Черные хлопья сажи, кружась в воздухе, словно потусторонние снежинки, медленно оседали на еловые лапы. Майор Пшеничный снял с головы тактический шлем и поскреб недавно обритую «под ноль» голову. Лежащий впереди Белогорск пылал сотнями очагов пожаров, изрыгая в небеса клубы черного и серого дыма. Город был в кольце, внутри кольца агонизировали три отборные китайские дивизии: шестая и восьмая танковая, сто десятая моторизованная. Русские танковые бригады, обходя Белогорск с флангов, рвались обратно к Амуру, гоня перед собой остатки двух разбитых китайских армий.
– Чего задумался, пластун?
Артем резко обернулся на голос.
Перед ним, широко расставив ноги, стоял командир отряда специального назначения «Грифон» Министерства юстиции подполковник Петр Калмыков. И ведь как тихо подобрался.
– Здравия желаю, подполковник.
– Чего такой кислый, майор?
– Да спал только четыре часа, башка трещит.
– Так таблетку выпей. Вот, держи. – Калмыков протянул Артему серебристую пластинку таблеток
– Это чего?
– Пенталгин. Бери-бери, мои «вольноотпущенные» здесь аптечный пункт бомбанули. Ни бинтов, ни спирта, понятное дело, не было, гренадеры прибрали, но вот пенталгин остался.
– У гренадеров, видимо, голова не болит… как у дятлов…
Калмыков довольно заржал и, повернувшись, отправился к стоящему в овраге «Тигру», украшенному антеннами и укрытому маскировочной сеткой. Пшеничный посмотрел ему вслед. «Жутковатая личность, но в нынешней ситуации такие, как Калмыков, полезны и необходимы», – подумал он.
Отряд «Грифон» выполнял сразу две функции: чистил прифронтовую полосу от просочившихся в русский тыл китайцев и обеспечивал полицейские функции. Это официально, неофициально – исполнял работу заградительного отряда. Половина отряда была укомплектована сотрудниками спецподразделений отделов исполнения наказания, другая половина – амнистированными уголовниками с небольшими сроками. Их так и называли «вольноотпущенники».
Военные к «вертухай-спецназу» относились брезгливо, но с пониманием. «Грифон» со своими задачами справлялся вполне, обеспечивая самое главное на войне – поступление пополнений. Перекрыв все дороги блокпостами и секретами, «грифоны» хватали лиц мужского пола из числа беженцев и местных жителей, отправляя в учебные полки. Они же ловили и расплодившихся в последнее время дезертиров.
«Позорный факт – рост дезертирства», – подумал Артем, глотая таблетку и запивая ее водой из фляги.
Многие профессиональные военные, костяк любой армии в мирное время, здесь, на Дальнем Востоке, откровенно боялись войны с китайцами. Что порождало попытки уклониться от исполнения своего долга, увильнуть на тыловую должность или того хуже – сбежать. Пшеничный знал, что сбежавший мобилизованный после получения профилактических тумаков от особиста опять вернется в свою часть. Пойманного на дезертирстве контрактника, прапорщика или, не дай бог, офицера ждала публичная казнь. В лучшем случае – пуля перед строем, в худшем – дезертиры украшали собой придорожные сосны.
Причины такого поведения были на ладони. Китайцы, словно половодье, затапливали приграничную зону вдоль Амура. Не считаясь с потерями, лезли в глубь страны, старались укрепить уже захваченные плацдармы и развивать наступление дальше. Казалось, пройдет еще два-три дня – и китайская волна захлестнет весь восток Руси, от Приморья до Урала…
Народно-освободительная армия Китая атаковала, пользуясь старой, но надежной советской тактикой. Много танков и бронемашин, истребители-бомбардировщики с неуправляемыми НУРСами и бомбами свободного падения, мощный огонь ствольной и реактивной артиллерии. Как и ожидали китайские стратеги, первые проблемы возникли при форсировании широкого Амура и преодолении приграничных укрепленных районов. Несмотря на потери, китайцы проломили оборону и, укрепившись на русском берегу Амура, пытались продолжить наступление. Вот здесь и начались настоящие китайские проблемы. Бронетанковые колонны, прорываясь в глубь русских областей по малочисленным и узким дорогам, отсекались легкими подразделениями, дробились на части и поочередно уничтожались. Все дороги были минированы, мосты взорваны, к тому же НОАК здорово досаждала авиация.
Но китайское командование быстро училось на своих ошибках. Теперь танковые колонны сопровождал спецназ или спешенная пехота, впереди обязательно шла инженерная разведка. Такая тактика сокращала потери, но сильно снижала темп наступления. Русские успели… Успели перебросить из Сибири и Урала и развернуть на Дальнем Востоке с десяток резервных бригад[8], уплотнив оборону и нанеся НОАК несколько ощутимых контрударов. Сначала под Уссурийском, затем под Биробиджаном, потом у Завитинска.
– Только этого мало, господа офицеры… – Генерал-полковник Лисицын, прибывший на передовую под Завитинском на легком вертолете «Ансат», недовольно сморщился, кивнув головой на электронную карту.
– Мы дали китайцам пощечину, а надо оторвать голову подчистую. Те две бригады узкоглазых, которые мы уложили под Завитинском, – это так, мелочь.
У собравшихся в лесу офицеров слова главкома восточного стратегического направления энтузиазма не вызвали. Последние бои были хоть и успешными, но очень тяжелыми. Потери русских росли, а силы НОАК, наоборот, не убывали.
Генерал оглядел осунувшиеся, небритые лица офицеров двадцать девятого армейского корпуса, объединяющего все силы восточнее Благовещенска, повернулся к сидящему рядом командиру корпуса Неклюдову и громко сказал:
– Неклюдов! Вот посмотрите на своих людей. Они полны энергии и веры в завтрашний день, не то что вы, генерал-майор.
Раздались смешки, измотанные до предела командиры оживились, некоторые даже попытались сделать «морду кирпичом» и принять бравый вид. Шутка подействовала.
– Вот уже другое дело, а то просто театр теней какой-то, не офицеры… Короче, надо отбить у китайцев Белогорск и отбросить их обратно за Амур. Хотелось бы выслушать предложения от вас, господа офицеры. Как проще и быстрее это сделать? Вам на передовой виднее. Общий план вы, наверно, догадываетесь какой. Срезать белогорский выступ у основания. Сильным фланговым ударом. Копия завитинского контрудара, только в большем масштабе.
Сидящий в первом ряду низкорослый полковник с гвардейском знаком на полевом камуфляже нехотя поднял руку. Командир двадцать первой гвардейской танковой бригады Николай Авдеев… «Фронтовой пожарный», как его называют. Авдеевская бригада сначала отделала китайцев под Уссурийском, затем здесь, под Завитинском.
– Не получится как под Завитинском, господин генерал-полковник. Поумнели китайцы… знают, черти, что удар будет только с одной стороны, отсюда. Сейчас в землю вгрызаются, в стыки мы прорвемся, вопросов нет, но нас на второй линии встретят.
– И что вы предлагаете, полковник? – резко спросил Лисицын.
– Организовать ложное наступление севернее и максимально сократить участок прорыва. Протиснуться между двумя китайскими армиями и разгромить тылы. Только так…
– Нет, – отрезал Неклюдов. – Даже такой вариант не дает гарантии успеха контрудара. Срежем верхушку выступа, освободим Белогорск, но полностью ликвидировать вклинение не удастся. Ввяжемся в затяжные бои – нам конец. Просто перемелют в костную муку.
– Все верно, – сказал генерал-майор. – Нужен один удар, но основательный.
Пшеничный слушал спор вполуха, думая о своем. Мысли в голове ползли неохотно, словно осенние мухи. Сам не зная зачем, Артем пробурчал себе под нос:
– Не получается во фланг – бей в лоб…
В наступивший за секунду до этого тишине его реплику услышали все окружающие.
– Что вы сказали, майор?! – Лисицын чуть сощурил глаза. – Говорите громче, раз начали, и представьтесь наконец! Не у тещи на блинах!
Артем встал и, откашлявшись, представился:
– Майор Пшеничный, командир четвертого отдельного батальона пластунов Амурской бригады.
– А-а-а, герои Хабаровска… – без тени иронии протянул Лисицын. – Так что вы там говорили, майор?
– Говорил, что раз нельзя во фланг, так надо в лоб.
– Ты, майор, сначала думай, потом языком мели, – надменно процедил Неклюдов.
– А я подумал, господин генерал-майор. Давно подумал, с тех пор как в армию служить пошел.
– Ты, майор, не дерзи старшему по званию, – махнул рукой командующий. – Есть чего по существу – выкладывай. Нет – захлопни варежку и помалкивай.
Деваться было некуда. Кто его за язык тянул?!
– Фронт дугой тянется от Екатеринославки до реки Зеи. Белогорск по центру. У противника – три оперативных направления. Получается очень большой разброс сил. А фланг от Беляковки до Амура держать надо. Это сто верст, не меньше. И китайцы знают, что мы ударим с той стороны, и ждут нас… Надо ударить со стороны Райгородка. Получится хоть и в лоб, но неожиданно.
Генералы переглянулись. Их взгляд ничего хорошего не предвещал.
– А пластун-то прав… – неожиданно заявил доселе молчавший полковник Авдеев. – Мне самому что-то подобное в голову приходило. Вот еще что: можно без артиллерийской подготовки попытаться атаковать. После удара ВВС и оперативно-тактических ракет – сразу атаковать. Перемещать такую массу артиллерии на север муторно. Забьем все дороги! Да и «косым» план раскроем! А артиллерийскую подготовку – на ложном направлении провести.
– Ладно, обсудим подробности позже. Э-э-э… майор, как вас там…
– Пшеничный.
– Во-во… Пшеничный, я вас поздравляю. Сдавайте батальон. Вы теперь в оперативной группе…
– Но… господин генерал-полковник… я ни дня не служил в штабе… Я боевой офицер…
– Вот и хорошо… Это взбодрит наших пентюхов штабных… а то сидят, геморрой отращивают. Стрелки на картах, б… красивые рисуют. Группу возглавит полковник Авдеев. Вам, полковник, оборону рвать, значит, вы к теме ближе будете. Бригаду на время сдайте заместителю.
Артем боялся зря: сидеть за картами его никто не заставлял! А вот намотаться по разбитым проселочным дорогам, определяя маршруты для выдвижения войск, пришлось. Назвался груздем – лезь в кузов. Как ни странно, с командиром импровизированной опергруппы полковником Авдеевым Пшеничный сработался сразу. Выяснилось, что Пал Палыч – бывалый фронтовик, но успел поработать на штабной должности[9].
– Ж… у нас с пополнением, Пшеничный. – Авдеев смачно сплюнул и забористо, от души выматерился. – Либо вообще в армии не были, либо всю службу вагоны разгружали и заборы красили. А через двое суток – в бой.
Артем кивнул. Только что ему попалась такая учебная рота. Рекруты были еще в штатском, в спортивных и джинсовых костюмах, с рюкзаками и баулами. Они стояли толпой на опушке и что-то жевали, видимо, еще из домашних запасов. Чуть поодаль стояло чудо…
Лощеный, пузатый и мордастый мужчина в белом костюме махал перед старшим лейтенантом и угрюмым прапорщиком какой-то красной книжицей и что-то орал.
– Вы понимаете, я – Исаков! Ответственный работник Министерства обороны… Историк и литератор! Я требую представителей командования. Это ошибка, произвол… Меня здесь быть не должно…
– Вы что, инвалид? Тогда как работаете в госучреждении? – резонно спросил офицер, которому этот лощеный толстяк уже начинал надоедать.
– Нет, не инвалид! Я гражданский специалист Министерства обороны, работаю в архиве и…
– Да мне насрать! Насрать, где ты там в Москве работаешь! Историк, мля… Военнообязанный – значит, всё! Встань в строй, гнида брюхатая! – сорвался на крик очумевший от воплей старлей.
Пшеничный неожиданно вспомнил. Он читал книгу этого историка! Где Исаков воспевал массированное развертывание новых дивизий РККА в сорок первом году. Когда едва сколоченные, необученные и плохо вооруженные дивизии бросались под немецкие танки в надежде на то, что блицкриг завязнет в человеческом мясе и потоках крови. Оказавшись в подобной ситуации, горе-историк ничего лучшего не нашел, как устроить скандал. Забыл, что в армии он никто и звать его никак… Необученный рекрут, салабон, одним словом. А в иные времена шлепнули бы товарища историка тут же, на опушке. Для поднятия боевого духа и борьбы с потенциальными паникерами. Но ничего, скоро его научат Родину любить. Вон как прапор зенками-то сверкает.
Перед самым наступлением Артема снова вызвали в штаб – уже не опергруппы, а целого армейского корпуса. К генералу Неклюдову. Только зайдя в кондиционированное помещение, Пшеничный тут же наткнулся на своего непосредственного командира – комбрига Кологрива.
– Во, пропащая душа… Слыхал, Пшеничный, что ты у нас в бонапарты метишь?
– Никак нет… Просто сказал, что…
– Знаю, что ты сказал. Ну так радуйся, Пшеничный. Пора тебе вернуться в родные пенаты. Ты ведь свой батальон сдал?
– Так точно, на время.
– Угу. Принимай первый батальон. Подполковник Бакулев сегодня ночью на мину в собственном тылу напоролся. До колена ногу оторвало, еле выжил. Кончилась твоя штабная деятельность, майор.
– Есть принимать первый батальон.
«Ну что же. Хоть вернусь к своим. А то ни богу свечка, ни черту кочерга. Мотаюсь по тылам в непонятно какой роли».
Пока Артем был откомандирован в группу Авдеева, вся Амурская пластунская бригада оказалась в сборе и хоронилась в бескрайних лесах. Это было правильно: несмотря на потери, пластуны оставались одним из самых боеспособных соединений на восточном стратегическом направлении.
– Кологрив, твои пластуны должны расчистить путь двадцать первой гвардейской танковой. Не перебивай, знаю, что вы легкая, а не штурмовая пехота. Вам в усиление дадут два батальона – инженерный и гренадерский из восемьдесят первой гвардейской механизированной. Здесь, Кологрив, главное – не сила удара, а точность. Заткните их пехоту и наведите на нее авиацию. Дальше все сделают танкисты и гренадеры.
Наступление начала пятнадцатая гвардейская танковая бригада, наносящая отвлекающий удар в стык двух китайских механизированных дивизий. Был сильный туман, а половина экипажей укомплектована резервистами. Тут же передовой батальон налетел на собственное минное поле и потерял почти целую роту «Барсов». Комбата тут же сняли и отдали под трибунал, но мертвых это уже не вернет. Но главное бригада сделала. Теперь китайское командование было убеждено в попытке мощного флангового удара. Две танковые дивизии НОАК, оснащенные новейшими «Тип-99», и две отдельные механизированные бригады только и ждали этого момента, чтобы встретить русских в глубине своей обороны.
Небесный кулак из десятков ударных вертолетов «Ка-52», «старичков» «Ми-24», всепогодных штурмовиков и бомбардировщиков обрушился на позиции одиннадцатой пехотной дивизии НОАК в тот момент, когда ее командир читал полученную из штаба двадцать третьей армии шифрограмму о начале русского контрнаступления.
Навьюченные снаряжением пластуны и саперы по горло в холодной воде, под моросящим дождем переправились через речушку с незапоминающимся названием и выросли, словно призраки из японских фильмов-аниме, перед траншеями китайского боевого охранения. Едва захлопали первые выстрелы, как сзади наступающих сотен раздались мощные взрывы. Это саперы начали равнять крутые берега речки и делать проходы в минных полях с помощью дистанционных зарядов. Значит, где-то еще дальше, из туманной чащи, завывая двигателями, выкатывались «восьмидесятые» танковой бригады Авдеева.
«Время, время… – лихорадочно думал Артем, косясь на циферблат часов. – Если не успеем зачистить траншеи боевого охранения и прикрыть снимающих мины саперов, то опомнившиеся от ракетно-бомбового удара китайцы встретят колонны «Барсов» и мотопехоту шквальным огнем из противотанковых средств!»
– Давай, давай, капитан! – прикрикнул Пшеничный на командира приданной им роты саперов. Чего твои совсем не шевелятся?
– Да потому, майор, что на каждом по тридцать кило навешано.
Пшеничный сплюнул. «Ладно, будем надеяться, что пластуны сами с охранением покончат. Без помощи…»
Это в пехоте или танкистах комбат сидит в КШМ или блиндаже. В пластунах или спецназе комбат идет вместе со всеми. Что его отличает от обычного бойца, так это наличие рядом связиста и пары офицеров.
Передовую траншею заняли в срок, и рядом с Артемом тяжело плюхнулся в узкий лаз массивный сержант с лазерной аппаратурой для подсветки целей. Следом, чертыхаясь, прыгнул еще один связист.
– Авианаводчики?
– Так точно, господин майор. Сержант Тимохин. Сейчас будем концерт устраивать. По заявкам.
Но первыми концерт устроили китайцы. Сбросив с себя оцепенение, хлестнули по занятой пластунами передовой траншее шквалом минометного огня. Затем вдалеке заревела дивизионная артиллерия НОАК, выбрасывая тонны стали на вжавшихся в землю пластунов.
Скрючившись в китайской траншее, Артем каждой клеточкой чувствовал, как утекают драгоценные секунды. Угроза полного срыва операции мешала ему сосредоточиться. «Это же полный бред – бросать пластунов в атаку на укрепрайон, да еще без поддержки артиллерии. Да яйца им там в штабе поотрывать надо. Стратеги, мать их…»
Пшеничного отвлек резкий свист. Чудовищной силы взрыв едва не выкинул его из траншеи, потом последовал еще один, чуть дальше и слабее. Минометный огонь прекратился, гаубичные батареи, бьющие издалека, притихли. Пшеничный осторожно высунул голову из траншеи и поразился произошедшей перемене.
Мощная термическая вспышка разогнала густой туман на расстоянии десятков километров, вся линия обороны китайцев была как на ладони, словно внутренности человека с распоротым животом. Удар объемно-детонирующей боеголовкой «Искандера» выжег передний край китайцев на несколько километров вперед. Горела сухая трава, кустарники и трупы людей. Много трупов. Китайцы сидели в траншеях густо, и смерть широко взмахнула своей косой.
– Отлично, цель поражена, цель поражена, – услышал Артем тихое бормотание. Правее него, нацепив наушники, сидел сержант Тимохин и что-то бубнил в рацию.
Майор сгреб сержанта за грудки, точнее, за локти и заорал:
– Ты че, сержант, совсем охренел?! Ты куда корректируешь огонь, дебил?! Чуть нас не поджарил, скотина!
– Так, это… Аккуратно я, господин майор. Прибор тонкий, все точно наводит, вот в миллиметр и уложился! – нагло усмехнулся сержант.
Над головой, стрекоча винтами, разворачивались «Ка-52», поливая неуправляемыми ракетами и снарядами из пушек оглушенных и мечущихся китайцев. Вот она, демонстрация подавляющей воздушной мощи. Армейская и фронтовая авиации делают что хотят, невзирая на ПВО противника.
Зашипел наушник в ухе, комбриг на связи.
– Жук-один. Оставайся на месте. Оставайся на месте. Прием.
– Принял. Цель – Жук-один. Принял.
«Цель»… черт! Значит, танки с гренадерами пойдут прямо через наше расположение. По проходам, сделанным саперами. Б… нет ничего хуже, когда многотонные махины переваливают через твой окоп!»
Снова чудовищный грохот. На сей раз слева, километрах в четырех. Понятно, долбят «Искандерами» весь «передок», не жалея ракет. Обычно это делает ствольная и реактивная артиллерия, ОТР очень дорого. Но на сей раз решили за ценой не стоять.
Оперативно-тактические ракеты будто слизали первую линию обороны китайцев вместе с тщательно продуманной противотанковой обороной и минными полями, пробив в ней бреши. Бреши достаточно широкие, чтобы в них прорвались тактические боевые группы гвардейской танковой бригады. Обходя очаги сопротивления, танкисты и гренадеры Авдеева рванулись на оперативный простор.
Сказать, что главное командование НОАК растерялось – это значит не сказать ничего. Весь скрупулезно продуманный план рухнул, когда стало понятно направление главного удара русских. Китайцам ничего не оставалось, как лихорадочно бросать в бой танковые войска в надежде остановить бросок русских к Амуру. И-за малого количества дорог и постоянных ракетно-бомбовых ударов китайские танковые дивизии бросались в бой частями. Тут батальон, там полк. Попытка остановить удар в лицо растопыренными пальцами. И пальцы переломаны, и нос разбит. Неопытное командование двадцать третьей армии НОАК своими суматошными действиями только усугубляло и запутывало ситуацию.
Вскрыв, словно скальпелем, вражескую оборону и обойдя с двух сторон Белогорск, русские легко отразили контратаку шестой танковой дивизии НОАК, смяли ее фланговым маневром и снова двинулись на юг. К Благовещенску и китайской границе, сматывая китайский плацдарм, словно красную пыльную дорожку в гостиничном коридоре. Вторая танковая дивизия НОАК была захлестнута потоком сначала в панике отступающих тыловых подразделений и остатков шестой танковой, затем преследующими третьей и двадцать первой гвардейскими танковыми бригадами. При мощной воздушной поддержке. Имея на благовещенском плацдарме в шесть раз больше сил, чем у двадцать девятого армейского корпуса Неклюдова, китайцы оказались не в силах их правильно применить. Фронт рухнул меньше чем за двое суток, обнажив тылы китайской группировки на русском берегу Амура. Еще через сутки никто уже не думал о сопротивлении.
– Белогорск будете брать вы, Кологрив. Ваши ребята не раз и не два отлично себя показали, так что вперед. Опять же хорошие новости: теперь нас поддерживает вся мощь артиллерии. Ваша пластунская бригада и мотострелковая бригада Калинина должны очистить Белогорск.
– Там почти две с половиной дивизии засело, господин командующий… Причем тяжелых. А у меня на все про все сорок танков из мотострелковой бригады.
– У вас, Кологрив, еще вся артиллерия корпуса и полки РГК. Это компенсирует нехватку бронетехники. К сожалению, больше ничего дать не можем. У самого в резерве – комендантский батальон.
Первый штурм был отбит яростным огнем китайской бронетехники. Танки и БМП во дворах и на перекрестках встретили атакующих таким валом свинца и стали, что атака захлебнулась в дебюте. Матерясь и чертыхаясь, Пшеничный из наспех оборудованного КП пытался добиться более адресной огневой поддержки. Пока не получалось, численное «разбухание» армии за счет массового призыва резервистов сильно било по профессиональной готовности. Вот и на сей раз артиллерия резерва Главного командования, более чем наполовину укомплектованная резервистами, просаживала тонны боеприпасов на удары по площадям, не задумываясь о точности огня. Мотострелковая бригада, которая прибыла на помощь пластунам, была еще хуже. Просто зоопарк. Пузатые солидные мужики, втиснутые в бронежилеты и напялившие тактические шлемы, выглядели бы весьма комично… если бы это было мирное время. Мотострелковый батальон, наступавший справа, потерял за одну атаку более сорока человек только убитыми. Его командир, замотанный и уставший подполковник Никишин, лет сорока, завалился на КП Пшеничного ближе к вечеру.
– Что делать будем, майор? Еще пара таких «измаильских штурмов», и у меня батальон с фронта сбежит. Офицеров постреляет и до хаты к бабам под бочок.
Пшеничный ошарашенно глянул на подполковника.
– Это как? С фронта уйдут?
– «Как?» Ногами, майор. Ножками, ножками… Батальон-то «партизанский», мужики все с Урала призваны. Им этот Белогорск – до одного места. – Никишин, выразительно хлопнул ладонью по промежности.
– А… дисциплина? Да если что, то «косые» и до Урала дойдут!
– Ты не митингуй, пластун! Сам знаешь, какой у нас народ: пока сообразят, что к чему, уже поздно будет. Лучше подумаем, как задачу выполнить и людей сохранить…
Артем беспомощно огляделся вокруг. Никишин был абсолютно прав: они будут напрасно терять людей и ничего не добьются. Поблуждав по окрестностям, взгляд пластуна уперся в танк «Тип-88», завалившийся в пожарный пруд по самую башню. Чуть дальше так же бесполезно торчал в грязи колесный БТР.
– У тебя трактористы найдутся, подполковник?
– Найдутся. Не всех же в танкисты забрали, а что?
– Вон, глянь… Тут если пошукать, то с десяток танков найти можно.
– И хрен ли с них толку?! Все равно танковый бой вести некому.
– Да никто и не собирается здесь Прохоровку устраивать. Наблюдателей в танки посадим. Корректировщиков. Раз БПЛА нет, значит, надо ближе подбираться и наводить точнее.
– Блин… верно… Хотя и стремно… Корректировщиков побить могут…
– Ух ты! Кто пять минут назад плакал, что вообще весь батальон разбежится?! Наличие танков, тем более трофейных, взбодрит людей. Так что еще повоюем! Давай своих трактористов.
– С тебя тягач, пластун…
Тягач нашли с трудом, но все-таки нашли. Выволокли из грязи несколько брошенных китайских танков. После этого дела пошли. Укрытые броней корректировщики наконец разглядели и идентифицировали цели, огонь нашей артиллерии стал на порядок точнее.
На глазах Артема один из «Тип-99» разлетелся на куски, получив 152-миллиметровый «Краснополь-3» в башню. Затем еще один. Огонь китайских танков ослабел: возможно, заканчивался боекомплект.
– Пора. Выдвигай первую и вторую сотню, перебежками, – прошипел Пшеничный в рацию, и пластуны стали выдвигаться вперед. Медленно, перебежками, прячась за корпуса разбитой бронетехники, стены домов и кучи строительного мусора.
Потом… потом была зачистка. Китайцы сидели в основном на первых этажах и подвалах, пластуны их обстреливали издалека, затем мотострелки с помощью тяжелых пулеметов и РПГ выбивали узкоглазых оттуда. Если те не поддавались, снова вызывали артиллерию и минометы. А под утро китайцы контратаковали.
Три танка и три БМП ZBD-97 пошли на прорыв, ведя огонь вдоль улицы. Пшеничный едва успел отпрыгнуть от борта трофейного «восемьдесят восьмого», как в машину угодил бронебойный снаряд. Взрывная волна подхватила Артема, словно тряпичную куклу, и отбросила в полную грязной воды придорожную канаву.
Из канавы его выволок старшина первый сотни, мелкий и вертлявый Степа Рац, молдаванин, рожденный под Хабаровском. Отменный стрелок и очень жестокий боец.
Но в себя майор Пшеничный пришел позже, в медпункте у «спецвертухая» Калмыкова. Подполковник сидел напротив, ухмылялся и демонстрировал свежий бинт, намотанный вокруг головы. Пахло какими-то лекарствами, еловыми лапами, нашатырем и почему-то лимоном.
– Живучий ты, майор! На Кавказе – выжил, в Крыму – выжил, в Хабаровске – выжил… Вот по тебе из танка шмаляли – и ничего… Легкая контузия.
Артем внимательно ощупал себя. Вроде все целое. Только голова опять трещит.
– С танками что, прорвались?
– Да не… Не успели. Твои пластуны – молодцы, вот что значит школа! Мастерство не пропьешь! Ты же по одному взводу с каждой сотни в резерв выделил? Вот они китаез из «Агленей»[10] перещелкали. Оставшийся танк – уже мои, из «СПГ-9»[11] приголубили. Вон, сука, в версте отсюда догорает.
Пшеничный помотал головой.
– Откуда у вас СПГ?
– Хе-хе… Эх, Пшеничный, Пшеничный… Ты не забывай, что я до того, как в спецназ «Грифон» попасть, обе чеченские кампании прошел. Так что знали, куда едем. У меня в отряде сверх штата и СПГ, и «зушки», и шесть «Уралов» бронированных. На всякий случай. Да и у «косых» кое-чем прибарахлились.
– Что в городе?
– Да ничего. Добивают потихоньку. Там сейчас Никишин распоряжается, толковый мужик, даром что из махры.
Артем сплюнул на земляной пол санитарного блиндажа. Его здорово мутило.
– Да, слушай новость хорошую, майор. По радио передали, что наши моряки в Северной Атлантике америкосам навтыкали. Хорошо навтыкали, по самые помидоры. Говорят, даже пару авианосцев утопили. Значит, конвоев в Европу больше не будет. А уж Волобуев, будь спок, этим воспользуется для рывка к Ла-Маншу.
– Да нам-то что, подполковник?!
– А… Аполитично рассуждаешь, Пшеничный. – Калмыков искусно изобразил возмущенного товарища Саахова из «Кавказской пленницы». Артем даже хихикнул. – Раз в Европе, можно сказать, полная виктория, то все резервы сюда гнать будут. Делай правильные выводы, непробиваемый пластун.
– Вас понял. Я выйду подышать, а то чего-то башка болит…
– Ты у меня вчера целую пластинку пенталгина брал. Не думаю, что все сожрал… По карманам посмотри.
Пока лазил по собственным карманам, Артем задал Калмыкову давно мучивший его вопрос:
– Слушай, а чего я на твоем медпункте? А не на своем или бригадном?
Калмыков перестал улыбаться, посерел лицом и неохотно ответил:
– Там мест нет, майор… Потери тяжелые, все забито, сейчас вертолетом хотят дальше в тыл вывозить. Говорю же, везучий ты, Пшеничный… Не всем так везет.