– Никки, как у вас дела?
– Вы будете смеяться.
– Не буду.
– Ладно. Я познакомилась с парнем.
– Вы познакомились с парнем?
– Я знаю, это звучит так, словно я все еще учусь в старшей школе.
– И этот парень вам нравится?
– Да. Я пригласила его к себе на ужин. Мы вроде бы запали друг на друга.
– Это прекрасно.
– Мне… можно рассказывать вам, ну, что-то сугубо личное? Или это показалось бы вам странным?
– Разумеется, можно.
– Я… ммм, я с ним переспала.
– Вы с ним переспали.
– Да. Что парадоксально, поскольку до того у нас был шутливый разговор о том, чтобы как раз этого и не делать. Во всяком случае, на первом свидании.
– И вы получили от этого удовольствие.
– Ну… да. Как ни странно. И очень большое. Это был классный вечер.
– Я рада это слышать, Никки. А вы с ним еще увидитесь?
– В эти выходные мы идем на концерт вместе с еще одной парой, его друзьями. Не помню, когда я в последний раз была на двойном свидании. Чем люди вообще занимаются в таких случаях? Может быть, после концерта поедим мороженого. Или поиграем в игру «Эрудит», составляя из букв слова.
– А этот мужчина знает, что вы ходите на сеансы психотерапии ко мне? И почему вы это делаете?
– Почему я хожу к вам?
– Да.
– Вы хотите сказать, знает ли он, что со мной случилось?
– Да.
– Зачем ему это знать? Ведь мы только что познакомились. Я вовсе не обязана рассказывать ему все сразу.
– Я понимаю, что у нас с вами пока только второй сеанс, но этого мы пока не обсуждали. Вы здесь не по своей воле.
– Можно подумать, я могла бы это забыть.
– Я вовсе не пытаюсь вас расстроить. Но мы должны обсудить то, что вам хорошо известно, хотя вы и стараетесь этого не замечать.
– А, ну да.
– Ваш последний бойфренд. Брайан. Ведь его звали Брайан, верно?
– Да, Брайан. Само собой. При чем тут он? Что вы хотите сказать?
– Я не могу не напомнить вам, что вам трудно совладать… с некоторыми своими наклонностями. С тем, как вы реагируете на некоторые вещи.
– Разве вы не должны быть на моей стороне? Брайан был засранец. Я защищала его. Защищала его. Запись об этом есть в моем деле!
– Никки, я понимаю, что вы возмущены.
– Дайте мне закончить. Раз уж мы обсуждаем то, что очевидно, вам известно, что после того, как все это произошло, он даже не внес за меня залог? Так что мне пришлось целые сутки провести в камере, где в двух футах от моей койки блевали пьянчужки, а несколько козлов-охранников подробно рассказывали нам, женщинам, как именно они хотели бы нас поиметь. Эти детали упомянуты в моем деле?
– Вы чувствуете, что он предал вас, этот Брайан.
– Я не жалуюсь. Могу справиться и с вещами похуже. Справлялась с вещами похуже.
– Верю, но хочу сказать, что проблемы становятся проблемами тогда, когда они оказывают негативное воздействие на вашу жизнь. Я имею в виду юридические последствия, расставание с парнем, угрозы вашему здоровью и безопасности. Со всем этим надо разобраться. Почему в прошлый раз вы не захотели говорить о своих родителях?
– Мы можем на этом закончить?
– У нас еще остается время.
– Я знаю.
– Если хотите, мы можем закончить и пораньше. Я увижу вас на следующей неделе в это же время?
– Можно подумать, у меня есть выбор.
– Ведите себя хорошо, Никки. До следующей недели.
Ганн попросил меня встретиться с ним в фитнес-центре, находящемся в Сан-Хосе, в паре миль от штаб-квартиры «Care4», той самой, рядом с которой я начала слежку за Карен. Я остановила свой мотоцикл перед большим зданием, казалось, возведенным из одного стекла, вошла в полный солнечного света атриум и двинулась к стойке регистрации, обходя папоротники в горшках и пройдя мимо смузи-бара, стены которого украшали изображения лимонов и апельсинов, что делало его похожим на корпоративный детский сад. Меня со всех сторон окружали привлекательные молодые сотрудники и сотрудницы фитнес-центра в белых теннисках и брюках цвета хаки, все они улыбались и двигались с точностью и расторопностью роботов. Должно быть, Ганн сообщил им мое имя, потому что едва я зарегистрировалась, как стойку обогнул красивый кореец и предложил проводить меня на второй этаж.
– Он сейчас на корте для ракетбола[25], – объяснил он.
Мой провожатый выглядел не старше студента колледжа, на его лице играла широкая улыбка, а рукава тенниски распирали накачанные бицепсы. На бейджике значилось имя – Кевин. Мы прошли мимо офисов отдела продаж, где несколько привлекательных мужчин и женщин говорили по телефону или, подавшись вперед, что-то горячо обсуждали.
– Вы работаете здесь тренером? – спросила я.
Кевин энергично закивал:
– Точно! А вы ходите в зал? Судя по вашему виду, да.
– Хожу, когда могу.
– Если когда-нибудь вам захочется записаться на индивидуальные тренировки, попросите прислать к вам меня. Я бы с удовольствием помог вам достичь поставленных целей!
Мы дошли до кортов для ракетбола на втором этаже.
– Он на корте три, – сказал Кевин.
На прощание он лучезарно улыбнулся и крепко пожал мою руку.
– Не стесняйтесь, выходите на связь!
Глядя, как он уходит, я опять подумала о роботах.
Задняя стена корта была полностью стеклянной. Я смотрела на Ганна, двигающегося за ней. Он был одет по-спортивному и энергично бил по мячу, прыгая из стороны в стороны по блестящему кленовому полу, при каждом ударе отводя руку назад или сгибая ее. Все производимые им звуки были заглушены стеклом; я смотрела, как его кроссовки с беззвучным скрипом отталкиваются от пола, как ракетка так же беззвучно бьет по мячу. Когда я зашла на корт, он взглянул на меня через плечо, однако двигаться не перестал.
– Никки. Спасибо, что пришли. Новости есть?
Я коротко рассказала ему о своем наблюдении за Карен Ли в Сан-Франциско, опустив странный звонок на телефон в моей квартире. Пока я говорила, Ганн продолжал бить по мячу. Я старалась не путаться у него под ногами.
– Уверены? – спросил он. – Вы записали их разговор?
– Нет.
Он с силой ударил по мячу и переместился по корту, чтобы быть наготове, когда тот отскочит.
– А почему? Разве я плачу вам не за это? Не хочу обидеть вас, Никки, но мне недостаточно одного вашего слова. Мне нужны доказательства. Уж кто-кто, а вы должны это понимать.
Я отступила, чтобы избежать удара летящего прямо на меня мяча. Ракетка Ганна оказалась не более чем в шести дюймах от моей головы, удар – и голубой резиновый мяч, вращаясь в воздухе, полетел в угол.
– Эта женщина вне себя от страха, – сказала я. – А это значит, что она сейчас сверхчувствительна и сверхбдительна. Возможно, что именно благодаря этому сто тысяч лет назад нас всех не сожрали пещерные львы. Если бы я там фотографировала, кто-то из них непременно бы это заметил. Как только это случится, вам придется забыть о продолжении слежки за ней.
Я не преувеличивала. Большинство населения никогда не испытывало на себе профессиональной слежки. Сознание, что за тобой следят, очень выводит из равновесия. После такого человек еще много лет будет в тревоге заглядывать под свою собственную кровать.
Он отступил в сторону, чтобы отбить мяч ударом слева, и впечатал его в противоположную стену корта.
– Значит, вы видели, как она оставила свою сумку. И те двое мужчин взяли ее? Точно?
– Да, – опять сказала я, стараясь не говорить раздраженно.
Этот малый заплатил мне двадцать тысяч. За такие деньги можно сыграть и роль попугая.
Ганн вдруг перестал отбивать мяч и опустил ракетку, тяжело дыша. Мячик покатился прочь.
– Значит, я был прав.
– Этого я вам сказать не могу. Во всяком случае, пока.
– Конечно же, я был прав, – резко сказал он, как будто я обвинила его во лжи. – Вы что, думаете, она дала им свои вещички для сдачи в химчистку?
– Вы хотели бы, чтобы я продолжала следить за ней и в выходные?
Я надеялась, что он скажет «нет». Это были первые выходные в октябре, и мне не терпелось снова увидеться с Итаном. Мне не хотелось отменять свидание с ним. Ни по какой причине и, уж конечно, не ради Грега.
Он покачал головой, вытирая пот полотенцем для спортзала.
– В этом нет нужды. Сотрудники нашей компании выезжают в это время на практический семинар в Биг-Сур. Она проведет все выходные там.
– Хорошо.
В кои-то веки мне хотелось сказать клиенту больше, чем я уже сказала. Хотелось спросить, почему у женщины, за которой я следила, было такое лицо, словно она стояла на четвертом этаже пылающего дома, если дело заключается только в том, что она крадет документы. Хотелось спросить, зачем мужчина, использовавший преобразователь голоса, взял на себя труд раскопать номер моего домашнего телефона, чтобы предупредить меня о какой-то грозящей мне опасности. Мне хотелось опять спросить Ганна, почему он вообще нанял именно меня вместо того, чтобы выбрать какую-то из крупных лощеных фирм, которые профессионально занимаются обеспечением корпоративной безопасности и специализируются на ведении как раз таких дел. Заодно мне хотелось выяснить, как именно он обо мне узнал и почему решил заплатить предварительный гонорар, далеко превышающий мои обычные ставки. Не куплюсь на сказку о том, что он якобы бросал в желтые страницы телефонного справочника дротики от игры в дартс, пока не наткнулся на мое имя. И я была бы совсем не прочь узнать немного больше и о самом Греге, и о его компании. Иными словами, мне хотелось узнать очень и очень многое.
Но я молчала.
Ганн выпил воды из бутылки, все еще тяжело дыша. Но было видно, что устал он отнюдь не только от тренировки – глаза у него были покрасневшие, словно он плохо спал. Мы вместе вышли с корта, закрыв за собой его стеклянную дверь.
– Есть ли какая-либо информация о Карен Ли, о которой вы мне не рассказали?
Он бросил на меня пристальный взгляд:
– Почему вы меня об этом спрашиваете?
– Возможно, мне просто нравится задавать вопросы.
Ганн хотел было что-то сказать, но остановился и пожал плечами:
– Полагаю, всегда есть что-то такое, чего мы не знаем. Я сказал вам то, что имеет отношение к делу.
– А у Карен нет сообщника в вашей компании? Вы подозреваете кого-нибудь еще?
Ганн прищурился:
– Мне об этом ничего не известно. Но если сообщник есть, надеюсь, вы сможете выяснить, кто это.
– И больше нет ничего, что мне следовало бы знать? О том, кто она такая и чего хочет?
– Я уже сообщил вам все важные детали, – ответил он. – На них вы и должны сосредоточить внимание.
Он остановился перед дверью, ведущей в мужскую раздевалку.
– Мы будем поддерживать связь и дальше. Сделайте так, чтобы я всегда мог с вами связаться.
Не успела я сесть на стоящий на парковке мотоцикл, когда за моей спиной кто-то дважды просигналил. Я оглянулась через плечо и увидела маленький белый «БМВ» – гибрид с острыми прямоугольными формами кузова. Я приподняла смотровой щиток шлема, раздраженная вечным нетерпением, так свойственным обитателям Кремниевой долины.
– Вы можете занять это место, – сказала я. – Просто дайте мне еще секунду.
Водитель смотрел на меня из открытого окна. Как и Ганну, ему было где-то под пятьдесят, однако в нем наличествовало что-то, делающее его прямой противоположностью харизматичного главы компании. Темно-русые волосы образовывали на лбу отчетливо выраженный треугольник, а лицо под нависающими бровями было отмечено неуверенностью. Эта неуверенность была весьма телегенична. Его могли бы пригласить сняться в телевизионном рекламном ролике в роли парня, начинающего подумывать о переходе от одного сотового оператора к другому, пока, сидя рядом с ним на трибуне во время бейсбольного матча, его приятель рассказывает ему обо всех преимуществах этой самой другой компании.
– Мне не нужно ваше парковочное место, – сказал он. – Я хочу с вами побеседовать. – Он говорил тихо и осторожно.
– Если вы хотите подкатить к женщине, думаю, это лучше делать в спортзале, а не на парковке. И при этом ни в коем случае нельзя сигналить. Это вам совет на будущее.
Он даже не улыбнулся.
– Я к вам не подкатываюсь, и нам нельзя долго здесь оставаться. Он может выйти в любую минуту.
Я внимательнее всмотрелась в водителя «БМВ», убедившись, что никогда прежде его не видела.
– Вы имеете в виду…
– Поезжайте за мной, – сказал он. – Быстрее.
Вообще-то я не имею привычки позволять незнакомым мужчинам останавливать меня на парковке и говорить мне, куда ехать, но на сей раз я кивнула и последовала за белой машиной по автостраде, ведущей на север. Время было чуть за полдень, совсем немного до начала жутких заторов в здешних местах. В Северном Сан-Хосе белая машина съехала с автострады, и дальше мы поехали по широким улицам, окруженным строительными кранами и новыми многоквартирными домами. Стоящий здесь громкий шум проникал даже сквозь мотоциклетный шлем – лязг и буханье молотков, исходящие от бригад одетых в оранжевые жилеты рабочих, которые трудились на строительных лесах и рабочих мостках. Я почувствовала облегчение, когда «БМВ» свернул на другую, узкую дорогу, которая увела нас от шума строек; теперь мы ехали по местности, поросшей высокой неухоженной травой, а впереди виднелась вода болот, являющихся, по всей видимости, самым южным участком Залива.
Машина остановилась на краю дороги, и водитель вышел. Я остановила свой мотоцикл сзади, и мы с ним оказались лицом к лицу. Я не испытывала беспокойства. Судя по всему, стоящий передо мной мужчина не представлял опасности. Он оказался ниже меня ростом, на нем были синие джинсы с высокой талией и заправленная в них черная футболка. На ногах – носки и сандалеты. Кожа на его руках на вид была мягкой, ногти аккуратно подстрижены. Здесь, где вокруг были только трава и болота, выражение его лица ясно говорило, что он из тех людей, которым куда комфортнее находиться не в таком месте, а в четырех стенах.
– Вас зовут Никки Гриффин, – сказал он. – Вы частный детектив?
– Меня называли и похуже. А как зовут вас?
– Это не имеет значения.
Что-то в нем показалось мне знакомым, хотя прежде мы с ним никогда не встречались. Я рискнула высказать догадку:
– Это вы звонили мне недавно вечером на мой домашний телефон.
Он отвел глаза:
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Вы использовали преобразователь голоса и хотели меня о чем-то предупредить.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – чуть слышно повторил он.
Потом достал из кармана оранжевую пластиковую бутылочку, высыпал из нее две маленьких таблетки и проглотил их, не запивая. Я успела разглядеть этикетку. Лоразепам. У Джесс был рецепт на этот транквилизатор, поскольку она терпеть не могла летать на самолетах.
– С вами все в порядке? – спросила я.
– Да, все нормально. Совершенно нормально, – огрызнулся он.
– Я просто спросила, вот и все. Вы так и не сказали мне, как вас зовут.
– Да, не сказал! Я не привык к подобным шпионским играм, – продолжил он уже более тихо. – Это ужасно действует на нервы. Не представляю, как люди вроде вас могут справляться с постоянным стрессом.
– Если не хотите, можете не называть мне своего настоящего имени. Ведь мы с вами не персонажи «Тайного агента».
– Чего?
– Это роман Джозефа Конрада. Не обращайте внимания. Просто мне нужно как-то к вам обращаться.
Он замялся.
– Зовите меня Оливером, – сказал он наконец.
– Хорошо. Итак, Оливер, зачем мы приехали сюда?
– Вы взялись за такую работу, которая не сулит вам ничего хорошего, – сказал он. – В этом деле есть много такого, о чем вы и не подозреваете, и оно вам просто не по зубам.
– Да вы мастер внушать девушкам уверенность в своих силах.
Он даже не улыбнулся.
– Вы должны выйти из этого дела, – сказал он. – А еще лучше – выбежать со всех ног. Подальше от всего этого дерьма, пока еще не поздно. Потому что, когда вы минуете определенный этап, у вас уже не будет пути назад.
Мне начинали надоедать все эти туманные намеки в духе Нострадамуса.
– А я-то думала, вы хотите мне что-то сказать. Что-то конкретное.
Я огляделась вокруг и увидела только болото и траву, мертвую и бурую после минувшего засушливого лета. Как бы мне ни нравились этот прекрасный вид и наш искрометный разговор.
– Я подхожу к этому.
– Что-то вы замешкались в пути.
– Сначала я должен увериться, что могу вам доверять.
Я, словно извиняясь, развела руками:
– Оливер, я вас умоляю. Помочь вам добиться этой цели не в моих силах. И это даже к лучшему. Вы меня не знаете. Так что с вашей стороны было бы неразумно принимать за чистую монету все, что я вам говорю. Но если вы все-таки настаиваете – как именно я могу заслужить ваше доверие?
– Пока что это у вас вообще не получалось, – отрезал он.
– Как долго вы работаете в «Care4»?
Он отпрянул назад и воззрился на меня с подозрением:
– Кто вам это сказал? Откуда вам это известно?
– Я сделала такой вывод, потому что вы знали, что в это время Ганн будет в фитнес-центре, и это означает, что либо у вас есть доступ к его расписанию, либо вы работаете в этом фитнес-центре. – Я вспомнила мощные бицепсы и улыбку харизматичного корейца, который проводил меня к кортам для ракетбола, и энергичных сотрудников отдела продаж, мимо которых мы с ним прошли. – Но вы явно не тренер по фитнесу и, откровенно говоря – только не обижайтесь, – никак не можете работать в отделе продаж этого заведения, иначе оно бы уже прогорело.
– Да вы мастер внушать мужчинам уверенность в своих силах, – почти слово в слово повторил он мои слова, обращенные к нему.
Я невольно рассмеялась.
– Простите. Думаю, теперь мы квиты. Так чем вы все-таки занимаетесь в «Care4»?
Проблеск юмора в его глазах погас; он смотрел на заросшее сорной травой болото.
– Безопасностью, – ответил он.
– Тогда, как мне кажется, вы забыли взять с собой свои пистолет и жетон.
– Я не имею отношения ко всем этим тупым качкам. Я занимаюсь той безопасностью, которая действительно важна, – безопасностью Сети. Тем, о чем людям действительно следует беспокоиться.
– А как насчет меня? О чем, по-вашему, следует беспокоиться мне?
Он прикусил губу.
– Для чего вас наняла «Care4»?
Я быстро сопоставила в уме все «за» и «против» откровенного ответа и решила, что вряд ли я сообщу ему что-то такое, чего он бы уже не знал.
– Для ведения слежки за сотрудницей по имени Карен Ли. Я должна выяснить, крадет ли она секреты компании, и если да, то какие именно.
Он кивнул.
– А с ней вы говорили?
– Конечно, нет. Вы думаете, я могу просто подойти к ней и спросить, что она ела на завтрак: яичницу или овсянку? Так дела не делаются.
Он достал из кармана шоколадный батончик и развернул его.
– Что вам известно о Грегори? – спросил он, откусывая темный шоколад.
– Я знаю, что он руководит высокотехнологичной компанией, которая собирается изменить мир, производя видеоняни – мониторы для удаленного наблюдения за детьми. Послушайте, Оливер, я ценю ваши вопросы, но я не могу ходить вокруг да около целый день. Что именно вы хотите мне рассказать?
– Не рассказать, а показать. – Он полез в машину и, достав оттуда пачку сложенных бумаг, отдал их мне. Я развернула листки и вопросительно на них посмотрела.
Информация о маршрутах авиарейсов, указанная в авиабилетах.
Имя пассажира на всех их было одно и то же – Грегори Э. Ганн.
– Они подлинные?
Он кивнул.
– Если не верите, можете легко проверить, был ли он на парочке из этих авиарейсов.
Пункты назначения сразу бросились мне в глаза. Эр-Рияд, билеты туда и обратно, между вылетами прошло три дня. И еще один маршрут: Каир, Багдад и Стамбул. Я постаралась запомнить даты и номера рейсов. Всего три рейса, все сделаны за последние 90 дней, все коммерческие.
– Вы хотите сказать, что глава вашей компании слишком скуп, чтобы летать частным самолетом? Вы хоть видели, какие на нем часы?
– Напротив, он всегда летает частными самолетами. Кроме этих рейсов.
– Но почему?
– Вы только посмотрите, куда он летал.
– Я посмотрела.
– Если ты пользуешься зафрахтованным частным самолетом, другим людям куда легче выяснить твой маршрут.
– Но что он там делал?
– Понятия не имею.
– Но вы можете высказать какую-нибудь догадку?
Он бросил на меня кислый взгляд:
– Я думал, это ваша работа, детектив.
– Вы думаете, Карен Ли как-то в этом замешана? Или что-то об этом знает?
– Понятия не имею. И не буду в это влезать.
– Тогда зачем вы разговариваете со мной сейчас?
Похоже, даже этот вопрос заставил его нервничать.
– Я не герой, но я также не собираюсь садиться в тюрьму. Если моя компания делает что-то противозаконное, я не хочу быть соучастником.
– А почему бы вам не обратиться с этим в полицию?
– С чем? С маршрутами авиарейсов?
Он начал водить носком своей сандалеты по пыли на мостовой, глядя на образующиеся при этом следы.
– Послушайте, просто последуйте моему совету и бросьте это дело. Уверен, есть миллион людей, которые будут готовы заплатить вам за слежку за кем-то, или за фотографии, или за что-то еще, чем вы там занимаетесь. Не ввязывайтесь в эту историю. Дело того не стоит. Серьезно.
– Спасибо за совет. Жду продолжения.
Ему это не понравилось.
– Нет! Никакого продолжения не будет! Это была разовая услуга. Не думайте, что мы с вами придем… к соглашению.
Я не стала на это отвечать. Надев свой мотоциклетный шлем, я попробовала еще раз:
– И у вас нет никаких догадок? С какой стати вашему руководителю было летать в эти страны? Он не производит впечатление человека, увлекающегося экстремальным туризмом, но, возможно, я ошибаюсь.
Оливер хотел было что-то сказать, но осекся.
– Не имею ни малейшего представления, – сказал он.
Я поехала прочь, думая о тех городах, куда летал Ганн. О том, что между ними общего. Гадая, с какой целью глава компании, работающей в сфере информационных технологий, посещал мировые рассадники экстремизма.
Возможно, в Окленде и есть районы похуже, чем Кэслмаунт, но мне о таких неизвестно. Я запарковалась на тротуаре прямо возле двери шестиэтажного многоквартирного дома, куда и направлялась. Вдобавок к своим потрясающим видам и обширным секвойным лесам побережье Залива отличается еще и тем, что, по статистике, именно здесь проще всего угнать машину. Каждый год здесь угоняется около 50 000 транспортных средств. Мне же хотелось на обратном пути найти свой мотоцикл на том же месте, на котором я его припарковала. Напротив виднелся маленький белый домик. Перед домиком, во дворе, на голых колесах без покрышек стояла ржавая машина. На ступеньках крыльца, откровенно уставившись на меня, сидели двое молодых людей и попивали спиртное из бутылки в пакете, которую передавали друг другу. Где-то на другом конце улицы лаяла собака. Я вытащила пакеты с продуктами из запирающихся на замки отсеков, находящихся по бокам моего мотоцикла.
Внутри многоквартирного дома в том, что должно было сойти за вестибюль, пахло сигаретами и блевотиной. Грязные плитки пола липли к ногам. Я нажала кнопку вызова лифта – ничего. Я нажала на кнопку еще раз, затем оставила свои попытки и начала подниматься по лестнице. На четвертом этаже я воспользовалась своим ключом, поскольку знала, что дверь квартиры заперта.
– Привет! – крикнула я. – Это я, Ник!
В квартире было темно. Окна закрыты плотными шторами, свет не горел. Ощущение было такое, что сейчас не солнечный день, а поздняя ночь. Мебель здесь выглядела так, что ее можно было бы предложить вывезти бесплатно, дав объявление на бесплатной части «Крэйглист», но и тогда пришлось бы ждать года два, прежде чем нашлись бы охотники ее забрать. Обшарпанный красный диван, испещренный дырками в обивке от тушения об нее сигарет, пара стульев, которые выглядели так, будто они разлагаются под воздействием микроорганизмов и скоро растворятся совсем, слившись с полом. Кругом валялись коробки из-под пиццы и предметы одежды, а также пустые металлические банки, смятые пачки из-под сигарет и бутылки от крепких спиртных напитков. А еще окурки, как лежащие в пепельницах, так и валяющиеся повсюду в огромных количествах. На журнальном столике стоял дешевый красный пластиковый кальян для курения марихуаны. Я пыталась не смотреть на оставленный рядом с ним шприц. В воздухе стояла вонь от дыма, пота и несвежей кальянной воды. Я поставила пакеты с продуктами на пол и включила верхний свет.
Брэндон лежал на диване. В кресле спал какой-то тип без рубашки, на вид примерно того же возраста, что и я. На голове у него был зеленый ирокез, а лицо усеяно пирсингом. На полу, прислонившись к стене, сидела девушка. Она курила сигарету и тупо смотрела на меня. Волосы были обесцвечены перекисью водорода, виднелись их темные корни. Ей могло бы быть и шестнадцать лет, и двадцать пять.
– Ты кто? – еле ворочая языком, произнесла она.
На ней были рваные черные джинсы и покрытая пятнами серая футболка с надписью, сделанной розовыми буквами: ПРИНЦЕССА.
Я оглядела ее и подумала, что и от нее, и от типа с ирокезом можно было бы избавиться, дав объявление в придачу к тому, о бесплатном вывозе мебели. Но чтобы нашлись охотники забрать и их, вероятно, пришлось бы ждать куда дольше.
– Вы должны уйти. – Я кивнула в сторону типа с ирокезом. – Оба. Прямо сейчас.
– Да ладно тебе, Ник, – сказал Брэндон. – Что ты творишь? Их пригласил я сам. Они мои гости.
Эти слова сопровождались истечением слюны.
– Ты кто? – повторила девушка. – Ишь ты, какая настойчивая. – Она попыталась подобрать слова. – Ты не можешь просто так вломиться… вломиться сюда. И говорить нам, что делать. Какое ты имеешь право…
Я подошла к типу с ирокезом. До того как заснуть, он курил сигарету, которая, выпав из его руки, упала на пол и медленно прожигала дерево. Я раздавила ее каблуком и потрясла его за плечо:
– Эй, ты, вставай!
Никакой реакции. Я потрясла его сильнее. По-прежнему никакой реакции. Я взялась за одну из его серег. Ту, что была вставлена в верхнюю часть мочки. Это более чувствительное место. Я резко дернула серьгу вниз. Один раз, потом еще. Словно звонила в дверной колокольчик. Его глаза медленно открылись:
– Какого хрена?
– Ты! Вставай и иди вон!
– Кто ты такая, черт возьми?
– Перестань, Ник, – сказал Брэндон. – Это мои друзья.
– Ты не можешь мне приказывать, мать твою, – сказал тип с ирокезом. Он явно проснулся в плохом настроении, моргнул и злобно уставился на меня своими крошечным зрачками. – Мы его друзья. Ты слышала, он сам это сказал!
– Куда еще нам идти? – таким же глухим голосом спросила девушка. Она по-прежнему сидела на полу. Сигарета была уже докурена, но она затянулась еще раз. Интересно, каков на вкус сигаретный фильтр? – Думаешь, нам есть куда идти?
– Садитесь на обочине, – сказала я. – Точно так же, как вы сидите здесь. Только не здесь, а там.
– Ты не имеешь права так с ней говорить, – сказал ирокез.
Похоже, он прилагал усилия к тому, чтобы встать со своего кресла. Его голос звучал еще не очень агрессивно, но постепенно приближался к этому. Я отвела от него взгляд и глубоко вздохнула.
– Брэндон, – сказала я, перестав обращать внимание на типа с ирокезом и девушку. – Это двое должны уйти. Немедленно. Потому что мне уже начинает надоедать обращаться к ним вежливо.
Брэндон рассмеялся. У него был подкупающий смех, совершенно не вяжущийся с унылым видом его квартиры. Высокий, похожий на хихиканье, в конце концов перешедший в кашель курильщика со стажем.
– Теперь твой выход, – сказал он, обращаясь к «ирокезу». – Но на твоем месте я не стал бы ее сердить.
– Это ей не стоит меня сердить, – сказал тот. – Она понятия не имеет о том, на что я способен.
Брэндон опять рассмеялся.
– Если ты ее по-настоящему рассердишь, тебя ждет ба-альшой сюрприз. На твоем месте я бы ее послушал. Честное слово. – И он снова рассмеялся.
– Пошли отсюда, – сказал девушке тип с ирокезом. – Я вижу, нам тут не рады.
Я даже не удостоила его взглядом. Позволила ему остановиться прямо передо мной, закурить еще одну сигарету и выпустить дым мне в лицо. Я продолжала стоять, не двигаясь с места. Наконец они убрались. Дверь за ними захлопнулась. Шаги затихли.
– Зачем тебе было выгонять их, Ник? От них ведь не было никакого вреда.
Теперь мы остались вдвоем.
– Никакого вреда?
Я перестала глазеть на стену и перевела взгляд на него. Когда-то мой младший брат был чертовски красив. Незабываемые зеленые глаза, в которых плясали огоньки, гладкая чистая кожа. Если бы его детство прошло нормально, он бы очаровывал девушек направо и налево. Девушки бы постоянно задерживались в нашем доме, чтобы помочь ему с выполнением заданий по химии, или чтобы взять на время компакт-диск, или для чего-то еще, что обычно делают ученицы старшей школы, когда им нравится какой-то парень.
Что-то от того Брэндона в нем еще оставалось, но мне приходилось приглядываться, чтобы различить эти следы. Он был худ, но то была не жеребячья худоба подростка, а нездоровая худоба наркомана. Он был на пару дюймов выше меня, но, вероятно, весил фунтов на десять меньше. На нем была черная футболка без рукавов и грязные сетчатые спортивные шорты, его слегка веснушчатое лицо покрыто неопрятной щетиной. На его щеке красовался пластырь, темно-русые волосы были немыты. Мне хотелось плакать. Хотелось вымыть шампунем его волосы, стереть мочалкой грязь с его кожи. Зеленые глаза больше не блестели, зрачки были сужены, веки опухли.
– Ты хочешь есть? Хочешь, чтобы я что-нибудь приготовила? Может быть, омлет? Или сырные тосты?
– Я не голоден, Ник-Ник, – ответил он. – Но все равно спасибо.
Я отнесла пакеты с продуктами на кухню. Мне бы все равно не удалось всерьез заняться здесь приготовлением еды. В раковине возвышалась гора грязных тарелок и заплесневелых объедков, плита была загажена пригоревшим жиром и завалена коробками из-под пиццы и пустыми контейнерами из-под еды, проданной навынос. По кухонному столу пробежал таракан и скрылся за плитой. Я открыла холодильник: два блока по шесть бутылок пива «Бад-лайт», бутылка тайского острого соуса шрирача и гниющая головка салата. И все.
Я достала чистящие средства из-под мойки. Выбросила из холодильника гниющий салат, отчистила натекшую из него гниль и начала выгружать продукты из пакетов: свежие овощи и фрукты, мясную и сырную нарезку, яйца, хлеб, банки консервированного супа. Я соскребла с наполняющей мойку посуды пепел от курева и присохшие остатки еды и заполнила мусором два больших пластиковых мешка. Постельное белье в спальне было грязно и воняло. Я сняла его и положила в еще один пластиковый мешок для мусора, чтобы постирать, затем достала из шкафа чистое белье. Воздух здесь был спертый, затхлый, я с трудом открыла окно и тут же вздрогнула всем телом, когда с прикроватный тумбочки раздался оглушительный звонок. Старый аналоговый будильник с веселеньким изображением Микки-Мауса на ярко-желтом циферблате. Я потрясла старые часы и покрутила ручки настройки, чтобы они перестали звонить.
Брэндон лежал на диване все в той же позе, в которой я оставила его.
– Твой будильник перепугал меня до усрачки, – сказала я. – Хочешь, я куплю тебе новый, который будет звонить именно в то время, на которое ты его поставишь?
Он затряс головой.
– Его мне подарили мама и папа в тот день, когда я пошел в первый класс. Мама сказала, что теперь мне придется просыпаться самостоятельно.
– Прости, – сказала я, ощутив чувство вины. – Я это знала.
– Может быть, этот будильник и не работает как надо. Но в этом он похож на меня. Мы с ним подходим друг другу.
Я сменила тему разговора:
– Ты уверен, что не хочешь есть?
– Давай лучше выпьем.
– Выпьем? Ты это серьезно?
– Еще бы. Ведь нам обоим уже исполнился двадцать один год.
Я посмотрела на своего брата, удобно устроившегося на диване.
– Да ты прямо Обломов, да? Конечно, мы можем выпить. Почему бы и нет?
Я вернулась в кухню и открутила крышки с двух бутылок «Бад-лайт». Брэндон уже сидел. Я отдала ему пиво.
– Бери. Сколько тебе нужно?
– Ты можешь дать мне тысячу баксов?
– Я уже позаботилась о квартплате. И тебе все равно нужна тысяча?
Он рассмеялся:
– Инфляция, Ник. Экономические азы. Доллар уже не тот, что прежде.
– Черт возьми, Брэндон, дело не в деньгах. Если я дам тебе тысячу, она сразу же окажется у тебя в вене.
– В этом месяце все будет по-другому.
– Ну да, как же.
– Пожалуйста, Ник-Ник.
– Перестань называть меня Ник-Ник, ладно?
Так он всегда меня называл, когда еще только начал говорить свои первые слова. Когда носился по дому, играя в прятки, когда бегал за мной по пляжу и когда радостно кричал, «съев» у меня шашку. Ник-Ник. Его старшая сестра.
– Мне кое-что нужно, – сказал он. – Я не могу без этого обойтись. Какой от этого вред?
Вред. Опять это слово.
Я закусила губу и отсчитала пять стодолларовых бумажек.
– Какой вред? А такой, что в один прекрасный день я явлюсь сюда, и… Неужели ты не можешь вести себя осторожно? И кто знает, какая гадость может быть в этих шприцах?
Он опять весело рассмеялся и выпил еще пива.
– У меня уже есть большая часть той дряни, которую можно подцепить через шприцы, Ник. – На его лице появилось бледное подобие его прежней улыбки. – Это шприцы должны бояться меня, а не я их.
Я отпила огромный глоток пива. Почувствовала, как холодная жидкость проскочила по моему горлу.
– Вот, держи. Хватит с тебя и пятисот. – Я отдала ему деньги. – У тебя есть налоксон?[26]
Брэндон хихикнул:
– Был, но Эрик – тот парень, которого ты вышвырнула, – у него на днях случился передоз. Он отключился. И я использовал ту упаковку, что у меня была, чтобы сломать ему кайф. – Он снова хихикнул и показал на пластырь на своей щеке: – Когда он пришел в себя, так разозлился, что боднул меня.
– Значит, это сделал тот говнюк с ирокезом? – Моя рука невольно стиснула горлышко пивной бутылки. Знай я это раньше, я бы не трудилась, дергая его за серьгу. Я бы разбудила его, просто разбив о его голову бутылку.
– Он не хотел.
Я достала из сумки две пластиковых упаковки носового спрея и положила их в ящик журнального столика. Если у кого-то случался передоз опиата, налоксон мог в буквальном смысле спасти ему жизнь. Никакой нужды в «Скорой» или больнице, правда, побочным эффектом был острый абстинентный синдром. Известна куча историй о том, как наркоманы, ни о чем не думая, просто набрасывались на приехавших сотрудников «Скорой», которые только что спасли им жизнь. Но налоксон творил чудеса. Вполне возможно, что в один прекрасный день какая-то их этих белых упаковок с носовым спреем спасет жизнь моему брату.
– Ты уверен, что не хотел бы жить в каком-нибудь более благополучном районе? Я могла бы подыскать тебе квартирку в своем.
– Нет, – сказал он с мягкой улыбкой. – Я останусь здесь, в трущобах.
Я пошла в туалет. Там было так же грязно, как и в гостиной. Окурки, пепельницы, полиэтиленовые пакетики от еды. Единственное, чего здесь не было, так это туалетной бумаги. Я воспользовалась влажной салфеткой из моей сумки. Внезапно я зарыдала. Никакой постепенности, никаких первых нескольких слезинок, никакого чуть слышного скулежа. Просто взрыв громких судорожных рыданий, как неистовый ливень с грозой, вдруг разразившийся посреди ясного дня. Затем я взяла себя в руки, умыла лицо чуть теплой водой и вернулась в гостиную.
– Почему ты не хочешь дать мне возможность тебе помочь?
Он проигнорировал мой вопрос.
– У тебя все получилось. Посмотри на себя. Я люблю тебя. У тебя получилось.
– Почему? – опять спросила я.
Мы с ним словно говорили на разных частотах. Хотя слышали друг друга вполне ясно.
– Ты добилась успеха, несмотря ни на что, Ник. Ни одному из нас: ни тебе, ни мне – это не светило. Но ты это все-таки сделала.
– Не говори так.
Он встал с дивана. Медленно, осторожно. У него были такие красивые зеленые глаза. Он обнял меня, прижал к себе.
– Ты заботишься обо мне. Как заботилась всегда.
– Как не заботилась никогда.
– Всегда, всегда. И ты справилась. А мне это, наверное, было не по плечу. Но в этом виноват я сам, Ник.
– Мне следовало тогда быть рядом с тобой…
Я даже не пыталась скрыть, что реву. Просто прижала к себе его тощие плечи так крепко, как только могла.
– Мне следовало тогда быть рядом с тобой, Брэнди.
В детстве это уменьшительное имя выводило его из себя. Девчачье имя. Он терпеть его не мог. Именно поэтому-то я всегда только так его и называла.
– Позволь мне помочь тебе. Ну пожалуйста. Дай мне поместить тебя в какой-нибудь реабилитационный центр. А потом я сниму тебе квартиру рядом с моей.
Он обнимал меня в ответ. Я чувствовала, как слабы его худые руки. Это было странно – чувствовать в объятиях не силу, а ее отсутствие.
– Я знаю, что ты бы это сделала, – сказал он. – Но это не для меня, и ты это знаешь. Мы с тобой едем на разных поездах. И я ужасно рад, что могу подойти к окну, посмотреть в него и увидеть тебя. Но у нас разные пути. И мы не можем ничего изменить.
Я отступила на шаг. Посмотрела ему в глаза. Его зрачки стали чуточку больше. Как бы мне хотелось, чтобы его слова были неправдой. Хотя бы немножко.
– Тебе что-нибудь нужно? Хоть что-нибудь?
Он ухмыльнулся:
– Я бы выпил еще пива.
– Боже мой! Скажи, что тебе действительно нужно.
– Ничего, – сказал он, вновь садясь на диван. – У меня здесь все есть.
– Ну а мне все-таки хочется есть. Я закажу пиццу.
В его голосе зазвучал щенячий восторг:
– С ветчиной и ананасами? Пожалуйста!
Я покачала головой:
– Глядите-ка, как он приободрился.
– Ладно, забей. Я могу и передумать.
– Ты не желаешь, чтобы я приготовила тебе омлет, но готов съесть чертову гавайскую пиццу.
В его глазах заплясали озорные огоньки.
– Омлет – это блюдо для завтрака. А сейчас время обеда. Заказывай.
Я легко стукнула его кулаком в плечо:
– Закрой рот и одолжи мне свой мобильный телефон. Посмотрим, найдем ли мы такую пиццерию, в которой доставщик пицц не запаникует, когда услышит твой адрес.
Я запарковала свой мотоцикл боком между белым развозным автофургоном и «Вольво» с выцветшим стикером курсов по подготовке к колледжу на бампере и вошла в магазин, в задней части которого Джесс расставляла кругом кресла.
– Черт, – сказала я. – Собрание нашего книжного клуба.
– Ты забыла. – Джесс улыбнулась.
– Слишком много дел. – Я вдруг кое-что вспомнила. – Послушай, это важно. Когда ты последний раз ходила на свидание, в котором участвовали две пары?
Джесс рассмеялась:
– Мм, кажется, на прошлой неделе. А что?
– Чем люди занимаются на подобных свиданиях? – Я почувствовала, как мою ногу задело что-то мягкое, и посмотрела вниз.
Кот Бартлби посмотрел на меня своими большими желтыми глазами и пронзительно мяукнул. Я наклонилась и почесала его голову. Он лег, перекатился на спинку, и я почесала его брюшко, а затем мягкую серую шерстку на его горле. Он блаженно замурлыкал.
– Ты безнадежна. Свидания с участием двух пар ничем не отличаются от других. Просто в таком свидании участвуют еще два человека.
Я покачала головой:
– У меня сегодня как раз такое свидание. А я совершенно не готова.
– Никогда еще не слышала от тебя таких слов.
– Извините, вы тут работаете?
Я повернулась и увидела веснушчатую женщину в лиловой блузке. У нее было открытое приветливое лицо и широкий рот.
– Какого рода книги вы ищете? Могу вам помочь?
– Я здесь, можно сказать, на задании. Дочь без ума от детективов. Учится в старшей школе, читает все и хочет стать писателем. Думаю, ей бы понравились детективы и триллеры, написанные авторами-женщинами, но мне известны только Мэри Хиггинс Кларк и «Исчезнувшая» Гиллиан Флинн.
– Понятно. Пойдемте со мной. Ваша дочь ходит на курсы по подготовке к колледжу?
Женщина посмотрела на меня с удивлением:
– Откуда вы это знаете?
– И вы приехали на «Вольво».
Она рассмеялась:
– Понятно. Стикер на бампере. Я вижу, вы очень наблюдательны.
Пройдя в раздел остросюжетной литературы, я начала снимать с полок книги.
– Отдадим предпочтение разнообразию. Возьмем понемногу от всех авторов-женщин. «Часы перед рассветом» Селии Фремлин, «Незнакомцы в поезде» Патриции Хайсмит, «За что стоит умереть» Джойс Мэйнард, «Загнанный зверь» Маргарет Миллар, а также «Эйлин» Отессы Мошфег и «Красивая ложь» Лисы Ангер. Да – и, конечно же, что-нибудь Сары Парецки. Кажется, у меня есть первая книга из серии… Вот она. «Заказное убийство».
Я отдала покупательнице стопку книг.
– Пусть почитает вот эти – если они ей понравятся, пришлите ее сюда, и я смогу порекомендовать и другие.
Женщина с любопытством смотрела на названия книг, пока я пробивала чек.
– Спасибо. Похоже, это как раз то, что мне нужно.
Она взяла стопку книг и на прощание кивнула.
– Готова? – спросила Джесс.
– Спущусь, как только смогу. Начинайте без меня.
Я поднялась по лестнице в свой кабинет, думая о Ганне и пытаясь понять, что же в этом деле не так. Инстинкты даны нам не просто так, а для того, чтобы мы к ним прислушивались. Если игнорировать то, что тебе говорит инстинкт, можно совершить большую ошибку. Это все равно что игнорировать звук, поскольку ты доверяешь только зрению. Я подумала о Ли, о страхе на ее лице, о таинственном Оливере, который пытался меня о чем-то предупредить, о главе компании, работающей в сфере информационных технологий, который тайно и по непонятным причинам совершал поездки в опасные части света. А также о людях, о существовании которых неделю назад даже не подозревала, а теперь я увязла в их делах по уши. Но что это за дела?
Я взглянула на мониторы. На первом этаже кресла, расставленные Джесс, уже начинали заполняться женщинами. На это собрание я опоздаю. А после него мне надо будет поехать домой, переодеться, а затем помчаться в Окленд, чтобы встретиться с Итаном. Но вместо всего этого я взяла телефонную трубку и набрала номер. После третьего гудка мне ответил голос:
– Да?
– Это Никки. Мне нужно кое-что проверить.
– Животное, растение, минерал?
У Чарльза Миллера было странное чувство юмора.
– Надо проверить человека по имени Грег Ганн. Он руководит компанией «Care4», которая базируется в Саннивейле. Они изготавливают какие-то мониторы для удаленного слежения за детьми. А еще сотрудницу этой компании, Карен Ли.
– Хорошо. – Последовала пауза. Я знала, что Чарльз записывает информацию, которую я только что ему дала. – Интересует что-то конкретное?
– Просто хочется узнать о них побольше. Все, что ты сумеешь на них накопать.
– Дай мне день-два.
– Так ты теперь работаешь и по выходным?
Он рассмеялся, и в его смехе прозвучала легкая горечь.
– А что, ты ожидаешь, что я буду смотреть, как дети играют в бейсбол?
В своей прежней жизни Чарльз был хьюстонским журналистом, специализировавшимся на ведении расследований. И однажды он совершил ошибку, сделав предметом своего очередного расследования миллиардера, известного своей нелюбовью к прессе, у которого была привычка уводить деньги в сомнительные фонды, деятельность которых было сложно отследить. Этот малый, наверное, открыл все бутылки шампанского в своем винном погребе, чтобы отпраздновать решение Верховного суда по делу организации «Объединенные граждане», гласящее, что корпорации могут беспрепятственно спонсировать материалы, восхваляющие или порочащие кандидатов на выборную должность.
Миллиардеру пришлось не по вкусу, что его делишки стали предметом журналистского расследования. За Чарльзом начали следить, его телефоны стали прослушивать. Но это его не остановило. Опубликованная им в конце концов статья имела успех. Но в тот же день миллиардер подал в связи с ее публикацией иск в суд. Испугавшись исковых требований, которые исчислялись цифрой с девятью нулями, газета уволила Миллера. Сдала его с потрохами. Однако, поскольку среди истцов был упомянут и сам Чарльз, слушания по иску на этом не закончились. А поскольку газета отказалась платить адвокатам, исход дела был предрешен. Когда все затихло и страсти, связанные с банкротством и разводом Миллера, улеглись, он уехал из Хьюстона и в конце концов осел на побережье залива Сан-Франциско. Разочаровавшись в журналистике, он решил начать здесь новую жизнь. Мы с ним оказали друг другу немало услуг. Чарльз мне нравился, так как он любил действовать в одиночку. Большинство людей находили это чем-то неестественным, мне же его поведение было по душе.
На первом этаже все кресела были уже заняты, и женщины – члены нашего клуба живо беседовали. Они тихо поздоровались со мной, когда я села и налила себе чашку кофе из кофеварки. Кроме Джесс, здесь было еще шесть женщин, самым молодым из которых было слегка за двадцать, а самым старым под семьдесят. Некоторых из них я знала лучше, чем других. В какой-то момент жизни каждой из них я помогла. Я заметила среди них Зои из кофейни. Значит, она все-таки пришла. Зои тихо сидела, одетая во что-то с длинными рукавами, и ее кресло было немного отодвинуто назад. Синяк уже почти совсем побледнел.
– Так почему же Флэннери О’Коннор всегда заставляет своих персонажей так страдать?
Мы читали «Царство небесное силою берется». Вопрос задала Саманта, высокая чернокожая красавица с обернутым вокруг шеи шелковым шарфом от «Эрме». У нее был прекрасный хрипловатый голос, и она пела джаз в ночных клубах городов восточного побережья Залива. Она никогда не снимала своего шарфа (вероятно, я здесь была единственной, кто видел скрытый под ним жуткий шрам и встречалась с человеком, который был виновен в том, что шрам там появился). Это был один пьяный тип, донимавший ее приставаниями в одном из ночных клубов Окленда. Он рассвирепел после того, как она отпустила невинную шутку в его адрес, устав от продолжавшихся целый час выкриков, в которых он требовал, чтобы она обнажила грудь. Этот тип вроде как был из местных крутых парней, и вышибала клуба притворился, что ничего не заметил.
– Да, они страдают. Но не только страдают, – сказала я. О’Коннор была одной из моих любимых авторов. – Ее персонажи борются, бьются над решением проблем, связанных с ними самими, с окружающим миром, с их верой в Бога, с собственной природой. С тем, что составляет их личность, с тем, во что они верят.
Саманта кивнула:
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря об их борьбе и решении проблем.
Некоторые женщины улыбнулись. Им и самим приходилось сталкиваться с проблемами. Я увидела, как на лице Зои впервые появилась улыбка. В глазах горело воодушевление. У нее в руках был экземпляр книги. Видимо, Джесс дала.
В ту ночь в ответ на шутку Саманты мешавший ей петь крикун швырнул в находившуюся за ее спиной кирпичную стену высокий стакан, от которого полетели осколки. Я прижимала к ее шее посудное полотенце, пока не подъехала «Скорая». Тип, который ранил ее, смылся сразу же после того, как услышал крики, – инстинкт самосохранения в самой подлой форме.
Камеры видеонаблюдения в этом клубе в ту ночь не работали, а у копов Окленда и так было дел по горло. Может быть, они и прилагали все усилия, чтобы разыскать его, а может, и нет. Лично я всегда считала, что, если перед ними не лежит труп, а рядом с ним не валяется дымящийся пистолет, некоторым полицейским не очень-то и хочется напрягаться, чтобы раскрыть дело. Я перевидала множество копов, которых куда более воодушевляла возможность выписать штраф за превышение скорости, чем перспектива раскрыть «висяк». Так что я нисколько не удивилась тому, что в конце концов они перестали искать этого типа.
А я не перестала. У меня ушло на это три недели. Я спрашивала о нем по всему городу. В барах, спортзалах, там, где нелегально играли в карты на деньги, в магазинах, торгующих спиртным, везде, где только можно. И в конце концов мне стало известно его имя. Теперь все стало значительно проще. Очень скоро я разузнала и его адрес.
Когда дело был сделано, я была уверена, что он больше никогда не будет бросаться стаканами. Вероятно, ему больше никогда не удастся бросаться хоть чем-то. Может быть, через несколько лет он и сможет кинуть мячик, играя в бочче[27], хотя он, судя по всему, не из тех, кому могла бы понравиться эта игра.
– Съешь печенье, Никки. Их испекли сегодня утром, – сказала Марлен, предлагая мне тарелку с горкой овсяных печений.
Она была жизнерадостной широкобедрой женщиной, которая работала шеф-поваром в одном из самых популярных ресторанов Беркли, «Таверне под секвойями», находящейся в том же квартале, что и мой магазин. Марлен всегда приносила на собрания что-нибудь вкусненькое.
– Не могу, – с виноватым видом сказала я.
– Только не говори, что худеешь и ты, – воскликнула она. – Ведь что тогда говорить обо мне?
Я познакомилась с Марлен несколько лет назад. Ей тогда приходилось несладко – она работала в ресторане в Сан-Франциско, принадлежавшем одному из самых знаменитых шеф-поваров, который имел не только свою собственную книгу кулинарных рецептов, но еще и позировал без рубашки для календарей, держа в руке сигарету и напустив на себя мрачный вид. В кухне он был гением, но человеком отнюдь не из приятных. Во всяком случае, когда речь шла о работавших под его началом женщинах.
Я помогла ей оставить прошлое позади.
– Мне сегодня предстоит ужин в ресторане, – объяснила я. – Так что никаких печений – не хочу перебивать аппетит.
– Это будет свидание, – уточнила Джесс. – Причем с участием двух пар. И наша бедная Никки в ужасе.
Раздался смех, а я театральным жестом закрыла рукой глаза и соскользнула ниже на своем кресле. Мне нравились собрания нашего книжного клуба. Они наполовину состояли из разговоров о книгах, наполовину из бесед о том о сем. Я и раньше часто приглашала женщин, которым помогла, запросто приходить ко мне в часы работы магазина и держать со мной связь, но идея организовать клуб принадлежала Джесс.
Открылась входная дверь, и раздался мужской голос:
– Здесь кто-нибудь работает?
Говоривший был парнем лет тридцати, латиноамериканского происхождения, с задумчивым взглядом и черными волосами, уложенными в гладкую прическу с помощью геля для укладки. Его лицо покрывала щетина, и, хотя до него было ползала нашего магазина, я даже на таком расстоянии почуяла запах его одеколона. В одной руке у него был завернутый в полиэтилен букет красных роз.
Джесс встала и поспешила ему навстречу.
– Извините, я сейчас. Могу ли я помочь найти нужную вам книгу?
Мужчина посмотрел на нее с лучезарной улыбкой и взмахнул своими розами:
– По правде говоря, вы можете помочь мне найти мою девушку.
Тон Джесс изменился:
– Вообще-то это книжный магазин. Здесь можно найти только книги.
Зои уже встала со своего кресла:
– Что ты здесь делаешь, Луис?
– Можем поговорить, детка?
– Я сейчас занята. Не могу говорить.
Он понизил голос, словно смутившись:
– Я зашел, чтобы извиниться, детка. Только и всего.
Наша группа замолчала, и наступил один из тех неловких моментов, когда одинаково невозможно и продолжать собственный разговор, и пытаться не слушать чужой.
– Просто зашел на секундочку, – сказал он.
– Нет, Луис. Оставь меня в покое.
Он снова взмахнул цветами:
– Хорошо, детка. Я просто хотел отдать тебе эти цветы. Если я сейчас уйду, я их просто выброшу.
Она секунду поколебалась, потом подошла к нему.
– Хорошо, тогда отдай их мне. – Она взяла цветы, и его рука коснулась ее запястья.
Она отдернула руку, а он вытянул пальцы, чтобы снова коснуться ее кожи. Я не отрывала глаз.
– Прости меня, мне очень жаль, – сказал он. – Правда, жаль. Ты же и сама это знаешь. Ты знаешь, как я тебя люблю.
– Я занята, – тихо сказала Зои. – Оставь меня в покое.
– Ты сейчас такая чертовски красивая, детка. Можно мне поговорить с тобой минутку?
Она что-то сказала, но я не расслышала, что именно, а потом он притянул ее к себе, что-то шепча. Она покачала головой и опустила глаза, держа в руке цветы.
– Пошли, – сказал он уже громче. – Я уже заказал нам столик. Ты же знаешь, это твой любимый ресторан.
– Я здесь с людьми, – тихо сказала она. – Тебе здесь не место.
Луис шепнул ей что-то еще и наклонил голову, чтобы ее поцеловать. Она отвернулась, и его первый поцелуй пришелся ей между щекой и ухом. Но следующий, последовавший сразу за первым, как комбинация из двух ударов в исполнении профессионального боксера, захватил ее губы.
– Похоже, сегодня на свидание идет не только Никки, – прошептала Марлен.
Зои посмотрела на нас.
– Мне надо идти, – тихо проговорила она. – Спасибо за все.
Я ничего не сказала. Только кивнула, прощаясь. Луис опять одарил нас своей ослепительной улыбкой. Это была красивая улыбка, показывающая его белые зубы и ямочки на щеках. Готова поспорить, что она обманула множество женщин.
– Простите дамы, что увожу ее от вас, – извинился он.
Ему никто не ответил. Я смотрела, как они уходят, его рука была обвита вокруг ее талии. Зои держала в руке его цветы, а он обнимал Зои. Какой-нибудь прохожий, увидев их на улице, наверное, подумал бы: «Прелестная пара», – и не стал бы присматриваться внимательнее.
Я повернулась к группе женщин:
– Как бы то ни было, название этой книги взято из Библии. Евангелие от Матфея, 11:12. «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его». Кто эти люди, употребляющие усилие? И почему восхищают?
– Похоже, у нас тут не восхищают силой, а похищают, – пробормотала Джесс.
Как и остальные женщины, я невольно посмотрела на дверь. Гадая, не следовало ли мне что-то предпринять, и понимая, что, как бы мне этого ни хотелось, я не могу прорываться сквозь все препятствия в мире, пытаясь починить все сломанное, что попадается на моем пути. Однако здесь, вокруг меня, сидели женщины, каждая из которых когда-то нуждалась в моей помощи. Всем им вроде бы было нужно разное, но на самом деле все их нужды сводились к одному. То, что сломано, отнюдь не всегда может каким-то образом самостоятельно сделаться опять целым. Особенно если кто-то изо всех сил старается сохранить его сломанным.
– Никки!
– Простите, – сказала я. – Просто задумалась о чем-то другом. Итак, вернемся к нашей теме.
Я снова сосредоточила все свое внимание на нашем клубе, стараясь больше не отвлекаться от обсуждения книги и одновременно невольно пытаясь понять, откуда взялся этот незнакомый запах, который витал в воздухе. Через несколько секунд я поняла, что это.