…Брюхо под моей щекой медленно поднимается на вздохе и так же медленно опадает на выдохе. Внутри зверя что-то бурчит, верно, переваривается зайчатина, которую мы съели на ужин. Я – обжарив мясо на костре. Хантер удовлетворился сырым. От его шкуры слабо пахнет еловыми ветками, едва уловимо – дымом. И зверем. Больше всего пахнет зверем. Волком. Этот запах невозможно описать словами. Но каждый в лесной чаще, почуяв его, поспешит убраться с дороги ночного охотника.
Приоткрыв глаза, я некоторое время смотрю на мощные волчьи лапы, вытянутые на еловой подушке. Заметив мое пробуждение, Хантер поднимает морду и недовольно ворчит. Ему не нравится, что использую его брюхо вместо подушки.
Зевнув, я осматриваюсь. Снег все еще падает, но буря прошла. Тяжелые белые хлопья медленно кружат в воздухе, опадая на ветви и землю. Подтаявший наст лег коркой, в дырах снег кажется розоватым, словно лепестки цветущих вишен…
Холодно.
Стая сбилась тугим коконом, согревая меня. За спиной – несколько молодых волков, у ног и головы – волчицы. Если бы не звери, я не пережил бы бурю. Но укрытый живым и горячим серо-белым одеялом, сейчас лишь продрог.
Хантер снова ворчит. Не знаю, зачем я дал вожаку имя, но надо же хоть как-то его звать.
Имя ему тоже не нравится.
– Да, я знаю, – ежась от зябкого зимнего воздуха, сажусь, и вожак тут же вскакивает. Щерит желтые клыки, но я лишь отмахиваюсь. Мы уже выяснили, кто здесь главный. И оба знаем, что Хантер не нападет. Не после того, как сохранял мне жизнь своим теплом. И своим умением добывать в лесной чаще пищу.
Я стараюсь не думать о этом. О том, что во мне заставляет дикого волка рисковать жизнью и стаей, лишь бы спасти человека.
Несколько дней они вели меня через чащу, добывая еду и согревая ночами. Но лес редеет. Если бы не буря, уже сегодня я мог бы выйти на склон, откуда видны крыши небольшого городка за Горным Грядом.
Пора возвращаться к людям.
Я не заметил, что последнюю фразу произнес вслух.
Хантер снова ощерился. А потом поднял морду и коротко взвыл. Стая вскочила, тяжело скидывая со шкур лежалый снег, разминая лапы и отряхивая длинные морды. Двое молодых волков покатились клубком, пытаясь ухватить друг друга за загривки. Волчицы стояли рядом, смотрели. На играющих щенят, на меня. На падающий снег и воющего вожака. К его песне никто не присоединился, может, это было соло.
Я размял закостеневшее в ночи тело. За деревьями дороги не видно, но я знал, что она там.
Надо возвращаться…
И двигаться дальше.
Здесь, в диком лесу и горах, было просто. Холодно, голодно, одиноко. Но просто. В городе будет сложнее.
Согревшись и отряхнув одежду, сделал несколько шагов. Обернулся. Стая смотрела, стая ждала…
– Больше не держу. Уходите.
Волчицы вздрогнули. Молодняк понесся по снегу и за пару мгновений скрылся за деревьями. Вожак остался. Я посмотрел в желтые волчьи глаза.
– Спасибо.
И уже не оборачиваясь, пошел вниз, к городу. За спиной снова раздался тоскливый волчий вой…
…вздрогнув, я проснулся. Мгновение смотрел на потолок и паука, деловито плетущего в углу свою сеть. В небольшом отеле на тихой улочке Неварбурга со слегка покосившейся вывеской «Озерный дом» – ленивая горничная. Но зато здесь тихо, недорого, вкусно кормят и не задают лишних вопросов. Только неясно, почему отель так называется, ведь никакого озера поблизости нет.
Снежный лес и волчья стая остались далеко в горах.
Я потряс головой, сбрасывая сон. Хотя этот мне понравился. Чаще всего ночами я видел кошмары, после которых голова еще пару часов оставалась тяжелой, а спина болела, словно вновь ощущая те удары, которые сейчас заросли шрамами.
Бросил быстрый взгляд на ручные часы – шесть утра. Обычно я встаю раньше, но от волчьих снов не хочется просыпаться. Под окном отеля изредка проносились автомобили, но Неварбург еще спал. Северная столица империи просыпается поздно, даже пекарни открываются не раньше десяти.
Но надеюсь, я смогу раздобыть хотя бы горячий чай.
Умывшись в крохотной ванной и одевшись, я спустился на первый этаж. За стойкой приема никого не было, зато в маленькой столовой, где постояльцев потчевали нехитрой едой, протирала столы зевающая хозяйка – дородная розовощекая женщина. Накануне, когда я заселялся, она представилась Клавдией и велела обращаться с любыми просьбами, если такие появятся.
– О, господин Аров!
– Прошу, зовите меня по имени. Роберт.
– Вижу, вы ранняя пташка, Роберт, – улыбнулась она, и я кивнул. Клавдия быстро пробежала взглядом по моей фигуре.
Я знал, что она видит. Неприметная серая рубашка, потертые джинсы и кожаная куртка. Черный шарф, потому что даже сейчас, весной, Неварбург не радует теплом и солнцем. Коричневые замшевые ботинки – не слишком новые, но чистые. На правом запястье тяжелые металлические часы с широким браслетом и массивным циферблатом. А значит, никакой нейропанели. Потому что никто из обладателей этого знака привилегий и почета не станет скрывать его под дешевыми часами. Взгляд выше – в неприметное лицо молодого мужчины. Сероглазый шатен, не слишком привлекательный, но и не отталкивающий. Обычный. Внешность парня, что подвез меня до Неварбурга на огромном и пыхтящем «Аes bouvol». За это пришлось слушать ужасную музыку и болтовню, но зато не пришлось обманывать. Почти не пришлось. Платы добряк не взял. А я вот кое-что позаимствовал – его лицо и имя.
Я постарался не кривиться от этой мысли. Ложь и обман – вот теперь моя жизнь.
«Лжецы всех мастей после смерти станут добычей демона обмана. Их ждет зловонная трясина, болото, в котором будут вечно гнить лживые языки и осквернённые тела…» – вспыхнули перед глазами строки из святого писания.
Я улыбнулся женщине.
– Да, привык вставать до рассвета. Может, у вас найдется для меня чашка чая?
– Ох, – застыла она на мгновение, комкая фартук и пристально рассматривая меня. – Чай?
– Да, если можно. Я пью любой. Можно самый… простой. Прохладно по утрам, я хотел бы немного согреться.
Она моргнула. И вдруг бросилась к двери.
– Согреться… Чай, ну конечно! Побудьте здесь! Никуда не уходите!
Я нахмурился, глядя ей вслед. Может, что-то заподозрила? Зовет на помощь? Узнала во мне отступника?
Но в темном оконном стекле по-прежнему отражался лишь незнакомец. Ничего общего с Августом Рэем Эттвудом.
– Вот! – пыхтя под грузом огромного подноса, вернулась хозяйка отеля. – Я хотела позавтракать на веранде, как уберу столовую. Все свежее!
– Что вы, не стоило, – несколько растерянно произнес я, глядя на огромный сэндвич с ветчиной, сыром и листьями салата, вареные яйца, миску овсяной каши, щедро сдобренной голубикой, орехами и медом, пузатый чайник, в котором раскрывался чайный лист. – Я не возьму ваш завтрак…
– Прошу вас! – Клавдия поставила поднос на стол и моргнула. Еще раз. Казалось, еще миг – и она расплачется. – Прошу. Вы голодны. В конце концов, накормить вас – моя обязанность, за которую вы заплатили! И чай! Я налью!
Чай пах лимоном и вербеной, а завтрак оказался по-настоящему вкусным, приготовленным «как для себя». Я усмехнулся этой мысли, все еще недоумевая доброте хозяйки. Впрочем, «если мир посылает вам подарок, не надо от него отказываться, прими с благодарностью». Так говорил мой наставник, когда прихожане приносили в монастырь корзины с продуктами, теплые одеяла или денежное пожертвование.
Я решил последовать наставлению мудрого человека.
Хозяйка присела на соседний стул, налив и себе чая. Но не пила, больше мяла в руках фартук и краснела.
– Вы проездом в Неварбурге?
Я кивнул, занятый сладкой кашей.
– Дела?
Снова кивок.
– Значит, скоро уедете?
Я пожал плечами.
– Жаль. Оставайтесь! – Женщина вздохнула. – Столица страсть как хороша, есть что посмотреть. Один дворец императора Константина чего стоит! Вы уже видели? Обязательно сходите! Это особая гордость неварбужцев! А императорские сады? Павлины, лебеди, белки и еноты! И все ручные, с рук кормятся. И цветы, цветы всюду. Невероятное великолепие!
Я перешел к сыру и ветчине.
– … но климат, конечно, сырой, холодный, – тарахтела Клавдия. – Что делать – север! Весна уже, а солнце даже не заглядывает. И все же красота… Не зря его величество Константин живет здесь, а не где-нибудь в тепле. Говорят, самый красивый город всех трех столиц! Ни восточная, ни западная не сравнятся с северной короной! Хотя южная когда-то была под стать…
Женщина осеклась, когда моя ложка звякнула о край тарелки.
– Но Равилон давно занесен черным песком, так что, может, и врут о его красоте, – быстро добавила хозяйка. – Кстати, слышали новости?
– Какие же? Я приехал лишь вчера.
Очередное вранье… Еще немного, и я стану в нем виртуозом. От этих мыслей внутри тяжело и темно. И тьма эта ширится с каждым днем. Я чувствую, как течет по жилам скверна, как вгрызается в кости. Ощущаю ее каждый миг. И особенно – когда иду путем зла.
Но об этом я тоже стараюсь не думать.
В Неварбурге я уже несколько недель, но стараюсь не задерживаться на одном месте.
Сейчас главное – спасти тех, за кого я в ответе. Найти Зою и Ирму, найти друзей.
– Вот же, смотрите…
Клавдия выхватила из корзины при входе свежую газету «Парадный Неварбург», развернула. В глаза бросились заголовки:
«…Выставка-турнир поделок из латуни и дерева “Почти совершенство”! Для участников без нейропанелей…»
«… Открытие новой академии миротворцев…»
«…Из городского зверинца сбежал волк, будьте бдительны…»
«У дворцового моста зацвели снежные сакуры – удивительный подарок наместника из восточной столицы в честь двадцатипятилетия наследника, принца Юстина…»
«Разыскивается опасный безумец…»
Я порадовался, что мои пальцы не дрогнули. Медленно допил чай, вкус которого теперь почти не чувствовал. С газетного листа смотрело мое лицо. Фото старое, из монастырских архивов. Я помнил тот день. Весна, как и сейчас. В семинарии – время поста и бдения, но в честь приезжего фотографа, который собирал материал для местной газеты, на завтрак дали не только пшенную кашу, но и маковую булочку… Марий, с которым мы делили комнату, кривляется за спиной серьезного усатого репортера, корчит рожицы. Марий выше меня на голову и выглядит старше своего возраста, но порой ведет себя как ребёнок. И я едва сдерживаю улыбку, а потом отворачиваюсь, чтобы все-таки не рассмеяться. Потому и на фото мое лицо не в анфас, а в профиль…
– Разыскивается безумный деструкт. – Женщина потрясла листом, испуганно вытаращив глаза. – Убийца. Десятки человек прирезал и не поморщился, представляете? Видимо, сбежал от инквизиторов. И как он вырвался?
Съеденный сэндвич сделался внутри тяжелым и мерзким, как ком могильной земли.
– А ведь такой молодой, вы гляньте! И… симпатичный. Кто бы мог подумать? Разрыв Духа никого не щадит. Вот же напасть! Интересно, что с ним случилось? Верно, попал в яму скверны, вот и обезумел. А может, эти жуткие Отрезатели постарались? Страшные они творят вещи, я вам скажу! Верят, что можно отрезать чужой Дух. Отрезать и пришить себе! Стать Совершенным даже без нейропанели… Называют себя Братством Ваятелей, а на самом деле – обычные головорезы. И безумцы! Брат рассказывал о тех, что довелось поймать. Об их… изменениях. Жуткая жуть!
Клавдия передернула полными плечами и постучала ногтем по моему фото. Я отвел взгляд.
– Ничего, и этого парня скоро поймают, я вас уверяю. Всем деструктам место в Песках, нечего им делать среди добрых горожан. Поймают! Это ведь Неварбург. Нам не стоит бояться. – Она склонилась и понизила голос. – Мой брат сказал, что этого убийцу ищут по всем районам, даже оцепили ямы скверны. У самой большой в Неварбурге – Лютейное поле – ну той, где когда-то была площадь для казней, день и ночь дежурят отряды. Тайно!
– Зачем?
Ямы скверны есть во всех городах. Иногда маленькие, иногда побольше. Горожане о них знают и обходят стороной, как заброшенные стройки или опасные пустоши. Некоторые ямы столь опасны и известны, что действительно имеют названия. Я слышал о Лютейном поле, на котором пару столетий назад отрубили сотни голов и четвертовали столько же тел. Низкие вибрации этого места не развеялись даже за века. Кажется, эта гиблая яма находится где-то на западе столицы. Но зачем ее охранять? У ям скверны всегда стоят флажки и предупреждающие знаки, чтобы не забрел случайный прохожий. Но выделять для этого охрану? Странно…
– Так скверна ведь зовет. – Клавдия облизала полные губы, и ее щеки стали еще краснее. Глаза женщины маслянисто заблестели, словно она думала о чем-то неприличном. – Все это знают. Зовет. Деструктов всегда тянет к таким местам, особенно тех, что уже на последней стадии. Этот безумец, – снова постучала она по фото в газете, – обязательно придет к яме. Нужна она ему, понимаете? Для… набирания силы! Вот его и ждут. Так говорит брат.
Я нахмурился, осмысливая услышанное.
– Ваш брат – инквизитор?
– А то. Уважаемый человек, с нейропанелью! Гордость семьи! Несет службу в Благом Доме. Ах, вы, верно, не знаете? Туда привозят деструктов. Ну перед тем, как отправить эшелоном в Пески. Дело-то хлопотное, опасное… – Хозяйка отеля вдруг испуганно осеклась, поняв, что сболтнула лишнее. – Ох… Только брат запрещает об этом болтать. И об убийце, которого ищут, – тоже…
Я отцепил взгляд от своего запястья. Под железным браслетом часов зудела черная полоса. Я знал, что вечером увижу, как часть ее опять восстановилась. Ложь и обман питают не только зло внутри.
Я заставил себя думать о деле. О тех, кто ждет моей помощи.
Медленно поднял голову и посмотрел женщине в глаза. Краска румянца сделала ее пунцовой, полные руки нервно сжали уже и без того измятый фартук. Так же медленно я положил ладонь поверх ее.
– Но вы ведь мне все расскажете, не так ли? – мягко произнес я.
Она кивнула.
Расскажет. Конечно, расскажет.
Нет, дело не в доброте и благолепии, не под их влиянием Клавдия отдала постояльцу свой завтрак, да еще и упрашивала его съесть. Просто она права.
Скверна зовет каждого.
И порабощает не только волков.