Еще будучи студенткой ВГИКа, Андрейченко пользовалась повышенным вниманием со стороны представителей сильной половины этого вуза и даже, по слухам, имела с кем-то роман. Но ничем серьезным он не завершился: так, студенческое увлечение.
Весной 1976 года судьба свела Наталью с известным кинорежиссером Андроном Михалковым-Кончаловским, который готовился к съемкам очередной своей картины – «Сибириады». О том, каким образом произошла их встреча, вспоминает сам режиссер:
«Когда я стал спрашивать, кого из талантливых вгиковских ребят пригласить ассистентом на «Сибириаду», мне посоветовали студента режиссерского курса Сашу Панкратова. Так он появился у нас в группе. Человек жизнерадостный и наивный…
Саша был и есть дамский угодник. Большой ходок по барышням. Знал весь актерский молодняк в Москве, включая всех абитуриенток. Я озадачил его просьбой найти молодую актрису на роль Насти. Чтобы внешне она была сибирская, ядреная, кровь с молоком.
Я в это время болел, перенес на ногах воспаление легких. Жил у родителей, в моей квартире жила Вивиан (жена режиссера. – Ф. Р.). Саша привел Наташу Андрейченко: высокая, статная, круглая, вся, как яблоко, крепкая – укусить невозможно. Она мне понравилась, я начал нести какую-то ахинею, тут же решили выпить водки – болезнь этому не помеха. Она стояла, готовила яичницу; я смотрел на ее икры, плотные, сбитые, – сразу понял: она – настоящая и, наверное, сможет сыграть Настю…
У нас с Наташей стало даже намечаться что-то романтическое. Я пригласил ее съездить со мной в Ленинград. Она пришла в малиновом бархатном берете. Берет мне как-то не очень понравился, но поездка была приятной. Правда, наши отношения быстро завершились. У меня начался роман с Лив Ульман. Я вернулся из Норвегии. Пришла Наташа. Я сказал ей:
– Очень сожалею, но…»
В самом начале 80-х Андрейченко вышла замуж. Ее супругом стал знаменитый композитор Максим Дунаевский, который в те годы переживал пик популярности. Вот как об этом вспоминает сам композитор:
«Мы с Наташей познакомились в 1981 году на съемках фильма «Мэри Поппинс, до свидания!» в Ленинграде. Ей было 25, мне – 37. Поздней ночью после съемки встретились в буфете. Посмотрели друг на друга, и я пригласил ее в номер (у меня всегда номер с роялем), где всю ночь играл ей свои сочинения. Тогда уже вышли на экран «Три мушкетера», «Карнавал». Наташа была очень удивлена, что все это написано мной. И вот так, не переставая удивляться, вначале влюбилась в меня, а потом вышла замуж. Мы были не только мужем и женой, но и очень хорошими друзьями и творческим дуэтом…»
В ноябре 1982 года у супругов родился сын, которого назвали Дмитрием. Однако рождение ребенка не принесло гармонии в молодую семью. Андрейченко утверждает, что во многом виновата сама: была слишком строптивой, бескомпромиссной, не прощала мужу никаких слабостей. В итоге между ними все чаще стали вспыхивать скандалы по поводу и без.
Между тем творческий тандем Дунаевский – Андрейченко смог проявить себя только однажды: в телевизионном мюзикле Леонида Квинихидзе «Мэри Поппинс, до свидания!» (1983), где он написал музыку, а она сыграла главную роль (правда, пела за нее профессиональная певица Т. Воронина). На этом их дуэт распался: причем не только творческий, но и семейный. Инициатором выступила Андрейченко, которая полюбила к тому времени другого мужчину. Дело было так.
В 1984 году Андрейченко должна была сыграть главную роль в фильме Игоря Масленникова «Зимняя вишня». Однако тогда же ей поступило весьма заманчивое предложение от американцев сыграть жену Петра Первого Елизавету Лопухину в фильме «Петр Великий». Соблазн был столь велик (до этого Андрейченко, как и большинство советских актрис, ни в одном западном фильме не снималась), что она согласилась и отправилась уговаривать Масленникова разрешить ей параллельные съемки. Но тот ее встретил отнюдь не ласково и предупредил: мол, выберешь американцев – потеряешь роль у меня. Актриса была в шоке, не зная, что делать. Муж советовал выбрать «Вишню» и перестать валять дурочку. Но Андрейченко послушалась не его, а свою подругу – актрису Театра им. Ермоловой Наталью Архангельскую, которая сказала: «Ты дура, что ли? «Петр Великий» – это многобюджетное американское кино. Тут и думать нечего – снимайся у них». Андрейченко так и сделала. В итоге она потеряла прекрасную роль в «Зимней вишне» (ее сыграла Елена Сафонова), но зато взамен нашла новую любовь. Это был известный американский актер австрийского происхождения, 53-летний Максимилиан Шелл. Стоит отметить, что в 1984 году Андрейченко присвоили звание заслуженной артистки РСФСР. Но если бы министерские чиновники чуть-чуть задержались с этим присвоением, в дальнейшем оно вряд ли состоялось бы – по причине ее романа с Шеллом.
Наталья Андрейченко вспоминает: «Шелл играл самого Петра, его имя мне говорило немногим больше, чем рядовому зрителю, – как режиссер он тут совсем неизвестен, как актер – едва-едва… (Шелл начал сниматься с 1955 года и советскому зрителю был знаком по фильмам «Нюрнбергский процесс» (1961, премия «Оскар»), «Симон Боливар» (1969) и др. – Ф. Р.). Но, когда мне впервые показали его на площадке, я уважительно подумала: да, этот может, это вполне русский царь… И мне ужасно захотелось с ним заговорить, а словарный запас был минимальным, первые месяцы мы объяснялись по разговорнику…
Я приехала на одну из съемок «Петра» – очень красивую. Как сейчас помню, 3 сентября. И был такой солнечный день, Суздаль, красота, желтые деревья, лошади, огромное поле, царь Петр… Я его увидела издалека и подумала: «Ой, какой интересный мужчина! Нужно с ним познакомиться, все-таки я играю его жену». Я набралась смелости, подошла к нему и сказала по-английски: «Я очень зла на тебя. Ты почему сослал меня в монастырь?» Он, конечно, ничего не понял: кто эта женщина, о чем она говорит?.. Но внимание на меня обратил. А фраза, которую я сказала на английском, была единственной, потому что это был текст из моей роли. Он ничего не понял, но, видно, такую чувиху забыть не мог. И сразу пригласил меня на ужин. А я ему: «No, мистер Шелл, без переводчика – no». Он стал бегать в поисках переводчика, никого не нашел. Я тоже пыталась найти, но безуспешно. Пьяные, наверное, все были. И мы пошли ужинать вдвоем. Вот тогда я пожалела, что не слушала режиссера фильма Лэрри Шиллера и не учила английский язык. Общаться нам пришлось посредством рисунков на матерчатых салфетках…
По графику Макс не присутствовал на съемках постоянно. Но, когда он приезжал, мы все вечера проводили вместе. И между нами всегда лежал маленький оксфордский словарь, который он мне подарил. Шелл мне тогда признался, что я – из тех, кого он прежде видел, – была первой русской, которая всегда улыбалась. И его это настолько потрясло, что он был просто загипнотизирован мною и хотел разобраться в подобном феномене. Шелл никогда не был женат. В свои 53 года он был заядлым холостяком и безумно боялся связывать себя узами брака. У него и так все было хорошо в жизни. Масса домработниц, две секретарши, свой офис по производству фильмов, любая женщина на земле, которую он хотел. И никакой потребности заводить семью, детей. Поэтому Максимилиан хотел бы и со мной продолжать отношения без штампов. Но в нашей стране в то время это было невозможно…»
В те годы отношения между СССР и США переживали не самые лучшие времена, поэтому связь советской актрисы с американцем выглядела чуть ли не предательством. Тем более официально Андрейченко была замужем. Однако в силу своего характера (она была женщиной сильной и всегда брала то, что ей нравится) Андрейченко отступать не собиралась. Но страхов и унижений им пришлось натерпеться изрядно. К примеру, в Москве за ними везде следили чекисты: на улице, в гостинице. Один раз Наташу даже выгнали из гостиницы, поскольку гостей разрешалось пускать только до одиннадцати. Это случилось 3 мая 1985 года, когда Шелл специально приехал в Советский Союз, чтобы поздравить Наталью с днем рождения (ей исполнилось 28 лет). Но едва они расположились в гостиничном номере Шелла (он остановился в «Космосе»), как раздался громкий стук в дверь. На пороге застыли администраторша и несколько мужчин представительного вида. Администраторша заявила: «Гостям в номере у нас положено находиться до 23.00! Поэтому покиньте номер!» Шелл пытался договориться с непрошеными визитерами по-доброму, но те ничего не хотели слушать. Тогда Шелл заявил: «В таком случае я уйду с ней!» На что администраторша рассмеялась: «Да ради бога!» И влюбленные ушли на улицу. А следом за ними следовали… милиционеры на мотоциклах. Таков был приказ КГБ. Всю ночь Наташа и Максимилиан ходили по Москве, жутко замерзли. А 4 мая Шелл улетел на родину.
После нескольких подобных случаев, которые происходили с влюбленными каждый раз, когда они пытались уединиться, они приняли решение оформить свои отношения официально. Поход в ЗАГС был запланирован на сентябрь 85-го, но сорвался по вине Шелла, который не смог приехать в Москву. Он объявился лишь в конце октября и неожиданно заявил Андрейченко: «Я не готов, я холостяк, я боюсь брака больше всего на свете». Услышав это, Андрейченко решила с ним расстаться. Она проводила его в аэропорт и посадила на самолет. И с того момента перестала снимать телефонную трубку, когда раздавались междугородные звонки.
Так продолжалось до тех пор, пока в Москву не приехала сестра Шелла, Мария, которая часто посещала Москву по личным делам. Далее послушаем рассказ самой Натальи Андрейченко:
«Мария позвонила мне из Москвы, я подошла к телефону. Она сказала, что заедет ко мне по очень важному делу. Вечером у меня в гостях была моя лучшая подруга. Раздался звонок в дверь, я открываю, а там стоит Максимилиан. Я побежала от него по своему длинному коридору, крича только одно: «Нет, нет, нет!» А он – за мной. Так мы вбежали на кухню, и… он меня обнял. Подруга смотрела на меня как на предательницу: мол, что же это я опять делаю. А я взглянула на него, у меня потекли слезы, и я сказала, по-моему, самую гениальную фразу на земле: «Запах родной». И прильнула к нему. Все! После этого он сказал: «Я готов. Буду жениться». Это было 5 декабря…»
Поскольку Андрейченко тогда еще была замужем за Дунаевским (правда, вместе они уже не жили), она немедленно сообщила ему об этом. Тот оказался джентльменом и сразу же согласился на развод. Их развели в течение одного дня. А в феврале 86-го в Москву приехал Шелл со всеми бумагами со своей стороны. И они подписали брачный контракт. На всякий случай первым пунктом в нем был предусмотрен развод через две недели, чтобы Шелл чувствовал себя свободно. Второй пункт гласил, что Андрейченко будет жить в России, третий, что дочь – а они хотели только дочку – непременно наравне с русским паспортом будет иметь швейцарский…
Советские власти были рады тому, что этот вопрос наконец-то разрешается. Правда, они настаивали, чтобы Андрейченко уехала за границу к мужу. Но она этого не хотела. Актриса написала письмо на имя Егора Лигачева, одного из идеологов перестройки, в котором сообщила, что никуда уезжать не собирается, а намерена работать в СССР постоянно. Она просила помочь ей с постоянными визами в три страны – Германию, Австрию и Швейцарию. Ей повезло: времена тогда уже менялись в сторону потепления отношений с Западом, поэтому ее просьбу удовлетворили.
Расписались Андрейченко и Шелл 11 июня 1986 года в Грибоедовском дворце бракосочетаний в Москве. По словам невесты, жених трясся от страха как сумасшедший. Рядом были его сестра Мария Шелл, крупнейший продюсер Запада Карел Дирка, посол Швейцарии в СССР Карл Фриччи с супругой и другие. Когда Шелла попросили поставить свою подпись под брачным документом, он внезапно завопил: «Господи! Что я здесь подписываю? Я же ничего не понимаю. Я боюсь». Но пути назад уже не было. На помощь жениху пришел посол, который перевел ему текст. А сотрудница ЗАГСа с важным видом произнесла: «Эта бумага означает, что вы, Максимилиан Шелл, женитесь на на-а-ашей Наташе!» И гордо постучала себя в грудь. После этого Шелл поставил свою подпись. В Москве он пробыл до 12 сентября, после чего улетел на родину. Молодожены не виделись друг с другом полгода, поскольку каждый был занят своими делами: они снимались в разных фильмах.
Стоит отметить, что, несмотря на то что Дунаевский согласился на развод легко, их с Андрейченко отношения испортились донельзя. Он понимал, что из-за брака его бывшей жены с иностранцем он может потерять своего сына, и потому нервничал. В результате во время одного из скандалов Андрейченко запретила ему видеться с Митей. Но их помирил… Шелл. Он приехал в Москву на день рождения Мити и спросил у мальчика, какое у него самое большое желание. А тот возьми и ответь: «Я хочу поговорить со своим папой». Услышав это, Андрейченко взвилась: мол, что за блажь в два часа ночи?! А Шелл ее перебил: «Ты что, с ума сошла? Ну-ка, Митя, звони папе». Но Андрейченко продолжала возражать. Тогда Шелл сам позвонил Дунаевскому и передал трубку мальчику. Спустя час композитор приехал к ним и забрал мальчика к себе. После этого у них начались нормальные отношения.
В течение двух лет Андрейченко жила в Москве и продолжала свою творческую карьеру как в театре (со спектаклем Анатолия Васильева «Серсо» она объездила полмира), так и в кинематографе. В период с 1985 по 1988 год Наталья снялась в главных ролях в трех картинах: у Александра Белинского в «Марице» (1986), у Эрнеста Ясана в «Прости» (1987, 4-е место в прокате, 37,6 млн зрителей) и у Романа Балаяна в «Леди Макбет Мценского уезда» (1989).
Наталья Андрейченко вспоминает: «Леди Макбет» я заканчивала, говоря по-русски, уже с пузом, о чем никто, кроме режиссера Балаяна, не знал. Почти на девятом месяце я вовсю отплясывала на плоту, прежде чем броситься со своей соперницей в воду. Танец длился очень долго… Но Балаян однажды проговорился оператору Паше Лебешеву, который буквально завопил: «Что ж ты мне, так-перетак, не сказал, я бы на нее другие фильтры поставил, никто бы не просек. Всегда мне везет – то Соловей в «Рабе любви» беременной снималась, то Андрейченко…»
Закончив фильм, Андрейченко улетела в Мюнхен, где вскоре и родила дочь Настю (шел 1988 год). Когда дочке исполнилось два месяца, Наталья с мужем и несколькими актерами из СССР организовали гастроли с лучшим симфоническим оркестром Германии (исполняли литературно-музыкальную композицию «Евгений Онегин» на музыку Прокофьева). Роль Онегина исполнял Олег Янковский, Ленского – Игорь Костолевский, Татьяны – Наталья Андрейченко, генерала – Алексей Петренко.
Через месяц Андрейченко, Шелл и Настя вернулись в Москву (Митя остался в Мюнхене учиться), где Шелл осуществлял постановку спектакля «Вера, Любовь, Надежда» по пьесе крупнейшего австрийского драматурга Едена фон Хорварда в Театре-студии Олега Табакова. Когда Насте исполнился год, в семье Шелла встал вопрос о постоянном совместном проживании. В итоге была выбрана нейтральная территория – столица кинематографа Лос-Анджелес, где был снят приличный дом (у них была и ферма в Австрии). Однако именно там Андрейченко едва не умерла по вине тамошних врачей. Дело было в 1989 году. А началось все с пустяка – у Андрейченко разболелся зуб. Шелл нашел лучшего врача – доктора Готье, который был личным дантистом президента Рейгана. Но то ли этот Готье растерял к тому времени все свои навыки, то ли еще что-то, но зуб он удалил, как коновал, и вдобавок внес инфекцию. У актрисы началась газовая гангрена, общее заражение крови. У них в доме гостил тогда Никита Михалков, который, увидев распухшее лицо Натальи, первым забил тревогу. Андрейченко повезли в госпиталь. А тамошние врачи вынесли убийственный диагноз: мол, они могут прооперировать больную, но часы ее все равно сочтены. Спасло Андрейченко чудо. Перед самой операцией она из последних сил поднялась, подошла к зеркалу и, увидев свое отражение, дала себе установку: все будет хорошо. И выжила.
Наталья Андрейченко вспоминает: «Первые полтора года в США я прожила никому не нужная, никому не известная, ничего не делая. Пережить человеку с именем это очень трудно. Но сейчас, оглядываясь назад, я поняла, насколько тогда мне было хорошо.
Впервые в жизни у меня появилось свободное время, а до этого и после – одна только сумасшедшая профессия. В Америке я работала с лучшими педагогами по произношению, по преодолению акцента. Я занималась вокалом – у меня была очаровательная, сумасшедшая, лучшая на Бродвее и во всем Нью-Йорке учительница Джоан Кобин. Она учила меня… по телефону! Три раза в неделю, в определенный час мы с ней пели по телефону. Естественно, за мой счет…
Потом я уговорила Макса купить в Лос-Анджелесе дом. Хотя он объяснял, что этого не стоит делать, что дом – это большая ответственность, ограничение свободы и т. д. Но я, как русская женщина, слышать ничего не желала. Замучила бедного, самолюбивого швейцарца уговорами и заставила купить дом, который сейчас отдан под полную мою ответственность, хотя я там практически не бываю. Это такая головная боль, что передать невозможно. Макс об этом знал изначально. А мне все надо было испытать на собственном опыте, чтобы понять: самое удобное – это снимать жилье. Приехал на полгода, взял дом в аренду и живи себе спокойно. И никакой ответственности…»
Вскоре после покупки дома Андрейченко вновь едва не рассталась с жизнью. На этот раз ее погибелью мог стать автомобиль, за рулем которого сидела агентша актрисы Одри. До этого они сходили в ресторан, и Одри умудрилась в течение вечера несколько раз вколоть себе наркотик. Когда Андрейченко поняла это, она тут же решила покинуть заведение. Однако Одри увязалась за ней. В тот момент, когда Андрейченко направля-лась к своей машине, агентша уже успела сесть в свою и резко сдала назад – прямо на Наташу.
Вспоминает Наталья Андрейченко: «Лежу я плашмя, не двигаясь, состояние крайне «великолепное»: по мне проехал каток, но я не умерла. Напрочь забыла все английские слова и хриплю подбежавшему ко мне Годунову (балетный танцор, в 1979 году сбежавший из СССР. – Ф. Р.): «Саша, милый, ноги целы?» Он отвечает: «Целы». Я ему: «Как ты думаешь, они переломаны?» Он: «Лежи, девочка, лежи, милая, не двигайся!» Меня начинает колотить, и я прошу кого-то укрыть меня, потому что холодно, безумно холодно… И тут слышу сквозь пелену шепоток по толпе: «Не подходите к ней, не трогайте ее – вы берете на себя ответственность!..» Как вам это нравится? Но там свои законы.
Короче, приехала машина «Скорой помощи». Меня тут же «замуровали» в твердый панцирь, потому что врачи были на 150 процентов уверены – шея и позвоночник у меня сломаны напрочь. В госпиталь со мной поехал Саша Годунов. По дороге эскулапы раз двадцать спрашивали: «У вас есть страховка, у вас есть страховка?» У меня страховка точно есть, но не в кошельке же – я ведь не собиралась умирать!
В приемном покое меня бросили в этом дурацком корсете где-то в углу и напрочь забыли о моем существовании. Битых три часа я пролежала без движения, трясясь и задыхаясь, пока не приехал директор моего агентства и не сказал, какая у меня страховка и какие гарантии! Тут вся эта братия наконец зашевелилась, забегала вокруг, и наконец-то я получила долгожданный успокаивающий укол…
В рентген-центре мне сделали снимок, и в палату сбежалась масса врачей посмотреть, так сказать, на «русское чудо». Потому что у меня не было ни одного перелома, ни од-но-го. Хотя на фотографии, снятой в тот день, отчетливо видно, какая я вся синяя-синяя, вся спина, и даже следы от колес там видны…»
В 1994–1997 годах имена Андрейченко и Шелла оказались в эпицентре нескольких скандалов. К примеру, в ноябре 1994-го Шелл предстал перед судом в Лос-Анджелесе по обвинению в домогательствах сексуального характера. Что же произошло? Оказывается, он в общественном месте позволил себе высказать двусмысленные комплименты некой даме и проверить упругость ее бюста. И дама, осерчав, подала на него в суд. Тот, в свою очередь, обязал Шелла извиниться.
Следующий скандал был творческого порядка – он разгорелся вокруг фильма «Свечи на ветру». Будучи режиссером картины (она стала пятой на его счету) и сыграв в ней с женой главные роли, Шелл вошел в конфликт с продюсером фильма – тот не захотел вставить в картину 5-ю симфонию Малера и одну из песен Владимира Высоцкого, на чем настаивал Шелл. В итоге последний снял свою фамилию с титров картины и подал на продюсера в суд.
И, наконец, еще один скандал разгорелся в России уже вокруг имени Натальи Андрейченко. Суть дела состояла в следующем. 25 сентября 1997 года газета «Ведомости Москвы» опубликовала на своих страницах заметку под недвусмысленным названием «В любовные сети Владимира Преснякова угодила Наталья Андрейченко». В заметке шла речь о том, что якобы Пресняков-младший коварно отбил Андрейченко у ее законного супруга Шелла, бросив при этом свою постоянную спутницу Лену Саруханову. Как было написано в статье, «актриса давно уже питала симпатии к «русскому Майклу Джексону» и не упустила шанс встретиться с тайным объектом своих грез».
В итоге Андрейченко и Пресняков подали на газету в суд, требуя возмещения морального ущерба по 100 миллионов рублей в пользу каждого пострадавшего: Преснякова, Андрейченко и Шелла. В ответ в тех же «Ведомостях» 19 февраля 1998 года появилась публикация под заголовком «Наши извинения Наталье Андрейченко». Привожу текст этой заметки: «25 сентября 1997 года в № 32 нашего еженедельника был опубликован материал под заголовком «В любовные сети Владимира Преснякова угодила Наталья Андрейченко». В нем смаковались подробности якобы имевшего место быть любовного романа известной российской актрисы Натальи Андрейченко, ныне проживающей в США, и эстрадного певца Владимира Преснякова. Повествование сопровождалось оскорбительными эпитетами в адрес самой г-жи Андрейченко и ее мужа, кинорежиссера Максимилиана Шелла.
Редакция «Ведомостей» приносит глубочайшие извинения супружеской паре Андрейченко – Шелл, а также Владимиру Преснякову и проясняет собственную позицию в данном вопросе. Авторы публикации, в погоне за дешевой сенсацией, написали о несуществующей любовной истории, отталкиваясь от фотоснимка, приведенного в означенном материале. Фотография изображает г-жу Андрейченко и г-на Преснякова в момент беседы на одной из светских вечеринок. Непринужденное общение людей, зафиксированное фоторепортером, и стало поводом для фантазий и измышлений.
В настоящий момент авторы материала более не работают в «Ведомостях», так как в связи с данной статьей были уволены за профессиональную непригодность. Вина, помимо авторов публикации, лежит и на редакторе газеты, не нашедшем времени или возможности проверить изложенную в статье информацию, прежде чем пропустить ее в печать. Отчасти это объясняется сравнительно молодым возрастом газеты («Ведомости» выходят чуть более года) и отсутствием необходимого опыта.
Редакция никоим образом не желала оскорбить г-жу Андрейченко или ее супруга. «Ведомости» искренне почитают Наталью Эдуардовну и преклоняются перед ее артистическим талантом. С таким же уважением мы относимся к личности, чувствам и семейным ценностям Максимилиана Шелла. Надеемся, что наши искренние извинения хотя бы частично компенсируют моральный ущерб, который упомянутая публикация причинила г-же Андрейченко и г-ну Шеллу».
Между тем в августе 2000 года Максимилиан Шелл едва не умер. Дело было в Риге, где его сразил внезапный приступ панкреатита. В семь часов вечера Андрейченко срочно вызвали в больницу. Там ее встретили врачи, которые заявили, что у ее мужа начался отек, что необходимо хирургическое вмешательство. А она знала, что у него диабет, что его ни в коем случае нельзя вот так наскоро оперировать. Но врачи торопят, кричат: «Принимайте же решение, время идет!» Тогда Андрейченко отправилась к мужу в реанимацию. А он лежит без сознания, ни на что не реагирует. Тем не менее она стала с ним советоваться: «Макс, ты меня слышишь? Они хотят тебя оперировать. Скажи мне, что ты хочешь?»
Шелл вдруг очнулся и прошептал: «Домой, в Мюнхен». Андрейченко вышла к врачам и объявила волю мужа. На нее посмотрели как на идиотку: «Вы кого слушаете? Что он может решать?» Но она была непреклонна. Короче, Наташа организовала самолет, и в полвторого ночи Шелл улетел в Германию. А она осталась в Риге, поскольку у нее не было визы. Прилетев позже в Мюнхен, она два месяца каждый день ходила к мужу в реанимацию.
По ее словам: «Его нельзя было сразу оперировать. Поэтому Макса сначала вылечили, а потом уже прооперировали. Я сидела в реанимации часами, хотя это было запрещено. Он не мог говорить, у него были закрыты глаза, температура держалась под сорок. Но он знал, чувствовал, что я с ним. И это ему помогало. Как-то подходит ко мне один злодей, по-другому его не назову, хотя он и врач, даже профессор. Стал на меня кричать: «Ну что вы здесь сидите? Вы же всем мешаете. Вы не понимаете, что это смертельная болезнь, что только пять процентов выживают?» Я зарыдала… Месяц спустя я с цветочками вошла в лифт госпиталя, и этот же самый профессор случайно оказался в том же лифте. Он знал, что Макса уже перевели в нормальную палату, и сказал: «Ой, какая вы сегодня счастливая!» А я ответила: «Видишь, чувак, в этом наша разница. Ты веришь в науку, а я верю в чудо». И вышла из лифта. А он остался, явно очумевший…»
Тем временем весной 2002 года в России грянул новый скандал вокруг имени Андрейченко. Она тогда зачастила в Москву, долго жила здесь без мужа, на что немедленно отреагировали досужие сплетники. Причем не в России, а в Германии. В газете «Билд» так и написали: Андрейченко разводится с Шеллом, получает положенные ей 17 миллионов долларов и переезжает в Москву к своему новому возлюбленному Стасу Намину. А Шелл, мол, нашел пристанище в «гавани» своей старинной подруги, 38-летней историка-искусствоведа Элизабет Михич.
Андрейченко отреагировала на эту публикацию оперативно, сделав официальное опровержение следующего содержания: «Мы с Шеллом по-прежнему любим друг друга. Вся эта шумиха в прессе – развод, раздел мифических миллионов, мой грядущий брак со Стасом Наминым – неслыханное хулиганство. Ассистент Шелла Маргит Шукра, на которую ссылается немецкая газета, запустившая «утку» о разводе, всерьез подумывает подать в суд на это издание…
Я испугалась, что Намин действительно развелся с женой, моей подругой, ради того, чтобы жениться на мне. Сразу позвонила Стасу. Он был в Берлине вместе с моим другом, с которым мы знакомы больше 20 лет, – послом Владимиром Паленовым. Они вдвоем хохотали. Оказалось, Стас ничего не знал, что о нем написали в газетах, и, когда ему позвонили с вопросом обо мне, он решил, что над ним подшучивают, и тоже пошутил в ответ. Мы посмеялись: «Не знаем, как нам теперь – втроем или вчетвером – спать придется?» Короче, без меня меня и женили, и развели…»
В сентябре 2003 года газета «Московский комсомолец» опубликовала очередное интервью с Андрейченко. Из него выяснилось, что актриса по-прежнему живет с Максимилианом Шеллом и разводиться с ним не собирается. Ее сын Митя учится в престижной парижской школе гостиничному менеджменту, а Настя – в актерском институте в Америке.
Из интервью Натальи Андрейченко: «С детьми у меня хорошие отношения. Я, например, горжусь своими отношениями с Митей. Мы настоящие друзья. С Настей немного сложнее, может, оттого, что мы обе – женщины. Она папина дочка, он ей все разрешает, Настя какой-то тиран с детства, но я не хочу давить в ней это. Во мне мою личность давили с раннего детства, и я все хорошо помню. Настя сильная личность, иногда это действует на нервы, но пусть развивается, почему нет?
Митя говорит на трех языках без акцента, у него сильная русская база. Настя говорит по-русски хорошо, но с акцентом, а понимает больше, чем способна сказать. Я с ней занимаюсь, каждый вечер читаю Пушкина. Считаю: пусть не все слова ей понятны, но через магию русской речи она многое впитает. Благодаря тому что мы много путешествуем, дети знают, что такое Европа, европейская культура…»
В течение последующих нескольких лет российские СМИ неоднократно будоражили общественность слухами о том, что Андрейченко и Шелл разводятся. Поводом к этому служило то, что Наталья периодически уезжала от мужа и детей в Россию и жила здесь безвылазно месяцами (иной раз по восемь месяцев), снимаясь в кино («Очень русский детектив», «Жизнь взаймы» и др.). Живет она в Москве, где у нее есть трехкомнатная квартира с большим балконом, откуда открывается прекрасный вид на Кремль и храм Христа Спасителя (до этого актриса жила в менее комфортабельной квартире в Дегтярном переулке). Однако сама Андрейченко информацию о разводе категорически опровергает. По ее словам:
«Любовь – это свобода, а не обладание. Иногда мы с Максимилианом живем одним домом, когда начинается работа – разъезжаемся… Не знаю, хорошо это или плохо. Каждый должен выбирать подходящую структуру отношений. Многие нас не понимают, сплетничают…»
Летом 2009 года Андрейченко и Шелл стали бабушкой и дедушкой: их дочь Анастасия подарила им внучку, которую назвали Леа-Магдалена. Кстати, Настя пошла по стопам родителей – она актриса, много снимается в Австрии и Германии, за некоторые фильмы даже призы получала. Как рассказывает ее мама (интервью «Телеантенне»):
«Не знаю, как будет дальше у Насти. Актрисе же надо «актрисить», а тут ребеночек маленький… Не знаю и того, где она в конце концов предпочтет жить. Вот сын Митя недавно стал магистром экономических наук, сейчас ищет работу, в том числе и в России. Он, хотя и живет за границей с пяти лет, душой абсолютно русский человек. Митя говорит, что, если найдет работу тут, с удовольствием будет жить на родине. А дочь вобрала в себя культуру трех стран. С одной стороны, Настя похожа на мою героиню из фильма «Сибириада», такая девушка в теле, с длинной косой. Кстати, мы назвали дочку в ее честь. Но в то же время есть в Насте и немецкое, и американское…»