Шёл 1920 год от Рождества Христова. Люди проносились мимо меня ворохами винтажной одежды, машины шуршали колёсами, продавцы в лавках голосили, приманивая покупателей, – словом, Париж шумел, жил в своём ритме, не подозревая, что здесь находится человек, который нарочно ломает пространство и время.
Не знаю, влияют ли как-то мои самовольные перемещения на историю, но отчего-то возникало ощущение, что я делаю что-то неправильное и запрещённое. Но я все равно это делала. Я не собиралась больше возвращаться в Средневековье, теперь я решала сама, куда отправлюсь и что буду делать.
Вчера после ужина мы с Софи сидели на диване и рисовали стражника в альбоме. Моя новая подруга помогла мне построить на листе человеческую фигуру, которую я после одела в синюю форму. Не сказать, что мне интересно знать, какого звания был тот человек, ведь я решила больше не появляться в Средневековье. Мне просто хотелось нарисовать его – отчего-то было очень волнительно изображать то, что я видела собственными глазами в другом веке. Словно я обладала каким-то особым, не подвластным другим людям знанием.
Сейчас я шла по Парижу двадцатых с целью понять, что это за время такое и почему оно так нравилось Стефану. И, кажется, понимала.
Это был довольно спокойный период. Аккуратные улочки выглядели чистыми, откуда-то лилась приятная музыка, по дорогам не спеша проезжали красивые машины, а лица людей сияли. Совсем недавно окончилась Первая мировая война и многие поняли, что самая главная ценность – мирная жизнь. Воздух полнился ароматами цветов и выпечки. Правда, иногда до меня долетал гадкий запах конского навоза, который появлялся из-за редких экипажей, но я старалась делать вид, что его не чувствую, и держалась ближе к цветочным лавкам.
Атмосфера в городе была умиротворяющей и успокаивающей, отчего сильно бьющееся сердце постепенно возвращалось в привычный ритм, а яркий пожар эмоций потухал.
Только что я совершила преступление, поэтому была на нервах.
Это преступление, конечно, не было страшным – я лишь примерила в магазине темно-синий плащ, а после в нем же переместилась на другую улицу, потому что денег на его покупку у меня не было, а подходящая для двадцатых одежда была очень нужна. Плащ оказался удобным, безразмерным и длинным и хорошо скрывал мою современную одежду.
Я рассекала улицы быстрым шагом, будто за мной кто-то гнался. Не думаю, что люди даже заметили моё исчезновение из магазина, но все равно казалось, что сейчас меня схватит страж закона и отправит в тюрьму.
Когда я отошла на приличное расстояние от магазина, решила сбавить темп.
– Никто не гонится, успокойся, – сказала я сама себе и остановилась посреди узкой улицы, зажатой меж домов.
Вдалеке выглядывала базилика Сакре-Кёр, и я поняла, что нахожусь рядом с Монмартром.
Этот район я не знала, но его улочки напоминали то, что показывал мне Стефан. Брат, конечно, появлялся не здесь – обычно он исчезал чуть ли не со двора нашего дома, который был на другом берегу Сены, – но это не мешало мне воображать, что я могу с ним пересечься.
А что, если я его на самом деле когда-нибудь встречу в прошлом? Наверное, лучше не подходить, чтобы не испортить настоящее. Можно будет лишь воспользоваться шансом посмотреть на него, такого живого, веселого и ничего не подозревающего о том, что случится в будущем.
Или… Лучше все-таки подойти и предупредить обо всем? Вдруг, зная о Жюльене, он сможет что-то придумать, чтобы его остановить и сохранить жизнь не только нам, но и себе? Как бы только не сделать все еще хуже, чем есть сейчас…
Или лучше исправить все самой. Не появись Жюльен в нашей жизни, все было бы по-другому. Родители могли быть еще живы – он явно специально подстроил ту автокатастрофу. И, конечно же, жив был бы Стефан. Что уж говорить об остальных людях, которые пали от жестокой руки нашего псевдодядюшки. Не появись Жюльен вообще, многие остались бы живы. У нас не было бы этого дара, но мы о нем и не знали бы и жили счастливо.
Хотя…
Мы могли вообще не родиться.
От этих размышлений у меня заболела голова.
Черт, почему все случилось именно так? Неужели людям будущего нечем было заняться, кроме как портить жизнь людям прошлого! Как теперь исправить их ошибку и не навредить ни себе, ни другим еще сильнее?
Выход я видела только один – убить Жюльена. Способна ли я на это? Способна ли отнять жизнь одного, чтобы вернуть других? Я должна попытаться, чтобы спасти действительно достойных людей.
Отчего-то сильно сдавило легкие. Мир в глазах помутнел, завертелся и закружился. Сердце забарабанило в груди от испуга. Это было однозначно перемещение во времени. Я же уже в другой эпохе, почему оно снова происходит? И нет, я отправлялось не в настоящее – оно сродни возвращению домой после долгой поездки, а это перемещение походило на принудительную каторгу в Средневековье.
И действительно, когда я отдышалась и пришла в себя, поняла, что нахожусь в грязном и страшном времени, которое ненавижу всей душой. В Средневековье.
Солнце слепило и сильно пекло. Было до невозможного жарко стоять в краденном из двадцатых плаще, но снять его я не решилась – он вписывался в общую картину Средневековья, где люди ходили в безразмерных одеждах, а джинсы и свитер отправили бы меня, наверное, прямо на костер.
Здесь пахло навозом сильнее, чем в двадцатых, а от жаркой погоды вонь только усилилась. Ещё к нему примешивался запах нечистот и несвежих овощей, который, кажется, никого, кроме меня, не беспокоил. Здешние люди привыкли жить в таких условиях, но для меня путешествия сюда всегда были испытанием. Уж лучше дышать выхлопными газами – от них хоть не тянет вывернуть свой завтрак наружу.
На улице людей было слишком много. До моих ушей даже не доносились звуки музыкальных инструментов и пения, чем нищие и бродяги обычно зарабатывали на жизнь. Весь народ куда-то шёл, толпа гудела и текла быстрым потоком, невольно подхватив меня.
– А куда все идут? – поинтересовалась я у какой-то горбатой старушонки, что шла рядом со мной.
– Так на Гревскую, на казнь, – бросила та, словно это было обыденным делом.
Хотя, для людей этого времени так и было.
Поток людей вылился на площадь, которая с одной стороны окаймлялась набережной, а с трёх других – угрюмыми домами, выстроенных в разных стилях, словно тут прошёлся ураган истории. Это была Гревская площадь, место казней, сожжений на кострах, четвертований и прочей Средневековой дикости. В настоящем она вполне миролюбивая и называется по-другому – Отель-де-Виль.
Итак, я оказалась в четвёртом округе Парижа, а по двадцатым гуляла на Монмартре, до которого отсюда ехать минут тридцать на машине. Это означало, что я совершила принудительное путешествие не только во времени, но и в пространстве. Зачем? Вселенная хочет, чтобы я посмотрела на казнь?
Весь народ собрался перед зданием, которое лишь отдаленно напоминало нашу современную городскую мэрию. Там стояла виселица, рядом с которой уже собрались палач, приговоренный, стражники и еще кучка каких-то людей в чёрных мантиях. Палач активно проверял орудие наказания, с которым ему предстояло работать, приговорённый стоял, понуро опустив голову, люди в мантиях друг с другом переговаривались, а стражники, как сторожевые псы, глазели по сторонам.
Как ни странно, моё внимание привлекли больше стражники, нежели приговорённый и виселица, потому что их одежда отличалось от формы человека, с которым я повстречалась вчера. Это вызвало ворох вопросов. Хоть тогда на улице было темно, я уверена, что видела на нем именно китель, а эти стражники разгуливали в длинной серой кольчуге или тунике – с такого расстояния я не могла разглядеть. Ещё у них в руках были длинные копья, которые каждый из них держал наготове, словно собираясь ринуться в бой в любой момент.
С другой стороны, наверняка существуют подразделения, которые должны носить разную форму.
Я невольно стала искать взглядом того назойливого стражника, но не нашла его. И это к лучшему. Мне совсем не нужны проблемы. Если он увидит меня, начнется настоящая охота на ведьму.
Люди в мантиях что-то проговорили, но я ничего не услышала из-за того, что стояла слишком далеко, а толпа непрерывно гудела. Зато из гула я смогла выловить некоторые фразы близстоящих ко мне людей.
– Он зарезал свою жену!
– Заколол ножом и жену, и детей!
– Говорят, он не только свою семью заколол!
– Он признался в этом на суде!
– Убийца! Сейчас он получит по заслугам!
Толпа ещё много чего выкрикивала, но я уже её не слушала. Суть для меня ясна – человек на эшафоте убил свою семью.
Ему набросили на шею петлю. Через несколько секунд его тело уже болталось над землёй. Сперва оно несколько раз содрогнулось, а после безвольно повисло, тяжело покачиваясь.
Какие чувства у меня возникли после увиденного? Жалость, страх, ужас? А вот и нет. Ненависть. Причём не к палачам, а к этому человеку. Подобно Жюльену, он зарезал своих родных и думал, что это сойдёт ему с рук. Не сошло. Преступление не должно сходить никому с рук. И этот мужчина, которого повесили перед всей толпой, заслужил свою участь.
Конечно, вера в колдовство и ведьм в Средневековье – это полнейший бред недалеких людей. Убийство женщины (ну, или мужчины, что было довольно редко) за колдовство – это безумно и несправедливо. Но глядя на казнь человека, который нещадно заколол свою семью, я подумала: а может, и не все в Средневековье так уж глупо. Смерть за смерть – что может быть ещё справедливее?
В тот момент я ненавидела всех убийц, злилась на то, что рядом нет ещё одной петли, где бы висел мой псевдодядюшка, возмущалась, что, возможно, прямо сейчас он разгуливает по средневековым улочкам Парижа, ещё молодой и полный сил, и размышляет над своими злодеяниями.
И тогда я твердо для себя решила, что сделаю все возможное, чтобы наказать его.
***
Когда я оказалась в сквоте, Софи в комнате уже не было. Очевидно, пока я прогуливалась по прошлому, моя подруга отправилась на работу. Мне тут же стало совестно, ведь я теперь буквально жила на деньги Софи. Нужно найти себе какое-нибудь занятие, которое принесло хотя бы небольшую денежку на еду да на предметы первой необходимости. Насчёт учебы я даже не задумывалась – в лицей я не вернусь, пока не расправлюсь с Жюльеном.
Мне требовался план действий, и придумать его стоило как можно скорее.
Я прошлась по комнате в поисках альбома, который мне отдала Софи и где первую страницу уже занимал рисунок стражника. Марси взволнованно спрыгнула с табурета и куда-то убежала, оставив меня одну заниматься поисками альбома. Я глянула на свою ещё не законченную желтоглазую картину и лишний раз убедилась в том, что Жюльен и подобные ему должны платить за свои поступки, чтобы таких несчастных взглядов загоралось как можно меньше.
– Ты куда-то собираешься? – раздался голос за спиной, отчего я вздрогнула, чуть не выронив найденный альбом.
Я развернулась и увидела в дверях Тьери, который держал на руках кошку Софи.
– Да, хотела прогуляться по городу, – ответила я, поняв, что до сих пор стою в краденом плаще.
– Тогда я заберу Марси, а то она не любит, когда её оставляют одну.
– Да, конечно, – неуверенно сказала я.
– Как тебе первый официальный день жизни в сквоте? – поинтересовался Тьери.
– Хорошо, – сказала я, но, чуть подумав, поправилась: – На самом деле, отлично. Я очень рада, что все оказались ко мне так добры и не выгнали на улицу.
Я действительно была бесконечно благодарна всем этим людям за то, что не дали мне сгинуть на улицах города. В том числе и Мадлен, которая вчера весь вечер кидала на меня странные взгляды. Я так и не смогла понять, почему она так смотрела, но заморачиваться не стала – и так проблем выше крыши, не хотелось ещё добавлять к ним разборки с жителями сквота.
– Знаешь, Софи никогда не говорила, что у неё ещё остались родственники. Она рассказывала про свою семью, с которой случилось несчастье, но никогда не говорила, что у неё есть сестра. Наверное, я сую нос не в своё дело, но мне просто хочется знать о Софи больше.
– Она тебе нравится? – вдруг спросила я, что ввело в смущение не только Тьери, но и меня.
– Это так заметно? – чуть слышно спросил он после недолгого молчания.
– Ну, немного. Я за ужином видела, как ты на неё смотрел, и подумала, что… Между вами что-то есть, – проговорила я. Язык заплетался от неловкости, ведь говорить о таких личных вещах с незнакомым человеком было очень странно.
– К сожалению, между нами пока ничего нет, но я все ещё тщетно надеюсь заслужить её внимание, – тяжело вздохнул Тьери.
– Попробуй поговорить с ней. Она, наверное, даже не догадывается о твоих чувствах. А потом сама расскажет о себе побольше, – посоветовала я, повесив таким образом рассказ о потерянной кузине (то есть обо мне) на Софи. Я, правда, не знала, что можно сказать, ведь о жизни Софи мне известно не так много. А еще не знала, что посоветовать влюблённому человеку, советчик в таких делах из меня так себе.
– Да, надо бы. Ты уж извини меня за любопытство. Не хотел тревожить твои воспоминания.
– Все нормально, – кинула я.
– Тогда увидимся позже.
– Да, увидимся.
Тьери покинул комнату, забрав Марси на руках.
Какой же странный вышел разговор. Боюсь, Тьери подумал, что я не хочу ему ничего рассказывать. Но не хотеть говорить и не знать, что сказать, – разные вещи.
А ещё я соврала, что куда-то собралась. Никуда я не собиралась. Хотела лишь начать составлять план убийства Жюльена.
Я сняла плащ и уселась на диван, гипнотизируя чистый лист. С чего начать? Нужно определить года, в которых появлялся Жюльен, и выбрать самый подходящий для его убийства. Причём все должно произойти так, чтобы его смерть не погубила нас, ведь мы его потомки. Значит, мне предстоит провести довольно серьёзное расследование. Попытка нанести удар по врагу всего одна – и мне нужно как следует к этому подготовиться.
За полчаса я не смогла написать ничего, кроме «2177 год – год, из которого прибыл Жюльен».
Когда он поведал нам историю своей разнесчастной жизни, я смогла запомнить только эту дату. Он говорил ещё год, в котором очутился, когда его отправили в прошлое, и в котором он по воле судьбы застрял, но никак не могла его вспомнить. А потому просто тупо сидела и грызла карандаш, изредка поглядывая на рисунок стражника.
Раздумья так меня утомили, что разболелась голова. Я решила, что лучше всего пройтись по какому-нибудь особенному месту.
Буквально несколько дней назад мы со Стефаном отправлялись на экскурсию в Утрехт. Это было прекрасное путешествие, и мне показалось, будет неплохо вновь посетить этот милый город.
Вместе с альбомом я перенеслась в Утрехт, посмотрев перед этим картинки живописных улиц в интернете. Я научилась отделять путешествия в пространстве от путешествий во времени, перемещаясь в другие города и страны в настоящем. К тому же, в прошлом я уже побывала, и на сегодня этого достаточно. Конечно, стало легче, когда я начала перемещаться куда хочу, но последние путешествия настораживают. Казалось, только я взяла их под контроль, как они снова взяли под контроль меня.
Утрехт напоминал о путешествии со Стефаном. Те несколько часов, наверное, были самыми лучшими в моей жизни. Только он, я и улочки этого голландского городка. Мы просто гуляли по городу, смотрели на виды и фотографировали все вокруг. Надо сказать спасибо Анаис, что в самый последний момент передумала с нами идти, ведь мы так прекрасно провели время одни.
Я одернула себя: не стоило сильно предаваться воспоминаниям. Сейчас нужно решить, когда и как я отомщу Жюльену.
Сев за столик около первого попавшегося кафе, я положила перед собой альбом с карандашом и окинула взглядом не коснувшуюся зимой улицу.
Громада Домского собора святого Мартина разрезала тучи своей готической средневековой башней. Мы были там со Стефаном. Надо признать, архитектура Средневековья вдохновляла, хоть и была такой же мрачной, как и время, в которое ее создали.
«Средневековье», – написала я в альбоме. И, немного подумав, пояснила: «Жюльен застрял в 14 веке. Определить год».
Да уж, такими темпами я ничего не смогу как следует спланировать.
Однако в путешествиях во времени был большой плюс: я могла разрабатывать план хоть всю жизнь, а потом совершить убийство Жюльена и вернуться в то время, когда мы со Стефаном и родителями спокойно жили в нашей замечательной маленькой квартирке.
Так я думала тогда. И я в это верила.
***
К вечеру на странице альбома так и не появилось ничего интересного. Я пронеслась по разным городам и странам, надеясь, что новая обстановка поможет что-то вспомнить, но, увы, в памяти так ничего и не всплыло. Вот бы вспомнить весь рассказ Жюльена и дословно записать его. Хотя… Быть может, есть такая возможность. Софи же может покопаться в моей голове и помочь воскресить воспоминания. Нужно только придумать предлог, для чего я решила это записать. Не могу же сказать, что собираюсь его убить.
Как бы там ни было, сейчас передо мной был почти чистый лист, а в голове роилось множество мыслей, которые пускали корни и прочно обосновывались. Ещё неделю назад я и подумать не могла, что буду планировать убийство.
– Hola3, Эль. Я принесла нам эти потрясающие ландыши, – раздался веселый голос Софи. – Правда, распустятся они не скоро, но они и так выглядят очень мило.
Я взглянула на подругу, в руках она держала небольшой горшочек с сухой землей и тремя несчастными листиками, которые Софи любовно гладила.
– Зачем они? – поинтересовалась я. – До первого мая ещё далеко4.
– Хозяин магазина сказал, чтобы я их выбросила, потому что они потеряли товарный вид. Но мне их стало жаль. Вот увидишь, по весне они так зацветут и запахнут, что и в нашем скромном доме будет настоящее счастье5. Главное, чтобы их не съела Марси.
Софи кинула взгляд на табурет, где, лениво повиливая хвостом, сидела кошка. Тьери вернул её в комнату сразу, как я возвратилась.
– Что у тебя нового? Как себя чувствуешь? – спрашивала Софи, чем неосознанно поддела мои чувства.
Что может быть нового у скорбящего человека – боль, ненависть, чувство одиночества, душевные терзания.
Планирование убийства…
– Извини! – спохватилась она, взяв меня за руку и заглушив разгоревшиеся чувства. Мне лишь оставалось надеяться, что она не ощутила жажду мести. – Я только хотела узнать, в каких эпохах ты сегодня побывала, но если не хочешь, не говори.
– В эпохах, – повторила я, чтобы сменить тему и унять мысли об убийстве. – Да так, отправилась в двадцатые, а оттуда попала в Средневековье и оказалась свидетельницей казни.
– Казни?! – воскликнула Софи. – Ненавижу казни. Неужели тебе пришлось на неё смотреть?
– Да, я видела, как вершилось средневековое правосудие.
– Кошмар! Как хорошо, что мы живём в то время, когда смертная казнь больше не применяется. Но вот нашим родителям повезло меньше, в моей стране смертную казнь отменили только в 1978 году. Моего деда казнили при помощи гарроты за преступление, которого он не совершал.
– Соболезную. В таких вещах виновато чертово судопроизводство.
Но вот сама казнь мне не казалась такой уж ужасной. Я считала, что она должна быть только за особо тяжкие преступления, такие как убийство. Конечно, бывает очень сложно доказать вину, порой могут обвинить невиновного человека. Тут уж вся проблема в судебной системе, которую нужно совершенствовать. Но если вина доказана на сто процентов, то почему бы не избавить землю от такого ублюдка? Это была бы справедливость. Каждый должен получить то, что он заслужил.
Эти мысли, как паразиты, хорошо прижились в моей голове. Но делиться ими мне не хотелось. Эти паразиты были только моими. К тому же, сказать такое человеку, которого казнью лишили родственника, было верхом бестактности.
– Ладно, давай не будем говорить о плохом, – проговорила Софи. – Где ты взяла такую симпатичную накидку? – она указала на плащ, который я повесила на забитый в стену гвоздь, что служил вешалкой для верхней одежды.
– Я одолжила её в двадцатых, – произнесла я.
– Одолжила?
– Точнее украла из магазина, – поправилась я. – Но это была вынужденная мера. Эта вещь отлично вписалась и в двадцатые, и в Средневековье.
– Обалдеть! – восторженно воскликнула Софи, подбегая к плащу и щупая ткань. – Настоящая одежда из прошлого. Ей почти сколько?.. Почти сто лет. Ну, девяносто. Ты представь, сколько бы она сейчас стоила! Какой-нибудь музей бы её с руками отобрал!
– Да, наверное, – ответила я.
Похоже, я принесла в сквот для бедных художников настоящее сокровище. Если продать такую вещицу, можно получить кучу денег, которая поможет прожить нам в сытости целый месяц. Тут у меня родилась идея, как я начну зарабатывать. Красть из прошлого вещицы и продавать их антикварам. И чем старее вещица будет – тем больше денег за неё дадут. По-моему, отличная мысль.