все жужжал и жужжал над ухом про «роллингов», да «лиловых». Видимо, на эту тему он готов был переливать речи бесконечно. Я его не обрывал, слушал вполуха, кивал, но по большому счету мне это было неинтересно. К рок-музыке я совершенно равнодушен, за исключением разве что нескольких композиций, да и то самых древних, времен «Битлз» и «Шэдоуз». А к «роллингам» и вовсе испытываю неприязнь из-за Мика Джаггера – уж больно рожа дрянная.
Под необязательную болтовню мы доехали до места. Вагон был не сказать, что полный, но все же порядком народу ехало. И почти все вывалились на нашей остановке, поехали дальше несколько человек. Понятно, что все вышедшие дружно повалили в сторону ДК.
– Ага! – радостно зашептал Витек. – Смотри-ка, ажиотаж есть. Хорошо… Ну, пошли скорей!
«Толкучка» представляла собой нечто вроде случайного скверика между хозяйственным двором ДК и ближайшим жилым домом – двухподъездной девятиэтажкой. То есть, вряд ли его планировали, а он как-то сам собой получился. Поодаль были еще здания, и пяти-, и девятиэтажные, целый микрорайон.
Витек заметно приободрился. Он был здесь как рыба в воде.
– Привет! Здорово!.. – только и кидал он направо и налево торгующим дельцам, иные из которых были основательно снабжены раскладными столиками и сиденьками, а другие прямо по траве или по земле расстелили пледы, покрывала и вели продажу прямо с них.
Господи, чего здесь только не было!.. Меня волей-неволей захватило любопытство, я начал присматриваться.
Думаю, каждый из этих предпринимателей давно специализировался на чем-то одном. Наверняка это стало их образом жизни и давало ощутимый приработок. Я даже попробовал мысленно их систематизировать, составить, так сказать, усредненный социальный портрет продавца барахолки… и вышло у меня, что мужчин и женщин тут примерно поровну, в основном немолодые, в основном люди невысокого статуса. В те годы, кстати, разница в одежде была заметно ощутимее, она как достаточно надежный маркер расставляла граждан по ступеням социальной лестницы. Вряд ли простому работяге тогда бы пришло в голову надевать шляпу, плащ и галстук. А вот кепка, ватник, сапоги – в самую жилу…
Так вот, продавцы тут были народ в массе непрезентабельный. Женщины в основном барыжили одеждой, а также пряжей, вязаными изделиями, вышивкой. Мужики промышляли кто электрикой, кто сантехникой, кто слесарно-столярным инструментом… На одном персонаже зацепился мой взгляд. Это был такой деклассированный пьющий интеллигент со следами пороков на лице, но в чем-то сохранивший остатки былой респектабельности. А приторговывал он, естественно, книгами. Самодеятельный букинист.
Я даже заинтересовался. У него там заметны были явно дореволюционные издания. Я бы с удовольствием покопался в них. Не сейчас, ясное дело, но постарался запомнить и самого типа, и место где он находился. Прямо-таки мысленно сфотографировал его.
– Слушай, – спросил я Витьку. – А здесь у каждого своя определенная точка?
– Практически да, – сказал он. – По крайней мере, у меня так. Ну, шаг влево, шаг вправо не считаем… Да вот и пришли! Иваныч, здорово!
Пожилой мятый жизнью Иваныч прошамкал ответное приветствие беззубым ртом. Он барышничал филателией и фалеристикой: марками, значками, даже какой-то антикварной фурнитурой типа довоенных шевронов, кокард и эмблем Красной Армии. Это все тоже меня немедленно заинтересовало, но дело есть дело.
– Часы! – громко, но деликатно провозгласил Витька. – Электронные японские часы, последняя модель! А также другие импортные товары. Сигареты, жевательная резинка! Модные популярные вещи…
– Никакого импрессионизма! Никакого абстракционизма!.. – вполголоса подсказал я.
– Тише ты, – сердито скрипнул Витька. – Не путай жанры!
Я беззвучно рассмеялся.
Рекламная кампания имела успех: привлеченная упоминанием о жвачке, к нам подвалила кодла пацанов лет от десяти до четырнадцати. На «Ригли» они не потянули, но «Педро» выгребли почти подчистую, рублей на восемь.
– Ну, с почином! – сказал я Витьке. – Теперь пойдет писать губерния. У меня рука легкая, имей в виду!
Честно говоря, я это брякнул от балды, просто чтобы Витьку приободрить. Но оказалось, что как в воду глядел: минуты не прошло, как на горизонте появился пижон лет двадцати пяти, в «гавайской» рубашке невообразимой раскраски – правда, я даже не смогу объяснить, что там за цвета, вырви-глаз какой-то. Светлые джинсы, дымчатые очки. Надменно жующий жвачку рот. Общий вид – «все вокруг говно, а я граф Монте-Кристо».
– Витька, – мгновенно шепнул я на ухо ему, – смотри, твой клиент!
– Где?.. А, вижу. Точно! Наш контингент, работаем!
И он заблажил погромче про часы и сигареты. Цветастый Монте-Кристо услышал, не торопясь подвалил к нам.
– Здорово, – свысока бросил он. – Это у тебя, что ли, «Сейко»?
– Это у меня, – с неуловимой дерзостью ответствовал Витек. – Смотри, пока не разобрали!
И он предъявил часы на металлическом браслете с защелкой.
Тот скептически хмыкнул, но какой тут скепсис? Не придерешься. Он крутил, смотрел и так и сяк, едва ли не обнюхивал.
– Смотри, смотри, – подзадоривал Витька. – Ничего не высмотришь! Натуральные, не лицензия какая-нибудь там. Мэйд ин Джапан чисто!
Модник промолчал. Хвалить, видать, не хотел, а хаять не за что. Ни к чему не придерешься.
– И сколько? – наконец, соизволил сказать он.
– Сто тридцать, – без запинки выстрелил словом Витька.
– Ха! Сказал, как в лужу перднул. Да я такие же за сто найду!
– Так в чем вопрос? – Витек ехидно ухмыльнулся. – Иди, ищи. Фуфло какое-нибудь корейское или сингапурское. Может, и найдешь. А это чистая Япония. Ну ты же видишь, разбираешься в этом деле, я вижу!..
Покупатель промолчал, но и не отказался. Я угадал, что он размышляет. И хочется, и колется. Уже представляет себя с этой роскошью на запястье, но сто тридцать рублей!..
– Ну, за сто возьму, – наконец, изрек он.
– Не-е, земляк, – закуражился Витька. – Так дело не пойдет. Сто тридцать, как сказано.
Тут они принялись торговаться, и видно было, что этот процесс Витьке доставляет настоящее удовольствие. В переговорном процессе он был как рыба в воде.
Пока эти двое дебатировали, я вдруг испытал некое необъяснимое беспокойство, которого поначалу сам не понял. Что бы это значило, а?
Я огляделся, но ничего такого не заметил. И все-таки чуйка сигналила, что здесь что-то не то…