Балы, красавицы, лакеи… кобели!
Ее величество Мария смотрела на Лилиан Иртон спокойно, но решительно. Она была настроена на серьезный разговор. И не просто так…
Лиля ответила таким же взглядом.
Вчера состоялись королевские похороны, а сегодня ее величество пришла в гости?
Не приказала приехать, не вызвала к себе – приехала сама. Ждала, пока Лиля уедет из дворца и поехала следом, наплевав на приемы и балы, обязанности и дела. Явно потому, что во дворце слишком много лишних ушей.
А вот у Иртонов – ровно четыре уха. Два у Ляли, два у Нанука, и поверьте, у собак лишние уши, а у подслушивающих иногда обнаруживаются очень лишние ноги. Собака – это ведь не только милая улыбка, умильные глаза и густой мех, это еще и много-много очень острых зубов.
– Лилиан…
– Ваше величество, – Лиля попробовала сделать реверанс, но Мария остановила ее резким взмахом руки.
– Прекрати!
Лиля послушно кивнула.
Да, за прошедшее время принцесса Мария сильно изменилась. Это уже не был голенастый худой подросток, сейчас это была вполне оформившаяся красивая девушка. Высокая, статная, с красивыми формами, пышной грудью и тонкой талией. Темные волосы, гладкая чистая кожа, громадные глаза…
Ее величество Альбита, на которую и была похожа принцесса, в молодости была потрясающе красивой женщиной. И дочь не уступала ей. Может, даже и превосходила кое в чем, в конце концов его величество Гардвейг не просто так был назван Львом Уэльстера.
Мария взяла лучшее от обоих родителей, и Лиля думала, что у Ричарда будут красивые дети.
Но не сейчас, чуть позднее. Ричард решил подождать с близостью до той поры, пока Марии не исполнится хотя бы семнадцать лет. А с детьми – и до девятнадцати.
Лиля не ставила себе в заслугу сексуальное просвещение монарха. Все было намного проще – после Тиры Ричарду не хотелось никого и ничего. Как приморозило. Бывает.
Близость с другой женщиной? После того, как потерял любимую? Единственную?
На это Ричард просто не был способен. Вот и уцепился за подходящий предлог, который ему предоставила Лилиан.
Мало ли что?
Ранние роды вредны для здоровья женщины, это давно известно, равно как и раннее начало половой жизни. Не стоит торопиться с некоторыми вещами.
Эдоард тоже не настаивал. Насколько поняла Лиля, с ним поделилась некоторыми сведениями Анжелина, и его величество не стал давить. Представил себя на месте сына – и отступил. Молча.
– Что-то случилось? – отбросила она вежливость.
– Да, – кивнула Мария. – Лилиан, кто такая Тира?
Лиля прикусила губу. И понадеялась, что не выглядит слишком глупо. Но откуда Мария узнала это имя? Кто посмел?!
Видимо вопрос был явственно написан на лице женщины, потому что Мария прошлась по комнате, швырнула веер на диван, и снова повернулась к графине.
– Ричард говорил о ней. Ночью, во сне…
– Вот даже как?
Мария опустила глаза.
– Лилиан, мы…
Лиля подняла руки.
– Я поняла. Не стоит продолжать.
А чего ту непонятного? Видимо, смерть отца стала спусковым крючком для Ричарда. Захотелось, чтобы рядом с ним кто-то был… почему бы не Мария?
Сбегать из дворца он не стал, да и официальной фаворитки у него не было. Была одна милая девушка, кстати говоря, в замке Тараль, кружевница. Никто ничего и не подозревал, особенно-то. Вирмане помалкивали, не видя в этом ничего странного или удивительного, девушке тоже было много чего обещано за молчание, а остальные…
Замок Тараль и так был плотно обложен агентами Ганца Тримейна, промышленный шпионаж, знаете ли, никто не отменял. Так что сплетни и слухи гасились на подлете.
– Во сне Ричард метался, говорил, умолял отца не уходить, потом вспомнил Тиру, стал звать ее… я пробовала его разбудить. У меня получилось, но…
– Но? Ваше ве…
– Лилиан!
– Хорошо, Мария, – сдалась Лиля, понимая, что здесь и сейчас от нее требует ответа не королева. А просто – девушка, которая не знает, чего ждать. Девушка, которой страшно.
А кто бы не боялся неизвестного в таком-то уравнении? Когда решение приходится принимать на всю жизнь и нет возможности сделать работу над ошибками?
Ее величество опустилась в кресло и уставилась на Лилиан.
Графиня плюнула и отправилась к небольшому бару.
– Выбирай настойку. Малиновая, вишневая, сливовая, брусничная?
– Вишневая, – выбрала Мария. – Нам она понадобится?
О нелюбви Лилиан к спиртному знали все. Выпить женщина могла только если была в большом душевном раздрае. Только так.
Второй случай – если подкрадывалась жестокая простуда, с которой можно было справиться именно так. Доза алкоголя внутрь, прогреться под тремя одеялами и поутру встать здоровой. Но сейчас речь явно не шла о простуде.
– Тебе. Я так… составлю компанию.
– Все так серьезно? – попробовала улыбнуться одними губами Мария.
– Более чем, – кивнула Лилиан, и недрогнувшей рукой разила настойку из графинчика по рюмкам. Тоже – статья дохода торгового дома Мариэль.
Настойки, специальная тара – квадратные бутылки, стаканчики определенной формы…
Это даже не вопрос вкуса, скорее, вопрос престижа. Стоила бутылка столько, что Лиле даже жутко становилось иногда. Но – если у вас есть эксклюзивная продукция, по рецептам другого мира, на очищенном спирте, настоянная по всем правилам…
Наливка хоть и была вкусной, и градус почти не чувствовался, в голову била так, что Лиле хватало двух рюмок. И мозг уходил в туман. Вишневый.
Себе буквально пару капель, Марии до верха. Достала закуску – орешки, сухофрукты, сладости и кивнула на рюмки.
– Поехали.
Мария послушно сделала пару глотков. И Лиля начала рассказ.
– Тира уже мертва. И была мертва, когда Ричард познакомился с тобой.
Ее величество выдохнула с явным облегчением.
– Это хорошо.
– Да. Плохо другое – Ричард любил ее.
Мария сделала еще пару глотков.
– Любил?
Лиля развела руками.
– Я не хотела об этом говорить. Но – так было. Из песни слова не выкинешь.
– И продолжает любить?
Теперь глоток вишневки сделала уже Лиля.
– Не думаю. Скорее это… как несъеденное пирожное, знаешь?
– Н-нет?
– Ты попадаешь в гости. И видишь там красивое вкусное пирожное. Хочешь попробовать, но именно тебе оно не достается, его съедают раньше. Или тебя отвлекают чем-то еще, а оно закончилось. Может, и десять лет пройдет, и двадцать, но это пирожное ты будешь помнить. Обидно же! Не досталось!
Мария медленно кивнула.
– Ты думаешь, что у Ричарда это так же?
– Да.
Лиля мысленно попросила прощения у Ричарда за свое вранье. Она еще поговорит с ним, или лучше, с Джерисоном. Ладно, это надо обдумать. И с кем, и как. А пока важнее всего девушка, которая сидит напротив, смотрит глазами олененка Бэмби и просит, чтобы ей помогли. Хотя бы успокоили. Хоть пару слов сказали, если иначе никак!
Мария выдохнула и допила рюмку.
– Но что делать мне?
– Не обращать внимания, – четко ответила Лиля. – Не подавать вида, не лезть, не разговаривать об этом. Рассосется, уж ты поверь.
– Но Ричард ее помнит.
– И что? Она умерла. Остальное – неважно.
Мария медленно опустила ресницы.
– Спасибо, Лилиан.
Лиля почти по-матерински погладила темные волосы, уложенные в затейливую прическу.
Фамильярность?
Да, и недопустимая. Но здесь и сейчас – можно. Так уж получилось, что Лилиан Иртон оказалась для Марии близким человеком. Тут все сложилось один к одному. И участие Лилиан в спасении Милии с детьми, и благодарность принцессы, и путь домой, в Ативерну, когда другим дамам было не до принцессы, им было просто тяжело после всего случившегося, а Лиля и Мири как раз и уделяли большую часть времени будущей королеве, и помощь в Ативерне…
Лиля не искала для себя выгоды, и принцесса поняла это. Вот и получилось, что графиня Иртон стала для Марии кем-то вроде старшей сестры или тетушки. Надо же с кем-то хоть иногда советоваться?
Надо…
Вот и сейчас ее выслушали, дали совет и Мария знала, все сказанное останется между ними.
А Лиля смотрела и думала, хорошо, что Мария еще молода. Она не понимает главного, и Лиля не станет пока ей объяснять. Лучше она объяснит Ричарду, на что обратить внимание.
Нельзя состязаться с мертвыми.
В памяти любящих они всегда будут идеальны. Мария может выпрыгнуть из шкуры, но затмить Тиру ей не удастся. Никогда.
И полюбить ее так, как ту – Ричард не сможет. Это закон.
Это – жизнь. А она частенько бывает жестока.
***
Анжелина не часто чувствовала себя виноватой. Но…
Ей тяжело было общаться с Джолиэтт.
Получалось так, словно ее счастье строится на несчастье сестры, и все об этом знают. Никто не осуждает, но… Но! Разве от этого легче?
Вроде бы Анжелина и ни в чем не виновата, и ничего сама не делала, а в то же время – так получается.
Неудобно.
Неуютно.
Раньше, до замужества Анжелины, сестры были очень близки. Но потом…
Джолиэтт возненавидела Брана Гардрена с первого же взгляда.
– Анжи, что ты в нем нашла?! – возмущалась ее высочество.
Анжелина только пожимала плечами.
А как тут ответишь?
Старая, старая сказка, о красавице и чудовище. О чудовище, которое умрет без красавицы. Но никто и никогда не думал, а что творится на душе у Красавицы?
А правда ведь?
Уродство – это как маска, под которой не видно душу. Красота – тоже. В своем роде, красота – идеальная маскировка. Ты очарователен – и тебе можно многое. Тобой восхищаются, тебя охотно принимают в компании, тебя любят, за тобой ухаживают… а что у тебя внутри? Кого-то это волнует? Мы видим красивую картинку, и не думаем, что модель, которая на ней запечатлена, может быть устала, или голодна, или у нее проблемы дома… нет.
Только внешность.
Чудовище полюбило Красавицу, разглядев в ней не красоту, а душу. И за это Красавица полюбила Чудовище. Сказка-то двусторонняя, и смысл ее в том, что красота и уродство, это всего лишь две стороны одной монеты. А люди охотнее смотрят на ту сторону, которая больше блестит.
Анжелина иногда чувствовала себя именно такой красавицей.
Принцесса, красавица, умница… ну и? Хоть кого-то из поклонников интересовало, что у нее на душе?
Ни-ко-го!
Именно потому и пришлась ко двору Лилиан Иртон с ее странными сказками.
Она умела слушать – и слышать. Она видела не принцесс, и Анжелина это понимала, она видела двух девочек, которые остались без матери, понимала их, сочувствовала… почему-то Джоли это больше раздражало, а вот Анжи наоборот, было уютно и спокойно.
Хоть кто-то видит в ней человека.
И Бран…
Муж увидел в ней – Аанжелину.
Не принцессу, а просто женщину, жену, любимую… мало кто может этим похвастаться. И променять это Анжелина не была готова даже на королевский титул.
Джолиэтт этого просто не понимала. Вот и сейчас…
– Какой же он страшненький…
Анжелина и сама так думала, глядя на ребенка, поэтому кивнула и улыбнулась.
– Есть немного. Ничего, подрастет, и будет таким же красавцем, как Иан. Правда, солнышко?
Иан, который играл с Хильдой тут же, в углу, кивнул и улыбнулся мачехе.
Сначала он побаивался, честно-то говоря. Мачеха… в какой культуре нет сказок про злобных гадин, которые выходят замуж за отцов – и ну портить жизнь детям? Да во всех, наверное, есть такие истории.
Вот он и опасался.
Ладно еще за себя, он-то мужчина, взрослый, считай, серьезный мужик. А мелкая как?
Хильда ведь ни слова сказать не сможет, ни взглянуть… и нянька тоже не защита. Мало ли что?
Мало ли как?
Но Анжелина оказалась нормальной.
Если бы она пыталась как-то завоевать его доверие, если бы пищала от восторга, тиская малышку, уверяла, что будет любить малышей всегда и везде, до конца жизни и за ее концом…
Иан никогда не поверил бы в такое. Но ничего из вышеописанного Анжелина не делала.
Анжелина действительно хотела подружиться с пасынками, ради своего мужа. И поэтому… побаивалась. Ведь что-то не так сделаешь – потом уже не исправишь, а тебе с этими детьми жить, общаться, строить быт… и ты от них не избавишься, потому что это дети твоего мужа.
Любовь?
Пока ты их еще не любишь, но кто знает, что будет потом? Тут главное не лишить себя шансов. А как поступить правильно? Как не ошибиться?
Анжелина просто не знала.
Шла, как по болоту, осторожно и неуверенно, медленно и с оглядкой. И Иан точно так же. А когда боишься, то и чужой страх лучше виден. И шаг за шагом, постепенно, несколько жизней сплетались в один клубок, имя которому – семья.
Иан не полюбил мачеху до безумия. И жизнь бы за нее не отдал – его жизнь еще сестренке пригодится. Но признать ее – признал. И убить за нее мог, это – спокойно, с таким-то отцом. Почтения к чужой жизни у Гардренов вообще никогда не было. Скорее, Иан принял Анжелину и согласился делить с ней и пространство, и жизнь. И это было намного честнее слов о большой и красивой любви.
Анжелина поступила примерно так же.
Она любила Брана, Бран безумно любил своих детей…. Смерть старшего он вообще переживал так, что едва вытянули, а потому…
Если она не наладит отношения с малышами, ее мужу будет… неприятно. Значит надо постараться. Анжелина старалась, Иан старался – и у них все получилось. Это еще не была любовь, как у Лилиан и Миранды, но безусловно – дружба, понимание, приятие, желание идти дальше… мало?
Очень много.
Джолиэтт она это объяснить не могла. Сама понимала очень на грани, но ведь было же, было! И получалось постепенно… Анжи чувствовала, что если все пойдет хорошо, то когда-нибудь Иан скажет ей самое главное слово в мире.
Мама.
Ради этого стоило поработать.
А вот сестра этого не видела в упор. И сейчас смотрела на мальчика, пожимаыя плечами.
– Анжи, может, малыш пока пойдет, погуляет? Посмотрит что-нибудь интересное?
– Иан мне не мешает, – отозвалась Анжелина. – Секретов от сына у меня нет.
– Пасынка.
– Сына. Джоли, мы ведь это обсуждали.
Джолиэтт поморщилась.
– Ладно… скажи, вы собираетесь все лето сидеть в поместье?
Анжелина подняла брови.
– Разумеется. У меня трое маленьких детей.
– Поручи их нянькам. Скоро бал, я хочу, чтобы ты присутствовала. Ты стала совсем домашней курицей с этим вирманином.
– Я люблю своего мужа и мне с ним хорошо, – безмятежно отозвалась Анжелина. – Извини, сестричка, я не хочу на бал.
– Ты еще не восстановилась? Хотя да…
– Со мной все в порядке. Но я лучше посижу дома.
– Анжи!
– Извини, сестричка. Попрощаться с отцом я была обязана, но в остальном… Лилиан посоветовала мне не ездить в город слишком часто. Лето, мухи, жара, болезни, а у меня маленькие дети. Я не хочу, чтобы они заболели.
Джолиэтт поморщилась.
– Дом, дети, муж… Скучно же! Анжи!
– Меня все устраивает.
– Анжи, плюнь на все – и приезжай!
– Извини, сестренка. Нет.
Джолиэтт пыталась уговорить сестру больше часа. Потом махнула рукой и распрощалась, весьма недовольная.
Иан фыркнул и полез на кровать к мачехе.
– Мне она не нравится.
Анжелина вздохнула. Взъерошила пасынку мягкие волосенки на макушке.
– Джоли хорошая. Просто мне повезло – у меня есть папа и вы все. А у нее никого нет.
– А этот ее… облезлый?
– Герцог Леруа? – Анжелина невольно хихикнула. Да, дети попадают в точку. Всегда. Потому что их жизнь еще не научила ни врать, ни лицемерить.
– Ага, он.
– Джоли его не любит. И он ее тоже.
– И я ее тоже не люблю. Она какая-то… злая внутри. Не как ты.
– она тоже хорошая. Только очень несчастная.
– Нет. Несчастные – другие. А она просто злая и гадкая.
Анжелина махнула рукой и не стала разубеждать ребенка. Тем более, что Иан был настоящим отпрыском своего отца. Если упрется – не свернешь. Значит, не стоит и разубеждать. Потом, постепенно, она поговорит с Браном…
Да и на бал совершенно не хотелось. Ни на какой.
Ни на балы, ни на морские прогулки, ни на пикники, ни на выезды – никуда. Муж, дети, спокойная и тихая жизнь… Анжелина была удивительно похожа на свою мать, Джессимин, которой тоже не надо было ничего больше.
Любимый человек – и дети.
И все. Это и есть счастье.
Джолиэтт этого понять не могла. Увы…
А Иан грелся рядом с мачехой, которая рассеянно обнимала его, и думал, что надо поговорить с отцом.
Не нравилась ему эта тетка. Вот не нравилась – и все тут.
Пусть она лучше не приезжает.
***
Альдонай знает, как Ричард хотел избежать этого разговора. Но…
Мария – его жена.
Нравится ему или нет, любит он до сих пор другую или нет, Мария с ним навечно. В горе и радости, богатстве и бедности, до самой смерти.
Она будет делить с ним трон и власть, будет матерью его детей, его тылом и опорой.
Случись что, она станет регентом.
Ладно, Джерисон – и Мария. Одну женщину-регента аристократы не потерпят, да и не справится Мария. На, как и ее мать… тьфу ты!
Не воспринимал Ричард свою жену дочерью бунтовщицы. Только дочкой Милии Уэльстерской.
Милой, нежной, домашней…
Мария была именно такой, и то, что о ней рассказывал Джерисон, только подтверждало информацию. Да и сам Ричард видел.
Такую обидеть – это как котенка ногой пнуть. Гадкий и пакостный поступок, вот.
А вчера…
Выпил он вчера, вот и не удержался. И никто бы на его месте не удержался.
Но как объяснить Марии, что им хорошо бы еще подождать? Как ее при этом не обидеть?
Нет ответа.
Ричард толкнул дверь в спальню.
Мария сидела на кровати, на этот раз во всем белом. И выглядела совсем ребенком. Волосы заплетены в косу, лицо чистое и свежее, а глаза тревожные, внимательные…
– Рик?
– Мария, милая…
Ричард уселся рядом, взял девушку за руки, но заговорить не успел.
Мария облизнула губы. А потом…
– Ричард, пожалуйста, выслушай меня?
– Да?
Неужели он ее обидел?
Сделал больно?
Пьяный дурак!
Но Мария смотрела как-то… странно? Не обиженно, нет…
– Ричард, я всегда буду рядом с тобой.
– Мария?
– Я тебя никогда не брошу. Ты мой родной, единственный, я тебя всегда любить буду. Не отталкивай меня, пожалуйста.
Тонкие руки легли Ричарду на плечи, губы приблизились к губам, и… кто бы отказался в такой ситуации?
Ричард железным не был.
Про то, что назвал Марию чужим именем, он и не помнил. Да и Лилиан отсоветовала заговаривать с ним об этом.
Подобные вещи мужчины должны рассказывать сами – и не жалеть об этом. Или потом всю жизнь эта тень висеть будет.
Нет уж.
Подчеркивай, как можешь, что та, другая, мертва, что ты жива, что ты будешь рядом, что ты его любишь – и люби.
И рано или поздно, так или иначе…
Нельзя соперничать с воспоминаниями, но заменить их на новые – вполне возможно. Этим Мария и занялась.
Пусть прошлое хоронит своих мертвецов. А ей надо строить будущее.
***
Светская жизнь шла своим чередом.
Придворные обратили внимание на изменение отношений между их величествами – не слепые же все вокруг и не глупые.
Все видели, как их величества дотрагивались друг до друга, как общались… между ними появилась определенная теплота, интимность даже. Такое не скроешь.
А Ричард и не скрывал.
Он был однолюбом, он понимал, что никогда не сможет забыть Тиру, и всегда, до конца своей жизни, глядя на луну, будет видеть платиновые волосы, голубые глаза….
Более несхожих девушек, чем Мария и Тира, еще было поискать. Все разное, все.
Волосы, глаза, фигура, поведение, характер… так оно и к лучшему.
Конечно, к лучшему. Искать замену – только сердце в клочья рвать, лучше уж сразу сказать, что это не та, что той никогда не будет…
Может быть, Альдонай смилостивится над ним?
И когда придет его черед, Тира легко сбежит по лунному лучу, протянет руку, улыбнется… идем, любимый? И Ричард сможет уйти рука об руку со своей единственной любовью.
А пока – нет.
На нем долг перед Ативерной. Он должен воспитать сына, преемника, передать ему трон, проследить, чтобы потомок не наломал дров – и только тогда…
Сорок лет?
Пятьдесят?
Да кто ж его знает, сколько Альдонай даст.
Все его будет. И ни минуты он не потратит зря. И когда предстанет перед Альдонаем, посмотрит и скажет: «Я не любил жену. Но я не сделал ее несчастной». Ричард помнил ошибки отца и учился.
А Мария просто любила.
Она была молода, она была счастлива, она надеялась на лучшее…
Она справится, обязательно справится!
Ричард полюбит ее!
Ей еще никто не говорил, что можно любить по-разному.
***
Лиля с отвращением посмотрела на приглашение. Но…
Коронованным особам отказывать не принято. Ладно, она может это сделать.
Ине пойти никуда. И остаться дома. И вообще…
Как ей неохота ни на какой бал!
Со дня смерти его величества и двух недель не прошло. Но у светской жизни свои законы, она не останавливается ни на день.
Приглушается, оттеняется траурными бантами и накидками,, но не прекращается. Эдоард давно понял, что Лилиан Иртон полезнее в замке Тараль, чем во дворце, и не злоупотреблял, но есть мероприятия обязательные, на которых быть попросту надо. Иначе решат, что ты впадаешь в немилость. А это уже плохо для дела.
Придется им с мужем ехать на бал.
А потом еще на выезд.
И вот тоже…
Приезд знаменитого поэта. Тьфу!
Местных поэтов Лиля не любила. Она и родных-то не понимала, вот честно… не дал Бог таланта, ну и любви к стихам не додал. Вот латынь – дело другое, латынь Лиля учила, потому что там было просто, понятно и доходчиво. А стихи…
Не давалось!
Сказки – дело другое, а стихотворения Лилиан не слишком уважала, еще во времена оны. А уж местные поэты с их мадригалами, балладами, и прочими стихотворными формами… они вызывали у несчастной графини Иртон реальный приступ зубной боли.
А зубной боли Лилиан боялась до истерики. Она не стоматолог, это совсем другое направление, даже если она что-то и посмотрит, то вырвать зуб… уже вряд ли сможет как следует.
А доверяться местным коновалам?
Брррр!
Поэтому зубы Лиля чистила шесть раз в день, а иногда о восемь, пристально рассматривала, и радовалась,, не находя кариеса. Молочные продукты твердо отвоевали себе место в ее рационе.
Лучше уж предупредить, чем лечить.
Так же неусыпно она следила и за всеми близкими. Джерисон ворчал, потом смирился и даже начал получать удовольствие. Любимая женщина должна быть приятной на вкус, разве нет? А не благоухать позавчерашней котлетой или утренней яичницей.
Ох…
Планируется выезд на природу.
Пикник у моря, поэт читает свои вирши… да пропадом он пропади! А ехать-то придется.
Ричард обещал часто их не терзать, но если уж присылал приглашения, то отказываться было нельзя. Такой негласный договор. Джерисону хорошо, он с малолетства ко всему этому привык, при дворе, как рыба в воде, а Лилиан каково? Она от всего этого шипит, как кошка от воды, но деваться-то некуда!
Надо идти…
Лиля скривилась, и пошла выбирать платье. Хорошо, цвета Иртонов белый и зеленый, так что траурный бант идеально подойдет к наряду. Были бы они, к примеру, розовый и фиолетовый, и пришлось бы куда как сложнее. Поди подбери оттенки так, чтобы не выглядеть пугалом.
Э-эх…
***
Снова туда, где море огней.
Снова туда, с тоскою моей…4
Лиля насвистывала про себя песню, приближаясь ко дворцу.
А куда деваться? Бал, да. Но тоскааааааа…
– Мам, не зевай, – Миранда подмигнула мачехе и получила в ответ тоскливый взгляд.
– Мири, тебе хорошо, тебе это нравится.
– Мам, мы все это проходили. Смирись и получай удовольствие.
– Удовольствие я буду получать от другого, – проворчала Лиля.
Джес расплылся в улыбке, и привлек к себе супругу. Миранда весело улыбнулась. Родители…
– Например, любовь моя?
– Например, тихий вечер у камина, с книжечкой, – не удержалась Лилиан.
– Обсудим, – блеснул глазами Джерисон. – И вечер, и камин, и книжку. Обязательно.
Этим все сказано.
Родители.
– Это ненадолго, часов на пять, потом домой поедем, – «утешила» их Миранда.
Лиля прикрыла глаза. И пока никто не видел, скинула в карете туфли.
Потом наденет. И мечтать будет о паре минут покоя…
Ну почему ЭТО – ей?
Никогда она не мечтала ни о светской жизни, ни о балах, ни о приемах… лучше бы ей три ночных дежурства подряд поставили! Даже четыре!
Судьба ехидно ухмылялась, наблюдая за графиней Иртон.
Мирной жизни захотела?
Медицинской практики?
А вот тебе… балов в корзинку!
***
Приезд гостей.
Общение (мало ли кто опоздает), опять же, надо дать людям время поздороваться.
Выход их величеств.
Танцы.
Первый танец Ричард танцевал с Марией, открывая бал. А потом уж и придворные вступили.
Сегодня ужин не предусмотрен, поэтому гости только танцуют.
В соседнем зале играют, в третьем – прогуливаются и мирно беседуют, в четвертом сидят в креслах, попивают вино и тоже беседуют, в пятом сплетничают дамы, в шестом….