Больница имени Клементины Черчилль, июнь 2010 года
Внутреннее расследование в больнице имени Клементины Черчилль проводила ныне несуществующая компания «Хэлскеа Перфоманс Лимитед». Его возглавили доктор Майк Роддис, имевший опыт работы в патологии, и мистер Джеймс Эккерсли, колоректальный хирург-консультант из больницы Бертона. Профессор Дункан Эмпи, медицинский директор, управляющий больницей компании «Би-эм-ай», поручил им изучить не только случай мистера Хьюза, но и всю мою работу за последние годы, чтобы выяснить, где я допустил ошибки. Они искали неоспоримые доказательства моей вины.
Во-первых, следует отметить, что если настолько детально изучать работу любого хирурга, то непременно всплывут ошибки. Все мы люди и не всегда принимаем идеальные решения. (Подозреваю, что даже те, кто вел расследование, не всегда работали безупречно. В период с 2003 по 2006 год 15,6 % пациентов, а это один из шести, умирали в больнице Бертона в первые 30 дней после операции по удалению опухоли толстой кишки. Это самый высокий уровень смертности в стране: bbc.com/news/health-13038070, 12 апреля 2011 года.)
Во-вторых, если я действительно принимал неправильные решения в отношении пациентов, с этим нужно было разбираться вовремя, а не много лет спустя.
Более того, три выбранных случая ранее не вызывали беспокойства у больницы. «Хэлскеа Перфоманс» сняла с меня ответственность за один из них, но за другие два пришлось оправдываться. Безусловно, каждый пациент имеет значение, но, согласитесь, после 15 лет практики, многих тысяч консультаций и огромного числа сложных операций это не такой уж плохой результат.
В-третьих, на том этапе роль больницы и проблем в ее системах не учитывалась. Как выяснилось позже, в ходе расследования эти проблемы замалчивались.
В-четвертых, компетентность и беспристрастность проводивших расследование были неизвестны и никогда не ставились под сомнение.
«Хэлскеа Перфоманс» выпустила отчет о моем показательном случае, получивший неофициальное название «отчет Эмпи», но не приняла анализ корневой причины (АКП), проведенный менеджером больницы по качеству медицинских услуг Пэм Фалл. В АКП откровенно и жестко критиковались многие больничные процедуры и сотрудники, в том числе медсестры и бригада отделения интенсивной терапии, однако этот документ увидел свет только после моего заключения благодаря запросам на доступ к закрытой информации и расследованию «Мейл он Санди» (опубликовано 26 июля 2015 года). АКП не изучался во время коронерского расследования, что противоречило требованиям закона, и на суде на него тоже не ссылались. Анализ показал, что в работе больницы были серьезные недостатки, которые, по мнению менеджера, привели к не соответствующему стандартам качеству услуг. Пэм Фалл предложила несколько вариантов решения проблем. Еще одним недостатком было отсутствие дежурных анестезиологов, и я утверждал, что это необходимость, без которой больница не может гарантировать эффективного проведения срочного хирургического вмешательства.
Кроме того, состояние пациента было удовлетворительным и стабильным. Ему, в отличие, например, от пациентов с угрожающим жизни кровотечением, не требовалось срочное хирургическое вмешательство.
Неправильно и нечестно оценивать поступки врача без учета обстановки, в которой он работал, и преобладающей на тот момент практики.
Многие, не только медицинские эксперты, оценивали мои поступки, не вдаваясь в подробности обстоятельств, в которых приходилось работать. Как увидим, эксперты и барристер со стороны обвинения, не обладающие нужной квалификацией, с готовностью игнорировали недостатки системы.
Я продолжал работать в больнице имени Клементины Черчилль до сентября 2010 года, потом меня отстранили. Это случилось за месяц до начала коронерского расследования по делу смерти мистера Хьюза. Больница также сообщила обо мне в Генеральный медицинский совет, который вызвал меня на слушание в лондонском офисе за три дня до начала расследования.
Слушание в Генеральном медицинском совете (первое из примерно двенадцати)
Чтобы вести практику и/или проходить обучение, врач обязан состоять в ряде организаций и быть зарегистрированным в Генеральном медицинском совете, определяющем, может ли он работать. Британская медицинская ассоциация – это профсоюз врачей, который, как и любой другой, следит за соблюдением их прав на рабочем месте, улаживает споры по условиям контрактов и размерам заработной платы, помогает пройти повышение квалификации.
Королевские коллегии проводят экзамены, которые нужно сдать, чтобы стать специалистом. После прохождения экзамена врачу присуждается звание члена Королевской коллегии.
Королевские коллегии задают стандарты – врачи, продвигающиеся по карьерной лестнице, обязаны им соответствовать.
Другие организации, например Общество защиты медицинских работников и Союз защиты медицинских работников, следят за соблюдением интересов врачей, если те вдруг сталкиваются с проблемами с законом или становятся фигурантами дела в связи с врачебной ошибкой или смертью пациента. Врачам государственных клиник страхование профессиональной ответственности обеспечивает государство, работникам же частных требуется дополнительная защита. Размер страховых взносов зависит от специальности и размера заработной платы. Врачи, чья работа связана с повышенным риском, например акушеры-гинекологи, ортопеды, хирурги общего профиля (в том числе колоректальные) и пластические, обычно платят больше, чем те, чья работа подразумевает меньший риск. Существуют разные страховые организации. Большинство врачей состоят в нескольких из них и платят ежегодные взносы, чтобы не лишиться членства.
До июня 2012 года в Генеральном медицинском совете слушались все дела по врачебным проступкам. В каждом случае барристер, избранный Генеральным медицинским советом, формулировал обвинения и представлял их комитету, в состав которого обычно входили три человека: врач, немедицинский специалист и юрист, консультировавший других двух членов по вопросам закона. Члены комитета также отбирались Генеральным медицинским советом. Обвиняемого врача просили привести своего барристера, и процесс был состязательным. Члены комитета, выслушав обе стороны, выносили решение и, когда это было возможно, определяли санкции, необходимые «для защиты публики и поддержания репутации профессии». В зависимости от серьезности проступка санкции могли быть самыми разнообразными: Генеральный медицинский совет мог вынести врачу предупреждение, ограничить практику, временно отстранить от работы или даже убрать из реестра. В некоторых случаях обвинения снимались, и санкции не применялись. Многим не нравилось, что Генеральный медицинский совет играет роли прокурора, судьи, присяжных и палача. Кроме того, поступали жалобы, что работу этнических меньшинств изучали несравнимо тщательнее, чем работу белых. Детальность расследований Генерального медицинского совета оказала негативное влияние на врачей: в 2003–2004 годах около 4–5 % обвиняемых врачей (68 человек) умерли, многие из них покончили жизнь самоубийством. Их средний возраст составил 45 лет.
В ответ на критику Генеральный медицинский совет в июне 2012 года основал новую организацию – Трибунальную службу практикующих врачей. Ее задача заключалась в том, чтобы провести слушание, вынести решение и наложить необходимые санкции. Генеральный медицинский совет сохранил за собой роль прокурора. Многие сомневались в независимости и беспристрастности Трибунальной службы практикующих врачей, поскольку ее финансировал Генеральный медицинский совет, и она должна была отчитываться перед ним и парламентом.
Октябрь 2010 года
Меня вызвали в лондонский офис Генерального медицинского совета в Риджентс-плейс на Юстон-роуд. Слушание моего дела прошло здесь одним из последних, поскольку через некоторое время все офисы перенесли в Манчестер (как мне сказали, чтобы сэкономить на аренде помещений).
Общество защиты медицинских работников организовало мне встречу с женщиной-барристером, которая специализировалась на случаях врачебных ошибок и имела опыт защиты врачей в Генеральном медицинском совете и коронерских судах. Это была молодая женщина, чей офис располагался в центре Лондона. Мы с женой встретились с ней примерно за неделю до слушания. От Общества защиты медицинских работников присутствовали двое юристов. Барристер заранее получила все материалы, чтобы внимательно изучить дело. Она задала мне ряд вопросов о прошлом и случае мистера Хьюза, и, после того как мы с Кэтрин ушли, барристер и юристы остались, чтобы продолжить обсуждение. Незнание того, что говорили обо мне на подобных собраниях, всегда заставляло нервничать.
В день слушания мы с Кэтрин доехали на метро до станции «Юстон-сквер» и пешком дошли до офиса Генерального медицинского совета. Офисы располагались в здании на оживленной улице, шедшей из Западного Лондона мимо «Юстон-сквер». Внешняя стена офиса представляла собой окно от пола до потолка, и в этом окне стояла огромная статуя обнаженного мужчины, повернутая к улице задом. Мы прошли через пост охраны и поднялись на лифте на второй этаж, который занимал Генеральный медицинский совет. Зарегистрировались, получили бейджи с именами и прошли в холодную комнату, где к нам вскоре присоединилась барристер. Практически сразу пришел юрист из Общества защиты медицинских работников.
Слушание моего дела должно было пройти утром, но нас пригласили в большой зал с микрофонами только после обеда. Нас с барристером усадили на места прямо у двери, а сторона обвинения расположилась напротив. Слева сидели члены комитета, чьи имена были написаны на табличках, стоявших на столе.
Слушание моего дела было закрытым для публики, поэтому барристеру пришлось просить разрешения пригласить мою жену. Ей позволили это сделать.
Кэтрин села в другом конце комнаты напротив членов комитета.
Председатель представила всех присутствующих, включая секретаря. Меня попросили назвать свое имя и регистрационный номер в Генеральном медицинском совете. «Дэвид Селлу, 1623518», – сказал я как можно четче.
Это были единственные слова, которые мне позволили произнести за время слушания.
Барристер со стороны Генерального медицинского совета зачитал предъявленное мне обвинение, практически дословно взятое из отчета Эмпи. (Тогда он не ознакомился с картой пациента, чтобы получить точную информацию о событиях, которые привели к смерти больного.) Он завершил свою речь словами: «Мы заявляем, что лечение мистером Селлу пациента Джеймса Хьюза совершенно не соответствовало стандартам, предъявляемым к колоректальным хирургам-консультантам, и это особенно касается проведения операции».
Я был шокирован.
Как врача меня никогда не критиковали. На протяжении всей карьеры меня называли внимательным врачом, умелым хирургом и хорошим преподавателем. Я всегда следил за всеми нововведениями в своей области. Даже в отчете Эмпи хирургическое лечение не критиковалось. Наоборот, проведенную мной операцию назвали безупречной.
Пациенты часто присылали мне письма с благодарностью за внимание и сочувствие.
Члены комитета задали ряд вопросов, чтобы прояснить некоторые заявления, сделанные барристером со стороны Генерального медицинского совета, а затем пришла очередь выступления моего барристера.
Она говорила четко и красноречиво, и все факты, упомянутые ею, были достоверными. Документ, который я собираюсь процитировать, длинный, и ниже я приведу выдержки из него.
«Прежде чем перейти к пунктам, упомянутым в отчете, я хотела бы начать с общей информации о мистере Селлу.
Мистер Селлу окончил Манчестерский университет в 1973 году и проходил обучение хирургии в Манчестере, Лондоне и Бирмингеме. Он стал членом Королевской коллегии хирургов в 1978 году и в 1987 году был назначен хирургом-консультантом. В 1993 году занял должность хирурга-консультанта общего профиля, специализирующегося на колоректальной хирургии, в больнице Илинг, а около 13 лет назад, в 1997 году, – хирурга-консультанта в частной больнице имени Клементины Черчилль.
Отчет, предоставленный „Хэлскеа Перфоманс“, по мнению мистера Селлу, был составлен на основе всех клинических случаев, с которыми он имел дело за все время работы в больнице имени Клементины Черчилль. За последние 13 лет только в больнице имени Клементины Черчилль у мистера Селлу было приблизительно 4500 пациентов. Состоялось около 20 000 встреч с пациентами. Трети пациентов, с которыми он работал в частной клинике, были проведены сложные операции вроде той, что была сделана мистеру Хьюзу. Разумеется, пока речь не идет о его практике в государственной больнице. Вы, несомненно, поняли из прочитанного и услышанного, что на работу мистера Селлу в частной больнице ранее не было никаких нареканий. Что касается его практики в государственной больнице, необходимо отметить, что никаких жалоб на него за все это время не поступало. В государственной больнице мистер Селлу занят не меньше… Надеюсь, это задает контекст вопросам, рассматриваемым сегодня.
По сути, все претензии связаны с задержкой поступления пациента Хьюза в операционную. Я надеюсь, всем присутствующим ясно, что мистер Селлу диагностировал у пациента перфорацию кишечника и уже после первой встречи с ним начал предпринимать шаги по назначению подходящего лечения и проведению необходимых исследований. В отчете было сказано, что пациент так и не получил антибиотики, однако из него же ясно, что мистер Селлу поручил резиденту начать лечение ими».
Барристер говорила без перерыва практически час, сделав акцент на том, что за 40 лет карьеры в медицине к моей работе не было никаких претензий, и процитировала прекрасные характеристики, составленные обо мне коллегами. Присутствующим сообщили, что я ни разу не появлялся в Генеральном медицинском совете, спас множество жизней, был хорошим преподавателем и всегда приходил на помощь к пациентам в тяжелом состоянии, которые находились в отделениях интенсивной терапии и других. Она предоставила полную информацию и объяснила, что никакие мои действия нельзя назвать недотягивающими до стандарта. Далее последовали вопросы членов комитета. Затем им потребовалось время на размышления и на печать их решений.
Мы вышли из зала в холл, стараясь не обсуждать дело, – не хотелось гадать, каким будет исход. Через полтора часа мы вернулись, чтобы услышать вердикт.
Члены комитета заявили, что, выслушав и взвесив показания, они пришли к выводу: «Оснований для разбирательства нет», и на мою практику не должно быть наложено «никаких условий». Они знали, что на следующей неделе начинается коронерское расследование, и сказали, что могут пересмотреть решение в зависимости от его результатов.
Я поблагодарил барристера. На обратном пути мы остановились выпить в одном из пабов на Юстон-роуд. Мы еще не победили, но преодолели большую преграду.
О моем деле сообщили в государственную больницу Илинг, куда направили копию отчета Эмпи. Администрация больницы изучила его, но не нашла причин отстранять меня от работы. Таким образом, я продолжил практику в больнице Илинг. Этот отчет уже дважды использовали против меня в Генеральном медицинском совете и больнице, однако пока ему не удалось произвести тот эффект, на который тайно надеялись его авторы.