Роберт был уверен, королева считает его трусом, недостойным великих свершений на поле битвы. Она не позволяла ему даже думать об участии в планируемых военных сражениях против Испании.
– Мне надоела жизнь при дворе, – жаловался брат. – Надоели глупые фрейлины с их вечными интригами, хихиканьем, кокетством. Надоели приемы, танцы, охота. Дрейк готовит новый поход, а мне Елизавета запретила идти вместе с ним.
– Она боится потерять тебя, Робин, – неожиданно для самой себя я начала защищать Ее Величество. – Ее верный фаворит умер, и она не хочет рисковать твоей жизнью.
– Я не выдержу постоянного пребывания при дворе! – Роберт, как всегда, стоял, возвышаясь надо мной могучей горою. – Она должна понимать: меня нужно отпускать время от времени. Если мне не позволят ехать, я сбегу!
В Роберте я не сомневалась: если захочет – сбежит. Он держался с королевой на равных, без подобострастия, присущего большинству придворных. Порой даже дерзил, но ему все сходило с рук. Елизавета его прощала, и это раздражало двор. С другой стороны, у Роберта было несколько близких друзей, которые его искренне любили. Они вполне могли помочь ему сбежать с Дрейком.
Чуть позже Роберт столкнулся с новой напастью. Собравшись в поход, он совсем не подумал о деньгах. Королева не изменяла себе – кампанию финансировали сами участники. Вкладывать деньги в сомнительное предприятие никто не торопился: прибылью на этот раз не пахло.
– Зачем Дрейку странная затея с возвращением на престол короля Португалии? Зачем ему лавры военные, когда он их уже получил, разгромив в прошлом году Армаду? – недоумевала я.
Роберт, хоть и считал женщин наиглупейшими созданиями, счел нужным объясниться:
– Армада вернулась к испанским берегам в плачевном состоянии. Всего половина кораблей добралась до родины, и те нуждаются в ремонте. Мы имеем хороший шанс разгромить их до конца. Поговаривают, испанский король планирует нанести второй удар по Англии. Он будет заниматься ремонтом кораблей и сбором новой Армады. Дрейк не хочет ждать, пока Филипп подготовится. Сейчас самое время нанести удар по остаткам кораблей, скопившихся в Сантандере. Затем, сэр Френсис пойдет к Лиссабону и Азорским островам. Есть возможность прославиться и разбогатеть!
– Кстати, интересный вопрос: откуда ты возьмешь деньги, чтобы пуститься в плавание? – я не удержалась от ехидства.
Плачевное состояние наших финансов не являлось ни для кого секретом. Нас с Дороти содержали мужья, а вот положение Роберта мало чем отличалось от маминого. Наследства, доставшегося ему от отца, едва хватало на покрытие повседневных расходов. А после графа Лейстера остались одни долги.
– Я договорился. Мне дадут денег в долг.
– Опять в долг. Роберт! – я не верила своим ушам. Как можно повторять ошибки, которые до тебя уже совершили другие люди!
Тем не менее, вскоре стало понятно: Англия серьезно готовится выступить. Королева вопреки обыкновению выделила четверть необходимой суммы. Часть денег поступила от голландцев, кровно заинтересованных в окончательной победе над испанцами. Остальное вкладывали такие же как Роберт Эссекс знатные люди Англии и торговцы.
К выходу в море подготовили шесть королевских галеонов, шестьдесят голландских быстроходных судов и двадцать пинасов. Моряков, солдат и командующих набралось около двадцати четырех тысяч. Назвали флот Английской Армадой.
Конечно, я не разбираюсь в тонкостях военных действий. Я лишь пересказываю услышанное при дворе и рассказанное самим Робертом. Великим планам не суждено было сбыться. Но все по порядку. Собранный флот стоял в портах в ожидании попутного ветра. Появлялось подозрение, что Господь препятствует выходу в море англичанам точно так же, как год назад препятствовал испанцам. Нам повезло тогда. Не стоило ли остановиться? Я молчала, а те, кто вложил деньги в предприятие Дрейка, волновались не на шутку.
В этом месте придется немного отвлечься на дела семейные. Мама не уставала нас удивлять и в мае вышла замуж за Кристофера Бланта. Кристофер приходился родственником Чарльза. Оба дружили с Робертом. Когда умер Дадли, брат попросил Кристофера помочь матери с похоронами. Так они и познакомились. Мама была старше третьего мужа на пятнадцать лет. Кроме того, он являлся близким другом ее сына. Я постаралась проявить понимание и маму не осуждать. Если уж Роберт не считал этот брак чем-то странным или выдающимся, то к чему мне высказываться против.
Мама, однако, посчитала нужным со мной объясниться. Когда я приехала к ней поделиться новостью – муж добился своего, и я забеременела во второй раз – она заговорила о Кристофере.
– Ты, скорее всего, считаешь меня совершенно неспособной на сильные чувства, Пенелопа. Но это не так. Я страдаю, люблю и переживаю так же, как ты. Вы с Дороти меня осуждаете. Я вижу это по вашим глазам, пусть слова и не высказаны вслух. Вы считаете меня виновной в смерти вашего отца.
Я изо всех сил мотала головой, но мама продолжала говорить, не обращая внимания на мои попытки ее остановить.
– Когда я выходила замуж в первый раз, была счастлива. Поверь. В отличие от тебя. Да, я прекрасно помню, что тебя мы выйти замуж заставили. И то мой грех, за который расплачиваюсь своей несчастливой судьбой.
Пересев к матери поближе, я взяла ее руки в свои и сжала их, показывая, что не держу на нее зла. И в самом деле, я бы не считала себя такой уж несчастной, если бы не настойчивое желание мужа делить со мной постель. Забеременев, я освобождалась от тяжкой обязанности всего лишь на несколько месяцев вперед…
– Мы с Уолтером любили друг друга. Мы были молоды и наслаждались жизнью вдвоем. Шло время. Люди меняются, Пенелопа. Яркие краски молодости выцветают, уступая место новым оттенкам. А новое не всегда достойная замена того, что было. Я не виню твоего отца. Я тоже менялась. Рождение детей давалось мне с большим трудом. Я плохо переносила беременность, с чудовищной болью рожала. Уолтер хотел мальчика. Наследника. Его нельзя не понять. Но и после рождения Роберта он не прекратил попыток подарить миру детей. Я стала избегать мужа. Я радовалась, когда он уезжал из дома.
О, здесь маму я понимала. Чувствовала я себя во время беременности прекрасно. Но отъезд мужа из дома для меня тоже становился праздником…
– Уезжал Уолтер все чаще и чаще. У него появилось желание выдвинуться при дворе. Так он попал в Ирландию. После он уже никогда не был прежним. Он больше не напоминал мне того Уолтера, которого я знала в молодости. В нем появилась не жесткость – жестокость. Если человеку нравится убивать себе подобных, он теряет что-то важное в своей душе. То, чего не вернуть.
Я вздрогнула. Нахлынули воспоминания о недавних разговорах с Робертом, и на глаза навернулись слезы.
– Ты плачешь? Прости, я не должна забывать о твоем положении! – воскликнула мама, проводя по моему лицу платком.
– Нет, нет. Дело не в тебе, – я снова схватила ее за руку. – Я подумала о Роберте. Он рвется на войну. Он жаждет подвигов, а значит крови врагов. Ему, как и отцу, не сидится на месте. Только сейчас я поняла, насколько они похожи.
Мы обе замолчали. Тягостные мысли кружили в голове. Я первой нарушила тишину:
– Успокойся, мама. Я не виню тебя в смерти отца. И графа тоже не виню. Смерть настигла его тогда, когда то было угодно Богу.
– Спасибо. В графа Лейстера я влюбилась с первого взгляда. Ты же знаешь сама, как бывает. Он был хорошим человеком. Добрым и мягким. Служба при дворе и участие в сражениях не превратили его сердце в камень.
– Но любовь к королеве? Мама, его последнее письмо было написано ей! – воскликнула я, не выдержав. Одно дело – простить графа, другое – сделать из него безгрешного рыцаря.
И снова в комнате повисла тишина. Я успела пожалеть о вырвавшихся словах. Зачем делать больно тем, кого любишь? Тошнота начала неожиданно подкатывать к горлу. Я сделала глоток вина, из бокала, стоявшего на столике возле меня. Стало чуть легче.
– Прости, не хотела причинить тебе боль.
– Нет, нет, ничего. Я сама начала этот разговор, – мама вздохнула. – Знаю. Про письмо я знаю. Он любил и ее тоже. Мужчины умеют любить двух женщин одновременно, – она горько усмехнулась. – Граф никогда не скрывал от меня своей привязанности к Елизавете. Он был обижен на нее за нежелание стать его женой. После смерти первой жены граф ждал несколько лет согласия королевы. Помнишь тот прием в замке Кенилворт? Оказывается, тогда он в последний раз пытался таким образом сделать ей предложение. Великолепное представление имело целью поразить Елизавету в самое сердце.
– И ведь она любила его! – не выдержала я. – Почему же отказала?
– Кто знает? Мы с тобой не занимаем трон Англии, хоть и являемся родственницами королевы. Нам не понять… А Дадли посчитал добрым знаком наше знакомство. Он стремился к семейному теплу и нашел его в нашем доме. Смерть сына стала ударом для нас обоих. Оправиться нам не удалось. Я хотела сказать о Кристофере. Пойми, Пенелопа, я в долгах. Королева не просто отказалась погасить часть долгов графа, она отняла у меня часть имущества, чтобы покрыть долги перед казной.
– Как же Роберт? Она так любит брата!
– Видимо, любовь к новому фавориту не влияет на чувства, испытываемые ко мне. Кристофер помогает всеми силами. Без него я бы не выжила. Но скорее, это поддержка моральная. После свадьбы Елизавета распорядилась забрать у меня все украшения, которые дарил мне граф Лейстер. Якобы, опять в счет погашения долгов. Но это месть. Месть за то, что я посмела предать память любимого ею мужчины.
Не знаю, подействовал ли на меня тот разговор, но Кристофер Блант, в отличие от Дадли, мне нравился. И в дальнейшем он не раз доказывал преданность Летиции и нашей семье…
Установилась благоприятная погода, и корабли вышли из порта. На одном из них находился Роберт. Втайне от королевы, ослушавшись ее приказа, он присоединился к Английской Армаде, двигавшейся в сторону Сантандера. Испанский порт, в котором находилась большая часть судов, являлся первой целью нападавших.
– На первый взгляд задача казалась простой, – Роберт вздохнул. – Почти все уцелевшие испанские корабли находились на ремонте в Сантандере. Их никто не защищал. К нашему нападению никто не готовился.
Тебе известно, чем все закончилось. Но я все же со слов Роберта перескажу быстро события, которые роковым образом повлияли на течение последующих лет.
Сначала все шло по плану, и Армада быстро двигалась к северу Испании. Но буквально в нескольких милях от цели их настиг шторм. Ближайший испанский порт, в котором могли укрыться англичане, располагался в Ла-Корунье. Туда и принял решение двигаться Дрейк. Он сумел потопить корабли, расположенные в порту. Не так там их много насчитывалось, чтобы этим гордиться, но лучше, чем ничего.
Погода не улучшалась. Английская Армада продолжала стоять возле Ла-Коруньи. Сэр Джон Норрис, возглавлявший пехоту, взял нижнюю часть города, убив около пятисот испанцев и разграбив винные погреба, в то время как Дрейк уничтожил тринадцать торговых кораблей в порту. Продолжал дуть западный ветер. Мимо Армады Дрейка спокойно прошли несколько испанских галер, которые везли продовольствие и оружие оборонявшимся в Ла-Корунье.
– Бездействие сказывалось на настроении команды, – говорил Роберт. – Мы попали в ловушку, подобную тем, что щедро расставлял Господь испанцам год назад. Чтобы поднять боевой дух, Дрейк приказал начать осаду верхней части Ла-Коруньи.
Пользуясь благоприятным направлением ветра, испанцы продолжали отправлять помощь осажденным. Поэтому, как только ветер переменился, Дрейк принял решение снять осаду и двигаться к Лиссабону. К сожалению, осада дорого обошлась англичанам: за две недели погибло несколько сотен человек.
– Голландцы повели себя как крысы, которые бегут с тонущего корабля! – возмущался брат. – Большинство из них повернули к берегам Англии, объясняя свое поведение не трусостью, а необходимостью отвести раненых и починить суда.
Если бы не потерянное из-за погоды время, нападение на Лиссабон стало бы более успешным. Разведка доносила, город обороняется с помощью недружественно настроенного к испанцам гарнизона. Дрейк и Норрис считали, проблем с освобождением Лиссабона не предвидится. Но за время, что англичане провели у Ла-Коруньи, испанцы успели укрепить оборону. Так же не оправдался расчет на восстание португальцев, которые должны были подорвать испанское сопротивление внутри города.
Дрейку, однако, удалось захватить несколько торговых судов, что хоть как-то компенсировало затраты на кампанию королевы. Взять Лиссабон у англичан не получилось…
– Мы находились почти у цели. Я попал копьем прямо в ворота города! – гордо вещал Роберт. – Трусы-португальцы не стали рисковать. С такими людьми нельзя иметь дело!
Да, удар копья Роберта произвел впечатление. Он не помог взять город, зато позже позволил добиться прощения королевы. Впрочем, по порядку. Итак, выбора не оставалось: Дрейк повел корабли к Азорским островам. Но и здесь ему не удалось достичь цели. Испанцы, полностью осознав опасность, пресекли все попытки прорваться к островам. Они потопили несколько кораблей Дрейка. Из-за болезней и ранений Норрис был вынужден отправиться с частью судов обратно к берегам Англии. Дрейк остался в море. Он хотел хотя бы захватить торговые корабли, которые шли из Америки. Не прекращавшийся шторм не позволил ему сделать даже это.
Королева вернула лишь треть затраченных денег, потеряв около сорока кораблей и тысячи человек убитыми или умершими от болезней. Роберт считал, что поход Английской Армады нанес большой урон испанцам:
– Нельзя считать нас побежденными, – утверждал он. – Мы заставили испанцев на несколько лет отложить приготовления флота к следующему нападению на Англию. Пусть мы не достигли ни одной цели, зато потрепали врага, как следует!
Не знаю. Женщине судить о подобных вещах сложно. Но я никогда после гибели Филиппа в Нидерландах не считала смерть людей достойным итогом любого дела. До смерти Сидни я просто об этом не задумывалась. Хотя меня и ужасали деяния отца в Ирландии, только гибель любимого человека заставила посмотреть на войну другими глазами. А Роберт все больше становился похожим на Уолтера Деврё. Остановить его порывы было некому – королева гневалась на фаворита не долго, а мы с мамой уже не являлись для него авторитетом.
Прием, оказанный Роберту королевой, удивил приближенных. Они знали не понаслышке о ее гневе, вызванном тайным бегством Роберта на корабль Дрейка. Елизавета посылала письмо за письмом с приказами Эссексу вернуться. Ситуацию ухудшали, конечно, и неудачи, которые преследовали Армаду. Победителей принято прощать. Именно поэтому двор был уверен: фавориту несдобровать.
Прекрасно понимая: ей путь к королеве закрыт, мама попросила своего отца, сэра Френсиса Нолиса, замолвить за внука слово. Деду тогда исполнилось семьдесят восемь лет. Он служил еще Генриху, отцу Елизаветы. Несколько десятков лет он являлся членом Парламента. Лишь при королеве Марии сэр Френсис вместе с семьей был вынужден покинуть Англию – он не изменил своей вере и, будучи протестантом, поселился в Германии. Смерть Марии позволила ему вернуться на родину.
Надо сказать, сэр Френсис никогда не одобрял маминого брака с графом Лейстером. Отчасти, свадьба тогда состоялась из-за беременности мамы. Второй причиной был всем известный жесткий нрав деда. Он настаивал на официальной церемонии, постоянно напоминая Летиции о предыдущей любовнице графа, которая имела от него незаконнорожденного ребенка.