Вот уже более получаса Виктор Иванович Васин, старший опер уголовного розыска отделения милиции, не менял позы. Безучастно сидел в своем кабинете за письменным столом. Облокотившись на столешницу, подперев щеку ладонью – он думал.
Смуглое от природы лицо. Черные, чуть навыкате, потускневшие глаза сокрыты полудремой. Суточная щетина от подбородка до глаз – словно броня. Непроницаемый налет усталости покрывал кожу как серая пыль, придавал ей оттенок землистости.
Наклоненная голова взирала на происходящее как бы со стороны. Периодически открывала рот. Притормозив очередную мысль, плутавшую в закоулках сознания, озвучивала профессионально построенную привычную фразу.
Половинка челки, ровно стекавшей вниз, отклонилась влево. Образовала на слегка прыщавом лбу просвет в виде наконечника стрелы. Ограниченного снизу дугой сросшихся бровей.
Правая рука держала стоящую ребром на столе пустую стопку. Ловко подкручивала ее пальцами то в одну, то в другую сторону. Изредка приподнимала, постукивала донышком о прозрачное, местами поцарапанное оргстекло, из-под которого скалились застывшие на фотографиях физиономии, не вызывающие добрых чувств. Там же – несколько визиток и напечатанный на машинке список российских городов. В виде оцифрованных трех столбцов. Озаглавленный: «секретно пароль на июнь».
Васин думал. Не желая того – обо всем сразу. О службе, о семье, о друзьях. Соединяя в себе тянущиеся отовсюду нити бытия. И дабы окончательно не запутаться в них, старался воспринимать мысли поверхностно. Как опытный гитарист перебирает струны пальцами руки. Чуть тронув одну думу, мгновенно перескакивал на другую, затем на следующую. Выводя тем самым единую мелодию своего существования, которую едва слышал во всеобщей музыкальной какофонии современной жизни. Именно так виделась теперь ему нынешняя окружающая действительность.
Обстановка в стране накалялась. С самого начала 1991 год начал приносить одни неприятности. В январе за три дня прошла денежная реформа. Граждане атаковали сберкассы. Постовых не хватало. Контролировать очереди привлекали оперативников. Зарплата увеличивалась, но выдавалась через пень-колоду. Инфляция пошла на обгон. Из государственных магазинов продукты исчезли. В кооперативных – цены кусаются. На предприятиях начались забастовки.
В город пригнали голубую дивизию узкоглазых смуглых коротышек. Фуражки на ушах, шинели до пят. Добросовестно исполняли свой долг – лупцевали резиновыми палками налево и направо своих высокорослых белокожих бунтующих собратьев.
В апреле отменили замполитов. Ходили слухи, что участкового, пытавшегося поднять мятеж, избрали в народные депутаты. И казалось, теперь призывать милицию митинговать было некому…
С преступностью бороться, что с ветром в поле.
В феврале указ Горбачева «О мерах по усилению борьбы…». Сколько их было – этих указов? А проку?
В милиции – текучка. Оперативников толком не готовят. Как на фронт. Учеба наспех, экзамены сдал – и на «передовую». А тут новые веяния! Как изобличать, доказывать? Вот сидит перед новичком гад, щерится. Все про него доподлинно известно. Опер – ему слово, а тот посылает куда подальше и про новую демократию долдонит вместо чистосердечного…
Волей-неволей по молодости, по неопытности заведешься на раз – то ли от собственного бессилия, то ли от этой наглой рожи. И вспыхивает в душе пламя – готов задушить мразь поганую. А в голове мысль стучит – нельзя! Нельзя… Трудно сдержаться. Если старшие не подскажут, уловку какую не придумают.
После полугода научится молодой выматывать таких подонков. Вопросами разными заковыристыми, повторяющимися. Дактилоскопией неторопливой и размеренной. Криками ужасными из соседнего кабинета. В общем, как в кино показывают, в книгах пишут.
А когда нервы начинают сдавать, все же не железные, то руки зудят, так, что дрожь идет по телу – хочется вцепиться гаду в лицо! Время передать его с рук на руки напарнику. И тот начинает, вернее, продолжает на свежую голову – со своими прибаутками, подходцами. Пока, в свою очередь, не притомится. Не иссякнут капканы разные и новшества, им самим придуманные. И дальше скидывает паршивца следующему коллеге. А потом опять возвращают тому, кто начинал. И уже преступник перестает улыбаться – не железный. А опер успел отдохнуть – бумаги пописал, покурить сходил, стопочку пропустил. С новой силой берется за подонка!
Бывает и нет уж терпения сдерживаться – когда без напарника. Ненависть накатывает, вскипает до шума в ушах. С разворота, как учили – рраз под дых! И сам тут же убоишься, но не показываешь! Благо без свидетелей. А напускаешь злость еще посильнее! Поднимаешь ее изнутри, накопленную от давних обид. Вспоминаешь обиженных, ограбленных, покалеченных, ждущих помощи, сидящих на прием у двери. Лицо корчишь судорожной гримасой. Чувствуешь нутром – преступник поплыл. Восторг в душе, но тоже не показываешь. Словно каток, продолжаешь наезжать, выдавливать до конца, как тюбик с пастой. Чтобы всю правду-матушку выложил, как на исповеди. И видишь – точно стержень из тела его вынули. Осунулся, плечи опали, голова повисла. Гады ползучие измываться привыкли только над немощными да женщинами с детишками! А к самим себе трепетно относятся. Боли боятся! Глядишь – раскололся! Явку пишет…
Но здесь дело другое…
Старая облезлая настольная лампа на изогнутом штативе рупором нависала из-за предплечья Васина. Лениво пробивала льющийся из окна свет. Едва подсвечивала край стола, за которым сорокалетний плотный мужчина в длинной кожаной куртке ссутулившись сидел на стуле. Старательно делал вид, что вот-вот начнет писать. Грыз ручку. Периодически поднимал голову, устремлял взгляд к потолку, словно там находилась подсказка или существо, которому он мысленно обращал свои мольбы.
– Тяжело тебе, Князь? – сочувственно произнес Васин, не меняя позы. Покачал головой. Поджав нижнюю губу к верхней, сморщил бантиком. Втянул щеки.
– Да уж… Виктор Иванович, – отозвался мужчина, почувствовав заботу. Расплылся в золотозубой улыбке. Растянул толстые колбаски губ. Хомячьи щеки, покрытые длинной, но редкой щетиной, раздались в стороны. Образовали глубокие ямочки. Обессиленные светлые волосы прилизаны к голове, зачесаны назад. Нависший лоб, низкие надбровные дуги и высокие скулы выпячивали мясистое лицо. Делали его бугристым. С красноватой шелушащейся поверхностью на маковках. Скрадывали внутрь маленькие настороженные глазки.
Детина скосил взгляд на стопку в пальцах опера, сглотнул слюну. Затем мельком с опаской глянул на лоб Васина, где светлый наконечник стрелы казался ему предупреждающим знаком. О дальнейшем сочувствии просить казалось бессмысленным.
Виктора Ивановича он знал уже несколько лет. Аккурат с тех пор, как бывшие однокашники, помня о былом борцовском чемпионстве Александра Князева и уповая на его внушительные размеры, уговорили съездить к должнику. Там их всех благополучно приняли сотрудники уголовного розыска.
Васин, хоть и был на десять лет моложе, но смог разобраться в ситуации и в тюрьму не отправил. С тех пор Александр чувствовал к нему уважение. Готов был помогать, как обещал. На суде свидетельствовал и кое-что рассказал. Но пока сидел в изоляторе и хлебал баланду, появилось у него отвращение ко всей преступной братии, которая обманом чуть не затолкала его на тюремные нары. Успела оставить память о себе: выбить в Крестах верхние передние зубы, а взамен окольцевать наколками перстней по три пальца каждой руки. Нюхом теперь сиженных чувствовал, тошнило от них…
– Пиши, Князь, пиши! – настоятельно обратился к нему Виктор Иванович, вскинув брови. – Ты пока еще даже «спасибо» не заслужил. Информации ноль. Несешь какую-то байду! Неужто никто тебе ничего ценного не рассказал, что у нас на Охте творится? Грабежи в каждой подворотне, за месяц пять убийств – три глухих. Стрельба в ресторане на Таллинской. Ладно, бандюки меж собой что-то не поделили. Но попутно ведь официантку застрелили. Совсем юная девчушка. Она-то при чем? Ребенок грудной осиротел. А ты не в курсе? Плохой ты «барабан» – совсем не стучишь.
Князев два раза утробно промычал, что вполне походило на отрицание, в смысле подтверждения.
– Сколько ты у меня на связи платником? Год? А до этого полгода бесплатным трудился! А вначале – доверенным лицом! Посмотри на себя! Весу за центнер! Росту под два метра! Зря только пальцы в наколках. Почему не в авторитете?
– Что уж вы так, Виктор Иванович! «Перстни» – по глупости, – недовольно бурчал Князев. Накрыл одну ладонь другой и опустил под стол. – Дурак был! Сами знаете, когда за вымогательство арестовывали. А теперь же сами к преступникам толкаете! Отошел я! Семья у меня! Товарищ начальник, отпустили бы! Был грех – связался с бандитами. Так я ж их всех сдал тогда!
– Вот именно, что тогда! – отозвался Васин. – За что на условное вышел. А братки твои лес поехали пилить! Тут мы в расчете! А кто теперь будет с бандитами бороться? Я же не заставляю тебя преступление совершать! Учу: рядом будь или заболей, когда на дело пойдут! Ну, ты же агент! Разведчик! Смотрел фильмы, как наших в тыл забрасывали к фашистам?
– Скажете тоже! – усмехнулся Князев. – Да нет уж войны-то, Виктор Иванович! Больше сорока пяти лет прошло! Третьего парня собрался рожать! Кооператив сварганил, железо собираем со свалок…
– Есть война, Александр Князев! Есть! И ты это знаешь… – зло прервал его Васин. Стало очень обидно, что этот здоровенный детина, международный мастер спорта по дзюдо, хочет стоять в стороне, когда страну рвут на части. Сверху – чиновники, снизу – бандиты. Резко выпрямился за столом, так что просвет на лбу закрылся, образовав из волос сплошную черную полосу. Хотел обругать Князева, но остановился в раздумье. Стоит ли? Пересилил себя. Смягчил тон. – Так что рано тебе на покой! Хотя семья делу не помеха! Наоборот – помогу, если что. Как в ясли устроить малыша, жене твоей с будущей работой. Видишь, что вокруг творится! Безработица – как в Европе. Может, тебя куда пристрою!
– Вы пристроите… – хмыкнул Князев, – потом век не отмоешься! Еще фуражку мне выдайте с кокардой, чтоб издали было всем видать!
– Ладно, пиши, не отвлекайся. А я колбаски нарежу!
Встав из-за стола, Васин расстегнул пиджак. Потянулся. Расправил помятые полы серого отечественного костюма. Направился к большому сейфу, похожему на шкаф. Тот стоял рядом с дверью. Из замочной скважины торчал ключ. – Вижу, тебя опохмелить надо!?
Князев, скосив взгляд, благодарно улыбнулся. Ничего не ответил. Затем снова тупо уставился в потолок.
Васин повернул большую рукоятку на дверце и потянул на себя. Четыре нижних полки были заняты уложенными в стопки глухими оперативными делами разной толщины. На верхней – початая бутылка водки, четверть буханки черного хлеба, пара банок консервов и полпалки копченой колбасы. Потянулся аромат. В желудке кто-то стал перебирать камешки, заурчало.
Князев повернул голову на запах. Вытянув шею, принюхался. Увидел, как Васин орудует ножом.
– Вон, у вас даже сервелатик имеется, не то что у нас, простых смертных! А говорите – война! – произнес он с издевкой, осклабился. Но увидев, как резко обернулся оперативник, его поджатые злые губы и выпученные глаза, тут же пожалел о сказанном.
– Это точно… имеется! – процедил Васин еле сдерживаясь, чтоб не подойти к этому детине и не врезать по лыбящейся физиономии. – Но достаю я его не часто! А только чтобы побаловать друзей своих и таких, как ты – помощников! Поскольку дефицит этот я у директора магазина по снабжению ветеранов выпросил. И каждый раз как нарезаю, вспоминаю о тех людях, что здоровье за нас положили. А ты когда закусывать колбаской будешь, так подумай, как помочь жизнь для них спокойную наладить в районе! А заодно и для нас с тобой, и детей наших. Понял?!
– Да не нужна мне ваша колбаса! Это я так сказал! – пошел на попятную Князев. Лицо его стало пунцовым, словно оплеуху он все же словил. – Морали читают… Могу и без нее выпить!
Васин положил нож на сейф. Взялся рукой за узел галстука и, повертев головой, опустил его вниз, освобождая шею. Ему тоже стало жарко.
– Положим, без колбаски выпить сможешь, а вот без спокойной жизни не получится! А я тебе гарантирую ее только в единственном случае – если будем в одной упряжке… Ну, в общем, ты меня понял. И больше не вынуждай, а то я и обидеться могу!
Раскладывая на листок писчей бумаги тонкие кругляшки колбасы, Васин подумал, что про войну он сказал очень точно. Но не до конца. Не мог же он рассказать, что по окопам его и сотоварищей стреляют все кому не лень. И если от бандитских пуль он с однополчанами отстреливается аналогичным образом и даже с каким-то ковбойским залихватским азартом, то от пуль начальства и кучи проверяющих приходится только по возможности уклоняться. Периодически специально подставлять не самую жизненно важную часть тела. Получать легкие ранения в виде замечаний и выговоров, чтобы не потерять главное здоровье. А затем от нервотрепки укрыться на больничный, отлежаться дома. Как в военном госпитале. Через неделю снова вернуться в строй.
Не все возвращались. Вместо шести оперативников в отделении оставалось только три бойца.
Самый опытный, старина Халфин, плюнул, взял под Всеволожском землю в аренду, разводит поросят. Давеча приезжал на новой «девятке». Со свиньями, сказал, работать приятней, чем с милицейским начальством.
Бодров Стас только пришел в отдел. Совсем пацан еще. Отстранен от службы. При задержании шарахнул громилу-преступника рукояткой пистолета. Патрон в патроннике оказался, а предохранитель снят. Случился выстрел. Напарник теперь в больнице. Жить будет. А личный состав в очередной раз сдает зачеты по правилам применения оружия. Некому молодых учить. Двухмесячные курсы – и в окоп.
Приходили новенькие после института или офицеры из сокращенных. Потопчут грязь улиц, полежат в засадах. Блох нахватают в подвалах и уходят. Не понимают, зачем милиция нужна, если не дают людям помогать. Воров искать? Бандитов крутить? Заставляют материалы прекращать, жалобы не регистрировать. Вынуждают изощряться, но заявителей выпроваживать. Все за процент раскрываемости борются. А кому нужны эти проценты? Ими ущерб не покроешь, убитого сына матери не вернешь!
На работу уходишь – дети спят, приходишь – тоже спят. Иногда кажется, просто арендуешь койку в съемной квартире. Да и там теперь было не спокойно. Семья Васиных держала оборону. Несколько раз приходили из районной администрации инспекторы по распределению жилплощади. Требовали выехать. Дескать, квартира как поощрение по службе выдана по ошибке. Положена только участковым и следователям, а опера уголовного розыска под эти категории не подпадают.
Совсем недавно Виктору Ивановичу Васину исполнилось тридцать. Худощав. Среднего роста. Похож на отца, родившегося в Баку. Азербайджанец, но языка не знал и Каспийское море видел только на картинках. Стригся не коротко. Оставлял длинные прямые баки, боясь открывать торчащие лопухи ушей, которых сильно стеснялся еще со школьных дразнилок.
На территории – больше пяти лет. Первые полгода порывался все уйти. Уставал сильно. Не физически. Морально. От собственного вранья, изворотливости! Старики успокаивали: приспособишься, разберешься, научишься. Не верилось поначалу, да успел сдружился. А бросить товарищей – не по правилам. Так и остался. Потом привык.
Получив звание капитана, числился у руководства знатоком.
Хотя про себя думал, что ничем особенным не отличается. Считал, что в милицию попал совершенно случайно – от безысходности. Окончив училище имени адмирала Макарова, работал на траулере. Ходил от базы Ленинградского рыбного флота. Только освоился – перевели вторым штурманом, а тут пошло сокращение. Суда на продажу, экипажи за ворота.
Подвернулся Миша Дадонов, раньше вместе учились. Тот уже полгода работал в милиции метрополитена. Похвастался, что недавно зарплату прибавили и за звание стали платить. Соблазнил, прохвост. А сам через неделю уволился и открыл кооператив. Васин бегать без нужды не любил.
Шел на службу наниматься – как на обычную работу. Книг о милиции и детективы не читал. Не думал, что может погибнуть, что там война! Зачем убивать милиционеров, которые хотят, чтобы в стране был порядок? Ведь это неразумно! Осознание пришло позже.
В главк попасть не стремился. Помнил наказ отца: лучше королем в районе, чем пешкой в городе. И каждый раз говорил это коллегам, приезжавшим из городского управления переманивать к себе в Большой дом на Литейный.
Остался нести службу поближе к дому, в территориальном отделе.
Имея высшее образование и жизненный опыт, на службе чувствовал себя незаменимым. Помогал всем с удовольствием, и ему никто не отказывал.
Но Князеву помочь не хотел принципиально. Понимал, как тяжело тому приходится. А что делать? Новый министр требует вербовки, работу с платными агентами. А откуда Васин их возьмет? Если бы информаторам платили в зависимости от приносимой информации, как в КГБ – тогда другое дело. А так, за понюшку табаку никто работать не будет. Вот и приходится нарушать ведомственный приказ о запрете вербовок на компромате.
– Убери гирю со стола! – Васин поставив бутылку, сдвинул на край черный сотовый телефон. – Братва выдала? А говоришь, не общаешься!
Князев покосился на свою Мобиру, схожую с громоздким утюгом. Взял за трубку на корпусе сверху, переставил на стул.
– Не устал таскать такую тяжесть? – усмехнулся Васин. – Килограмма три весит!?
– В машине вожу – ей все равно! Да это так… для понта. Не включена, денег надо проплатить. Совсем очумели в Дельте. Сначала две тонны баков за телефон, тонну за подключение. Исходящий звонок – два доллара минута, входящий – один!
– Что за манеры у вас, бандитов? – деланно возмутился Васин. – Катаетесь на «Мерседесах», у всех телефоны, кожаные куртки, на шее золотые цепи по килограмму, а денег никогда нет?
Князев недоуменно пожал плечами, виновато улыбнулся. Обозначились добродушные ямочки.
– Да я и не бандит вовсе! Езжу на «Жигулях». Деньги иногда имеются… Это чтобы меня не трогали! Купил на Галере. Может, он вообще не работает, в принципе.
Васин зашел со спины Князева и глянул на чистый листок.
– Ну что, насочинял что-нибудь?
– Нет еще, товарищ начальник, – улыбка исчезла с лица Александра. Взгляд потускнел. Обиженно отвернулся к окну.
Виктор Иванович оборотился туда же.
Белые неровные полоски газетной бумаги, спасавшие зимой от холода, закрывая щели, повисли вдоль рам. Скукожились. Оттопырились. Свернулись косичками. Вывернулись наизнанку желтыми кляксами застывшего клея. Колыхались от сквозняка. Словно напоминание об идущей войне: налетах… бомбежках…
Грязные стекла в подтеках. На подоконнике – несколько цветочных горшков с кактусами. Некоторые завалились набок, как раненые солдаты – пытались вылезти из обезвоженной земли. Опять забыл полить! Убрать некогда!
Рабочий день давно закончился.
Серый, словно подернутый туманом вечер предвещал очередную белую ночь. Лето началось пасмурно. Тепла не хватает. В кабинете гнусная промозглость. Чтобы высушить воздух, приходится включать масляный радиатор, оставшийся от предшественника.
Зябко поежился, не ночевать же здесь!
– Ну, тогда будешь писать то, что я скажу.
– Хорошо, гражданин начальник! – отозвался Князев.
– Пока я тебе еще товарищ, но если и на следующей встрече будешь молчать как партизан, у меня возникнут нехорошие мысли по поводу тебя!
Виктор Иванович наполнил обе стопки. Князь сразу подхватил ближнюю и приподнял в ожидании.
– Чтоб нам быть богатыми! – провозгласил Васин.
Едва слышно дотронувшись своей стопкой до князевой, опрокинул водку в рот.
– Хорошо бы! – Александр последовал примеру.
Принялся жевать хлеб с колбасой.
Васин выдохнул. Взял бутерброд, понюхал и положил на стол. Сел на свое место. Достал из стола записную книжку.
– Пиши! – начал диктовать он. – Источник сообщает: в баре «Нептун» занимаются грабежами братья Гримм. Старший Михаил Гримухин недавно освободился. Подсаживаются к посетителю, капают в пиво клофелин. Когда клиент пьянеет, выводят из бара. В ближайшем дворе раздевают, забирают все ценное. Награбленное хранят у Лизы Чайкиной, бывшей одноклассницы. Реальное имя Анфиса. Проживает на Громова, одиннадцать.
Васин демонстративно взял бутерброд и откусил половину. Принялся аппетитно жевать. Глаза с прищуром засветились хитростью. На губах – едкая предвкушающая ухмылочка.
Князев записал начало сообщения. Расслышав дальнейшее, неожиданно остановился. Замер. Подняв голову от стола, уставился на Васина.
– У моей Анфиски, что ли? На Громова? У матери хранит? Ах, стерва! – вспылил, бросил ручку на стол, искренне расстроился. – Быть такого не может!
– Может, Князь, может! – Васин продолжал жевать. – Так что ты жене посоветуй принести все, что ей передали братья. На днях будем их закрывать. А то придется тебе самостоятельно своих детей воспитывать! И ручку не бросай – она казенная. Сломаешь – десять мне купишь.
– Виктор Иванович, откуда же такое известно? – Князев снова взял шариковую ручку и осмотрел – не повредил ли. Вроде цела. Немного успокоился. Лицо зарделось. Принялся дописывать.
– Ты же у меня не один такой герой! – усмехнулся оперативник. – Работать надо, Князь! Работать! Разведка докладывает… Война ведь идет! Ставь подпись и пиши «Задание усвоил». И ниже – опять подпись.
– Знаю, – обиженно отозвался Князев.
– Молодец! Бери новый листочек. Пиши: Дмитрий Синицын, кличка «Рокки», у кинотеатра Охта отбирает у малолеток деньги…
Князев отложил в сторону исписанный листок и взял новый. Сосредоточенно заполнил своим мелким почерком.
– Пиши с середины листа, как тебя учил, – заметил Васин, – мне еще его оформлять после!
– Да знаю я, знаю… – бубнил Князев. – Так и делаю!
Глядя на его писанину, Васин подумал, что странное дело – как правило, у таких великанов буковки из-под пера выходят маленькие, словно бусинки. А начнет писать лилипут, от горшка два вершка, так шесть строчек и вся страница исписана.
Заполнив под диктовку еще пять листов, Александр устало выдохнул, вытер ладонью испарину со лба.
– Ну даете, Виктор Иванович! Все же сами знаете, зачем я-то нужен?
Васин горько усмехнулся.
– Ты прав, я и без тебя все знаю, потому что хожу целыми днями по своей территории и вынюхиваю, как ищейка. С бабушками сижу на лавочках. Граждане у нас поболтать любят. Ты нужен не мне, а моему начальству! Чтобы они на совещании отчитались, как хорошо у нас работает негласный аппарат! А что по мне, так этот аппарат во где сидит, – он указал пальцами на собственное горло, – только лишние бумаги! Регистрируй их потом, учитывай по разным журналам, нумеруй, подшивай, справки пиши, проверкам предъявляй… Но без этого в нашей стране нельзя! Так что уж терпи, если помочь не можешь! А теперь бери чистый листок и пиши расписку о получении денежного вознаграждения за месяц.
– Это я помню, Виктор Иванович, – обрадовался Князев, заполняя бумагу.
Васин на мгновение представил гигантскую кучу документов, собираемую милиционерами по всей стране. Да и не только ими, а всеми госслужащими. Липовые отчеты, передаваемые по инстанциям. Доклады, планы. Вся эта бюрократическая гора лжи – только ради ублажения министра внутренних дел, президента и других чинуш, не способных наладить реальный контроль. Чтобы они почувствовали свою значимость и незаменимость, веское основание для получения очередной премии, награды на грудь, бурных аплодисментов… Служим отечеству!
Князев пересчитал купюры. Снова пересчитал. В недоумении нахмурился:
– Здесь только половина, Виктор Иванович. А где остальное?
– Остальное тому, кто информацию за тебя принес! – назидательно растолковал Васин и хитро улыбнулся. Стал снова наполнять стопки.
– А… – понимающе протянул Александр.
– А если в следующий раз так же сработаешь, вообще ничего не получишь или должен будешь!
Александр сложил деньги пополам, убрал в карман. Протянул руку и взял новый бутерброд. Облегченно вздохнул. Решил, что на сегодня неприятности закончились.
– Вы уж по поводу Анфиски не торопитесь, товарищ начальник. Я ей скажу, она все принесет и напишет что требуется. Только меня не выдавайте. Ну… это… то, что я с вами уже давно того…
– Ладно, не скажу, – согласился Васин. – Принесет и будет у меня доверенным лицом! Как ты начинал. Делать особо ничего не придется. Мне единицы для выполнения плана не хватает!
Выпили еще по стопке. После чего Васин проводил Князева на выход, а сам вернулся оформлять полученные бумаги, превращая их в совершенно секретные документы.
Была у Виктора Ивановича всего одна мечта, но общая. Которая, как ему казалось, могла решить все проблемы. Это – стать богатым! И не для того, чтобы бездельничать или шиковать, а чтобы просто не думать о деньгах. Чтобы жена не будила утром напоминаниями о деньгах на завтраки детям. Чтобы не предупреждала перед выходными, что из детского сада еды не будет и ему надо обеспечить семью на субботу и воскресенье пропитанием. О шмотках и не говори – дети росли быстро. И если младший донашивал вещи, то старшему приходилось покупать все как взрослому, поскольку был он рослый и размер обуви имел большой.
Эти неприятные, но важные мелочи не давали спокойно работать. Делать свое дело. Постоянно отвлекали, тревожа душу лишней заботой и беспокойством. Именно поэтому, став богатым, он не то что не собирался бросать службу, а хотел еще сильнее отдаться ей. Купить для работы автомобиль, инструменты для оперативных мероприятий. Чтобы не зависеть ни от дежурной части, ни от других служб, выпрашивая то прибор ночного видения, то бинокль, то специалиста с приспособлением для прослушивания или подглядывания.
Все свои силы хотел направить на борьбу со злом. Верил, что когда-нибудь мечта осуществится. Премьер с президентом вспомнят о верных бойцах невидимого фронта или судьба выкинет выигрышный фарт. Если бы не верил – давно ушел!
Но покамест воистину жизнь – копейка. Потому не чурался возможности как-либо подработать, хотя и было это не совсем законно.
На ближайшие выходные запланировано очередное коммерческое мероприятие.
Лето еще не подсушило весну! Но первая половина июня по прогнозам обещала быть солнечной. Данный предстоящий факт Васин попытался развить в своих мыслях, чтобы не думать о неприятностях, а немного согреть колобродящую душу. Решил, что если к выходным закончится усиление, поедет в субботу с домочадцами в Солнечное на машине отца. Позагорать и заработать денег.
В очередной раз удивился себе, что успевает думать еще о чем-то кроме работы. Память хранила и много печального, с чем приходилось свыкаться.
С грустью вспомнил недавние похороны служившего в соседнем отделении Игоря Бойкова. С ним учился на курсах МВД. Веселый белобрысый парень с лукавинкой. Душа компании. Что понадобилось ему на девятом этаже высотки? Получил ножевое в живот, сброшен с балкона. За что? Кого-то задержали. Идет следствие.
Володя Горожанов – здоровяк, разводила и шутник. Насмотрелся фильмов и водил задержанных на третий этаж для допроса под дулом пистолета, вызывая опасливое хихиканье коллег. Всегда хмурился, скрывая веселый нрав под маской глубокой сосредоточенности. Не выдержало сердце. В двадцать пять!
Был грузен, слегка мешковат. Форму хранил в шкафу. Одевал редко – только на строевые смотры. Оттого и терял пуговицы, натягивая китель раз в полгода. Когда хоронили, увидел Васин знакомую полоску выглядывающей белой рубашки. Незаметно рванул на себе металлический герб. Нагнулся над другом и вставил пуговицу, закрепив ушко изнутри спичкой. Володя всегда так делал, за что получал нагоняй от начальства. Но теперь никто ругать не будет! Может, оттого и лежал в гробу так расслабленно, легко, с доброй улыбкой на светлом лице.
А сколько пропало тех, кто помогал? По своей доброй воле или по принуждению?! Что-то рассказал и после исчез. Как бандиты могли узнать информацию из секретного сообщения? Проникали в картотеку ГУВД? Покупали информацию? Или просто раскололи? Немало профессионалов подалось из милиции в криминал. Сами не убивали – информацией снабжали, консультировали.
Васин почувствовал, что сильно устал за день. Положил руки на стол, склонил голову. Прижался щекой. Расслабился, на минуточку смежив веки. Постарался представить, как все будет выглядеть в выходные. Решил посмаковать мечту со всех сторон, как сладкий леденец. Ощутить очередную халтуру трамплином к осуществлению мечты.