Стояла солнечная осень 1861 года. В лавровых зарослях у дороги в Западной Виргинии лежал солдат. Он вытянулся на животе, упершись носками в землю и положив голову на левую руку, а правой рукой сжимая винтовку. Из-за неестественного положения конечностей и совсем незаметного ритмичного покачивания патронташа, висящего на ремне, он казался мертвым. Однако солдат всего лишь заснул на посту. Если бы его обнаружили, то и вправду убили бы на месте, и казнь стала бы справедливым и заслуженным наказанием за это преступление.
Лавры, где устроился нарушитель воинской дисциплины, росли в излучине дороги, которая уходила вверх по склону на юг, на самой вершине утеса круто сворачивала к западу и около сотни метров тянулась по вершине. Затем она вновь уходила на юг и, петляя, спускалась к лесу. На втором повороте лежал большой плоский камень, он будто смотрел на глубокую долину, откуда поднималась дорога. Камень нависал над высоким утесом – осколок, сорвавшийся с его края, пролетел бы не менее трехсот метров, прежде чем достичь верхушек сосен.
Излучина дороги, где лежал солдат, располагалась на втором возвышении утеса. Если бы не дремота, часовой сейчас мог бы окинуть взглядом не только короткий отрезок дороги и плоский камень, но и край утеса, и долину внизу. От этого вида у него точно закружилась бы голова.
Вся долина была покрыта лесом, за исключением самого дна, где раскинулся небольшой луг. По нему протекал ручей, едва видный с края впадины. С утеса эта прогалина казалась не больше обычного двора, но на самом деле занимала большую территорию. Зелень там была сочнее, чем кроны окружающих деревьев. За прогалиной поднимались громадные утесы, похожие на тот, по которому кто-то неведомым образом проложил дорогу и откуда обозревался этот уголок нетронутой природы. Долина с этой позиции простреливалась полностью, и можно было только догадываться, откуда брала начало дорога, пролегающая по ней, и куда впадал ручей, разделяющий землю пополам в сотнях метров внизу.
Однако даже такой труднопроходимый и дикий уголок люди умудрились превратить в театр военных действий: между деревьями на дне этой ловушки, в которой полсотни человек, заняв стратегические подходы, могли уморить голодом целую армию, скрывалось пять полков федеральной пехоты. Они шли сюда целые сутки и теперь расположились на отдых. С наступлением ночи они планировали вновь выйти на дорогу, подняться на вершину, где сейчас спит незадачливый часовой, и, спустившись по другому склону, около полуночи напасть на вражеский лагерь. Вся надежда была на внезапность, поскольку дорога выходила к арьергарду противника. Если бы случай или неосторожность раскрыли этот маневр неприятелю, войска Федерации оказались бы в безнадежном положении.
Спящий часовой, Картер Друз, уроженец Виргинии, был единственным сыном состоятельных родителей, привыкшим к той легкости, манерам и уровню жизни, какие только могли себе позволить богатые люди с хорошим вкусом в горном краю Западной Виргинии. Его родовое гнездо располагалось всего в нескольких километрах от места, где он сейчас лежал. Однажды утром Картер встал из-за стола после завтрака и тихо, но серьезно заявил:
– Отец, полк Союза прибыл в Графтон. Я намерен присоединиться к нему.
Отец немного помолчал, глядя на сына, а затем ответил:
– Что ж, ступай. И что бы ни случилось, выполняй то, что считаешь своим долгом. Виргиния переживет твое предательство. Если мы оба останемся живы до конца войны, то еще поговорим об этом. Тебе, наверное, известно, что твоя матушка находится в критическом состоянии – в лучшем случае она проживет несколько недель, и это время бесценно. Не будем ее беспокоить.
Картер Друз с почтением поклонился отцу, ответившему на поклон с величавым спокойствием, за которым скрывалось разбитое сердце, покинул дом и отправился на службу. Вскоре его преданность, отвага и лихие подвиги принесли ему добрую славу среди боевых товарищей и офицеров. Именно благодаря этим качествам, а также знанию местности, он был отправлен в дозор на опаснейший пост. Однако усталость поборола чувство долга, и Картер задремал.
Какой ангел (добрый или злой) посетил его в сновидениях и оборвал преступный сон? Без движения, без звука, в абсолютной послеполуденной тишине и истоме незримый посланник судьбы прояснил его разум и шепнул таинственное пробуждающее слово, которое никогда не срывалось с человеческих уст, никогда не всплывало в человеческой памяти. Солдат бесшумно поднял голову и взглянул сквозь стволы лавровых деревьев, машинально сжав правой рукой приклад винтовки.
Первое, что он почувствовал, – восторг художника. На колоссальном пьедестале утеса, застыв на выступающем краю плоского камня и четко выделяясь на фоне неба, возвышалась величавая статуя всадника. Изваяние человека сидело на изваянии лошади, прямо и по-военному, но со спокойствием греческого божества, высеченного из безжизненного мрамора. Серая форма хорошо сочеталась с воздушным фоном, металлический блеск снаряжения и упряжи смягчила тень. На шерсти коня не было ни единого светлого пятнышка. Поперек луки седла лежал карабин, ствол которого резко уходил в перспективу. Правой рукой всадник придерживал ружье за приклад, левую руку, сжимающую поводья, не было видно.
Профиль лошади выделялся на фоне неба в мельчайших подробностях, а ее взгляд устремился сквозь воздушное пространство к утесам, виднеющимся вдали. Седок повернул голову. Он смотрел вниз, в долину. Видны были только очертания его виска и бороды. Взбудораженное присутствием врага воображение солдата придало фигуре исполинские, титанические пропорции.
На мгновение Друз испытал странное, смутное чувство, что он проспал всю войну и теперь смотрит на благородное произведение искусства, воздвигнутое на этой вершине в память о деяниях героического прошлого, в которых он принял не самое достойное участие. Это чувство развеялось, когда «группа» пошевелилась: лошадь, не переступая, отклонилась от края утеса, человек остался неподвижен. Опомнившись и внезапно поняв, в каком опасном положении оказалась его армия, Друз аккуратно подтащил к себе винтовку, ухватив ее за ствол, взвел курок и прицелился в грудь всадника. Одно движение спускового крючка – и для Картера Друза все закончится благополучно. И тут всадник обернулся и посмотрел в сторону затаившегося противника – казалось, он видит часового, смотрит ему в глаза, заглядывает прямо в бесстрашное, сострадающее сердце.
Трудно ли убить врага на войне? Врага, раскрывшего секрет, который может стоить жизни тебе и твоим товарищам, врага, который опаснее целой армии? Картер Друз побледнел. Руки задрожали, ноги стали как ватные, статуя перед глазами почернела и закачалась, описывая дуги в пылающем небе. Он отпустил винтовку и поник лицом, затем уткнулся в палую листву. Отважный джентльмен и закаленный солдат, сейчас он почти потерял сознание от обуревающих его чувств.
Но это продлилось недолго: через мгновение он вскинул голову, снова взялся за оружие, палец нащупал спусковой крючок. Его ум, сердце и взгляд были чисты, мысли и совесть подчинились голосу разума. Он не мог пленить врага, малейшая неосторожность – и тот помчался бы в свой лагерь с пагубными вестями. Солдатский долг очевиден: этого человека следует убить из засады – без предупреждения, не тратя время на сомнения или безмолвную молитву. Нужно рассчитаться с ним. Но нет, все-таки есть надежда, что всадник ничего не видел и просто наслаждался безмятежностью пейзажа. Быть может, стоит позволить ему развернуть лошадь и беспечно уехать туда, откуда он прибыл. Конечно, надо бы выяснить, что тот увидел, как только он отъедет. Вероятно, его сосредоточенность… Друз повернул голову и сквозь сотни метров воздуха, будто с поверхности прозрачного моря, посмотрел вниз на долину. И тут увидел извивающуюся цепочку людей и лошадей, идущих через луг, – какой-то бестолковый командир позволил солдатам сопровождения вывести животных на водопой, видный со всех сторон как на ладони.
Друз оторвал взгляд от долины и снова посмотрел на лошадь и всадника, словно паривших в небе, через прицел винтовки. Но в этот раз он целился в лошадь. В его памяти, как строки Священного Писания, прозвучали прощальные слова отца: «Что бы ни случилось, выполняй то, что считаешь своим долгом». Теперь Картер был спокоен, только крепко сжал губы. Он был спокоен, даже безмятежен, как спящий младенец. Ни один мускул не дрогнул на лице, дыхание осталось ритмичным и неторопливым. Он лишь на мгновение задержал вдох перед самым выстрелом. Долг победил, дух велел телу: «Спокойно, не двигайся». И Друз выстрелил.
В то же самое время дух приключений или простое любопытство заставили офицера федеральной армии покинуть бивуак, спрятанный среди деревьев на дне долины, и без всякой цели отправиться к небольшой прогалине у подножия утеса. Теперь он размышлял, какие плоды принесет его разведка. В трехстах метрах перед ним, на расстоянии броска камня, над кромкой леса возвышалась гигантская скала: она поднималась так высоко, что у него закружилась голова, когда он взглянул на четкие, изломанные очертания ее вершины на фоне неба. За ровным вертикальным профилем утеса разлилась небесная синева, переходящая в синеву древесных крон на далеких холмах.
Вновь посмотрев вверх на головокружительную высоту, офицер внезапно увидел ошеломляющую картину – человека, верхом на лошади спускающегося в долину прямо по воздуху!
Всадник сидел в седле по-военному прямо и уверенно. Он крепко держал поводья, не позволяя скакуну резко уйти вниз. Его длинные волосы развевались в потоке воздуха, как плюмаж, а руки скрывались в дыму вздыбившейся лошадиной гривы. Тело животного держалось прямо, будто с каждым ударом копыт оно касалось твердой земли. Его движения напоминали стремительный галоп, а потом лошадь выбросила ноги вперед, словно готовясь приземлиться после прыжка. Но она продолжала полет! Офицер смотрел и не верил своим глазам!
В изумлении и ужасе от явления небесного всадника, почти уверенный в том, что его избрали летописцем нового Апокалипсиса, офицер застыл, не в силах противиться нахлынувшим чувствам. Ноги подкосились, и он рухнул на землю. Потом услышал треск среди деревьев, и все стихло.
Офицер поднялся на ноги. Его била дрожь. Боль в ободранном колене привела его в чувство. Взяв себя в руки, он бросился наискосок от подножия утеса в глубь леса, надеясь обнаружить там загадочного всадника. Естественно, поиски были напрасны. Короткое видение слишком сильно потрясло его воображение изяществом и непринужденной легкостью явно намеренного чудесного полета: ему даже не пришло в голову, что небесная кавалерия держала курс отвесно вниз и нужно было искать у самого подножия утеса. Через полчаса он вернулся в лагерь.
Офицер был совсем не дурак и быстро сообразил, что не стоит раскрывать удивительную правду, поэтому промолчал о «чуде». Однако когда командир спросил, не раздобыл ли он полезные сведения, тот ответил:
– Никак нет, сэр. С юга к этой долине подступов нет.
Командир только улыбнулся: у него имелись совсем другие данные.
После выстрела рядовой Картер Друз перезарядил винтовку и возобновил наблюдение. Не прошло и десяти минут, как к нему осторожно подполз сержант Федерации. Друз продолжал лежать без движения, не обозначив ни взглядом, ни поворотом головы, что он заметил появление товарища по оружию.
– Ты стрелял? – шепнул сержант.
– Я.
– В кого?
– В лошадь. Она стояла на том камне, довольно далеко впереди. Вы ее не увидите, она прыгнула с обрыва.
Лицо рядового было совсем белым, но больше ничто не выдавало чувств. Ответив, он отвел глаза и замолк. Сержант не понял доклада и, помолчав, произнес:
– Послушай, Друз. Нечего мне тут загадки загадывать. Приказываю отвечать: на лошади кто-то был?
– Да.
– И?..
– Это был мой отец.
Сержант поднялся на ноги и пошел прочь.
– Боже правый! – воскликнул он.