В царствиях верят, что душа умершего человека никогда не возвращается.
Так говорит Церковь.
В Империи подобного убеждения не разделяют.
Народ не стал бы звать юношу из семьи Тан Золотым Драконом,
не веди он себя как истинное Его воплощение.
Ли Хич Хан
корабельный лекарь
судна «Александра»
– Как изволит себя чувствовать капитан «Неуловимого»? – осведомился младший царевич, вплотную подходя к решетке. На «Александре» не было как такового места для перевозки пленников. Практичный Маркиз использовал для этих целей просторную клетку, ту же, в которой перевозили живность на продажу. Запах стоял соответствующий. Идея сунуть туда наместника не нравилась никому, но Ингеборга жаждала мести – пришлось уступить.
– Лучше, но ненамного, – произнес Киро где-то у него за спиной. – Ингеборга трясет Ли, но тот при всем желании не может гарантировать, что капитан «Неуловимого» переживет ночь. К счастью, все закончилось. Защитить остров без руководства Скомороха было бы затруднительно.
– Но подраться все же пришлось, – заметил Елисей.
Владислав Георгиевич, уже бывший наместник Островного царствия, заинтересованно прислушивался к разговору. Он сидел прямо на полу, опираясь спиной на холодные прутья решетки, с таким видом, словно ему предложили кресло у камина.
– Верно, – подтвердил тень. – Мы не учли, что капитаны могут оказаться не согласны с капитуляцией. Многие из них ненавидят береговое братство. Два из шести кораблей наместника вступили в неравный бой, силясь потопить «Александру» вместе с царевной, которая, по их мнению, вознамерилась отдать Островное царствие на разграбление пиратам. К счастью, три оставшихся, включая «Царицу», легли в дрейф. А четвертый, «Дева Лариса», даже поучаствовал в бою на нашей стороне, что стало неожиданностью уже для противника. Сие создало достаточную безопасность наследнице престола, оказавшейся в гуще сражения.
– Мне так и показалось, – вежливо поддержал беседу наместник. – С палубы «Царицы Софии» открывался превосходный вид на сражение.
– Не сомневаюсь. С палубы моего корабля вид был еще лучше, – холодно согласился Киро. Он был цел, но весь облик его намекал на участие в недавнем бою. Одежда была местами порвана, перепачкана сажей и кровью, по счастью, чужой.
Владислав Георгиевич заинтересованно взглянул на тень. Иссиня-черные волосы наместника растрепались, пряди падали на лоб, омолодив лицо с резкими чертами. Елисей никогда раньше не задумывался, сколько же ему лет. Возможно, гораздо меньше, чем казалось.
Царевичу, не упускающему ни единой мелочи, вдруг почудилось, что этот мужчина заранее знает, о чем они будут говорить или что сделают. И сия мысль ему жутко не понравилась.
– На сколько Ваш брат был Вас старше? – поинтересовался царевич.
Наместник усмехнулся, но ответить соизволил.
– На дюжину лет.
– Надо же, во время мятежа Вы были даже младше цесаревича Мирослава. И как, Вам нашлось место в истории? – едко уточнил младший царевич.
– Как и князю Обломскому, – с улыбкой парировал наместник.
Синие глаза Елисея заледенели. Он не переносил насмешек в адрес кузена.
– Когда-то я верил, – как ни в чем не бывало, продолжил Владислав Георгиевич. – Брат был для меня кумиром, героем революции, бойцом за свободу. Подобными глупостями меня пичкали с самого рождения. И я верил, пока не обнаружил, что мой всесильный брат – пешка в распоряжении короля Заморского. А все высокопарные речи преследуют одну единственную цель: поднять на баррикады идеалистичных глупцов вроде меня. Ферапонт хотел возвысится, хотел власти, править из-за спины нашей сестрицы и ее мужа-глупца, князя Обломского. Но брат просчитался. Элис была фанатичкой. Он слишком долго кормил ее рассказами о судьбе и особой роли в истории… А вот племянник похож на нас с братом. Мне даже жаль парня. Кстати, он должен быть где-то здесь. Передайте ему наилучшие пожелания от дядюшки.
– Не думаю, что Борис нуждается в таких родственниках, – презрительно отозвался Елисей.
– Довольно, – произнес Киро. – Вы сможете продолжить обмен любезностями позже, в более комфортной обстановке.
– Вам не с руки расстраивать графиню Тизенгаузен, – заметил Владислав Георгиевич. – Ведь она выделила мне сии… апартаменты.
– Мы все еще на моем корабле, – сухо напомнил Киро. – Здесь я отдаю приказы. К тому же, ее жизнь, – кивок, в сторону Вен Лин, сидящей снаружи у решетки, – принадлежит мне по законам куда более древним, чем те, что придумали в царствиях.
Наместник вроде бы не сделал ни единого уловимого глазом движения, но Киро предостерегающе положил руку на рукоять клинка. Владислав Георгиевич усмехнулся.
– Вы такая же тень, как и она, следили за мной при дворе. Тот самый человек, что не раз спасал жизнь младшему царевичу, приложил руку к смерти моего брата, и, что куда более занятно, принц крови Империи Востока. Я действительно знаю, кто Вы, и почему ее жизнь всегда была Вашей.
– Как он мог тебя заметить?! – вмешался Елисей. Царевич решил начать с самого простого вопроса. Осведомленность наместника ничем хорошим им не грозила.
– Вы бы с Ариной тоже заметили, – пожал плечами Киро.
– Но нас учил ты!
– А его – она.
Елисей замер, потом обернулся и посмотрел на Вен Лин. Тень сидела, скрестив ноги и запрокинув голову, глаза ее были закрыты, на лице, лишенном возраста, не промелькнуло ни единого чувства. Она провела так пол дня, не реагируя на обращения и, разумеется, не отвечая на вопросы.
– Тени не учат кого попало! Вам запрещено. Ты мой кровник, но даже при этом мне едва удается выпросить у тебя пару спаррингов. Какого дьявола ей его учить?!
– Сие вопрос ко мне? – высокомерно вздернул бровь наместник.
– Скорее риторический. Его Высочество уже сам себе на него ответил, – едва заметно улыбнулся Киро. – Меня не интересуют подробности.
– А вот меня – весьма! Выкладывайте. Хочу знать, насколько Вы достойны того предложения, что я собираюсь Вам сделать.
Наместник поднялся на ноги, точнее будет сказать, перетек в вертикальное положение и, подойдя к ним, уперся ладонями в прутья решетки. Без правильной прически, зализанной волосок к волоску, пудры и камзола траурной расцветки, он казался моложе и, пожалуй, человечнее.
– Вен Лин. Я удивлен, что она до сих пор себя так называет. Правда ведь, ей подходит? Она была тенью посла Империи в Софийском царстве, а я слишком молод и глуп, чтобы иметь право голоса в присутствии своего брата. О тенях всегда ходило много слухов: что они в одиночку способны выстоять против дюжины солдат, видят в темноте, не боятся боли, раны заживают на них быстрее, чем у обычных людей… Георгий Обломский хотел знать, что из этого правда. Хотел видеть своими собственными глазами, а мой брат капризы будущего короля выполнял незамедлительно. Что стало с самим послом, мне не известно. Тени, как Вы знаете, не слишком разговорчивы. Нескончаемая череда кровавых забав, князю Обломскому сие нравилось даже больше охоты, сулила тени долгую и мучительную смерть. Остановить их я не мог, но и смотреть, как великолепный воин, да и просто красивая девушка, гибнет игрушкой в руках дурака и садиста, было невыносимо. Я выждал время, когда князь Луговской двинулся к стольному граду с войском и исчезновением тени брату заниматься стало просто некогда. Ее нельзя было никому показывать, так что выхаживать пришлось самому. Один раз она меня едва не убила, не разобравшись в горячечном бреду друг я или враг, – наместник невольно коснулся груди, куда, вероятно, и был ранен. Киро отвел взгляд. – Я наблюдал, как она восстанавливается, как пробует тренироваться, проверяя насколько сильный ущерб причинен ее совершенному телу. Тень начала есть, разговаривать, ей не нужен был партнёр для тренировок, но и прогонять она меня не стала. Тогда-то мы и придумали имя, – губы Владислава Георгиевича невольно тронула незнакомая собеседникам, обезоруживающая улыбка. – Вен Лин… Ограненный нефрит, такой красивый, бархатистый наощупь камень… и такой прочный. Но я отвлекся. Тень уверенно шла на поправку. Пришлось сказать, что она может отправляться на все четыре стороны, потому как вечно прятать ее от брата я не смогу. Я был молод и определенно глуп, мне нечего было ему противопоставить. Как видите, я не сделал ничего героического и приятно удивлен, что она вступилась за меня перед графиней.
– По-моему, Владислав Георгиевич нам не все рассказал, – после нескольких минут молчания, предположил Елисей.
– Как настоящий дворянин, он опустил пикантные подробности взаимоотношений юного аристократа и красивой женщины, – хмыкнул Киро.
Они оба взглянули на Вен Лин, безучастную к происходящему.
– Некоторым дамам нравятся гвардейцы, а некоторые обращают свое внимание исключительно на представителей одной и той же дворянской семьи.
– Вот сие, мы точно Борису рассказывать не будем, – немного смущенно хмыкнул Елисей.
– Так что у Вас за предложение? – напомнил о себе наместник.
– Подтвердите официальную передачу власти царевне Миладе. Изобразите, что поддерживаете наследницу в правах на престол.
Владислав Георгиевич и не подумал сдержать усмешку. Елисей его проигнорировал.
– В письме, заверенном Вашей подписью и родовой печатью, засвидетельствуйте, что король Заморский имеет отношение к восстанию, что он чужими руками подвел царство Софийское к краю пропасти, дабы предложить помощь на условиях, которые нам пришлось принять, – младший царевич зло прищурился, – и Вен Лин сопроводит Вас в Империю. Школе теней нужен новый учитель западного этикета, сие откроет для Вас дверь в новую жизнь.
– Ежели все так просто, почему Вы здесь, а не там? – сколько бы не пытался Владислав Георгиевич скрыть свою заинтересованность за насмешкой – получалось плохо.
– Тут есть подвох.
– Кто бы сомневался, – усмехнулся наместник.
– Вы не сможете ее покинуть, – признался Елисей. – Никогда. Зато сможете увидеть своими глазами, как тренируются тени.
Наместник молчал.
– Ежели Вам необходимо подумать…
– Нет, я согласен, – Владислав Георгиевич в упор посмотрел на царевича. В глазах его горело пламя.
Вен Лин открыла глаза.
Противник переигравший их множество раз, согласен был сдаться.
– И в чем же дело? – поинтересовался царевич. – Ежели Вы надеетесь сбежать…
– А Вы бы сбежали?
– На вашем месте – ни за что.
– А на своем?
– У меня есть обязательства.
– Так я снова выиграл? – проницательно усмехнулся наместник. – Нам с Вами, Ваше Высочество, в карты лучше не садиться. Подарить противнику свою мечту… Вы ведь так хотели уехать на Восток, верно? И мой брат даже обещал помочь с этим. Жаль Ваша с ним зарождающаяся дружба прервалась так поспешно. Даже представить не могу, каково Вам.
– Я сделал выбор. Так же, как и Вы когда-то. Надеюсь, после коронации мы более не встретимся, – Елисей коротко кивнул и покинул трюм, под скрежет отворяемого замка. Ему не терпелось оказаться на свежем воздухе, да и экипаж судна не нуждался в дополнительных указаниях.
***
Киро догнал друга уже на палубе.
– Каземата явно не достаточно, – произнес Елисей, глядя в открытое море. Тяжелые волны захлестывали горизонт, за которым неторопливо тонуло солнце. – Я не успокоюсь, пока от дворца короля Заморского и камня на камне не останется!
Тень ободряюще положил руку на плечо друга.
– Почему мы просто не заперли наместника куда-нибудь на дюжину лет?
– Он нам нужен. Ежели Владислав Георгиевич поддержит царевну, пусть и номинально, у злопыхателей станет на один аргумент меньше. К тому же, – Елисей отстранился, – я вижу в нем себя, ежели быть до конца откровенным.
– Мне кажется, у Вас жар, Ваше Высочество. Спасите моего судового врача от Ингеборги, и я буду Вам весьма признателен, – Киро хотел было неуверенно похлопать друга по спине, но Елисей перехватил его запястье и повернулся. Сдвинуть с места саму тень не представлялось возможным.
– Киро, нам необходимо поговорить, – произнес царевич, избегая смотреть в глаза побратиму.
– В чем дело? – Ки Ран иронично приподнял бровь, стремясь скрыть смутное беспокойство.
– Дело в том, что я тебя предал, – выдохнул Елисей.
– И когда успел? – насмешливо уточнил тень.
– Давно. Я все время знал, где твоя монета, у кого она… Знал, но не сказал, – отрывисто произнес царевич. – Мне нет и не будет прощения.
Киро заглянул в глаза другу и нашел там стыд, отчаяние, даже страх. Младший царевич софийский никогда и ничего не боялся. Киро не нравилась такая перемена.
– Я не могу ее потерять, не мог с самой первой встречи…
Где-то глубоко внутри, в самом сердце Киро пробежал холодок. И Елисей сие почувствовал. Глаза царевича стали совсем уж несчастные, как у потерявшейся собаки.