На мне белоснежная хлопчатобумажная ночная сорочка. В такой, распустив седые волосы до талии, могла отправляться ко сну моя бабушка. Плотная ткань скрывает руки и доходит до щиколоток. Я иду босиком по крыше высокого здания. Наверху ночное небо, внизу светит тусклыми огнями город. Сильный ветер – ни теплый, ни холодный – прижимает ночную рубашку к телу.
Вот я добралась до конца крыши, пальцы ног огибают край. Легкий ветерок развевает волосы. Правой рукой держу в кулаке висящую на шее цепочку с крестиком – он принадлежал маме. Позади меня кто-то есть: человек, чья жажда грешных злодеяний мне безошибочно знакома.
Стараясь сохранить равновесие, поворачиваюсь на пятках – и, едва встретившись взглядом с дьяволом, выпадаю из сна. Трезвонит будильник.
Эти сновидения начались сразу после новости о первом убийстве. Всякий раз лишь краткий фрагмент. Как и в любом сне, эмоции важнее происходящего. Вот и сейчас я испытываю облегчение, к которому примешивается чувство вины. Такое накатывает, когда узнаешь, что кто-то из близких опоздал на разбившийся самолет, а вокруг тебя страдают те, кому повезло меньше…
Тянусь к телефону, выключаю будильник и нежусь в постели еще минуту. Невзошедшее солнце возвещает о себе тусклым светом, который с каждым мгновением становится ярче. Предвкушая грядущий день, я набрасываю на обнаженные плечи шелковый халат и туго затягиваю пояс. Отправляюсь на кухню, крепко сжимая в руке мамин крестик.
Над горизонтом, навевая спокойствие, занимается заря, и сухой плоский ландшафт все больше напоминает картину, а река Колумбия изгибается небрежно брошенным на землю серпантином. Сегодня понедельник. Скоро горожане проснутся и, закончив утренние сборы, превратят шоссе в медленно ползущую огненно-красную змею.
На каменной столешнице вибрирует телефон. Я не отвечаю – посижу еще немного, полюбуюсь на городскую панораму, наслаждаясь утренним кофе.
Так напугавшее меня прошлой ночью вторжение кажется сном, однако неотступная тревога не оставляет сомнений в его реальности. Я все еще чувствую на себе пронзительный взгляд тех глаз за окном в кабинете Роба. Мне вдруг мерещатся какие-то тени, и тишина пустого дома, которой я только что наслаждалась, начинает нервировать.
По длинной подъездной дорожке на новой машине плавно выезжает сосед. Между домами достаточно места для вечнозеленой живой изгороди, но ее нет. Хорошо, что я настояла на оклеивании окон тонирующей пленкой. Теперь она спасает не только от любопытных взглядов, но и от утреннего солнца. В Дип-Ривер выживают лишь деревья, посаженные человеком, и без дополнительного ухода они неспособны существовать в условиях местных суровых зим и беспощадного лета.
Скоро Роб вернется из спортзала и предложит принять с ним душ. Я не против.
На смартфон пришло очередное сообщение. Надо проверить: вдруг это Роб. Но это не Роб. Это сплетница Мелани, которая считает меня своей подругой. Знает все обо всех. Искренне верю, что ей подошла бы карьера сующего нос в грязное белье репортера желтой газеты. Впрочем, она также прекрасно вписывается в роль вечно недовольной домохозяйки. Прочитав начало: «Обалдеть! Видела новости?», открываю сообщение полностью. Моему вниманию предстает куча эмодзи и ссылка на сайт местной газеты. Заголовок над статьей гласит: «Еще одна женщина найдена мертвой. Местные жители опасаются за свою жизнь».
Я с самого начала наблюдаю за развитием этой истории. На мой взгляд, СМИ уделяют ей гораздо больше внимания, чем следует. Хотя для маленького Дип-Ривер это, пожалуй, и правда сенсация. Событие прочно заняло место рядом с заметками о непрекращающихся протестах.
Открыв статью, читаю скудные подробности, от которых мурашки идут по коже.
– Привет, любовь моя!
– Ты меня напугал, – говорю входящему на кухню Робу.
На нем спортивные шорты и футболка с символикой благотворительного мероприятия, которое его компания провела в прошлом году.
– Прости, красавица. Что такая напряженная? – интересуется он, бросая ключи на место, где прежде лежал мой телефон.
– Пишут, еще одну женщину нашли мертвой, – отвечаю я, не отрывая глаз от интернет-статьи.
– Еще одну?
– Да. У полиции до сих пор никаких зацепок.
Я кладу смартфон и беру чашку с дымящимся ароматным кофе.
– Это настораживает. – В его голосе сквозит скука.
– Не то слово. – Наблюдаю, как Роб смешивает послетренировочный коктейль. После недавней силовой нагрузки в спортзале мышцы на его руках напряжены и хорошо очерчены.
– Ты знаешь, что такое фентанил?
– Конечно: сильное обезболивающее.
– А ты знал, что обе женщины умерли от него?
Он пропускает второй вопрос мимо ушей и продолжает отвечать на первый.
– …очень опасный наркотик: в восемьдесят раз сильнее морфина, в сорок раз превосходит по действию героин.
– Ух ты! – восклицаю я, только чтобы потешить его эго. – Говорят, те женщины ничего не почувствовали. Это правда?
– Не исключено. Вероятнее всего, сначала наступила потеря сознания, а затем – полная остановка дыхания.
Я смотрю из огромного окна столовой на простирающийся внизу Дип-Ривер, на безлесые холмы, которые как-то умудряются менять цвет в разные времена года. Закрыв глаза и потирая обручальное кольцо кончиком большого пальца, пытаюсь представить механизм действия наркотика.
– Итак… они потеряли сознание… легкие перестали работать… остановилось сердце. В итоге – смерть мозга, – заключаю я, затем открываю глаза и вижу устремленный на меня взгляд мужа.
– Да, примерно через шесть минут мозг умирает, – подтверждает он, затем большим глотком допивает остатки коктейля.
– Не позавидуешь… – Все еще представляю себе действие препарата на организм.
– К чему столько вопросов, зая? Поверь, они умерли, не ведая тревог. – Он ставит пустую кружку в раковину, хотя посудомоечная машина в полуметре.
Затем целует меня в затылок, и я, улыбаясь, легонько его отталкиваю. Сжимает меня за плечи, но я лишь каменею от его прикосновения. Роб наклоняется и целует меня в щеку, ожидая, что я повернусь. Я продолжаю стоять спиной. Он поворачивает мой подбородок к своему, затем нежно целует в губы. Прервав поцелуй, с улыбкой предлагает:
– Пойдем в душ?
– Конечно.
Мы занимаемся любовью под струями воды, а перед уходом из дома Роб говорит, как ему повезло, что я с ним. Я смотрю, как мой красивый и успешный муж уезжает в новом серебристом «Ауди», а душу гложут уныние и тоска.
Проводив Роба, иду по коридору в залитую солнцем ванную и начинаю приготовления к тщательно спланированному дню. Включаю с телефона встроенный в зеркало телевизор. С удовольствием ступаю на белый мраморный пол с автоматическим подогревом. Включаю воду в душе и несколько минут жду, пока пойдет теплая, ощущая, как прохладный воздух трогает обнаженную кожу. Смывая с себя запах Роба, продолжаю размышлять об использованном убийцей наркотике и его действии.
Во время сушки и укладки волос мысленно пробегаю по списку сегодняшних дел: во-первых, закончить приготовления к благотворительному вечеру; во-вторых, сходить на встречу с представителями некоммерческой организации, помогающей местной бездомной молодежи.
Сигнал смартфона оповещает о том, что пришло сообщение на «Фейсбук». Вытерев о салфетку испачканные тональным кремом пальцы, открываю приложение и вижу рекламу предстоящего мероприятия. Возвращаюсь к новостной ленте и, перед тем как закрыть «Фейсбук», натыкаюсь на фото, от которого меркнет все вокруг… На снимке Роб сидит за покрытым белой скатертью столом на восемь персон. Рядом с ним фигуристая черноволосая красотка. Им весело – он согнулся пополам от смеха, а она, склонившись к нему, держит свою наманикюренную коричневую руку на его бедре близко к паху и тоже смеется. Другим фамильярность ее прикосновения, должно быть, незаметна, но я легко читаю язык их тел, и от вида женщины, которая так свободно обращается с моим мужем, к лицу приливает кровь.
Подпись гласит, что на фото запечатлен корпоративный обед сотрудников компании «Анекса». За спиной Роба – море накрытых столов, за которыми люди наслаждаются непринужденным общением. Я пристально разглядываю незнакомку. Она отмечена на фото. Подступающая к горлу тошнота – верный признак того, что пора остановиться, но я не в силах совладать с всепоглощающим желанием узнать, кто она, и перехожу на ее профиль.
Гламурную красотку зовут Рози Франклин, и мне горько осознавать, насколько она роскошна. На фотографии сложила ярко-красные губы бантиком и кокетливо подмигивает – такая подача наводит на размышления. На личной странице сказано, что она агент по недвижимости, а статус отношений гласит: «Все сложно».
Я нетерпеливо пролистываю фотографии, выставленные в общий доступ – знаю, не надо туда заглядывать, но плевать. Беспокойство переросло в гнев и отвращение. Я остервенело перехожу от одной фотографии к другой, жадно читаю каждую подпись, вскользь изучая всех, кто помечен.
Стоп! Снимок двухмесячной давности, сделанный в Атланте. Интуитивно понимаю, что фото мне знакомо… но чем? На красотке узкие облегающие джинсы и белый, подчеркивающий тонкую талию, трикотажный джемпер с глубоким V-образным вырезом. Черные кудрявые волосы свободно ниспадают на плечи. Она позирует напротив какой-то статуи и вновь подмигивает в камеру. В комментариях мужчины изливают восторг цифровыми сердечками, а подруги спрашивают, почему она отправилась в поездку в одиночестве. Рози отвечает им что-то неопределенное, обещая объяснить позже.
А мне и так ясно: в те же дни в Атланту ездил Роб.
От фотографии Рози, сделанной, скорее всего, моим мужем, меня отвлекают включившиеся на поверхности косметического зеркала местные новости. Не выпуская из рук смартфона, смотрю телевизионную трансляцию: посреди моря журналистов и операторов репортер берет интервью у молодой потрясающе красивой девушки-следователя. Она латиноамериканка, одета в серый просторный брючный костюм, призванный скрыть ее прекрасную миниатюрную фигуру. Черные волосы собраны в тугой низкий хвост до лопаток. Видно, что она всеми силами попыталась спрятать красоту, считающейся в сфере ее работы признаком слабости.
Репортер: «Вы полагаете, что преступление совершил один и тот же человек? И что убийца… среди нас?»
Следователь: «Расследование еще не закончено».
Репортер: «Эта женщина умерла так же, как предыдущая жертва?»
Следователь: «Да. Смерть наступила от передозировки фентанилом».
Репортер: «Есть ли признаки сексуального насилия?»
Следователь: «Это еще предстоит выяснить».
Репортер: «У полиции есть подозреваемые?»
Следователь: «Мы будем…»
Ее перебивает другой журналист, жаждущий, чтобы его наконец услышали. Следователь резко отворачивается от внимающих ей репортеров и с королевской грацией уплывает прочь от шумной толпы, плавно покачивая собранными в хвост блестящими волосами. Ей не с руки продолжать, если ее перебили. Это подкупает.
– А она молодец!
Вновь перевожу взгляд на подмигивающую мне с экрана смартфона Рози Франклин. Быстро выхожу из ее профиля, чищу историю «Фейсбука» и на всякий случай историю «Гугла» тоже.
Трансляция передает изображение пустой трибуны, где ранее стояла красавица-следователь, и ревущую толпу репортеров.
На экран выводят фотографию недавней жертвы: Брук Сэдлер. Типичная американская красотка: открытая добрая улыбка, идеальные зубы, ямочки на щеках, укороченный топ и руки в бока на голой талии. В верхнем углу экрана отображается веб-сайт для пожертвований семье на погребение. Ведущая рассказывает о жертве: любимая дочь, сестра, прекрасный сотрудник, подающая надежды студентка, чья жизнь оборвалась в самом начале, и так далее, и тому подобное. «Анекса» – компания, где работала Брук – готова сделать довольно щедрое пожертвование.
Я бы предложила Робу заплатить ту же сумму для создания положительной репутации в глазах общества. Он точно принимал участие в одобрении таких значительных расходов. Почему же удивился, когда я сказала ему о смерти Брук? Внутри похолодело; кажется, меня сейчас стошнит.