После химии и сдвоенной физики в виде лабораторного практикума утомлённый давно превратившихся для него в однообразную мешанину занятиями Саша неспешно спускался на первый этаж – после третьего урока шла длинная, длиной целых двадцать минут перемена, на которой можно было расслабиться, очистить голову от ненужных мыслей и заодно сходить перекусить в столовую или буфет. Обычно парень предпочитал, избегая орд «организованно» обедающих младшеклашек, ходить в последний, но сегодня у этой вечно визжащей своими писклявыми голосками мелочи как раз каникулы, поэтому он решил сегодня не кусочничать, а пообедать как следует. Через мрачный, наполовину утопленный в землю переход между корпусами школы подросток снова вышел в холл, но на подходе к выходу уткнулся в массивную, покрытую тёмным лаком деревянную дверь с табличкой:
«С 26 по 31 марта столовая не работает»
Логично, что попытка приоткрыть её успехом не увенчалась. Раздосадованному Саше оставалось только пустить сквозь зубы пару крепких фраз: похоже, сегодня ему нормально поесть не удастся – к буфету наверняка уже скопилась непролазная очередь. Уныло разворачиваясь обратно, Саша пошлёпал было назад, когда навстречу ему вышла их староста Люда Панченко:
– Саша!
Девушка быстро подбежала к своему однокласснику. Не поднимая взгляда, Александр угрюмо буркнул ей:
– Не работает.
– Я знаю, – махнула рукой Люда, – Я не по этому поводу.
– А по какому?
Сделав вид, что заинтересовался, Саша поднял глаза. Заметно занервничав, староста сразу же робко отвела голову, уткнув свои тусклые зелёные тоннели куда-то в пол.
– В общем… Саш, тебя директор вызывает.
Старшеклассник искренне удивился.
– Зачем? – спросил он.
– Не знаю, – пожала плечами Люда, – Сказал, зайти перед алгеброй. А уж зачем, не говорил. Но не злился вроде.
– Х-хорошо-о-о… Спасибо – задумчиво, почти нараспев протянул Саша.
Честно говоря, такой поворот событий не особо пугал его, хотя немного настораживал: с чего бы Николаю Петровичу вызывать Киселёва Александра к себе, да ещё перед своим же уроком? С учителями у него отношения вроде как неплохие, проблем в учёбе никаких нет, конфликтов с одноклассниками тоже – а к тому, что он выкинул сегодня на химии, все давно привыкли! Впрочем, отказывать во вполне законной просьбе директора школы №1 у него причин не было и не планировавший сегодня испытывать судьбу Саша скорее поспешил обратно по переходу в старый корпус.
Строго говоря, «старым» корпус был лишь хронологически: давным-давно, когда школа ещё не переехала в дом 3 на Мирном переулке, именно его здание отстроили на этом месте самым первым. Свеженький, чистый, цветовая гамма его ничем не отличалась от холла, разве что вместо плитки на полу лежал плотный серый линолеум. Прямо за закрытым решёткой окном коридора виднелась футбольная площадка, откуда, не будь на пути его сетки из стальных прутьев, в стекло запросто мог прилететь шальной футбольный мяч. Приятного розово-кремового цвета стены, лакированные деревянные двери, почти незаметная камера в углу стены – ничто вокруг не заставляло нервничать или бояться. Впрочем, как показывала многолетняя практика, бояться Саше вообще нет поводов: как ни крути, Николай Петрович не из тех, кто предпочитает прянику кнут. Вполне возможно, его опять приспичило порасспрашивать юношу о предстоящих экзаменах, ближайших планах и всё в этом духе. Эти учителя такие наивные: в свои-то годы столько всего повидали и все как один верят, что у него большое будущее! Зачем разочаровывать стариков, так думал он, и потому, дойдя где-то до середины коридора, ученик двенадцатого «М» класса безбоязненно постучался в ослепительно-белую дверь со скромной серебристой табличкой: «Кабинет директора».
За дверью раздалось громкое:
– Войдите!
Ни секунды ни колеблясь, Саша приоткрыл дверь и не спеша вошёл внутрь. Ученик «первой» школы сразу очутился в просторном, довольно светлом кабинете: большие, новые пластиковые окна с настежь открытыми жалюзи пропускали по максимуму солнечного света, успокаивая, согревая душу, настраивая тем самым на плодотворный разговор. Взгляд всякого сюда входящего немедленно упирался в большой, во всю длину стены шкаф, сверху донизу набитый по большей части разного рода никому не нужной документацией и никем не соблюдаемыми учебными планами – проклятие этой страны, бумажная волокита докатилась даже до сюда, и с этим как-то приходилось мириться. Зато другую, не менее важную часть личного кабинета директора составляли награды: дипломы, грамоты, бесчисленные кубки и медали едва помещались на паре-тройке выделенных им полок за стеклянными дверьми, часть грамот и вовсе переехала на соседнюю стену. Центральную часть кабинета занимал большой, овальной формы стол, сейчас заставленный какими-то папками, а вообще предназначенный для самых разных целей: от проведения заседания педсовета и официальных встреч до вызова «на ковёр» провинившихся или наоборот, отличившихся школьников.
К слову, о нём – во главе стола, в большом офисном кресле точно посередине между здоровыми флагштоками с флагами Российской Федерации и города федерального значения Северный Саратов, сидел мужчина середины пятого десятка лет. Несмотря на свой, в общем-то, уже солидный возраст, выглядел он достаточно молодо. Пусть его шевелюру кое-где успела тронуть благородная седина, пусть война оставила на этом загорелом лице пару-тройку морщин, в глазах этого человека по-прежнему играла необыкновенная энергия. Глядя в его широкие, крепкие руки, уверенно державшие как обычный молоток, так и руку какого-нибудь чиновника, не приходилось сомневаться в том, что они заслуженно вот уже пятнадцать лет держат бразды правления школы №1, а солидная повседневность в одежде с прямоугольными очками на носу делали из Николая Петровича человека с виду строгого, но справедливого.
Увидев перед собой старшеклассника своей вотчины, директор школы №1 добродушно, будто говорит с родным сыном, воскликнул:
– О, Саша! Привет – проходи, присаживайся.
Ладонь мужчины указала Александру на стул прямо перед ним. Пройдя через весь кабинет, Саша снял с плеч сумку и уверенно присел на предложенное ему место.
– Вызывали, Николай Петрович? – негромко спросил он.
– Вызывал, Сашка. Вызывал… – задумчиво перелистывая какие-то документы, пробормотал директор.
«И зачем же?» – хотел было спросить двенадцатиклассник, но промолчал.
– Ко мне тут Елена Львовна подходила – поведал ему Николай Петрович, – Сказала, ты чуть не сорвал ей занятие по химии. Не объяснишься?
Недолго думая, Саша принялся объяснять ситуацию:
– Ну начнём с того, что урок я не срывал – спокойно сказал он, – Я просто поправил Елену Львовну в части заданного ей же домашнего задания. И обосновал своё мнение. Разве не в этом состоит задача ученика – высказать своё мнение учителю, если оно отличается от предложенного?
– Ну так-то оно да, – понимающе кивнул директор, – Но как мне сказали, ты вскочил со своего места, самовольно расхаживал по классу, мешал остальным отвечать…
– Во-первых, никому отвечать я не мешал – парировал Александр реплику химички, – Отвечать просто было некому. А во-вторых, я просто сократил время на формальности в виде поднимания руки, встречных вопросов и диалога. Таким образом, я даже сэкономил время от урока. И в-третьих, задача учителя всё таки заключается в изложении верного! – сделал он акцент на последнее слово – материала, а вовсе не в подготовке к экзаменам. А если учитель неправ, не будет ли правильным его поправить?
Тяжело вздохнув, Николай Петрович снял со своего носа очки: очередной разговор со старшеклассником зашёл в тупик, при этом явно не в пользу учителя.
– Эх, Саша, Саша – устало протянул он, – Я понимаю – ты у нас умный…
– Не надо, Николай Петрович – я всего лишь запоминаю школьный материал…
– Так, Киселёв – не спорь! – чуть повысил свой голос директор, но сразу смягчился – Я понимаю, что твои знания обходят школьную программу порядка на два, что тебе уже скучно на уроках, но ты учителей-то пожалей! Ладно класрук, ладно Юрий Николаевич, твой физик, да ладно даже я – мы кое-как привыкли к твоим выходкам. Но Елизавету Львовну-то побереги! Она у нас одна по части химии осталась и заменить её просто некем – не мучай бедную женщину. А Ольга Николаевна – ты ж её сомневаться во всём заставляешь! Как сейчас помню: на пробном экзамене, к простейшей задаче по генетике привёл целых три решения, из них одно – вообще из вузовской программы! Вот ты выпустишься, а им ещё преподавать. И как им смириться с тем, что какой-то, прости уж за выражение, сопливый юнец утирает им нос в том, чему они учились много лет?
Заново водрузив прямоугольные линзы себе на нос, Николай Петрович вдруг спросил у Саши:
– Ты, кстати, куда поступать собираешься?
Школьник в ответ тяжело вздохнул: надеялся на простой выговор – ага, размечтался!
– Пока не знаю – тихо забормотал он, – Вообще, буду ли… И куда?
– Брось, Саш! Сколько раз тебе говорю: не бойся возможностей – твердил ему Николай Петрович, – С твоими-то способностями, если есть шанс зацепиться где получше, почему бы и нет?
– Николай Петрович, давайте не будем загадывать – с тяжёлым сердцем ответил Саша, – Я рад, что вы меня так высоко оцениваете, но экзамены ещё не прошли. И потом, вы ж знаете, моя мама может просто не потянуть моего переезда…
– Брось ты уже! – махнули ему рукой, – Люди и не такое тянут. А не потянет она – потянешь ты! И потом, матери они все такие – боятся, что их чадо отберут, вот и держат у сердца, порой во вред. Не ты первый, не ты последний – чего я, не знаю, что ли?
В ответ Саша тяжело опустил голову. Глаза его были полны печали.
– Так вы… за этим меня вызвали? Поговорить хотели? – с трудом сдерживался он.
Тут Николай Петрович спохватился:
– Прости, заговорил тебя совсем! Я чего тебя вообще… Звал…
Задумчиво оборвав предложение, директор школы вдруг встал из-за стола. Довольно забавно было видеть, как мужчина в самом расцвете сил неуклюже роется в каких-то папках в поисках одному ему известной бумаги. Искоса разглядывая его пиджак, Саша отчего-то подумал, что этот пепельно-серый почти такой же, как цвет линолеума в коридоре. Эта странная и немного глупая мысль вызвала у него недюжинное любопытство: может, это не просто совпадение? Да не, бред какой-то!
Вскоре отыскав нужный ему документ, Николай Петрович снова присел на своё место. Саша сразу обратил внимание: бумага, которую держал в руке директор школы, была светло-голубого цвета. Этот с виду обычный факт изрядно удивил его: такие бумаги используют только в южной части города – откуда она у него?
– Скажи, пожалуйста, Саша – загадочно протянул Николай Петрович, – Ты знаешь… Некую… Рыжову Настасью Анатольевну?
В этот момент у Саши перехватило дыхание, а вслед за ним – чуть не остановилось сердце. Всего за несколько секунд лицо старшеклассника заметно побледнело. Трясущиеся руки судорожно вцепились в край стола, а нижняя челюсть сама собой отвалилась. Ледяная волна ударила в мозг, разорвав мыслительный орган на неспособные рассуждать здраво части – как? Откуда? Опять… она? Этот человек, эта девушка была куда больше, чем просто старая Сашина знакомая, чем просто его друг или даже враг. Когда-то давным-давно они с Настасьей учились в школах по соседству – меньше чем на месяц его младше, школьница носила форму частного лицея №13, пристроившегося в том самом здании банка на пересечении Мирного переулка и Советской. Фактически их учебные заведения разделяло не больше пятидесяти метров, но по странному стечению обстоятельств познакомились они совсем в другом месте, а именно – в школе спортивно-бального танца неподалёку. Так уж сложилось, что придя одновременно в одну и ту же секцию просто из любопытства, убить появившееся свободное время, и у него, и у неё просто не нашлось партнёра для этого и их вполне закономерно поставили танцевать вместе. Это оказалось судьбоносным решением: быстрота и отточенность движений баскетболиста идеально гармонировала с её женственной грацией – быстро научившись не стесняться друг друга, парень с девушкой скоро достигли настоящего совершенства в новом для них обоих ремесле. Встречи на танцах помогли Саше найти общий язык с Настасьей и в обычной жизни и уже скоро они стали пересекаться до и после занятий в школе.
Однако кто сказал, что двое молодых людей переходного возраста на этом остановятся? Никто ровным счётом так ничего и не понял, но всего через месяц главная звезда «М» класса стал постоянно появляться возле стен своей школы под ручку с обворожительной, огненно-рыжей под стать её фамилии миниатюрной красоткой из соседнего лицея. Ещё задолго до раздела Саратова на Северный и Южный школа №1 и лицей №13 часто враждовали друг с другом по самым разным поводам, но косые взгляды одноклассников ничуть не пугали ни его, ни её: как это часто бывает в столь юном возрасте, они были необыкновенно счастливой влюблённой парой и не представляли жизни друг без друга. А вскоре их танцевальный дуэт начал добиваться успеха – пара Киселёв-Рыжова стала раз за разом занимать призовые места в танцевальных конкурсах городского, областного и всероссийского уровня. «Огонь и его кузнец», как прозвали их завистливые соперники, с ходу ворвались на этот Олимп, завоевав по пути сердца судей, вдохновляя себя и других на новые свершения.
Однако незадолго до «Кровавой весны» всё неожиданно изменилось: всего за неделю до начала войны, в тот роковой день Саша со всех ног летел с утра пораньше на метро – хотел как обычно заехать к Настасье перед занятиями, чтобы вместе доехать до школы и заодно (надо же было так случиться!) пригласить её в кино на новый фильм. Подойдя со всей ответственностью к моменту, парень рассчитывал сделать любимой приятный сюрприз, но когда он подошёл к её дому, солидной двухэтажной новостройке на окраине города, на телефон Александру пришло сообщение. От Настасьи:
«Пора расставить все точки над „i“ – мне надоела твоя компания: ты просто конченый придурок, которой мне никогда не нравился. Я просто притворялась, чтобы самой научиться танцевать. Можешь забыть обо мне – не твоего уровня птица. Уходи: не хочу тебя более ни видеть, ни знать. Прощай, неудачник!»
Удивлённый, нет – ошарашенный до глубины души, Саша поначалу было решил, что это какая-то ошибка: что у его Рыжули украли телефон, взломали почту или ещё чего. Иначе как такое вообще возможно: почти полгода вместе, пять месяцев идеальных отношений – и тут на тебе! Всё обман – коварное притворство?! Но попытавшись позвонить ей на домашний телефон, узнать, что же произошло, Александра попросту шесть раз сбросили. А когда тот посмотрел в сторону комнаты Настасьи, то ясно разглядел в окне второго этажа девчачий кулак, показывающий средний палец.
Долгие дни Саша не мог принять, что всё это произошло с ним – подросток просто не мог поверить, что его выкинула, словно надоевшую игрушку, та, кого он искренне любил. Столько времени искал возможности поговорить, выяснить, что стало не так, но всякий раз натыкался на непреодолимую стену: номер телефона и почту Александра девушка внесла в «чёрный список», а попытка встретиться с Настасьей у неё в школе лишь чудом не кончилась дракой с «тринадцатыми». Отвергнутый, никак не понимал, что же происходит: неужто это и вправду случилось? И только спустя пару месяцев после того, как одно-единственное сообщение разделило его жизнь на «до» и «после», совсем как полгода спустя город Саратов, наконец осознал: всё, написанное Настасьей – правда. Всё то время, что они были знакомы, девчонка скрывала под маской милашки свою истинную, лживую и циничную натуру. И тогда, в то злополучное утро, он впервые увидел её истинную личину: она действительно не хочет его видеть. Эта рыжая никогда его не любила – и не любит.
После этого парень оборвал все связи с Настасьей – пятнадцатилетний мальчуган на собственной шкуре осознал, что никакой взаимности его чувствам не было и нет. Те билеты в кино пришлось попросту выкинуть – бедняге не хотелось даже вспоминать, что когда-то в его жизни присутствовала эта ведьма. Пожалуй, то был редкий случай, когда поговорка о рыжих была правдивой – у Настасьи не было не только души, но и сердца. А после того, как в Саратов вошли войска НАТО, этот дом и эта школа волею судьбы оказались по ту сторону границы. С тех самых пор Саша почти забыл о её существовании, однако теперь, спустя вот уже два года, как они расстались раз и навсегда, услышав до боли знакомые ему инициалы, Александр был поражён до глубины души.
– А… Что… с-с-случилось? – заплетающимся языком спросил он.
– Дело в том, что… Данная особа – выдержал паузу Николай Петрович, – Назначила тебе встречу на Переговорной улице. Сегодня, в 13 часов 5 минут, у двенадцатого окна.
Тут-то подросток окончательно выпал в осадок: «Окно в Америку», улица, ещё недавно носившая имя Сакко и Ванцетти – единственное место во всём Саратове, где разделённые Стеной люди могли абсолютно законно подойти к ней. Где-то год назад в толстенный бетон, отделивший их Северный Саратов от чужого, Южного, были вмурованы огромные, метр на метр, толстые пуленепробиваемые стёкла высокой степени прозрачности. Всего таких «окон» в Стене сделали пятнадцать, на расстоянии где-то десять метров друг от друга. После этого территория Переговорной улицы сразу была оцеплена – отныне на неё можно было попасть только по предъявлению паспорта, если человек жил тут или где-то рядом, или особой карты, выдававшейся только в Саратове. Зато теперь, с этими документами любой мог находиться там свободно – каждый саратовец имел полное право поговорить с человеком по ту сторону Стены, просто назначив ему «встречу у «окна». Родственники, чьи семьи и судьбы разделила новая государственная граница, получили шанс пообщаться друг с другом. Однако воспользоваться этой поистине невероятной возможностью можно было лишь двенадцать раз за весь год – по одному на месяц. Зачем Настасья решила истратить такую ценность именно на него, после всего, что было, сам Саша не имел ни малейшего понятия. И честно говоря, не хотел даже думать об этом.
– В принципе, в принципе – как бы невзначай, но всё равно навязчиво объяснял ему директор, – Тебе… необязательно идти туда. Нет – конечно, тебе решать: ты парень умный, с потенциалом, с перспективами. Сам знаешь – отсюда людей выпускать не очень любят, но не пустить студента, имеющего место в общежитии другого города, учиться на бюджет даже военные не имеют права. А связи с иностранцами всё-таки могут усложнить данную, кхм, процедуру…
– Николай Петрович, я вас понял – неожиданно перебил его Саша.
Брови мужчины резко поднялись.
– Правда? Рад слышать…
– Но я всё-таки схожу туда.
Николай Петрович искренне удивился.
– Эва как! Есть причина?
– Не знаю… – признался он, – Наверное, просто не хочу, чтобы у неё сгорела встреча. Сами знаете, если не явлюсь туда, встреча всё равно будет считаться состоявшейся и она просто… Потеряет возможность встретиться с кем-нибудь ещё.
Саша был предельно честен с человеком, ставшем ему вторым отцом ещё при жизни первого – он и в самом деле не знал, не имел ни единой причины, чтобы идти туда. В голове Александра не укладывалось – зачем? Зачем Настасья снова нашла его? Уже больше двух лет прошло и тогда она абсолютно чётко дала понять, что не желает больше с ним пересекаться! Теперь они живут в разных городах и даже странах – с той поры очень многое изменилось. К тому же, вокруг неё всегда крутилось много парней и такая красивая внешне особа просто не могла засидеться в девках. Но если Настасья не хочет снова оживить их отношения, зачем ей видеться с ним? Хочет насыпать соль на рану? Или может, ей что-то от него нужно? Словом, поступок рыжей дьяволицы выглядел по меньшей мере странно и даже глупо, но этим он только провоцировал пойти на её условия.
– Ну… Ну ладно. Хорошо, – слегка неохотно согласился Николай Петрович, – Тогда тебе, я так полагаю, карта пропуска нужна?
– Она со мной – неожиданно ответил Саша. Порывшись в сумке, парень показал небольшую, вроде банковской, алую карточку с шестнадцатизначным индивидуальным номером и надписью латиницей «Kiselev Alexander».
– Ха! Зачем ты её таскаешь?
– Мама просит – понуро ответил подросток, – Говорит, вдруг папа всё-таки вернётся…
– Понятно… – понимающе протянул тот, кто знал о судьбе почти каждого из учеников своей школы – У тебя ведь следующие два урока у меня?
– Сдвоенная алгебра – да.
– Ну, стало быть, тогда тебя с них отпускаю – заявил Николай Петрович, – Иди.
Старшеклассник искренне удивился:
– Да зачем, Николай Пе…
– Иди-иди! – настаивал директор и Сашин учитель математики по совместительству, – За целый год ни одного урока не пропустил – надоел уже! Надо же делать хоть иногда исключение. Только домашнее задание сдай – и чеши отсюда. Давай-давай, топай, Киселёв!
Недолго думая, Саша отдал ему свою домашнюю работу и попрощавшись, удивлённо пошёл в гардероб. Да уж – такого поворота его жизнь давно не делала. Если и был человек, который выходит на улицу только для того, чтобы пойти в школу, ну или на самый крайний случай – в магазин, то это был Киселёв Александр. С тех пор, как появилась Стена, жизнь Саши практически не менялась вот уже как почти полтора года. А тут – на тебе: директор подбивает на прогул! Та, что не желала его больше видеть и знать, неожиданно объявилась в совершенно чужой стране! «А я точно ещё в своей Вселенной?» – полушутливо-полусерьёзно подумал двенадцатиклассник. Хотя если по-честному, шутить сейчас было не то время, да и не то место: под звонкую трель школьного звонка Александр скорее набросил на плечи куртку, нацепил рюкзак и молча вышел из школы.
Выбравшись из-за ограждения через узкую дыру в заборе, Саша поспешил в сторону улицы Горького – там, на пересечении с Сакко и Ванцетти его ждала самая странная, и наверное, самая невозможная встреча в его жизни. В голове всё ещё стояло стойкое непонимание: для чего? Именно тогда, когда он почти забыл о ней, снова напоминать о себе. Эта рыжая ведьма – что ей от него надо? Почему именно он – тот, кто совершенно точно не захочет её видеть? После двух с лишним лет отсутствия – стоит ли вообще заново вспоминать то, что уже не вернёшь? Вопросы в голове её бывшего ухажёра плодили друг друга, как кролики и Саша только и делал, что разбирался в них, на ответы же попросту не было времени. До назначенной встречи у Стены уже оставалось немногим больше тридцати минут, а ему ещё надо было пройти через весь проспект Кирова. Напряжённо думая, а скорее – бессмысленно гадая, чего ожидать от Настасьи, громко хлюпая сапогами по тротуарной плитке, Саша почти бегом пересёк улицу Чапаева.
Яркое полуденное солнце на иссиня-голубом небосводе вовсю слепило глаза, обжигая своими горячими лучами правую сторону лица двигающегося в сторону Горького школьника. Стайками оккупировавшие чёрные нити проводов, над проспектом о чём-то своём бойко щебетали воробьи. Свежий, не тронутый выхлопами машин ветер приятно освежал мысли, заставляя на некоторое время забыть о цели пешего похода. На окраине пока ещё абсолютно голые, здесь посаженные год назад вместо старых молодые деревца как раз успели дать первые нежно-зелёные листочки – центральные кварталы Северного Саратова уже впустили к себе в гости весну. Сверкающий билбордами, неоновыми вывесками, «саратовский Арбат» был так похож на какое-нибудь Пятое Авеню на Манхеттене: чистенький, без единого пятнышка грязи или снега проспект увлекал за собой, приглашал пройти дальше вглубь. Не по-буднему праздничная и яркая, пешеходная улица как могла привлекала к себе взгляды немногих гуляющих здесь в будний день горожан.
Одновременно с тем глаза резали никем не тронутые, ни от кого не скрытые, наоборот, как бы выставляемые напоказ незаживающие раны, оставленные штурмом города двухлетней давности: почти каждый дом где-нибудь да ощутил на себе огневую мощь войск американцев – точно изъеденное короедом гнилое дерево, местами штукатурка попросту зияла дырами 223-го НАТО-вского калибра. Большая часть когда-то жилых квартир давно опустела: заколоченные фанерой окна – выеденное яйцо, тонкая белая скорлупка без какого-либо содержимого. Каждый третий дом не имел жильцов вовсе. Здание аптеки на пересечении с Вольской было почти разрушено – из четырёх этажей только один и остался. Практически сокрушив центральный, Фрунзенский район Северного Саратова, «Кровавая весна» оставила после себя стойкое ощущение того, что ходишь по самому настоящему Сталинграду. Такой контраст жизни и смерти на одной улице создавал впечатление города-призрака, не так давно оставленного цивилизацией, и если не знать, что это самое ядро административного центра почти на миллион душ, было бы очень сложно с этим поспорить.
Погрузившись в свои унылые размышления, Саша дошёл до улицы Горького и, даже не оглядевшись по сторонам, свернул направо и вышел прямо на середину проезжей части. По этой дороге, в этом направлении уже давно никто не ездит: просто некуда – впереди улица упирается прямо в Стену. Людям только и остаётся, что использовать опустевшую от пробок улочку как парковку – слева и справа практически впритык к домам на тротуаре стройными рядами стояли автомобили. Сухой, потрескавшийся от времени и взрывов снарядов асфальт оставлял на душе ощущение пустыни. То слева, то справа, следы ударов авиации НАТО всё чаще попадались на глаза. По мере приближения к Стене число обитаемых, «живых» квартир становилось всё меньше и меньше – опасность границы отпугивала, давя на подсознание. Приближаясь к разделившей некогда единый город черте, Саша сильно занервничал: что ему там делать? Не зря ли он вообще туда идёт? Может, стоит, пока не поздно, повернуть назад?
Но пройдя мимо улицы имени Железного Феликса, двенадцатиклассник поднял голову и устремил свой взгляд строго вперёд. Там щурящиеся от яркого солнца карие глаза узрели, наверное, самое необычное для местного человека зрелище: здесь, на пересечении Горького с Сакко и Ванцетти, Стена, разделившая Саратов на две половины, уже не выглядела такой устрашающей. Ни контрольно-следовой полосы, ни сетки под напряжением, сигнализации, снайперов – только голый серый бетон, за которым другой город и другая страна. Отсюда, прямо за оградой уже можно было разглядеть эти странные, из ниоткуда возникшие на месте старых двух – или трёхэтажные, разукрашенные в оранжевые, фиолетовые, голубые и прочие цвета радуги дома – Южный Саратов, перешедший по итогам перемирия Колонии, точно назойливая моль, шутоподобно играл своими красками перед лицами жителей Севера. Всякий, кто хоть раз бывал здесь до войны, сразу замечал: этих зданий на южной стороне улицы прежде никогда не было – почти подчистую разрушенный ударами НАТОвских сил, город по ту сторону границы возродился из пепла ещё до строительства Стены. Северянам оставалось только диву даваться: как они это сделали? Откуда у них такие силы и средства, что теперь тот Саратов выглядит даже лучше, чем его северный сосед? Это казалось невероятным: там, за Стеной, теперь всё совсем иначе – по сути, от прежнего Саратова в южной части осталось только название. И пусть здешние политики все в один голос твердят, что перед ними «ярчайший образец пропаганды проамериканского правительства Азовщины – потёмкинская деревня», что чуть дальше от границы вовсю процветают хаос, нищета и разруха, что людей, бывших граждан России, оказавшихся там, вовсю притесняют, факт оставался фактом – другое государство позаботилось о внешнем виде своей части города. В отличие от его северной территории.
Уже подходя к Стене, Саша увидел, как к какому-то маленькому, наподобие театральной кассы киоску тянется длинная, почти на всю длину Сакко и Ванцетти очередь – все эти люди стремились назначить встречу хотя бы на сегодня. Переговорная улица, «Окно в Америку», квартал самоубийц – кто как называет это место. И если первые два названия ещё понятны обывателю, то последнее имело, как бы грубо это ни звучало, самый что ни на есть сакральный смысл. Каждый раз, приходя сюда на встречу, люди оставляли здесь частичку себя: знать, что там, за толстым слоем бетона, ещё есть кто-то, кто тебе дорог, но ни уйти, ни уехать туда, и уж тем более – забрать его оттуда ты уже никогда не сможешь, было страшнейшим из испытаний для саратовцев. Почти круглые сутки по обе стороны от Стены сюда выстраивалась такая километровая очередь: люди со всех концов разделённых границей городов стремились назначить сыну, дочери, брату, свату, другу, куму или просто какому-нибудь знакомому встречу здесь, у «окна». Пускай всего на пять минут, пусть их будет разделять толстое пуленепробиваемое стекло, а потом они не смогут видеть и слышать друг друга ещё целый месяц, они встретятся – расскажут друг другу, что у них там происходит, узнают, что было хорошего и плохого, как течёт жизнь по обе стороны Стены. Немыслимая, непостижимая разуму ценность для тех, кто не живёт в Саратове – городе, бесстыдно разделённом на Северный и Южный.
– Стой!
Откуда ни возьмись, в нескольких метрах от границы, возле Саши словно из-под земли вырос мужчина в военной форме. Крепко сложенный, выше Александра больше чем на пол-головы, его строгий, суровый взгляд сам по себе внушал ужас. Глядя в эти жёсткие глаза, Сашу всего передёрнуло, хотя ровным счётом старшекласснику нечего было бояться.
– Вы на Переговорную улицу? – спросил военный.
– Да – кратко ответил ему Саша.
– С какой целью?
– Мне назначена встреча.
– Окно?
– Двенадцатое.
– Время?
– Тринадцать-ноль-пять.
– Имя, назначившего встречу?
Военный снова пристально смерил взглядом молодого человека, от чего ему стало как-то не по себе.
– Настасья.
– Полное имя? – несколько раздражённо повторил он.
– Рыжова Настасья Анатольевна – проскрипел зубами Александр.
– Год рождения?
– Семнадцатый.
– Место рождения?
– Саратов, Заводской район.
По правде говоря, Саше начинал уже надоедать этот допрос с пристрастием. Ну ладно, имя-фамилия, но год рождения-то ему зачем? Они бы ещё кличку собаки попросили назвать! И вообще: Настасья – довольно редкое имя, зачем к нему ещё и фамилия? Одним словом – бюрократия. Во всей своей красе.
Поколебавшись немного, не найдя, видимо, больше поводов прицепиться, мужчина в камуфляже протянул Александру одетую в белую хлопковую перчатку правую руку.
– Вашу карту.
Недолго думая, подросток протянул ему свой пропуск на этот крохотный клочок земли. Взяв карточку, военный достал из кармана прибор, похожий на карт-ридер, как в магазинных кассах. Резко вставив в него кроваво-красный кусок пластика, мужчина принялся набивать что-то своими толстыми пальцами. Задумавшись о том, что будет дальше, Саша подумал: неужели не могли всю эту тягомотную волокиту автоматизировать? С такой концентрацией вояк это место так и будет называться «Окно в Америку»! Совсем ничему их жизнь не учит.
Спустя несколько секунд на торце прибора загорелась зелёная лампочка и цифра: «11». Военный вернул старшекласснику карту, чтобы тот сразу убрал её в рюкзак.
– Следуйте за мной – строго сказал ему мужчина.
Пройдя через рамку металлодетектора, напоследок оглянувшись на длинную очередь, оставшуюся позади, Александр поспешил за этим великаном в цветах хаки. Ходил солдат российской армии быстро, широкими шагами, так что Саше приходилось чуть ли не бежать, чтобы не отстать от своего спутника. По дороге к окну подросток очень старался не смотреть направо – близость Стены ещё немного пугала. Этот толстый, шершавый слой бетона – так близко к нему больше нигде нельзя подойти. Хотя нет, можно – но всего один раз: как в анекдоте с подзорной трубой, направленной на солнце.
Вскоре военный остановился перед одной из нескольких тесных, сложенных из толстой фанеры кабинок. Из щелей этих глухих фанерных коробок чуть заметно проглядывал тёмный войлок, служивший, вероятно, в качестве звукоизоляции. Снаружи их прямо сквозь Стену тянулись какие-то провода – очевидно, от микрофонов, чтобы люди по обе стороны границы могли друг друга услышать.
– Ждите здесь – сказал он и встал возле двери лицом к границе, спиной к Саше.
– А долго? – не выдержал и спросил Александр.
– Сколько надо, столько и будете ждать – жёстко отрезали ему в ответ.
Не получив ответа, парень украдкой заглянул в свой мобильный – на часах было 13:02. Ещё три минуты, а скорее всего, чуть больше осталось до встречи с нею. Не зная, чем себя на это время занять, Саша снова принялся думать: Настасья – зачем? «Cтранные эти создания – женщины» – подумал он: а если бы он уехал, как часть одноклассников? Как она тогда бы выкручивалась? Где бы потом искала? Пересечь-то границу России с Азовской Республикой нигде, кроме как в Саратове, невозможно, а дальше границ города её просто не пропустят – нет регистрации! Впрочем, Саша уже устал гадать, зачем только ей понадобился – скоро сам всё узнает.
Внезапно дверь кабинки, возле которой стоял военный, чуть-чуть приоткрылась. Из-за его широченной спины старшеклассник с трудом увидел, что внутри довольно-таки темно – так темно, что не видно даже стоящего там человека.
– Время истекло – выходите! – приказали ему снаружи.
Из переговорной кабины медленно, прихрамывая, показался дряхлый, сморщенный старик в сильно потрёпанном кителе, болотно-зелёных брюках и головном уборе, отчётливо напоминающих прежнюю военную форму. Судя по погонам и кокарде на его тёмно-зелёной фуражке, служивший когда-то в Вооружённых Силах в звании капитана, грудь мужчины была буквально усыпана орденами. Из-за отблесков солнца Саша не смог разглядеть все его награды, но готов был поклясться, что видел на форме былого вояки медали «За оборону Краснодара» и «За оборону Волго-Дона» – сложно в это поверить, но мужчине не было и пятидесяти. Лицо «старика» было всё сплошь изрыто морщинами, под почти бесцветными, блестевшими от слёз глазами отчётливо виднелись синюшные мешки. Сильно израненные руки с трудом держали деревянную, грубую трость – военный, отдавший свои лучшие годы служению Родине, теперь и сам стал её пленником. Незавидная участь того, кто отдал бы жизнь за мирное небо над головой своих потомков. От мысли об этом у Саши в груди что-то кольнуло: да – не заслужил он такого…
Медленно ковыляя на своих скрюченных ногах, мужчина с ощутимым трудом вышел из переговорной кабинки, после чего военный повернулся к следующему на очереди:
– Проходите.
Немного побаиваясь, старшеклассник поспешно вошёл внутрь тесной, обитой изнутри несколькими слоями войлока комнаты. Бросив рюкзак на фанерный пол, Саша увидел перед собой матово-чёрную непрозрачную заслонку. Чуть ниже, где-то на уровне пояса из фанеры торчал большой микрофон с динамиком – очевидно, сюда люди должны говорить, чтобы услышать человека по ту сторону. Постояв немного, Саша хотел спросить, что делать дальше, но не успел он обернуться, как в ту же секунду за ним закрыли дверь, оставив подростка наедине с собой.
Несколько секунд Александр стоял в полной темноте, с лёгкой опаской задумываясь: и что – всё? Больше ему ничего не светит, что ли? Но стоило Саше только подумать об этом, как наверху загорелась лампочка, озарив войлочные стены неестественно ярким белым светом. Матовая преграда в считанные мгновения в буквальном смысле растворилась – то, что было принято им за заслонку, оказалось прослойкой электрохромного стекла, скрывавшегося на фоне толстого, отсвечивающего зеленоватым пуленепробиваемого. Удивлённый, Саша посмотрел прямо туда и увидел – по другую сторону кабинки, за Стеной, со стороны Колонии, в паре метров от него стояла невысокая стройная девушка на вид где-то одного с ним возраста. Одетая в школьную униформу, состоящую из светло-серого женского пиджака, ослепительно белой школьной блузки, ярко-красного шёлкового банта-галстука, юбки чуть выше колена и иссиня-чёрных туфель на небольшом каблуке, выглядела она очень эстетично и красиво. И всё равно – глаза юноши сразу уловили: внешность молодой особы сплошь перекроена. Длинные, почти до пояса, угольно-чёрные волосы незнакомки резко контрастировали с отдельной не тронутой краской огненно-рыжей прядью. В больших ярко-зелёных глазах её ярко сверкали окрашенные в тёмно-карий цвет контактные линзы, а худые, тонкие как соломинки ноги были все исписаны хной. Видя перед собой Александра, неизвестная просто стояла, повесив свой аккуратный носик, и молчала, не зная, что сказать.
С первого взгляда не узнав свою бывшую возлюбленную, парень подошёл вплотную к стеклу и увидел на щеках у неё едва заметные следы веснушек. Правый средний палец девчонки вдруг сверкнул до боли знакомым кольцом. В голове Александра сразу щёлкнуло: то самое кольцо, на том самом пальце – том, что показали ему из окна два года назад. Кошмар, о котором он почти забыл – сомнений не осталось: чуть подросшая за прошедшие два лета, внешне изменившаяся почти до неузнаваемости, Рыжова Настасья собственной персоной стояла по другую сторону стекла.
Наконец, решившись первой нарушить неловкое молчание, «незнакомка» очень изящно наклонилась к своему микрофону и тихонько произнесла:
– Ну здравствуй.
Услышав на том конце голос бывшей пассии, Саша буквально впал в ступор: парень готов был поклясться, что услышал в интонации собеседницы чистый английский акцент. Этот мягкий, нежный, почти детский голосок когда-то любимой им девушки – что с ним стало? Невозможно было не признать: он помнил Настасью совершенно другой. Прежде эта рыжая никогда не экспериментировала, тем более так сильно, с собственной внешностью – природа наделила девочку редкостной красотой, которую попросту боязно было портить. Теперь же в Настасье не было почти ничего настоящего: волосы крашеные, в глазах линзы, а ноги – все в татуировках, пусть и временных. Говорит – и то с акцентом! Что же это за мода такая? «Колония» – с дрожью в поджилках подумал северянин.
Именно сейчас, в тот самый момент, когда пришло время раз и навсегда расставить всё по своим местам, слова, лестные и не очень, которые вообще можно было отнести в адрес Рыжовой Настасьи, со свистом куда-то вылетели у Александра из головы. Растерянно глотая воздух, старшеклассник не мог вымолвить ни единого слова. Испуганно оглядываясь по сторонам, глаза Саши уловили в нижнем правом углу стекла таймер, отмерявший время – шестьдесят секунд встречи двух жителей городов, разделённых границей, уже прошли. «Что делать? Что мне делать?» – парень понятия не имел, что сказать той, что когда-то втоптала его в грязь.
Но тут Настасья, слабо улыбнувшись глазами, сказала ему:
– Рада, что ты пришёл…
И у Саши само собой вырвалось:
– А я вот что-то не очень!
Кулаки юноши судорожно сжались, пульс невыносимо больно застучал где-то в висках. Взгляд рыжей ведьмы по ту сторону Стены сразу сник.
– Понимаю. Понимаю, ты злишься…
– Да ни черта ты не понимаешь! – тут же перебил её бывший парень, – Я тоже какое-то время не понимал. А потом понял – понял, кто ты такая и кто ты на самом деле. И что зря я вообще тебя встретил. Зря!
В лице Настасьи промелькнула тень страха:
– Постой, Саш…
– Ну уж нет – сама хотела со мной встретиться, так получай! – бесился он по другую сторону стекла, – Ты просто скажи: как? Как у тебя вообще хватило совести? После всего, что было? Думала, снова тебя увижу и завизжу от радости – как малолетка, буду прыгать и радоваться, что ты снова нашла меня? Думала, ждать буду тебя, как верный пёсик, Хатико недоделанный? Или просто захотелось повеселиться? Поиграть с когда-то забытой игрушкой?! Посмотреть, как тот, кому ты вонзила нож в спину, гниёт в четырёх стенах? Порадоваться, что все прошлые козни сошли тебе с рук – ответь, Настя?
– Не называй меня Настя, – тихо попросила его Настасья, – Пожалуйста, Киселёв…
– Ах, мы теперь на фамилии перешли! – снова вспылил Александр, – Ну что же, буду тебя Рыжова называть – тебе, кстати, больше не идёт!
Большие глаза в контактных линзах испуганно вытаращились.
– Послушай, Саш…
– Нет, это ты меня послушай – перебил её человек из другой страны, – Здесь и сейчас. Раз уж ты всё равно притащила меня сюда, я использую оставшиеся минуты по максимуму – чтобы ты наконец узнала, как я тебя ненавижу.
На лице Настасьи появилась жалостливая гримаса.
– Я две недели – две недели пытался поговорить с тобой. Названивал, сообщения слал: на почту электронную, на телефон – всюду! Даже в школу к тебе припёрся, за что меня там чуть не побили, между прочим. Ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы просто понять, почему ты так со мной поступила?
– Я…
– Я же никогда тебе ни в чём не отказывал. Старался, как мог. Делал всё, чтобы ты была счастлива: в кино сходить? Да не вопрос! Помочь с чем-то в школе? Без проблем! Поговорить о наболевшем? Только щёлкни пальцем! Я всегда был рядом. Готов был помочь, уступить в чём-то, надеясь, что я тебе так же нужен, как и ты мне! И этим ты мне отплатила?
– Саш…
– Чего стоило просто поговорить? Сказать, что такого случилось? Признаться во всём с глазу на глаз? Да, тяжело, да, трудно, но я бы понял – понял тебя и постарался исправить то, что смогу, ну а если нет, то хотя бы принять это. Мы бы даже танцевать, может, продолжили бы – пусть и не парой, но всё равно! Тебе же это нравилось, я это знаю – так чего стоило просто признаться? Сказать в лицо: «Пшёл вон! Надоел уже, отброс!»
С каждой фразой Саша всё больше выходил из себя – всё, что накипело, наболело за долгие два года, то, что долгое время держал в себе, разом выплеснулось на девушку по ту сторону Стены. Все эти годы держал себя в узде, но когда снова увидел эту рыжую ведьму перед собой, просто не смог сдержать эмоции – жгучая, невыносимая ненависть к Настасье перелилась через край. Всё больше повышая голос, старшеклассник уже надрывал голосовые связки, продолжая орать на ту, чьё предательство стало для него началом конца.
– Тебе ведь без разницы, что из-за войны у меня больше нет отца. Что моя сестра, чуть что, замыкается в себе и молчит по нескольку дней. Что моя мать надрывается каждый день, просто чтоб с работы не попёрли. Что я сам вряд ли поеду на учёбу туда, куда мечтал, просто потому что не тяну по финансам! Ну как тебе теперь – хорошо, смотрю, живётся в Колонии, предательница!
Настасья тем временем медленно сползала на пол:
– Саша… Пожалуйста…
– У тебя осталось всего полторы минуты – яростно прошипел, глядя на таймер, Саша – И за эти полторы минуты я хочу услышать ответ всего на один-единственный вопрос: зачем ты вообще сюда припёрлась? На кой хрен я тебе спустя два года сдался? Какой колдун дал тебе такую смелость, ведьма? – проорал он последние пару слов так, что чуть не охрип.
На несколько секунд в кабинках по обе стороны Стены наступила гробовая тишина. Испуганная и шокированная, Настасья окончательно исчезла из поля зрения Саши. В какой-то момент ему показалось, что он слышит тихие всхлипы, но ни на йоту этому не поверил: слишком много он видел и слышал, чтобы теперь снова верить этой грязной лжи. Когда-то отвергнутого, Александра всё ещё разрывало от ненависти и каждый глоток воздуха лишь усиливал эту безумную злость. Сердце колотилось как бешеное, дыхание стало рычащим и непонятно, как парень до сих пор не проломил стекло, чтобы задушить эту мерзавку.
Наконец, где-то спустя пол-минуты гостья из-за Стены снова показалась в окне кабины. На лице Настасьи не было ни слезинки, что окончательно убедило Сашу: она ни капли не раскаивается и не сожалеет. А значит, всё зря – абсолютно все его слова прошли мимо ушей.
– Я… Я просто… – тихо, нерешительно пропищала она.
– Что? Что? – уже не так громко, но всё равно злобно спросил Александр.
– Погоди секунду!
Девушка снова исчезла где-то внизу, но через несколько секунд вновь появилась в его поле зрения – на сей раз Настасья держала в руке маленькую бумажку и перьевую ручку. Короткий взгляд на таймер в углу – ещё сорок секунд.
– Пожалуйста, Саша – южанка усердно принялась что-то строчить на бумаге, – Прошу тебя, умоляю: приди завтра, в семь часов вечера – вот по этому адресу.
И развернула записку в сторону Саши. Слегка прищурившись, сквозь толстое стекло Александр увидел написанный характерным косым, витиеватым почерком адрес:
«Проспект Кирова, 11, в холле»
Ровно через три секунды сообразив, о каком месте идёт речь, Саша буквально оторопел: да это же… северная часть города! С кем он там должен будет встретиться? Она же не может просто так выйти из-за Стены и поговорить?! Выходит, опять издевается? Дразнит его?
– Нет… – испуганно, в ярости покачал он головой – Нет, кажется, ты не поняла меня.
– Что? – спросила Настасья.
– Это была наша последняя встреча, понятно? – с новой силой завопил Саша, – Всё! Кончилась сказочка! С этого момента знать тебя больше не-же-ла-ю!
Испуганно вытаращив глаза, бывшая его сразу прильнула к стеклу:
– Стой, Саш! Прошу, не уходи!
Но Саша её больше не слушал.
– Прощай! – рявкнул он и с силой ударил ногой по двери изнутри.
Тонкая фанерная створка моментально отворилась, впустив внутрь кабины солнечный свет, материализовавший между ним и Настасьей матовую завесу.
– Стой, стой, Саша!!! Пожалуйста, вернись! – громко вопила она в микрофон, но тот больше её не слышал. Громко захлопнув за собой дверь, Александр со всех ног стремился покинуть Переговорную улицу. Не оглядываясь на кордон из военных, на удивлённые лица таких же, как он, парень, который «так быстро закончил», летел во весь опор, желая быстрее убраться подальше от этого мерзкого места. На что он вообще рассчитывал? Что она будет валяться у него в ногах, просить прощения, начать всё с чистого листа? Нет – даже у Настасьи есть гордость. Так на кой чёрт его сюда понесло? Зачем снова насыпал себе соль на рану? Опять взбудоражил тёмные страницы прошлого? Всё ж и так хорошо было: мама, сестра, школа – что ещё нужно?! Да, могло быть и лучше, но могло быть и хуже: взять хотя бы их старосту – она вообще сиротой осталась! А Лёша – у него старший брат тогда служил в армии, после тех боёв инвалидом стал! «Зря» – подумал Саша и, попытавшись выпустить пар, с силой пнул асфальтную крошку.
В голове у старшеклассника никак не утихала бешеная, разъедающая изнутри всё нутро злоба: голова раскалывалась от мысли о том, что эта девка снова нашла его – ведьма, отравившая его жизнь гнетущим одиночеством, вновь встретилась на его пути. Даже просто думать о Настасье теперь было откровенно противно. Со всех ног мчась в сторону проспекта Кирова, Саша не находил себе места: казалось, что во всех бедах, постигших его ещё два года назад, виновата только она. В войне, что случилась всего через неделю после их расставания, в Стене, возникшей посреди города – во всём. Вдыхая свежий воздух проспекта Кирова, слушая омерзительно радостные птичьи трели, Александра понемногу отпускало от гнева. А отбросив весь выплеснувшийся негатив, в мозгу Саши осталась всего одна мысль: поскорее добраться до школы, где его ждёт Ксюша, вернуться домой – и больше никогда, никогда не видеть эту рыжую дуру.