Елена
Неожиданное происшествие на интервикис на какое-то время позволило мне отвлечься от тяжелых мыслей о последних событиях. Конечно, началось все просто ужасно, но затем словно переломился ход истории. Впервые в жизни меня похвалили перед всем классом! Я и в обычной-то школе была почти невидимой, даже на горячо любимой мною литературе, а тут вдруг на первом, точнее, нулевом своем занятии по совершенно незнакомому языку – удостоилась похвалы! Да еще на фоне позора моей обидчицы! Хотя этот факт меня не обрадовал. Теперь она затаит еще большую обиду. Но я совсем не понимаю, чем так успела ей насолить, что она везде меня задевает. Она пришла самой последней в спальню и согнала меня с места, которое показалось мне таким чудесным. Я безропотно подчинилась, а теперь жалею об этом. Но не потому, что не дала ей отпор. Увы, достойно ответить обидчику – это не мой случай. Мне проще опустить глаза и скромно подвинуться, пропуская нахала вперед. Но то место, куда мне пришлось переселиться… Сначала я обрадовалась уюту замкнутого пространства, в которое перебралась, но потом наступила ночь.
Я снова вернулась к тяжелым мыслям. Наверное, это были всего лишь плохие сны, и это нормально, что они приходят на новом месте, когда душа полна волнений и переживаний и все вокруг еще чужое и незнакомое. Я никогда богатырским сном особо не отличалась, поэтому нет ничего удивительного в страшных, точнее, странных сновидениях. Но они были настолько живые, настолько ощутимые, что, проснувшись, я слишком четко могла представить все до мельчайших подробностей. Эти воспоминания не тускнели со временем, и я то и дело ловила себя на мысли, что верю в реальность ночного происшествия.
В конце концов, если сама школа магическая (о боже, в мире существует магия!), то почему здесь не может быть аномальных вещей? Вполне возможно, что это и не аномалия вовсе, а совершенно нормальный ход событий для этого места. Надо было с кем-то об этом поговорить – с теми, кто намного лучше во всем разбирается, но я пока не знала, с кем. Мне кажется, что меня тут обходят стороной, словно я изгой или невидимка. Я знаю, это всегда было моей проблемой: мне очень трудно обратить на себя внимание, трудно знакомиться, но здесь это холодное равнодушие, исходящее от многих учениц, я будто ощущала кожей. Наверное, Белла настроила всех против меня, но за что? Я же не перечила ей, освободила кровать и ушла в свою каморку.
При мыслях о каморке по позвоночнику снизу вверх пронеслись острые ледяные уколы озноба, и меня слегка замутило. Какое счастье, что сейчас только начало дня и до ночи еще далеко. Я провожу небольшой перерыв между первым и вторым уроком, сидя на одном из маленьких балкончиков, которыми буквально усеяны массивные, величавые стены нашей школы. Эта причуда местной архитектуры очень пришлась мне по душе. Почти над каждым балконом есть козырек, защищающий от ненастья. Здесь можно спокойно стоять, облокотившись на каменные перила, и сквозь пелену дождя созерцать темно-зеленые кроны деревьев, простирающиеся вдаль. Листья пока не тронули яркие осенние краски. Осень еще только в самом начале своего пути и не успела расцветить этот мир на свой лад. Правда, я и не знаю, что происходит тут с природой. Может быть, этот бесконечный дождь так и будет литься круглый год, деревья останутся зелеными, а воздух – теплым и свежим, пахнущим скошенной травой и хвоей. Я пригляделась, силясь за потоками воды разглядеть сосны, но не смогла. Сплошной зеленый ковер, начинающийся у подножия горы, на которой стояла наша школа, раскинулся насколько хватало глаз, пересеченный широкой темной линией. Как ни всматривалась я – не поняла, что это такое, но предполагаю, что сам город дождя. Сверху непонятно, далеко ли до него идти. Я там не была. Я как-то сразу оказалась на пороге школы, все скудные наставления и напутствия получив еще на той стороне.
Странно, что мне так легко удалось занять на переменке один из балкончиков, хотя, наверное, они могут привлечь только таких унылых одиночек, как я. Большинство учениц на переменах сбивается в стайки, увлеченно что-то обсуждая, а здесь может уместиться два, от силы три человека. Что ж, зато у меня уже есть в этом месте свой любимый уголок, куда можно забиваться в перерывах и смотреть вдаль, наслаждаясь чистым воздухом. Мне вдруг подумалось, что город дождя – вполне подходящее для меня место: такое же тоскливое и унылое, как я сама. Может быть, мне даже удастся его полюбить, если я не утону в его глубоких лужах.
Отогнав набежавшие вновь ночные воспоминания, я вернулась в памяти к эпизоду на интервикис. Вот с кем можно будет поговорить обо всем, происходящем тут! Мика, тот парнишка с красными волосами. Может быть, он просто пожалел меня и решил поддержать и больше не захочет со мной общаться, но попытка не пытка. По-моему, он и сам не очень-то вписывается сюда. Парень даже в обычном учебном заведении вызывал бы косые взгляды, а тут, в магической школе, с этой своей безумной прической и в донельзя рваных джинсах, он выглядел, как нечто инородное. Но, кажется, его это совершенно не беспокоило. Как бы его найти? Вчера, в воскресенье, я долго бродила по двору и зданию школы, где обычно собирались компании учениц и учеников, но Мику точно не видела. Я бы его сразу запомнила. А сегодня после интервикис нас развели по разным занятиям, и я не успела перекинуться с ним и парой слов. Даже спасибо не сказала за то, что он меня подбодрил.
Я так понимаю, что и у меня, и у него на первом занятии была всего лишь общая вводная лекция, довольно скучная, где учитель сонным голосом рассказывал нам про школу, про ее важность и нужность, про наш вклад в общее дело. Я знаю, что мне надо буквально полностью удариться в слух, потому что только на занятиях я смогу хоть что-то понять, но как же он нудно говорил! Когда учитель заканчивал фразу, я уже забывала, с чего он начал. Надо сосредоточиться и на следующем занятии быть повнимательней.
Пока я не разобралась, по какому принципу тут разделяют учеников. Я почему-то опять попала на урок с Беллой, но, к счастью, мы оказались очень далеко друг от друга. Занятие проходило не в маленьком помещении, как на языковом уроке, а в большом зале, где ученики сидели в амфитеатре за крошечными столиками. Белла умудрилась занять место в первом ряду, а меня, как обычно, унесло на самый верх, за один из последних столиков.
Еще я хотела бы пообщаться с Хлоей – так зовут рыжую девчонку с разноцветными глазами. В воскресенье она, как и остальные, игнорировала меня, словно после знакомства с Беллой полностью потеряла всякий интерес. Но она хорошо меня встретила, и я надеюсь, мне удастся вернуть ее расположение. Ну, а нет так нет. Я привыкла. Только бы Мика не оттолкнул. Надо же, когда я попала сюда, то была уверена, что здесь нечто вроде закрытой школы для девушек, но в воскресенье, когда у нас была масса свободного времени, я встречала повсюду много ребят. Оказалось, школа смешанная. Гуляя по двору под прозрачным школьным зонтом, который мне вручили взамен того, что дал охранник, я нечаянно наткнулась на группу парней, среди которых был… Мне слово трудно подобрать, чтобы описать свои ощущения в то мгновение, когда я увидела его лицо. Я никогда не видела таких красивых лиц, таких притягательных молодых людей. У меня даже сердце заколотилось! Я не знала, что какой-то обычный парень может вызывать такие эмоции, такой ураган чувств! Я видела симпатичных мальчишек в нашей школе, но, зная, что они все равно на меня не обращают внимания, приучилась их не замечать. Но этого невозможно было не заметить и забыть тоже. И как же горько от мыслей, что уж такой красавец точно никогда в жизни не посмотрит в мою сторону. Даже на сантиметр головы не повернет.
Тем не менее я, рискуя быть замеченной и опозоренной его дружками, принялась крутиться вокруг да около, прохаживаясь неподалеку, и, кажется, мне удалось расслышать его имя. Друзья называли его Элай. Что это за имя? Элайджа? Даже имя волшебное по своему звучанию. Надо же, удивительно, как оно нашло своего обладателя.
Что ж, пусть он не обратит на меня внимания, но, представляя прекрасное лицо, я могу наслаждаться его красотой и немножко мечтать, и это счастье у меня никто не отнимет. А еще мне есть с кем поговорить о сокровенном. Ну, не поговорить, а помолчать вместе, передавая мысли бумаге через стройные ряды букв и слов. Моя любовь к литературе и писательству зародилась давным-давно. Первое, что я начала писать, помимо школьных сочинений, – это записи в моем дневнике. Сначала то были куцые коротенькие строчки, которые сейчас даже смешно перечитывать, но мой дар развивался, и получалось все лучше и лучше. Я оттачивала слог в рассказах о тех днях, что уже прожила, о происшествиях, участником или наблюдателем которых стала. Я научилась не просто передавать хронологию событий, а описывать это красочно и образно, вставляя, где нужно, диалоги и сдабривая все это своими впечатлениями. Иногда я могла забросить свой дневник на несколько месяцев, но неизменно к нему возвращалась. И постепенно поняла, что очень хорошо знаю, в каком направлении буду торить дорогу во взрослую жизнь. Однако мою судьбу решили без моего же участия, и писательская карьера останется лишь пробами пера на страницах дневника, с которым я могу делиться чувствами и мыслями.
В воскресенье я уже пыталась сделать несколько записей, рассказав о впечатлениях от школы и всего, что меня сейчас окружало. Я должна была при этом упомянуть и ночное происшествие, но тогда это была всего лишь одна ночь, и я надеялась, что сон не повторится. А раз так, то, может быть, лучше его забыть. Поэтому я не стала ничего писать. Но все повторилось и длилось дольше, чем в первый раз, и я просыпалась почему-то реже, словно то, что находилось по ту сторону сновидения, уже разобралось, как меня удерживать там, не отпуская в реальный мир.
По школе прокатилась мелодичная трель звонка, и через распахнутое окно балкона я услышала сбивающийся топот ног: все спешили по своим классам. Я с трудом заставила себя оторваться от перил и шагнуть в помещение. Эх, надо было взять дневник с собой на занятия, чтобы каждую перемену уединяться на балкончике с тетрадкой и писать. Я же оставила его в каморке под подушкой. Надо все-таки будет найти дневнику более надежное место, ведь я собираюсь доверять ему свои тайны.
* * *
Следующим уроком у нас были виды дождей. Он назывался как-то иначе, я не запомнила, но суть была такая. На этих занятиях нас ожидали рассказы обо всех дождях, что только бывают на свете. Таких уроков должно быть немного, они скоро закончатся, и мы перейдем к более сложному этапу. Но вначале мы будем подробно изучать, что такое обложной дождь, почему дождь под солнцем называется грибным. Нам будут все наглядно демонстрировать: ливни, косые дожди, морось и даже ледяной дождь. Пока для меня эти погодные явления были все на одно лицо, просто где-то воды больше, а где-то меньше. Да еще пузыри на лужах далеко не всегда бывают.
В просторном кабинете, где мы собрались, не было обычных окон. Окно – одно-единственное, огромное, во всю стену и без рам – больше походило на экран кинотеатра. Когда пойду гулять, надо будет обязательно посмотреть, как оно выглядит снаружи.
Во время урока мы таращились за окно, потому что Джейкоб – наш преподаватель – показывал нам разные дожди. Он не творил никаких заклятий, просто долгим и внимательным взглядом смотрел вместе с нами сквозь стекло, и дождь то лился сплошным потоком, словно разверзлись небеса, то вдруг прямо на глазах стена воды прореживалась и превращалась в тончайшие дождевые нити, затем падала крупными редкими каплями, а потом вдруг распылялась водяными брызгами.
Я вместе с учениками завороженно наблюдала за тем, как сменяются за окном дожди, но нет-нет да бросала взгляд на учителя, который очень сосредоточенно управлял своей стихией. Дождевые потоки словно отражались в его умных серых глазах, и казалось, что вода переливается внутри них, струится и закручивается в водовороты. Я наконец оторвала от него взгляд, потому что это становилось уже странным и даже неприличным. Но меня так и тянуло посмотреть на него снова. Джейкоб был довольно молод по сравнению с учителями, которые вели занятия до него. Длинные темно-русые волосы, прочерченные слева тонкой серебристо-седой прядью, легкими волнами спадали ему на плечи, обрисовывая благородный овал лица.
Его голос был очень тихий и приятный, и все ученики слушали его рассказ, затаив дыхание и боясь пропустить хоть слово. Сквозь стекло почти не проникал шум воды, поэтому в классе было очень тихо. Когда учитель принялся менять дождь, чтобы продемонстрировать нам все, на что способна эта стихия, он сдвинул на стене возле окна какой-то рычажок, и стекло со свистом уехало вниз, внутрь толстой каменной стены, а перед нами тут же зашелестели водяные струи. Затем этот мерный звук сменился на частую дробь по подоконнику, когда сверху полетели крупные капли, и ученики резко отодвинулись от распахнутого окна, чтобы на них не попали брызги. Однако ни единая капля не проникла внутрь класса, и всем этим управлял один человек – наш учитель с печальными дождливыми глазами, от которых очень трудно было отвести взгляд. Я даже не знаю, чья внешность и манеры меня впечатлили сильнее – Элая или Джейкоба, но от последнего исходило какое-то невиданной силы спокойствие. Казалось, что пока этот человек рядом, нам ничего не грозит. Даже мои страшные сны отступили на задний план, и я почти про них забыла. Увы, как только я покинула класс, воспоминания снова нагрянули. И пусть до ночи было еще далеко, но с утра уже минуло несколько часов. Ночные страхи крошечными, незаметными шажками подкрадывались ближе.
Я снова скрылась на одном из пустовавших балконов и задумалась.
Не успела я расстроиться из-за того, что этот красивый учитель пробудет с нами совсем недолго, – ведь уроков Джейкоба осталось не так много, – как он сказал, что его роль, возможно, на этом не заканчивается. Оказывается, некоторым ученикам он станет наставником, но все решится уже после окончания его курса. Что делает наставник, не знаю, но как я поняла, это кто-то вроде куратора. Он будет поддерживать тех учеников, которых к нему определят, до конца учебы. Как же мне хочется, чтобы в их числе оказалась и я! Просто приходить в его кабинет в моменты каких-то трудностей, по учебе или нет, это ли не счастье? Иметь возможность поделиться с ним радостью или горем, услышать слова одобрения или утешения, произнесенные тихим, проникающим в душу голосом. Пусть мне хоть раз повезет! Пожалуйста!
* * *
Этот перерыв оказался немного длиннее предыдущего, и я опять пожалела, что не взяла дневник. Можно, конечно, было бы записать в учебной тетради, но здесь их выдавали каждому ученику и сразу отмечали в журнале, словно вели учет. Вдруг эти тетради не требуют проверки, потому что учителя и так видят все, что в них написано? Это глупость, конечно, но лучше не рисковать. Я настолько еще плохо разбираюсь во всех магических премудростях, что на свои знания пока ориентироваться не стоит. Кто знает, насколько широко тут применяется магия и в каких областях она вообще действует?
Я перегнулась через перила и посмотрела вниз, слегка высунувшись из-под навеса. Дождик тут же принялся ласково трогать мою макушку легкими каплями. Интересно, это Джейкоб ослабил дождь после занятия или просто иссякла очередная туча? А впрочем, если я не ошибаюсь, за всеми дождями постоянно кто-нибудь да следит и, если нужно, подправляет.
Впереди меня ожидало последнее занятие: кажется, что-то вроде урока истории по образованию городов стихий. Как же это было странно! Вместо того, чтобы изучать основы, жанры и историю журналистики, как полагается студентам первого курса института моей мечты, мне приходилось слушать о том, как были созданы города, чтобы с их помощью сохранять баланс и равновесие погоды на Земле. И не сказать, что это совсем не интересно, просто меня не покидает ощущение, что я нахожусь в каком-то затяжном бредовом сне. Но нет, все это не снится и происходит на самом деле. Зато настоящие сны ко мне подбираются ночью: странные, безумные сны, в которых я тоже до конца не уверена, что сплю.
Как я уже упоминала, моя каморка представляла собой аппендикс в углу спальни, ограниченный с трех сторон стенами, где помещалась единственная кровать. Эта каморка находилась рядом с умывальнями, которые вместо того, чтобы сделать по ширине спальни, почему-то укоротили на ширину моего закутка. Возможно, изначально там предполагали что-то хранить, например, оставлять чемоданы, но вместо этого устроили еще одно спальное место. Когда меня прогнала Белла и я попала сюда, я была почти счастлива, что теперь смогу спать практически в собственной комнате. Я улеглась головой к общей спальне, чтобы даже не видеть это помещение, создавая себе иллюзию полного уединения. Неожиданно быстро я провалилась в сон.
Проснулась я резко, словно меня кто-то толкнул. Почему-то первой мыслью было, что девчонки решили надо мной подшутить, но рядом никого не оказалось. В помещении было совершенно светло, что само по себе казалось странным, ведь в мою каморку свет проникал очень плохо. Похлопав в недоумении глазами, я вдруг сообразила, что нахожусь совсем не там, где заснула. Вместо проема в изголовье моей кровати сейчас была совершенно глухая стена, зато остальных стен, которые так надежно укрывали меня от чужих взоров, теперь не было! Я лежала почти посередине просторной и довольно светлой комнаты, в которой, кроме меня, не было ни души. Неужели это такая школьная шутка? Перетащить ночью спящего человека в другую комнату и оставить там. Сейчас, стало быть, все шутницы сгрудились где-то и подглядывают за мной из-за угла. Я хотела привстать на кровати, чтобы поискать, где может быть их укрытие, но не смогла подняться даже на локтях. Я едва приподнялась и тут же бессильно рухнула обратно, словно мои конечности весили по полтонны каждая. При этом тяжести в теле я не ощущала, просто не могла больше пошевелиться. Я попыталась позвать на помощь, и голос меня подвел. Я почти беззвучно что-то просипела, но не смогла произнести ничего связного, словно губы и язык перестали слушаться. Страх накрыл меня липкой волной, захлестнул по самое горло, и мне показалось, что дышать становится все труднее. То, что в помещении было светло как днем, не убавляло ужаса, а, наоборот, диссонировало с происходящим, будто в какой-то чудесный солнечный день я, придавленная неведомой силой к постели, медленно и мучительно умираю.
Я лежала и ждала своей смерти, и лучи солнца, которые просачивались сквозь разноцветное витражное окно, казались зловещими и живыми. Полупрозрачный рисунок на стенах, что лучи рисовали сквозь витраж, представлялся мне важным посланием. Там было что-то изображено, но как только я пыталась разобрать, рисунок плыл и искажался, не давая мне ухватить смысл. Лучи змеились и уплотнялись, становясь похожими на гигантских червей, и вот в этот момент я наконец поняла, что сплю. Облегчение разлилось по телу, потому что можно было больше не бояться за свою жизнь и не пытаться разгадывать секрет витражного рисунка. Необходимо было лишь вырваться из хватких лап сновидения, которое, однако, вцепилось в меня накрепко.
В плену злобного сна я находилась словно целую вечность. До избавления был всего лишь шаг, но сделать его не получалось. Страх снова стал комом подкатывать под горло, потому что я вдруг подумала, что на самом деле проснуться мне уже не суждено. Может быть, это моя предсмертная агония, может быть, во сне всегда умирают именно так, никто же не знает, что чувствовали люди, казалось бы, тихо и безболезненно отошедшие во время сна. Мы скорбим и одновременно радуемся за почивших, если они просто тихонько гаснут, без боли, без стонов и мук, но, может быть, не стоит так обольщаться, утешая себя их легкой смертью? Вдруг смерть во сне – это самое страшное, что может с нами случиться?
Не представляю, сколько длилось это подобие агонии. Ужас заполонил каждую клеточку моего тела, но как только я уже думала, что сильнее бояться нельзя, мне становилось еще страшнее. Комната стала казаться ненастоящей, нарисованной – грубо и неумело. Черви-лучи толстыми корявыми палками елозили по полу, медленно, будто на ощупь, подбираясь к моей кровати. Не знаю, чем бы это кончилось, если бы меня не разбудила одна из учениц.
– Эй, – довольно неприветливо пробурчала она. – Хватит разлеживаться. Ишь как разоспалась. Так скоро совсем просыпаться не захочешь.
Она, постояв надо мной с угрюмым лицом и убедившись, что я уже не собираюсь проваливаться в сон, наконец ушла, а я приподнялась и села на постели, поспешно развернувшись лицом к спальне. Все было на месте: стены, проход. Руки и ноги двигались, как им положено, губы шевелились. Только картинки из жуткого сна до сих пор стояли перед глазами, и я невольно оглянулась назад, потому что мне казалось, что именно сейчас щупальца кошмарных лучей должны были достигнуть моего места. Взгляд уперся в сумрачную стену, и я отвернулась. Кое-как заставив себя слезть с кровати, я отправилась умываться.
* * *
Унылое дождливое воскресенье тянулось довольно долго, и я не знала, огорчаться или радоваться, что меня никто не трогает. Я бродила в одиночестве, потом делала короткие записи в дневнике, снова гуляла. Ночной кошмар почти забылся, и я совершенно не беспокоилась о предстоящей ночи. И лишь когда пришла пора готовиться ко сну, что-то кольнуло меня в сердце, и оно наполнилось тревогой, будто укол тот был отравленным. Мне вдруг разонравился мой уютный уголок, который словно наполнился запахом затхлости и пыли. Полумрак, что так поначалу приятно скрывал меня от чужих глаз, выглядел теперь опасным, и казалось, что в каждом углу затаились до поры до времени сонные тени, которые только и ждут команды проснуться и наброситься на меня. Я быстро разделась, юркнула в постель и поджала под себя ледяные ноги, хотя в спальне было тепло. В эту ночь я уже не рискнула улечься так, чтобы не видеть комнату, где спокойно спали остальные девчонки. Сейчас мне нужно было их общество.
Я зачем-то пыталась бороться со сном, но вдруг ощутила ту самую знакомую тяжесть, что навалилась на меня в прошлый раз, не давая подняться на кровати. Но это не могло происходить наяву. Неужели я так быстро и незаметно заснула? Что, если я опять попала в тот страшный сон?
Но в прошлом сне я оказалась в светлой просторной комнате, которая находилась в противоположной от нашей спальни стороне. У меня еще тогда мелькнула мысль, что я словно в другом измерении, где все немного иное, и неизменна лишь моя кровать, которая стоит на прежнем месте, а все остальное сдвинулось и исказилось. В наших окнах не было витражей, стены были покрашены другой краской.
Сейчас же я продолжала лежать в темноте. Вроде бы ничего не изменилось. Может быть, я все-таки еще не заснула? Мне с огромным трудом все же удалось оторвать голову от подушки, чтобы посмотреть на спальню, и я с ужасом увидела перед собой стену. Похолодев, я повернулась вправо и влево: так и есть. Остальные стены опять исчезли или раздвинулись, не знаю, насколько далеко – в темноте было не понятно. А еще я очень явственно ощутила, что вместе со мной здесь есть кто-то еще.
Я еще в детстве приобрела привычку закрываться от того, что меня пугает. Всегда отворачивалась от темной комнаты, в которой спала, к стене, если мне вдруг становилось страшно. Словно неведение могло меня от чего-то оградить или спасти. Так и сейчас, мне совершенно не хотелось ничего видеть, и ерунда все это, что кто предупрежден, тот вооружен. Я даже двинуться с места не могу, а если еще и увижу нечто кошмарное, то чем мне это поможет? Проще зажмуриться и лежать, надеясь, что все примерещилось.
Но кровать подо мной вдруг мелко и часто затряслась. Тело почувствовало неприятные вибрации, словно тяжелую металлическую кровать с огромным трудом куда-то передвигали по корявому каменному полу, и это почти больно отдавало в позвоночник. Я с ужасом поняла, что мое ложе не просто движется, скрежеща железными ножками, а медленно поворачивается так, чтобы я снова оказалась лицом к комнате. Я только сейчас поняла, какой это отвратительный звук. Наконец он прекратился, и кровать замерла. Я опять увидела витражное окно, только теперь сквозь него проникал странный, белесый, с оттенком зелени свет, напомнивший мне плесень. Эта плесень отражалась на противоположной окну стене и как будто даже стекала с нее. Ощущение, что я тут не одна, никуда не делось. Кто-то был рядом, и мне казалось, что я уже слышу его тяжелое дыхание, но он будто не отваживался подойти ближе. Нелепо, но я почувствовала его страх и досаду, направленную на меня. Я как будто была ему не по зубам. Ему – кому?
Я ожидала, что зеленоватые лучи снова начнут превращаться в плесневых червей, но ничего такого не произошло. Из ниоткуда полился тихий шепот прямо мне в душу. Я не могла разобрать слов, но они явно просили, умоляли меня что-то сделать, что-то открыть, пустить. Я сжалась изо всех сил, напряглась, пытаясь проснуться, потому что чувствовала, как поддаюсь на этот просящий тихий голос и хочу ему довериться и открыться. Если я так сделаю, возможно, тяжесть уйдет из моих рук и я верну голос, который снова пропал, а тихий шепот обещал мне что-то слишком заманчивое, чтобы я могла ему сопротивляться. Страх боролся с неведомым ранее желанием, и я почти теряла сознание от раздиравших меня противоречий. Я знала, что должна противиться, но мне так хотелось поддаться. Я не понимала слов, но чувствовала то, что стояло за ними. Я все еще сражалась с соблазном, когда вдруг резкая вспышка света озарила темную комнату, и тут же все погрузилось во мрак, еще более густой и черный, чем раньше, но я успела увидеть невдалеке от кровати серую тень – полупрозрачную мужскую фигуру, которая склонялась надо мной. Это он звал меня и обещал что-то заманчивое, но теперь его шепот умолк, а вместо него я услышала грубый женский голос.
– Эй, новенькая, проснись! Как тебя там, Елена? Вставай давай! Я не смогу каждый раз тебя вытаскивать!
Я открыла глаза. Как и накануне, меня разбудила та же самая угрюмая девчонка. Она опять сразу ушла, а мне запали в душу ее слова: каждый раз вытаскивать. Что она имела в виду? Откуда она меня вытащила? Из страшного сна? Я уже в это не верила. Происходящее снова было чересчур реальным, к тому же что-то еще не давало мне покоя, и когда я это поняла, то словно приросла к кровати. Я снова проснулась головой к спальне. И не потому, что как безумная металась на постели и вертелась во сне. Моя тяжелая железная койка действительно была повернута на сто восемьдесят градусов. Но это было невозможно, она бы застряла в узких стенах! Неужели мне придется признать, что ночью я находилась где-то в другом месте?
Я вспомнила тень мужчины и почувствовала, как по позвоночнику потекла капля ледяного пота.
– Елена, ты что застыла на кровати, как парализованная? У тебя сегодня занятие раннее, ты почти опоздала! Я не нанималась за тобой следить! – Раздраженный голос выдернул меня из оцепенения. Я машинально слезла с кровати, быстро умылась, оделась и отправилась на свой первый интервикис.