– Почему ты его выбрала? – вздыхала тетушка. – Неужели на всем рынке не нашлось кого-нибудь посимпатичнее? Кого-нибудь более утонченного, златокудрого… Ты погляди на него! Да такой может голыми руками из верблюда воду выжать!
– По-моему, он очень красивый, – искренне сказала я, наблюдая за варваром с балкона.
Вчера я оставила раба отдыхать и отсыпаться, сегодня же собиралась вплотную заняться его облагораживанием. Однако уже битый час Геррах тренировался на заднем дворе с найденными где-то деревянными мечами, и мне не хотелось его прерывать. Он так легко двигался, что это выглядело каким-то священнодействием. Отточенные движения, перекатывающиеся мышцы под смуглой кожей, стремительный удар – и мечи со свистом разрезали воздух. На заднем дворе моего дома танцевал дикий опасный хищник. А я отчего-то решила, что смогу его приручить.
– Он так машет этими палками, что кажется, ничего другого и в руках не держал, – проворчала тетя. – Ни вилки, ни тем более книжки.
– Как знать, – пожала я плечами. – Речь у него поставлена хорошо.
Быть может, он даже не простой воин, а кто-нибудь вроде командира. Перевертыши у варваров в почете. У нас же таких ценили разве что на горячих играх. Я была на них в прошлом году, дядя заставил – традиции. Лязг мечей и блеск металла, песок, залитый кровью… Я сказала, что мне дурно, и ушла через полчаса, но потом игры долго снились мне, и я просыпалась в холодном поту от кошмаров.
– А можно взять на роль подставного жениха лютниста, – отвлекла меня от воспоминаний тетя. – Я знаю подходящего, поет в трактире «Две кошки». Кудрявый, с ямочками на щеках, и язык подвешен как надо.
– А потом этот лютнист растреплет о своем приключении на всю Аль-Малену, – возразила я. – Нет, я не хочу таких сюрпризов. Раб – отличный вариант. Он будет держать язык за зубами. А что ты, кстати, делала в этих «Кошках»?
– Кошечек и подкармливала, – вздохнула тетушка. – Там так отвратительно готовят, что объедки даже кошкам не годятся.
Тетя Молли, младшая сестра моей матери, рано овдовела, оставшись бездетной, и своей нерастраченной любовью щедро одаривала меня и всех бродячих котов. Трехцветная кошка неспешно подошла к толстому рабу, который сидел на крыльце, наблюдая за другом. Подставила спину, потерлась головой о ладонь, и раб почесал кошку за ушами.
– А этот, второй, – с трагическим надрывом произнесла тетя. – Он же лысый! Дея, солнце мое, Конрад ни за что не поверит, что ты решила влюбиться в лысого!
– Что значит – решила? – улыбаясь, спросила я. – Разве любовь не приходит внезапно?
– К лысому может быть только расчет, – категорично ответила тетя.
– Он мне как раз для расчетов и нужен. Сказал, что отличный счетовод.
– Наврал, – тетя обреченно махнула пухлой ручкой. – Даже не знаю, в кого ты такая доверчивая… Послушай, Дея, раз уж у нас теперь есть рабы, то нужен и надсмотрщик, как полагаешь? Кто-нибудь грозный, с ремнем…
Я не держала раньше рабов, но надеялась, что браслет удержит Герраха. А теперь, наблюдая, как он двигается, вдруг засомневалась – достаточно ли надежен магический поводок.
– А еще я знаю одну гувернантку, – заговорщицким шепотом сообщила тетя Молли. – Отвратительная особа. Зато ловко управляется с розгами.
Геррах отложил деревянные мечи, взял ведро, стоящее у колодца, и окатил себя водой с головы до ног, так что обнаженный торс заблестел под солнцем.
– Вообще-то он интересный, – признала тетя, близоруко щурясь. – Издалека. А может, ты зря волнуешься? Может, новый жених, которого приведет Конрад, окажется лучше предыдущих?
Я передернула плечами от отвращения. Все эти сытые, наглые, самодовольные рожи, которые рассматривали меня как товар, вереницей пронеслись перед глазами. К счастью, дядя Конрад, брат моего отца, относился ко мне с заботой и не слишком давил. Он спокойно воспринимал мои отказы, а одного из потенциальных женихов даже самолично спустил с лестницы, когда тот полез ко мне с угрозами.
Но так было раньше. В последнюю встречу дядя вел себя пугающе категорично.
– Каким бы тот жених ни оказался, пусть ищет другую невесту, – отрезала я. – Через год я смогу сама распоряжаться и собой, и наследством, и можно будет выдохнуть и зажить в свое удовольствие. Может, отправимся в путешествие? Что скажешь?
– Куда ты, туда и я, – согласилась тетя Молли, и я обняла ее и поцеловала в щеку.
Геррах подошел к лысому, присел рядом, и кошка ткнулась в смуглую ладонь, а потом перевернулась на спину, пытаясь ухватить палец мягкими лапками.
– Так-то и обезьяну можно выдрессировать, – вздохнула тетя, тоже наблюдая за ним. – Хотя разница не велика…
Оставив ее на балконе, я спустилась во двор.
– Амедея, – раб вскинул темный взгляд, и мне вдруг стало жарко. Хотя что удивительного – солнце так и палит. – Будешь учить меня хорошим манерам?
– Для начала встань, когда разговариваешь с дамой, – потребовала я, но когда Геррах поднялся, тут же об этом пожалела.
Я уже и забыла, какой он высокий. Запрокинув голову, сердито на него посмотрела.
– Быть может, мне ходить на согнутых коленях, чтобы не ущемлять твое достоинство, госпожа?
– Только варвары могут думать, что рост каким-то образом возвышает человека над другими.
– Но он как раз-таки возвышает, в прямом смысле, – возразил он.
Его торс блестел то ли от воды, то ли от пота, но черные чешуйки на плече оставались матовыми.
– Помойся, оденься, и приходи в голубую столовую, – приказала я. – Слуги покажут – где это. Начнем со столовых приборов.
– Прекрасно, – сказал раб, как будто я спрашивала его мнение. – Я как раз проголодался.
***
Пока Геррах приводил себя в порядок, я решила заняться и вторым своим приобретением. Вопреки сомнениям тети Молли выяснилось, что я каким-то чудом отыскала в грязи невольничьего рынка настоящий бриллиант. Эврас мигом привел в порядок все мои счета и показал, где у меня необоснованно высокие траты.
– Не может быть таких цен на мясо, госпожа, – он обвел цифру карандашом. – Смените поставщика. А вот тут с вас дважды сняли налог на землю.
Я только хлопала ресницами и кивала. А мне-то казалось, что я отлично справляюсь после того, как выгнала вороватого управляющего.
– А вот здесь… – толстячок задумчиво постучал пальцем по бумагам и вопросительно глянул на меня.
– Это доход от продажи артефактов, – быстро пояснила я. – Мой отец был выдающийся маг.
Вообще-то нет. У отца и правда были способности, и он мог найти источник воды даже в пустыне. В наших опаленных зноем землях это ценилось превыше всякого золота. А вот артефакты отцу не давались: магическое плетение не держалось, расплываясь через пару минут.
Я нашла его записи в лаборатории, из чистого любопытства попробовала повторить – и по моим пальцам потекла магия, собираясь в руны, крепкие и надежные, точно отлитые из стали.
Разумеется, мне пришлось держать свое открытие в секрете. Одно дело маг – уважаемый человек, способный принести обществу великую пользу. И совсем другое – ведьма, существо непредсказуемое, вредное и злокозненное, требующее над собой строгого контроля, как, впрочем, и любая другая женщина.
Так что если я не хотела навеки отправиться в замок ведьм – а я не хотела, то должна была скрывать свой дар. Я наврала, что обнаружила в лаборатории отца запасы артефактов, которые оказались удачными. Он экспериментировал – и вот результат.
Быть может, тетя Молли и догадывалась о чем-то, но держала язык за зубами. О замке ведьм говорили страшные вещи: неприступные гранитные стены, железные цепи, одиночные камеры, но самой пугающей была версия о том, что нет никакого замка ведьм. Женщин-магичек попросту вывозили из города и убивали, а безжалостная пустыня поглощала их тела.
– Жаль, что однажды этот источник иссякнет, – заметил Эврас.
– Ничего, – легкомысленно ответила я, напуская на себя беззаботность. – Когда я выйду замуж, такие вопросы перестанут меня волновать.
– Но вы, госпожа, насколько я понял, замуж не стремитесь, – проницательно напомнил толстячок.
Я лишь улыбнулась в ответ. Мало ли, что там в голове у женщины. Сегодня одно, завтра другое. Именно так считает дядя, так что если я предъявлю ему готовенького жениха, то вряд ли сильно удивится.
Оставив Эвраса в кабинете, я пошла в голубую столовую. Окна были открыты нараспашку, и свежий ветер перебирал прозрачные занавески. Вышитая скатерть, серебряные приборы, тончайший фарфор – Геррах смотрелся здесь пугающе чужеродным элементом.
Он поднялся мне навстречу, и я мысленно его похвалила: быстро улавливает. Но когда отодвинул мне стул, я покачала головой.
– Так не надо делать. В нашей стране мужчина не прислуживает женщине.
Геррах все же помог мне сесть, и лишь потом сам опустился на место.
– Прекрасно выглядишь, Амедея, – сказал он. – Твои глаза такие ясные и прозрачные, как высокое небо в утренний час.
– А вот комплименты – это хорошо, – похвалила я. – Это можно.
– Мне нравятся твои одежды, – продолжил Геррах. – Ткань такая тонкая, что можно рассмотреть все изгибы.
– Но твои слова не должны быть слишком откровенными, – осадила его я.
– Правда? – раб вздернул темные брови. – Где же проходит граница?
– Лицо и общий облик – допустимо, – задумалась я. – Изгибы – точно нет.
– Хм, – Геррах нахмурился. – Давай попробуем еще раз. Твои губы, Амедея, точно лепестки роз.
– Неплохо, – ответила я.
– Кожа чистый фарфор.
– Вполне, – одобрила я.
– А дерзкие вишенки, что натягивают ткань платья, так и хочется укусить.
Мои щеки запылали.
– Нет! – воскликнула я. – Никаких вишенок!
– Значит, граница проходит по ним? – невозмутимо уточнил варвар. – Я, кажется, понял.
Взяв с тарелки булочку, Геррах макнул ее в персиковый джем и откусил сразу половину.
– Что? – промычал он. – Я опять сделал что-то не так? Надо было колоть ее вилкой?
– Наблюдай за мной и повторяй, – терпеливо сказала я.
В конце концов, тетя Молли права: и обезьяну можно выдрессировать. Но придется усердно работать.
***
Амедея очаровательно смущалась, деликатно поправляла его и завопила лишь раз, когда Геррах схватил соусник и сделал вид, что собирается пить прямо из носика.
Он вынужден был признать, что Эврас прав, и с рабством им действительно повезло. Хозяйка оказалась доброй, милой и очень привлекательной. Хоть Геррах и продолжал убеждать себя, что последнее вовсе не важно, но завтракать в компании красивой женщины было очень приятно.
– Скажи, Геррах, тебе нужна медицинская помощь? – спросила она.
– Не думаю, что твои целители, кем бы они ни были, смогут вернуть моего дракона, – резко ответил он.
– Я про рубцы от кнута, – пояснила Амедея. – Болят?
Геррах пожал плечами. На эту боль он не обращал внимания. Это как если бы человека, которому отрезали ногу, спросили – не досаждает ли ему насморк.
– Мне жаль, что так вышло, – с сочувствием продолжила девушка. – С драконом.
– Правда? – нехотя сказал он. – В вашей стране оборотней не считают за людей. С чего бы тебе меня жалеть? По вашей логике я должен радоваться, освободившись от звериной половины. Разве нет?
– Нет, – выпалила Амедея без раздумий. – Я знаю, каково это… Отказываться от части себя…
– Откуда бы тебе это знать?
Она спохватилась, как будто сболтнув лишнего, и мило улыбнулась.
– Я про замужество, – пояснила охотно. – Когда девушка выходит замуж, то тоже лишается очень многого. Попробуй теперь намазать ломтик хлеба творожным сыром. С ножом ты должен управиться легко, не так ли?
Амедея хотела казаться беззаботной птичкой, и это у нее получалось очень неплохо, но Геррах видел за нежной внешностью стальной характер. А будь он иным, разве пошла бы она на такой отчаянный риск?
– Замужество не отбирает, а дает, – возразил он. – Это этап жизни. Как дерево растет, цветет и дает плоды, так и женщина исполняет свое жизненное предназначение, когда любит мужчину и рожает от него детей.
– Угу, – промычала она, пряча взгляд.
– Может, я лучше убью твоего жениха, раз уж он тебе не по нраву? – предложил он. – Сними с меня браслет, и я…
Амедея снисходительно улыбнулась, и Геррах сам осознал примитивность своей уловки.
– Не перебьешь же ты всех, – заметила она. – Аль-Малена – город большой. К тому же сюда съезжаются со всего света. Кстати, я тут подумала, что за местного ты никак не сойдешь – акцент, внешность, поведение. Промахи иностранца воспримут проще, спишут на разницу культур. Будешь торговцем с запада.
– С востока. Те земли я лучше знаю.
Амедея вдруг захлопала в ладоши, и Геррах удивленно воззрился на бутерброд в своей ладони. Оказывается, задумавшись, он намазал сыр и сложил приборы как положено.
– Браво! – воскликнула девушка. – У тебя очень хорошо получилось. А теперь не запихивай его в рот целиком, как бегемот, а откусывай по небольшому кусочку. И не забывай жевать.
– Это все потому, что ты подкрепляешь мои успехи, – сказал Геррах. – Вот кнут на мне не срабатывает. Как меня ни пороли – я только становился упрямее. А поощрение, как видишь, творит чудеса.
– Думаю, свобода – достаточный стимул, – напомнила Амедея.
Геррах укусил бутерброд, запил чаем, сделав аккуратный глоток, и поставил чашку назад на блюдце, заслужив одобрительный взгляд.
– А промежуточная награда будет? – спросил он.
– Что еще ты хочешь?
Его взгляд против воли метнулся к ее губам. Не понять, в чем тут дело. Быть может, в браслете есть плетение, которое заставляет его обожать свою госпожу, но его тянуло к ней как ни к одной женщине прежде.
Уловив что-то по его лицу, Амедея напустила на себя суровый вид.
– Поцелуй, – все же сказал он.
– Ты с ума сошел, раб? – холодно поинтересовалась она.
– Я очень здраво мыслю, – возразил Геррах, вовсе не будучи в том уверен: ему бы разрабатывать план бегства, а он вместо этого размышляет, каковы ее губы на вкус. – Я вот что подумал: если ты хочешь убедить дядю в своей влюбленности в меня, то можно устроить так, чтобы он застал нас за страстными ласками. Предлагаю потренироваться. Вдруг я целуюсь не так, как положено воспитанному мужчине?
– Да уж наверняка не так! – вспыхнула Амедея. – Но, боюсь, тебе суждено умереть, не освоив эту науку.
– Как скажешь, госпожа, – ответил он и, доев бутерброд, облизал пальцы.