Это случилось несколько лет назад, когда жена приревновала Митю к своей подруге. Затем последовал развод, и вот теперь она с детьми в Париже, а он не может до сих пор понять, почему всё это с ним случилось. «Подумаешь, с кем-то переспал! Зачем же делать такие поспешные оргвыводы?»
Он вспомнил тот день. Обычная суета, от которой к вечеру возникает ощущение, будто руки пишут помимо воли, язык сам раздаёт указания, а в голове кто-то устроил гонки на выживание – ещё чуть-чуть и всё может закончиться аварией. Понятно, что идти в таком состоянии домой нельзя – сил нет снова выслушивать упрёки в том, что «недостаточно уделяешь внимания воспитанию детей», что «твои деньги никому не нужны, если нет самого главного – любви»… Да пропади оно всё пропадом! Поэтому и поехал к Регине – она давно ему намекала, что не прочь кое-что обсудить, причём в интимной обстановке…
За окном лаяли бродячие собаки, в комнату проникал дымный запах от горящего костра, который где-то поодаль разожгли бездомные бродяги. Регина ползала на коленях по дивану, пытаясь изобразить страсть, но ничего не получалось. Полные груди свисали вниз как гипертрофированные виноградины, своим видом вызывая у Мити лишь ощущение оскомины во рту. Едва прикрытый кружевными трусиками зад пробуждал смутное желание шлёпнуть по нему чем-то достаточно твёрдым и увесистым, а раскрасневшееся от выпитого вина лицо безмолвно вопрошало: «Ну, так как, неужели это тебя не возбуждает?» Шёл второй час ночи, а ещё предстояло добираться до дому…
И вот теперь он снова там, стоит у подъезда, но не решается войти. А вдруг произойдёт невероятное? А вдруг Регина поджидает его в своей квартире, чтобы снова попытаться совершить насилие над личностью? Ну кто поверит, что случайно всё сошлось – и тот же дом, и та же квартира на втором этаже? У Мити возникла мысль, что дело тут не чисто, что не обошлось без вмешательства сатаны. Да ничего другого и не может в голову прийти, когда простужен!
Булгакова тревожило совсем другое. Митя хоть и пришёл без кожанки и без маузера, однако, судя по его решительному виду, дело может дойти до потасовки. А за нападение на инспеца могут приписать измену Родине. Вот ведь Николай Эрдман был отправлен в ссылку лишь за басни…
Когда поднялись на второй этаж, Митя позвонил, но тут же отошёл в сторону – если этот Джексон глянет в щёлку, пусть раньше времени не беспокоится, ну а потом уж будет поздно. Так и получилось. Через несколько минут белобрысый, связанный по рукам и ногам, сидел на табурете, а Митя, держа руку на телефонной трубке, ехидно спрашивал:
– Так куда звонить? В милицию или вам приятнее дело иметь с НКВД?
Джексон, не ожидавший такого поворота, что-то промычал на английском. Затем взглянул на Булгакова:
– От вас я никак не ожидал. Интеллигентный человек, а позволяете себе подобные шутки.
– Это не шутка, – уточнил Митя. – То, что пытались соблазнить Михаила Афанасьевича, склонить к предательству, это мы простим. А вот повреждение госимущества в Краснопресненском депо наверняка будет расценено следствием, как диверсия. Как вам такой расклад?
– Я иностранный гражданин, – залепетал нечёсаный.
– И что? Если бы мы с Великобританией были в состоянии войны, вас бы отправили в Сибирь, на лесоповал. Ну а со шпионами и диверсантами, которые скрываются под личиной инспецов, у нас короткий разговор! – и снова спросил: – Так как?
«Толково ведёт допрос», – подумал Булгаков. И тут же Джексон сдался:
– Чего вам надо?
– Мне лично? Ничего! Это надо вам. А мне просто любопытно, как вам удалось перемещение во времени. Ехали на подножке нашего трамвая?
Тут надо пояснить, что Митя, взглянув на инспеца, сразу признал в нём того самого британского пройдоху, который обвинял Россию во всех смертных грехах – это было накануне президентских выборов. Так что прежде, чем передавать его в НКВД, во всём следовало разобраться. Тем временем, Джексон о чём-то размышлял, но вот, наконец, решился:
– Чёрт с вами! Мне моя жизнь больше дорога, чем все эти интриги ваших и моих соратников.
– Вы это о чём? – удивился Митя.
– Да всё о том же! – усмехнулся Джексон. – Кое-кто там, у вас… в Кремле, в Белом доме или на Лубянке, надумал отстранить Платова от власти.
Митя и сам не понял, что больше всего в этих словах его обидело. Вот если бы Джексон сказал, что заговор возник в РОСНАНО или в Сколково, он бы ничуть не удивился. Даже в правительстве есть несколько человек, которым не стоит доверять. И на Лубянке, и в Ясенево прежде встречались люди, которые за деньги могли бы Родину предать. Но подозревать в интригах ближайшее окружение президента… Это уж точно непростительно!
– Врёшь, гадёныш! – Митя замахнулся телефонным аппаратом, но Булгаков успел его остановить…
Когда Джексона снова усадили на табурет, на нём лица не было. Дрожащим голосом он стал рассказывать о том, как в Лондоне к нему обратился некто, прибывший из России. В МИ-6 заверили, что ему можно доверять. Этот человек сообщил, что во власти сложилась оппозиция Платову, замыслили госпереворот. Ну а поскольку Лондону это явно на руку, почему бы не помочь хорошим людям, которые с уважением относятся к европейским ценностям и институтам. Всё было настолько убедительно, что Джексон согласился. И вот теперь ничего изменить уже нельзя.
– Ребята! Вас же нарочно закинули в тридцать седьмой год! В двадцать пятом вы бы ещё выкрутились, а в тридцать седьмом, при Ежове – всё, хана!
– Но почему именно вас выбрали для этой акции? – допытывался Митя.
– Это объясняется очень просто. Среди московских инспецов оказался инженер, внешне очень похожий на меня. Он уже третий день сидит здесь, в кладовке. Я иногда его подкармливаю – британец как-никак.
– Такой же нечёсаный, как вы?
– Это деталь, на которую никто не обратил внимания, – отмахнулся Джексон.
– Каким же образом перебрались сюда из Лондона?
– Вы меня удивляете! Да за большие деньги вас кто угодно сдаст – и Платова, и директора ФСБ и даже Госдуму в полном составе… Вот и среди разработчиков этого вашего спецтрамвая нашлись покладистые люди, которые изготовили копию специально для меня. Правда, на трамвай у них не хватило ни времени, ни сил, поэтому я отправился в путь… Как же это называется? Ах да, мотодрезина. Не очень комфортно, продувает со всех сторон, но долетел.
– А как она к вам попала?
– Ну это ж не баллистическая ракета! Переправили в одну из прибалтийских стран, и там, с территории британского посольства я и стартовал.
– И где же теперь эта самая дрезина?
Джексон покачал головой и улыбнулся:
– А вот этого я вам не скажу!
– Думаете, ещё пригодится?
– В НКВД тоже есть предприимчивые люди. А фунты стерлингов везде в ходу.
Булгакову показалось, что Мите уже нечем крыть, то есть всё, приехали! Но он ошибся.
– Да, всё довольно убедительно, но одного вы не учли. К тому времени, когда выйдете с Лубянки, окно во времени исчезнет. Оно ведь открывается всего лишь на три дня…
Тут случилось то, чего ни Булгаков, ни Митя не могли предвидеть. Нечёсаный сначала поднял брови, разинул рот, а затем едва не свалился с табурета – теперь уже от хохота.
– Три дня? В том-то и дело! Они вас надули, намеренно лажу вам подсунули. Да, да! Всё сделано для того, чтобы вы не успели возвратиться назад, если с трамваем что-нибудь случится. Затем арест, допросы на Лубянке, и всё! Finita la commedia! А я смогу задержаться здесь хоть на целую неделю, а потом спокойненько уеду на дрезине.
– Допустим, – Митя прикусил губу, а затем видимо что-то придумал и, криво усмехнувшись, спросил: – Но почему вам, британскому интеллектуалу, не пришла в голову мысль, что они и вас надули? На чём основана ваша уверенность в том, что время пребывания здесь для вас ничем не ограничено? Вы что, разбираетесь в физике или участвовали в экспериментах? А как вам такой вариант развития событий: если вы останетесь здесь навсегда, с вами и концы в воду, а ваше исчезновение можно списать на русскую разведку – похитили, пытали и, получив нужные сведения, отправили в мир иной… Вот как сейчас, без каких-либо гарантий на возвращение домой.
Джексон молчал. В его голове пронеслись события последних дней, когда всё складывалось весьма успешно, а после возвращения вполне можно было рассчитывать на пост премьер-министра, и вот… «Действительно, зачем я им буду нужен после того, как выполню задание? Исполнителей всегда убирают – так было и после убийства Кеннеди, а тут ведь предполагается устранение не кого-нибудь, а Платова… Официально объявят, что русские меня убили, труп расчленили и раскидали кусочки по мусорным бакам на окраинах Лондона, где-нибудь в Ист-Энде… Ох же я и дурак! Надо ж было так купиться!» А вслух сказал:
– Готов сотрудничать.
Митя вызвал по телефону такси, и уже через полчаса вся троица благополучно добралась до квартиры в Чистом переулке.