Мамино бунгало рассчитано на две семьи, и его половинки вызывают у меня мысли о тех самых фотографиях «до» и «после». Обе они отделаны одинаковой песчано-коричневой каменной крошкой, но окна слева, где живет ее пожилая соседка, – грязные, с неподходящими по размеру занавесками, тогда как мамины чисто вымыты и занавешены аккуратными вертикальными жалюзи. То же самое и с общей бетонной подъездной дорожкой – каждая половина рассказывает собственную историю, хотя в последнее время я замечаю, что мама стала выдергивать сорняки, прорастающие из трещин на соседской половине, так же старательно, как и на своей. Я удивлена, что она не предложила соседке свою помощь и в мытье окон тоже.
Мама открывает дверь – кухонное полотенце перекинуто через плечо, щеки розовые от жара плиты. Сол проносится мимо ее ног, чтобы поприветствовать меня. Сол – десятилетний палевый лабрадор, и в том числе благодаря ему Альфи так нравится жить здесь. Альфи помешан на собаках, и теперь, когда сын может видеть Сола почти в любое время, он перестал донимать меня просьбами о собственном щенке. Мама занимается уходом за собаками-поводырями в отставке с самого моего детства. Дедушка был слеп, так что она тоже росла в окружении таких собак. Я до сих пор помню все их имена: Лулу, Неро, Пеппер и самый большой шельмец из всех, Квентин, который однажды украдкой съел целый праздничный торт. Мой именинный торт, как назло. Но я не смогла долго сердиться на него, особенно после того, как пес начал трястись от передозировки сахара и нам пришлось срочно везти его к ветеринару.
Когда мамина предпоследняя собака, Уна, великолепная немецкая овчарка, умерла от рака – мне показалось, что мама собирается повесить свои поводки на гвоздь навсегда. Все ее собаки были особенными. Она часто говорила, что нельзя к ним слишком привязываться, поскольку они доставались ей уже старыми – но Уна была особенной любимицей.
В конце концов мама смягчилась. Без собаки дом казался совсем другим.
Альфи выбегает из гостиной, чтобы обнять меня. Его руки перепачканы зеленым фломастером, а под ногтями застрял пластилин, но – ах! – он так восхитительно пахнет, что я не хочу его отпускать.
Мама улыбается:
– Альфи, может, ты закончишь свою раскраску, пока мы с мамой накроем на стол?
– Пусть сперва поглядит на мой инопланетный космический корабль! – кричит он, протягивая свою работу прямо мне под нос. – Вот, у него тут специальная ракета для взлета. Смотри, мамочка! Смотри!
– Прекрасно, Альфи. А что это за маленькое существо?
Альфи с мамой обмениваются взглядами, как бы говоря: «Подумать только! Она этого не знает!»
– Это космический робот! Это его антенна, а это особые клешни.
– О да, конечно. Я сразу не сообразила. Какая же я глупая. Но ты-то ведь умненький мальчик?
Альфи марширует в гостиную механическим шагом, изображая металлический голос:
– Ответ положительный! Ответ положительный!
– Он любит эту книжку, – смеется мама. – Помнишь, как ты не хотела, чтобы я ее покупала?
– Меня просто рассердило название. «Книга-раскраска для мальчиков». Будто девочки не хотят раскрашивать космические корабли и самолеты. Неудивительно, что женщин-инженеров так мало.
Мама закатывает глаза и жестом манит меня в кухню, а затем закрывает за нами дверь:
– Можно сказать тебе пару слов?
Я бросаю свою сумку на пол и усаживаюсь на один из высоких стульев у стойки.
– Что он опять натворил? Он ведь больше не говорит слово «дерьмо», правда? Я просила Майкла не произносить это при нем, но ты же знаешь, какой он.
Мама строит гримасу, призванную показать, что да, она полностью в курсе, каков Майкл.
– Нет, Альфи вел себя хорошо, он просто золотце. Только вот… – Она делает паузу. – Я беспокоюсь за него, Джо. Особенно после того, что ему довелось пережить раньше. – Я внезапно ощущаю тяжесть в груди. – Он не рассказывал тебе, что происходит в школе во время обеда?
Я смотрю на нее, озадаченная:
– Во время обеда?
– Да, что никто не хочет садиться рядом с ним.
У меня темнеет в глазах, когда я вспоминаю его утреннюю отговорку по поводу боли в животе.
– Нет, он ничего не говорил мне.
Мама достает из ящика стола три настольных плетеных коврика под тарелки.
– Он упоминает об этом уже второй раз. Сначала я не придала этому большого значения, ну, ты же знаешь, какими бывают дети в его возрасте – они… довольно переменчивы в дружбе. – Она протягивает мне коврики. – Но он явно расстроен из-за этого. И еще он говорит, что Джейк и Лиам всегда были ему противны.
Я иду на веранду и раскладываю плетеные подставки на столе. Я рада, что Альфи в состоянии довериться ей, конечно же, рада. Вот только жаль, что он не сообщил мне об этом первой. Возможно, если бы на днях я была внимательнее, задав еще несколько вопросов о Джейке и Лиаме, он рассказал бы мне, что же все-таки происходит. Я не могу позволить этому повториться.
– Он что-то упоминал о тех двоих, но я понятия не имела насчет обстановки за обедом. Завтра я поговорю с мисс Уильямс.
Бедный Альфи. Мне невыносима мысль, что он сидит за столом в одиночестве.
Мама хмурится:
– И это еще не все, что меня тревожит.
О боже. Что еще я упустила в жизни собственного сына?
– Он сказал мне, что Майкл оставался на выходные.
Хм. Мне следовало бы подумать о том, что Альфи может что-нибудь ляпнуть об этом.
– Я никогда не вмешивалась в твою жизнь, Джоанна, и не собираюсь начинать сейчас, – продолжает мама. – Но если я не выскажу то, что считаю нужным, эти мысли просто застрянут в моей голове.
– Тогда продолжай. Скажи все, что думаешь.
– У Альфи легко может сложиться неправильное представление обо всем. Ты же сама рассказывала, что он иногда недоумевает, почему его папочка не может жить с ним в одном доме. Если Майкл будет оставаться на ночь, то это, без сомнения, собьет мальчика с толку.
Мама поджимает губы. Она никогда по-настоящему не понимала нас с Майклом. В этом отношении она довольно старомодна. Наверно, ей немного неловко объяснять нашу «ситуацию», как она это называет, своим друзьям, хотя я знаю, что в действительности она заботится только о моих интересах. Я не считаю необходимым оправдывать свои отношения с Майклом – это моя жизнь, а не ее, однако ловлю себя на том, что пускаюсь в объяснения:
– Он казался совершенно измотанным после перелета. Было бы подло отправлять его снова за руль, как только он приехал.
– Так он спал на диване?
Я открываю рот, чтобы ответить, но мне нечего сказать.
Мама издает один из своих насмешливых вздохов:
– Может, Альфи всего и шесть лет, Джо, но дети гораздо сообразительнее, чем мы думаем. – Она выключает газ под кастрюлей с горохом и достает из шкафа дуршлаг. – Надеюсь, Майкл предохраняется.
– Ма-ам! Ради всего святого! Конечно, он предохраняется. Мы предохраняемся!
За исключением одного примечательного случая, приведшего к появлению Альфи, конечно, однако нам не стоит возвращаться к этому в очередной раз.
– Ведь он, вероятно, спит и с другими женщинами, кроме тебя, – продолжает мама. – Ты осознаешь это, не так ли?
Я выдыхаю через нос и считаю до пяти.
– Мы никогда не давали друг другу клятв верности, я же тебе говорила, мама. Но одно я знаю о Майкле точно – он честен.
Иногда даже слишком честен. В тех редких случаях, когда Майкл встречался с кем-то еще, он всегда сообщал мне об этом, как будто нуждался в моем согласии. И я знаю, что тоже могла бы, если бы захотела. Но я не хотела. У меня больше никого не было с тех пор, как родился Альфи.
– У Майкла уже давно нет отношений с другими женщинами, – продолжаю я. – А если он и встретит кого-то, с кем захочет быть, то обязательно мне расскажет. Я знаю – он поступит именно так.
Мама вздыхает:
– Прости, дорогая. Я не могу о тебе не волноваться. Ты же знаешь, материнство неразрывно связано с тревогой за своих детей. И она никуда не пропадает, даже когда они взрослеют. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива и тебе не пришлось бы проходить через то, что я пережила с твоим отцом.
Она делает свое обычное ироничное ударение на слове «отец». Бедная мама. Неудивительно, что она так плохо разбирается в мужчинах.
Мама сжимает мое плечо:
– Помнишь, в детстве у тебя была воображаемая подружка? Я очень волновалась, когда ты пошла в школу. Мне казалось, что другие дети будут дразнить тебя за это.
– О да, Люси Локет. – Я улыбаюсь при этом воспоминании.
Мама смеется:
– Не могу передать, как я обрадовалась, когда ты перестала без умолку болтать с собой в своей спальне.
– Вообще-то для маленьких детей совершенно нормально иметь воображаемых друзей. Я как-то об этом читала. Это естественная часть их развития.
– Я знаю. Просто шучу. – Мама передает мне соль и перец, чтобы я отнесла их на стол. – Похоже, Альфи нужно просто немного помочь освоиться в новой школе. Может, для этого тебе было бы полезно подружиться с кем-нибудь из других мам, пригласить их детей на чаепитие или еще что-то вроде того? Я разговаривала с мамой Хейли, когда забирала сегодня Альфи. Карен, так ее зовут? Ее мать тоже была там – приятная дама, только болезненно-худая. Кажется, Карен сказала, что они с ней съехались. Они обе выглядели очень милыми.
– Карен посещает наш Книжный клуб, – поясняю я. – По-моему, она еще выполняет обязанности секретаря в школьном родительском комитете. Ее активность меня немного напрягает, если честно. И вообще, Альфи не слишком жалует дружбу с девочками.
Мама смеется:
– Подожди, пока он не станет подростком. – Она достает из буфета три тарелки и ставит их на дно духовки, чтобы согреть.
Альфи просовывает голову в дверь:
– Я умираю с голоду!
Мама упирает руки в бока:
– Ну, хороший работник всегда хорошо ест, не так ли? Нагулял аппетит?
Она права. Конечно, права. Мне нужно постараться наладить контакт с другими мамами. Ради Альфи. Если потребуется, я даже готова напроситься на их утренний кофе-тур. Что там сказала Тэш, когда я сообщила, что уезжаю из Лондона и буду работать неполный рабочий день? Что пройдет совсем немного времени, и я стану одной из тех мамаш, которые, завладев целой кофейней, бесконечно трещат о своих отпрысках. Я ответила ей: «Ни за что!»
Но, однако, если это немного облегчит жизнь Альфи…