«…Прадед теперешнего царя был Реформатор. Очень уж любил он все заморское да диковинное: сватался к королевне какой-то дивной страны, презрел мнение бояр своих многомудрых и все-таки женился. И не стало с того момента в царстве покоя. Новой царице все было на чужой земле не мило: и оранжереи нет, и фонтанов, и про ассамблею никто слыхом не слыхивал. Нечего делать, начал тогда царь супруге угождать: и ассамблею завел, и бояр верных дворянством обозвал, и бороды стричь велел, как будто мало было им позора. А еще корабли начал строить, большие и легкие, не хуже заморских. Сын его деяния славные продолжил, кого уговорил, кого заставил, и началась в царстве мода на заморский «политес». Что такое «мода», тогда тоже не знали, но выучили. Теперешний же царь-батюшка к кораблям, да учениям интересу особого не имел, зато празднества любил и проводил их с истинно заморским размахом…»
Экипаж мягко остановился, покачиваясь на рессорах. Кучер переждал столпотворение у парадного крыльца, и мы подъехали ближе. Сомневаюсь, что кто-нибудь посмеет задержать дольше необходимого карету с гербом Луговских. Правая рука государя бывшей не бывает. Выход в отставку не мешал батюшке наводить ужас на придворных подхалимов.
Я ехала в карете с батюшкой и маменькой, которая старалась лишний раз не выпускать меня из виду. После того как слуги помогли нам выбраться из экипажа, мы чинно поднялись по бесконечной лестнице (тут главное – не запыхаться) и под обстрелом любопытных взглядов дождались, пока из другого экипажа выберется бабуля, чтобы потом также сразиться со ступенями. Едва заметно опираясь на руку Нэнси, княгиня Елецкая демонстрировала чудеса стойкости. Мирна медленно шла рядом, из последних сил сдерживая нетерпение.
Стоило нам ступить в бальную залу, как маменька удалилась ворковать с приятельницами, наградив меня напоследок суровым взглядом. Эдакий упреждающий удар по моему своеволию. Я фыркнула. Папенька изволил скучать в обществе других вояк, которые привезли жен и дочек на сезон в Софию. Бабушка удалилась отдохнуть после свидания с лестницей, так что пришлось стоять рядом с сестрицами. Под оценивающими взглядами проходящих мимо господ я чувствовала себя пучком морковки на прилавке у крикливой торговки.
И как такое может нравиться?!
Мирна, в отличие от меня, явно наслаждалась всеобщим вниманием. Время от времени она награждала кого-то из заглядевшихся на нее молодых дворянчиков бесстыдной улыбкой, и когда тот смущенно отводил взгляд, эта разбойница заливалась веселым смехом. Нэнси качала головой, даже не пытаясь воспрепятствовать шалостям сестрицы. Было видно, она погружена в свои мысли.
Время тянулось бесконечно. В танцевальную залу прибывали новые и новые люди, мне казалось, что конца-краю этому потоку нет и не будет. Дворяне со всех концов страны приезжали в стольный град, чтобы свидеться со знакомыми, поклониться царской семье и насладиться зрелищем Святых огней, вспыхивающих над главной церковью Софийского града в последний день празднества.
Я посмотрела по сторонам, наткнулась на чей-то оценивающий взгляд и поспешно отвела глаза. До начала злосчастных танцев оставалось удручающе много времени. Я вздохнула, настороженно оглянулась и отступила от сестер на полшага. Никто не заметил.
Чудесно. Я развернулась и чинно поплыла к выходу, старательно копируя лебединую поступь Нэнси. Конечно, мне влетит. Я не в том возрасте, чтобы бродить невесть где без сопровождения, но, видит бог, я просто не в состоянии больше изображать благообразную девицу на выданье. И к тому же мне ужасно хочется взглянуть на старый фонтан.
В том, что мысль была далеко не блестящей, я убедилась почти сразу. Златоглавая София была приморским градом и даже летом не баловала теплом, а уж зимой и подавно: морозы бывали такие, что хоть и вовсе с печи не слазь. Так что легкая меховая накидка от холода не спасала, да и ступать по дорожкам, пусть и расчищенным от снега, в туфельках из тонкой кожи было не очень уютно.
Но затея того стоила. Старый фонтан в центре ухоженной оранжереи ничуть не переменился за долгие годы. Вода в нем бежала по каменным ступеням даже в зимнюю стужу – чудо, которое так сильно поражало меня в детстве.
Дрожащими пальцами я стянула перчатку и опустила руку в идущую мелкими пузырьками воду.
– И что делает молодая девица вдали от света, музыки и танцев?
Я отдернула руку – и несколько капель попало на новое платье. Настроение рухнуло вниз. За моим плечом определенно стоял мужчина, что уже было чревато проблемами. Говорил он с подчеркнутым заморским акцентом, звучало нелепо, но ничуть не умаляло незавидности моего положения.
– Нарушать уединение девицы знатного происхождения – признак дурного тона, – резко сообщила я, не оборачиваясь.
Перчатка ни в какую не хотела надеваться на мокрые пальцы.
– Девица знатного происхождения и приличного воспитания не станет бродить по оранжерее в одиночестве.
Покровительственный тон и оскорбительное замечание разозлили меня. Никакие силы не смогли бы заставить меня смолчать.
Я не слишком изящно вскочила и обернулась.
И первые же слова гневной отповеди застряли у меня в горле, как вереница экипажей у дворцовых ворот. Я торопливо присела, склонив голову.
– Приношу свои извинения, Ваше Высочество.
Я не решалась поднять взгляд и в затянувшуюся паузу все сильнее чувствовала…
Нет, какая там неловкость! Я чувствовала, что мои ноги в тонких туфельках основательно замерзли, да и одета я, прямо скажем, не по погоде. Царевич в теплом плаще явно не испытывал подобных неудобств.
– Могу я удалиться? – мрачно спросила я, все так же не поднимая головы.
– Как вам угодно.
Еще раз присев и чувствуя себя при этом игрушечным солдатиком, я торопливо направилась к выходу.
– Постойте, как вас там…
Я стиснула зубы.
«Нас тут» княжна Арина Луговская, между прочим. Можно бы и запомнить тех, кому семья обязана жизнью и властью!
Мысленно прокрутив в голове весь перечень претензий, я послушно замерла.
– Вы так и не ответили, что делали здесь.
Надо же было так попасть!.. Я чуть слышно вздохнула. На вопросы венценосных особ принято отвечать без заминки.
– Я люблю оранжерею. Каждый раз прихожу сюда, когда… удается сбежать из-под надзора, – с деланным равнодушием сообщила я.
– И чем же вам так тут нравится? – голос Его Высочества резанул издевкой.
– Все еще надеюсь научиться бросать камушки… – слова вылетели прежде, чем я сообразила, что именно говорю. Я испуганно замерла, внутри все сжалось. Какого ле… Нет, даже в порыве душевного смятения не должно девушке выражаться как челяди на псарне. Я сжала зубы. Во-первых, чтобы от холода не стучали, а уже потом…
– Идите отсюда, совсем замерзнете, – равнодушно прозвучал в тишине за моей спиной голос царевича.
К крыльцу я шла, не сбавляя шага, не оборачиваясь, и осмелилась начать дышать, только когда слуга с непроницаемым лицом помог мне снять накидку.
Небрежно оправив платье и оценив свое перекошенное в цветочной вазе отражение как удовлетворительное, я спешно направилась в залу. Ноги начинали отмерзать. Ничего, потанцую и совсем согреюсь.
Я торопливо вошла в бальную залу. Главное, чтобы никто не заметил моего…
– Арина!
…Отсутствия. Да уж.
Ко мне, как боевой корабль назло всем штормам, прокладывала дорогу маменька. Я приготовилась к долгой осаде.
– Арина! Твои сестры тебя потеряли! Как ты можешь так пропадать, когда я пообещала первый танец младшему графу Зарецкому!
Я невольно скривилась. Младший граф, наследник дедушкиного огромного состояния, кроме этого, увы, больше ничем похвастаться и не мог.
– Как скажете, маман, – безо всякого вдохновения буркнула я.
– И будь с ним повежливее, а то твоя репутация когда-нибудь окажется окончательно погубленной из-за дурацких выходок!
Маменька не могла не вспомнить эпопею с отваживанием перспективного кавалера. Трагическим голосом я сообщила выбранному маменькой молодчику, что больна жуткой, а главное, заразной болезнью, из-за которой сначала заикаешься, а потом косеешь… В общем, этот великий разумник поверил и отказался со мной танцевать. Мирна была в восторге, маман – в ярости. Нэнси неодобрительно сообщила, что можно было просто сказать: он мне не нравится. Ага, как же. Когда маменька начинает строить матримониальные планы, ее даже взвод кавалерии не остановит…
Ой, вот про наше доблестное войско лучше вообще не вспоминать, сие уже папенькина идея: просватать меня за какого-нибудь бравого вояку. Ну уж нет! Такой супруг, возможно, и разделял бы мою тягу к авантюрам, но сомневаюсь, что разрешил бы в них участвовать.
Глядя, как маменька машет сестрам, чтобы они подошли, я невольно усмехнулась. Поздновато ко мне конвой приставлять, я уже все успела: и по оранжерее без сопровождения прогуляться, и с мужчиной наедине побыть. Да еще и непросто с мужчиной, а царевичем, имеющим определенную, не очень хорошую репутацию. Так что план по шалостям выполнен на полгода вперед.