День 10 мая начался как обычно. Первый вылет на перехват вражеских бомбардировщиков третья эскадрилья провела в полном составе, сбили немного, одного «Хейнкеля-111», но еще двух повредили, как и двух «Мессеров» из прикрытия. Главное, сорвали налет на станцию Горбачево, а с учетом того, что истребителей в прикрытиии было больше, чем нападающих, результат неплохой. Безвозвратно никого не потеряли, но три «Киттихаука» нуждались в ремонте. Действия противника показались Северову очень вялыми, вспомнился недавний разговор в штабе. Бармин недавно поделился услышанным в более высоких инстанциях, что противник сдулся, выучка упала и все такое. Олег так не считал, немецкий солдат весны – лета 1942 года был молод, умел и в свою победу верил. А вот вводить в заблуждение, демонстрировать слабость, чтобы потом вломить с полной силой, это вполне возможно. Для не обладающих, в отличие от него, послезнанием, версия о слабости противника была очень приятна и желанна, но получивший недавно партбилет Северов усилия политорганов представить врага в дурацком свете не одобрял и не скрывал этого. Выдавать желаемое за действительное с последующим горьким разочарованием смысла не имело. А вот неудовольствие полкового комиссара из политуправления фронта он получил, пока в устной форме.
С учетом предыдущих боев третья эскадрилья располагала теперь всего четырьмя самолетами, так что во второй вылет пошли всего две пары – Северов – Железнов и Соколов – Журавлев. Задание было, на первый взгляд, самым тривиальным: патрулирование в заданном квадрате. Такие задания Олег не любил, толку от них было мало, но делать нечего, РЛС не работала, обслуга, тихо матерясь, бегала как укушенная, но раньше следующего дня не обещали при самом лучшем раскладе. У немцев радара тоже не было, радиоразведка доложила о переговорах охотников, но определить их местоположение не удалось, проболтались в воздухе и, как в одном мультфильме про хомяка и суслика, никого не встретили. До конца работы оставалось всего четверть часа, когда поступил приказ на сопровождение семерки «Илов» для удара по скоплению вражеской бронетехники. Большой начальник с позывным «Ревень» обещал, что лететь недалеко и по топливу они уложатся. Не уложились. Ударные самолеты опоздали, подошли, когда бензина у истребителей оставалось только на обратный путь, да и то в обрез. Причем это были не «Илы», а СБ.
Уже вечером мрачный Бармин сообщил, что высокое начальство очень недовольно. Из семерки бомбардировщиков вернулся только один самолет, да и тот упал, едва перелетев линию фронта. У командующего ВВС фронта вопросов к ним не было, а вот представитель ГУ ВВС требовал расследования, накатал рапорт прямо Жигареву, в общем, раздул кадило, демонстрируя активность и собственную значимость. На командире полка дело не остановилось, докопались до прямого виновника – командира третьей эскадрильи лейтенанта Северова. Полковник из главка ставил в вину повышенный расход топлива из-за ненужного маневрирования, больше расход – меньше время патрулирования, так что выводил на проявление трусости. Олег с трудом сдержался, чтобы не наговорить все, что думал по этому поводу, Бармин это понял. Как он добился, неизвестно, но Северова направили в Москву, в управление ВВС ВМФ с какими-то бумагами по авиационной спасательной службе. Предполагалось, что он пробудет в столице некоторое время, пока страсти не улягутся. Философскому отношению к некоторым вещам Олег научился еще в прошлой жизни, так что оставил эскадрилью на Ларионова и спокойно убыл туда, куда послали.
В одной гимнастерке было еще холодно, в шинели ехать не хотелось, да и не подгонял ее Северов, поскольку в ней почти не ходил, в короткой летной куртке ходить по Москве – искать приключений до первого патруля. Запасливый Тарасюк выдал ему удлиненную кожаную куртку образца то ли 1934, то ли 1937 года, не такую громоздкую, как реглан, да и сидела она как влитая. Пара смен белья, мыльно-рыльное, готов! Вечером 11 мая ПС-84 унес Олега на Центральный аэродром, откуда он довольно быстро добрался до гостиницы. То ли для командированных был не сезон, то ли на администратора, женщину за пятьдесят, произвел впечатление набор из двух орденов на груди молодого лейтенанта, но в четырехместном номере Олег оказался один.
Утром 12 мая Северова неожиданно принял сам Жаворонков. Семен Федорович внимательно выслушал короткий отчет о работе АСС, продемонстрировал знание докладной записки об организации этой службы, в составлении которой Олег принимал самое непосредственное участие. Дело было, конечно, важное и нужное, но личное участие командующего было непонятно, пока в кабинет не вошел молодой полковник с орденом Красного Знамени на гимнастерке. На вид он был примерно возраста Северова, из чего тот заключил, что перед ним сам начальник Инспекции ВВС Красной Армии Сталин Василий Иосифович. Кстати, на Сергея Безрукова, который исполнял его роль в каком-то фильме, он был совсем не похож. Олег встал и представился, в ответ Василий протянул ему руку. Пришлось повторить все, что только что рассказал Жаворонкову, да еще охарактеризовать достоинства и недостатки используемой техники. Энтузиазм, который демонстрировал сын Верховного Главнокомандующего, быстро прояснился, да он особо и не скрывал его причины. Василия не пускали на фронт, а использование АСС давало надежду на то, что полеты все-таки разрешат.
– У тебя дела еще какие-то здесь есть? – неожиданно спросил Сталин-младший.
Олег посмотрел на Жаворонкова, тот отрицательно покачал головой.
– Тогда поехали со мной, подробнее все расскажешь!
Когда Северов, попрощавшись с командующим, стал выходить из его кабинета, генерал задержал его за локоток. Василий уже вышел и услышать их не мог.
– Послушай меня! Расскажи ему все подробно и не стесняйся просить о помощи в делах. Он многое может выбить. Но будь осторожнее, он человек увлекающийся, на решения быстрый. Все, освободишься, доложишься!
На улице выяснилось, что полковник приехал на спортивном «Мерседесе», видимо том самом, который подарил отцу Гитлер. Поехали куда-то за город, с большой дороги свернули направо. Василий увлеченно рассказывал о своей идее – создании особых истребительных полков, укомплектованных лучшими летчиками. Эти полки должны были перебрасываться в нужное место, где требуется завоевать господство в воздухе. В прошлой жизни Олег кое-что читал об этом, хотя большим знатоком истории авиации не являлся. Василий говорил искренне, было видно, что это дело кажется ему очень важным. Северов понял, что невозможность попасть на фронт очень его угнетала, он несколько раз упомянул погибшего Тимура Фрунзе, высказался в духе, что должен отомстить за него.
Наконец дорога привела их к высокому забору из красного кирпича, за которым находился двухэтажный дом и хозяйственные постройки. Толком осмотреться Василий не дал, потащил внутрь. Олег понял, что это так называемая «дальняя дача», ближняя была в Кунцеве. По меркам прошлой жизни Северова от Москвы было совсем недалеко, но дорога-то была не из 21-го века!
Время было уже за полдень, и Василий затеял обед. В разговоре с немногочисленной обслугой он упомянул какого-то Пупка, но речь шла скорее всего о человеке, а не о коте или собаке. Появились еще два молодых человека примерно одного с хозяином дачи возраста, Олег сообразил, что это, скорее всего, сыновья Анастаса Микояна. Как звали младшего, Северов не помнил, а вот старший точно Степан. Когда Олег ушел из того мира, он был еще жив, хотя и стар, больше девяноста лет. Познакомиться с ними было интересно, тем более что оба были летчиками, причем далеко не рядовыми по своему мастерству. На лице и руках Степана были следы заживших ожогов, но наград на гимнастерке ни у него, ни у брата не было. Северова они разглядывали с интересом, но говорили мало, больше слушали.
Обед был довольно простой: куриный суп и гречневая каша с мясом, а также соленые огурцы и помидоры, капуста. К чаю подали лимоны, Василий сказал, что очень их любит. На столе была водка, Василий потянулся, чтобы разлить ее, но Олег отказался, причем довольно демонстративно.
– Во-первых, сейчас обед, а не ужин. А во-вторых, я совсем не употребляю. Не тянет совершенно, да и реакция снижается.
На удивление Василий, повертев бутылку в руках, тоже наливать не стал, сказал только:
– Посмотрим завтра, какой ты летчик!
Молодые люди уже справились с первым блюдом, когда к столу вышла девушка, почти девочка, лет шестнадцати, похожая на Васю, из чего Олег заключил, что это Светлана. Он тут же встал и помог ей устроиться за столом, а она с интересом разглядывала человека, который отказался пить с ее братом. Из реплик Василия Северов понял, что Пупком он дразнил ее.
Во время учебы в Академии в прошлой жизни Олегу, обладающему аналитическим умом и склонному к научной работе, было предложено подумать о диссертации. В итоге он все-таки предпочел карьеру строевого летчика, а возможности продолжить обучение в связи с увольнением у него не было, но проблемами взаимодействия авиации с наземными войсками он занимался плотно и с интересом. Вот и сейчас с авиационной спасательной службы и общего положения на фронтах перескочили на эту тему. Северов тоже увлекся и, видимо, не особенно следил за словами. Молодые летчики слушали его, конечно, не с открытыми ртами, но очень впечатлились, задавали много вопросов, приводили известные им примеры, иногда даже спорили. В общем, не заметили, что уже стемнело.
Василий удивил Светлану и Микоянов тем, что пить не стал и за ужином, Олег уже вовсю раздумывал, что делать дальше, когда Сталина-младшего позвали к телефону. Через некоторое время он вернулся и объявил, что должен срочно выехать в Москву, так что Северов удачно вернулся в свою гостиницу еще до полуночи. При расставании договорились, что встретятся в десять утра на Центральном аэродроме, начальник Инспекции ВВС хотел оценить уровень Северова-летчика.
Василий проявил заботу, и на аэродром Олега доставила черная «эмка». Полковник нетерпеливо прохаживался возле пары «Яков», братья Микояны стояли неподалеку. Чуть поодаль стояли еще с десяток летчиков в званиях до майора, многие с боевыми наградами. Северов поприветствовал присутствующих.
– С «Яком» знаком?
– Освоил в запасном полку.
– Тогда давай, полезай в кабину!
К маю 1942 года полковник Василий Сталин имел налет более трех тысяч часов и был, безусловно, очень опытным летчиком, да еще и весьма талантливым. Но не хватало ему рассудительности, причем не только в воздухе. Перегрузки он переносил неплохо, но с Олегом сравниться не мог, с ним в этом вообще мало кто мог соперничать. Щадить самолюбие Василия и поддаваться ему Северов не стал, но поединок легким назвать было нельзя. Возможности молодого тела и опыт двух жизней свое дело сделали, но из кабины Олег выбрался мокрым от пота.
– Увлекаешься! – сказал он Василию, когда тот оказался на земле, и тут же, не обращая внимания на гомон окружающих, разобрал его ошибки. Справедливости ради надо сказать, что летчиков такого уровня Северов встречал немного. Бринько, Синицкий, еще несколько человек, но была видна и проблема. Василий был хорош как рядовой пилот, но по поводу его возможности эффективно управлять подразделением в воздухе Олега терзали сомнения. Впрочем, это были всего лишь подозрения.
В воздух поднялся еще два раза, оппонентами Северова стали капитан и майор, но результат был тот же, хотя летчики они были сильные. Им Олег тоже объяснил ошибки, сделал это корректно, без всякого проявления превосходства, так что никто не обиделся, по крайней мере внешне.
Обедать поехали в ресторан, там Василий все-таки выпил, да и остальные не отставали, кроме Микоянов. Эти были, видимо, строго воспитаны, буками не сидели, но рюмки сразу отставили. За столом, впрочем, разговоры велись не о девушках, а на авиационные темы, так что Северов из разговора не выпадал. От поездки на дачу Олегу удалось отвертеться под предлогом работы в управлении ВВС флота, но расстался он с летчиками только вечером, когда предстояло уже думать об ужине. Василий захмелел, но соображал нормально, так что про управление с помощью РЛС, об оснащении ими истребителей и бомбардировщиков, а также о летающем радаре выслушал с большим интересом, много спрашивал и велел одному из подчиненных кое-что записать.
14 мая Северову пришлось ехать в управление ВВС РККА, Василий собрал десятка два командиров, среди которых было полдюжины полковников и никого в звании ниже майора. Работали целый день до глубокой ночи, Сталин-младший был неутомим. Снова рассуждали про взаимодействие авиации с наземными войсками, о роли РЛС, ради этого вызвали несколько специалистов по радарам, Олег толковал с ними об определении высоты цели и использовании эффекта Доплера, радионавигации и системе «свой-чужой». Пришлось нелегко, с одной стороны нельзя показать несуществующие еще знания, с другой – нужно было попытаться навести на правильные мысли. Прикидываться человеком, который в порядке самообразования разбирался с некоторыми вопросами, было непросто, еще сложнее было наводить на нужные мысли, но так, чтобы оппоненты не догадались об истинном уровне знания. Трудно сказать, насколько все удалось, но радиотехники ушли очень довольные, о чем-то возбужденно переговариваясь, а Северов чувствовал себя выжатым, как лимон. Следующие два дня прошли в том же стиле.
Пришлось возвращаться и к теме авиационной спасательной службы. Основных проблем было две: как найти сбитого летчика или экипаж и как его вывезти. В более поздние времена наличие радиомаяков и компактных радиостанций позволяло это делать с достаточной точностью, но уровень развития радиоэлектроники первой половины 1940-х годов не давал возможности воспроизвести эти устройства. В обычных радиолампах Северов практически не разбирался, лишь на общеобразовательном уровне своего прежнего времени, но конкретно о стержневых слышать приходилось. В Афгане он приятельствовал с довольно пожилым спецом, который начинал еще в 60-е годы, когда радиостанции и другие устройства на их основе были широко распространены. В свободное время технарь любил порассуждать о прогрессе радиотехники, вот в памяти и отложилось. Так что «вдуть в уши» кое-что соответствующим специалистам удалось, они уже многими проблемами занимались и сами, оставалось только направить их в нужное русло. А пока они разродятся работоспособными образцами, придется действовать по старой схеме. О неприятностях летчика сообщает он сам или его напарники. Если для контроля воздушной обстановки используется радар, то приблизительные координаты можно получить и с него. Автожир или «Хадсон» находятся в полной готовности либо выдвигаются в район ожидания, находящийся поблизости от квадрата, где действует фронтовая авиация. Радиус действия истребителей или штурмовиков невелик, так что выход спасательных машин в точку не должен занимать много времени. А летчики с собой должны иметь в жилете сигнальное зеркальце, а также компактные ракетницы или иные средства для обозначения своего положения. Конечно, противник тоже не дремлет, но тут уж кто быстрее, да и с воздуха обычно видно лучше, чем с земли. Эффективность такой работы была намного ниже, чем хотелось, но «за неимением гербовой, пишем на простой». К тому же зачастую вывозить раненого летчика приходилось и со своей территории, а своевременно оказанная медицинская помощь давала дополнительный шанс выжить. Второй проблемой была авиатехника, которая позволит вытащить сбитого пилота, вертолеты еще массово не производятся. Но и тут есть варианты. Во-первых, автожиры. Имеющийся ЦАГИ А-7 неплох, однако это ближний разведчик и корректировщик, для перевозки людей он не приспособлен. Как только полк получил эти машины вместе с заводскими инженерами, Олег плотно занялся общением с КБ по поводу их усовершенствования. Камов обещал вот-вот дать на испытания новые образцы, один с фюзеляжем, способным вместить десяток десантников с полным вооружением, второй – ударный. Взлетали и садились они на такие площадки, где даже У-2 делать было нечего. Во-вторых, союзники обещали поставки «Хадсонов», а отечественные КБ начали работы по проектированию аналогичного самолета, делая особый упор на короткий взлет-посадку и способность работать с плохо подготовленных площадок. В-третьих, Северов совершенно точно помнил, что «Ховерфлай» Сикорского, вполне пригодный для серийного производства, взлетел в самом начале 1942 года, а мы чем хуже? У нас есть Камов, Братухин, Миль, последнего, как выяснилось, уже вернули к автожирно-вертолетной тематике. На третий день Олегу удалось пообщаться с этими тремя китами, в том числе в кулуарной обстановке, в перерывах между совещаниями и после них, уже вечером. Как и радиотехники, вертолетчики были воодушевлены открывающимися перспективами, поддержка их разработок на самом верху была для них очень значимой. Выяснилось также: что-то втихую мараковал даже Яковлев, в прошлой истории он тоже немного занимался вертолетной тематикой.
В общем, нерешенных вопросов оставалось много, но над ними работали. Тактика действий сбитого летчика и поисково-спасательной группы тоже требовала совершенствования, но эти наработки безусловно пригодятся в будущем, когда главные проблемы будут в стадии разрешения. Олег в очередной раз приятно удивился скорости, с которой решались организационные вопросы, но это было объяснимо – война. Северов, правда, признался себе, что еще немного, и он свихнется, настолько трудно давалось общение в стиле полунамеков и наводящих вопросов, но пытка продолжалась недолго, и Олег стал задумываться о завершении командировки.
Василий неоднократно предлагал ему разные варианты переводов: в инспекцию ВВС, в другие авиачасти, но Северов твердо отказывался от всего, тем более что в 33 ИАП все и так складывалось неплохо. Рядом друзья, начальство ценит, нововведения получаются. А искать счастья поближе к высокому руководству он никогда не любил, да и чревато это.
Василий Сталин произвел на Северова двойственное впечатление. С одной стороны, он совсем не укладывался в образ дурака и пьяницы, активно культивировавшийся после распада Союза. Не был он и прожженным эгоистом, о других людях проявлял заботу искренне, без рисовки и показухи. Рассказывая о ранении, Олег между делом попечалился о потерянном «Браунинге», но уже на следующий день Василий ему подарил такой же, с двумя запасными магазинами и небольшим запасом патронов, при этом улыбался и был счастлив не меньше нового хозяина пистолета. С другой стороны, и выпить любил, и неуравновешенность присутствовала, какая-то юношеская необходимость самоутверждаться, которая у Олега в прошлой жизни прошла совершенно годам к шестнадцати, если не раньше. Северов поймал себя на мысли, что по-человечески жалеет его, быть сыном Сталина – бремя тяжелое, для него, видимо, оказавшееся неподъемным.
За этими размышлениями Олег добрался до своего номера в гостинице уже после полуночи. Наступило 17 мая, а он все еще был в Москве. Впрочем, переживал Северов зря: поработали еще два дня, и он вылетел обратно.
Полк продолжал свою боевую работу, летчики полка делали в день по два-три вылета, но в основном шестерками или восьмерками, пару раз полными эскадрильями. В большинстве случаев сил для выполнения задачи хватало, но несколько раз пришлось наращивать в ходе боя. Очень помогал снова заработавший радиолокатор, Бармин уже не мог себе представить работу без планшета, это же каменный век! А 23-го пришлось поднимать весь полк, зато эффект каков! Не только сорвали налет на места сосредоточения наших войск, но и серьезно потрепали птенцов Геринга. Сбили двенадцать пикировщиков и семь истребителей! Сами потеряли пять машин, но летчика только одного. Могли потерять больше, по крайней мере еще троих, но сработала АСС. Двое были ранены и могли квалифицированной медицинской помощи просто не дождаться, но их вывезли с нашей территории и сразу передали докторам, выживут ребята, теперь точно выживут. А один приземлился на территории, контролируемой противником, к нему уже направились два вражеских вездехода, но автожир успел выдернуть летчика у них из-под носа, а прикрывающая пара из лейтенанта Бабочкина и старшего сержанта Баградзе сделала из этих консервных банок металлолом.