Дженнелин М. М О вечном и земном

…И каждому атому счастья

отмерен свой срок заранее [1].


Маргарите снится сон. Она стоит, окутанная невидимым, но ощутимым чувством едкой смерти, напротив постели больного. Писк аппарата жизнеобеспечения раздается одновременно и в палате, и внутри ее головы. Воздух стылый, будто зимний, и он обжигает легкие. Маргарита стоит неподвижно и видит, как отчетливо рисуется прямоугольное лицо мужчины, которого она прежде никогда не встречала. Она может разглядеть редкие, едва заметные веснушки на чуть заостренном носу. На тонких губах – легкая, почти мечтательная полуулыбка. Кажется, будто он дремлет, но Маргарита уверена – он вот-вот умрет.

Она касается подушечками пальцев его щеки и чувствует приятное тепло, и как мокрая капля огибает ее палец. Маргарита смотрит в его изумрудные счастливые глаза, устремленные на нее.

– Не плачь, – говорит девушка сдержанным голосом.

Но незнакомец плачет, безмолвно и недвижимо, а уголки губ его подрагивают.

Маргарита проснулась вся в слезах. Сердце бешено колотилось аж в висках и болело так, словно она… видела смерть любимого человека.

Она попыталась восстановить дыхание и избавиться от остатков горького сна. Она сжала щеки ледяными ладонями и чуть тряхнула головой, выбираясь из постели. На экране телефона часы показывали пять утра – целый час до подъема. По обыкновению, Маргарита стремилась поскорее доспать это несчастное время, но сейчас она перепугалась, что снова придется возвращаться в сновидение и по новой переживать смерть соулмейта.

Пока она бродила по квартире туда-сюда, выполняя утренние процедуры, кошмар этот не выходил из ее головы. Маргарита тешила себя словами тех, что уже видели вещие сны: ей говорили, что как только она наконец встретит соулмейта, то все – тревога и страхи развеются. Смерть раз и навсегда перестанет пугать и станет чем-то само собой разумеющимся, и никак не помешает дальнейшему переплетению двух душ в нескончаемом полотне человеческих жизней. Маргарита верила, и верила охотно, но не могла отделаться от эфирного запаха больничной палаты.

Она закончила утреннюю рутину и повторила учебный материал по конспектам – сегодня первый день летней производственной практики, и она не хотела бы ударить в грязь лицом перед заведующим отделением.

* * *

Маргарита болтала с одногруппником в широком холле первого этажа: им посчастливилось проходить практику в одной больнице. Они обсуждали, что было бы славно, попади они в одно отделение – с другом веселей и не так боязно. Однако куратор больницы распорядился иначе, предательски разъединяя друзей.

Маргариту отправили в неврологическое отделение, чем она не просто разочарована – мир для нее рухнул в одночасье. Она не была сильна в неврологии всю дорогу обучения в университете и старательно избегала этой страшной дисциплины. Не тушуясь, она попросила куратора пересмотреть решение о распределении. Маргарита была готова даже в кардиологическое отделение попасть – второе по ее личному рейтингу сложности – лишь бы не неврология.


– Вынужден отказать, – с легким раздражением ответил мужчина. – Я распределил вас ровными тройками. И что это такое будет, если каждый застонет, что хочет в другое? К тому же у всех вас уже есть необходимая база знаний по представленным узким специальностям. Все, все, шагай давай, некогда мне с тобой тут церемониться…

Маргарита нахмурила светлые брови и мысленно послала его куда подальше. Надежда на интересную и полезную практику разбилась о скалы несправедливого распределения.

Она отыскала в толпе студентов двух парней, которым предстояло практиковаться в том же злосчастном отделении: с одним из них она была немного знакома – учились они на одном потоке, а звали его до смешного смешно – Иванов Иван, из тех самых клинических задач с каждой пары, второго же каторжника Маргарита видела впервые. Долго знакомиться не пришлось, звали его Максим Мальцев. Только после непринужденной бессмысленной беседы, лишь бы время потянуть, троица с одинаково обреченными лицами отправилась на поиски отделения и знакомство с заведующим.

В копилку невезений добавился факт, что отделение располагалось на седьмом этаже десятиэтажной больницы, а лифтом пользоваться разрешалось только персоналу и пациентам. Студенты встали на перепутье между лестничной клеткой и грузовым лифтом.

– В теории мы можем подняться и на лифте. Только вот найдутся какие-нибудь злющие медсестры, что сдадут нас с потрохами куратору. Еще и нагоняй получим… – раздраженно буркнул Ваня.

– Да прям уж. Больница огромная, кому мы тут нужны? Погнали на лифт, – Макс кивнул головой в сторону лифтовой площадки.

– Ладно, разок, думаю, ничего страшного. Всегда можно прикинуться дурачками, – посмеялась Маргарита.

На первый взгляд парни показались ей неплохими ребятами, и она была благодарна судьбе, что хотя бы с нудилами и заучками не придется выживать двадцать один день. А после новости оказались еще приятнее: заведующая отделением, Мария Алексеевна, женщина лет сорока пяти, показала себя как очень жизнерадостный врач, действительно обожающий свою работу. Она тепло и с охотой встретила студентов, что немало удивило их: частенько практикующие врачи или игнорировали и отмахивались от студентов, или беспричинно сердились.

– Свежая кровь! – пошутила она, внимательно в них всматриваясь. – Ну, чего встали в проходе, садитесь пока, куда хочется. Вы медицинский колледж? А, будущие врачи, превосходно! Четвертый курс окончили? Еще лучше, так вы уже и меня заменять сможете, – Мария Алексеевна мило похихикала. – Неврологами быть хотите?

Все трое отрицательно повертели головами и объяснили, почему они, не фанаты специальности, здесь оказались. Заведующая отделением терпеливо выслушала и расплылась в улыбке:

– Так, понятно. Я вас не принуждаю – можете не ходить, дневники я подпишу. Мне за ваше пребывание тут никто не платит, – опять посмеялась она, – так что с меня взятки гладки.

– Нет, что вы, Мария Алексеевна. Будем ходить, конечно, – энергично выпалил Ваня, и остальные с ним согласились со скрытой неохотой.

– Хорошо, хорошо. Давайте тогда я быстро расскажу вам, где и что находится. Фонендоскопы есть свои? Отлично, а молоточки? Нет? Тогда возьмете в ординаторской [2].

Зав показала им палаты и основные кабинеты, познакомила с дежурной постовой сестрой и двумя ординаторами, а также с парой других врачей. Она полистала их дневники, удивилась некоторым абсурдным требованиям к навыкам студентов и упорхнула из отделения по каким-то своим делам, дав добро на ознакомление с любой необходимой для них документацией – пусть только в известность кого-либо из старших поставят.

Троица стояла в коридоре с молоточками в руках, и для комичности ситуации не хватало почесать затылки всем одновременно.

– Быстрее начнем – быстрее закончим. Давайте соберем анамнез [3], осмотрим да дневники заполним. Дома ничего делать не надо будет, – инициатором выступила Маргарита, не желающая все шесть часов присутствовать на практике.

– А ты что, методику неврологического осмотра помнишь? – поинтересовался Макс.

– Ну, что-то помню. У меня методичка есть на телефоне, могу скинуть. Давайте беседу создадим.

Так и сделали. Маргарита любезно поделилась материалами. Парни отправились освежать память на пост медсестры – там удобный диван стоял. Маргарита времени решила не терять и, заглянув в список пациентов на стене, наткнулась на некого Виктора Марисова из палаты номер двенадцать – его и решила помучить кучей вопросов.

Она вошла в палату, постучав, и громко уточнила:

– Марисов Виктор здесь? – Она окинула взглядом четырех мужчин в попытке догадаться, кто из них нужный больной.

– Да, это я, – раздался голос у окна. – Ко мне врач пришел, позже созвонимся.

Мужчина сбросил звонок и обернулся на студентку. Маргарита встретила того, кому суждено умереть от болезни в пятьдесят лет.

* * *

Виктору снится сон. Он видит молодую девушку, но понимает, что на самом деле ей уже около восьмидесяти – это сон, и здесь все вверх тормашками. Она выбирает яблоки на местном рынке и совсем не замечает его. Виктор подходит ближе, чтобы взглянуть на незнакомку: круглолицая, с тремя родинками на виске, которые выстроились в ровную линию, а глаза ее темные-темные – он даже не видит зрачка. Он влюбляется в образ из сновидения раз и навсегда и тянет ладонь, чтобы коснуться ее мягких щек.

Неожиданно яблоко с глухим стуком падает на землю, а сама девушка хватается за сердце. Лицо ее корчится от боли, она падает навзничь, с силой сжимая одежду на груди. Виктор ничего не может сделать: руки и ноги больше ему не подвластны. Он только смотрит, как она умирает от остановки сердца, и слезы катятся по его щекам.

Мужчина проснулся в паническом страхе и холодном поту.

– Сон. Это просто сон… и я встречу ее сегодня.

Время пять утра, и Виктор не мог понять, радоваться ему или плакать приснившемуся соулмейту. Сновидение оставило после себя душащее чувство, которое он даже попытался неосознанно откашлять.

Виктор почистил зубы и поискал направление на плановую госпитализацию – забыл, во сколько нужно явиться в приемное отделение. Надпись на листке гласила: «Явка с 7:00 до 14:00». Виктор вздохнул и понял, что будет первым в очереди на госпитализацию, раз от кошмара пробудился аж в пять часов.

На кухне он разбил любимую кружку – вторую за месяц. Левая рука давно перестала слушаться, и при попытке перенести кружку со столешницы на обеденный стол ее поразила неожиданная слабость в кисти. Виктор пялился на мелко дрожащую ладонь. Смотрел долго, будто пытался силой мысли остановить тремор. И ничего не вышло.

Он давно свыкся с неврологической болезнью и расстраивался только в подобные моменты – когда что-то ломалось из-за неуклюжести его неконтролируемых рук. Виктор со вздохом начал собирать осколки, и, стоило ему попытаться поднять какой-то мелкий, тремор перерастал в крупноразмашистый. И к этому мужчина давненько привык, неторопливо собирая кружку по частям и отправляя ее в мусорное ведро. От чая все же он не отказался, догадавшись попить его у столешницы, чтобы вдруг не пришлось ползать по полу еще раз.

Виктор выпил утреннюю порцию горьких таблеток и перепроверил заранее собранную сумку с вещами – вроде ничего не забыл. Он вызвал такси до больницы, и с трудом у него вышло рассмотреть номер ожидающей машины из-за невозможности быстро сфокусировать взгляд.

Виктор уселся в салон, и пока таксист рассказывал о природе и погоде, мужчина снял очки и взглянул в потухший экран телефона. В отражении он заметил дрожь глазных яблок и понял, почему не смог различить номера авто.

– Смотрю, вы с вещами, – таксист кивнул на сумку, покоящуюся на заднем сиденье. – В стационар ложитесь, что ли?

– Верно, – медленно произнес Виктор и поочередно поднял обе ладони, показывая на тремор. – На плановое.

– Эге, всякое бывает! Не переживай, ты мужик молодой, а медицина нынче шагает километровыми шагами. Вылечат тебя, – таксист уверенно кивнул собственному умозаключению, отбросив вежливое обращение.

– Хотелось бы верить, – Виктор тоскливо ухмыльнулся.

Ожидая своей очереди в приемном, Виктор оставил в приложении чаевые таксисту – давно ему не попадались такие простодушные и приятные собеседники, такому и оставить немного не жалко. Хотя с нынешними ценами на такси можно было подумать дважды.

Виктор наконец обратил внимание на толпу докторов, кучкующихся на другом конце этажа. Не докторов – ошибся – студентов. Все они стояли группками, в белоснежных халатах и громко переговаривались, а стоило отвлечься, как появлялись новые – будто почкованием множились. Он хотел рассмотреть будущее медицины получше, но загорелся номер его талона со звуковым оповещением – подошла очередь.

Регистратор резво оформила всю необходимую документацию, получила его добровольное согласие на госпитализацию и объяснила, как попасть в отделение.

– Да, знаю. Уже не в первый раз, спасибо, – он улыбнулся ей, прощаясь.

Пока он добирался до отделения неврологии, стойка регистрации уже оповестила пост о прибытии пациента. Там его встретила заведующая Мария Алексеевна, по совместительству являющаяся его лечащим врачом, и проводила в палату. Она быстренько проверила все документы, переговорила о деталях госпитализации и обещала зайти позже.

– Студентов прислали на практику. А, видели? Ну вот, Виктор Романович, бежать надо – встречать молодое поколение.

Он не смел ее задерживать. Только она переступила порог, как соседи по палате решили устроить знакомство. Двое из них оказались вполне себе адекватными мужиками, а вот третий был страшным брюзгой и через каждое слово жаловался на бесполезных медиков и такую же бесполезную медицину в стране. Один из мужчин вступил с ним в спор, а другой тем временем пояснил новоприбывшему, что такие концерты сопалатника тут не редкость – пусть привыкает. Виктор только усмехнулся и покивал.

Заполнив прикроватную тумбу, он решил позвонить отцу. Выслушивая долгие гудки, мужчина разглядывал виды из окна: прямо напротив возвышалось противоположное крыло здания, а справа тянулись ровные ряды сосен далеко за горизонт. Июльский денек выдался пасмурным, отчего сосновые верхушки казались почти черными. Где-то далеко тянулись грозовые облака. Виктор поставил на то, что дождь эту часть города не коснется.

– Да, сын? – послышалось в трубке.

– Привет, пап. Звоню, чтобы сказать – я успешно госпитализировался. В целом все.

– Отлично. Как там палата, мужики ничего?

– Марисов Виктор здесь? – раздался девичий голос за спиной.

– Да, это я, – отозвался Виктор, оглянувшись вполоборота, и неразборчиво бросил отцу: – Ко мне врач пришел, позже созвонимся.

Виктор обернулся и встретил ту, которой суждено умереть от остановки сердца в восемьдесят лет.

У обоих по сосудам разлилось тягучее, как мед, тепло, такое приятное и расслабляющее. Душащая тревога покинула их мысли, они на миг позабыли смерти друг друга, просто наслаждаясь долгожданной судьбоносной встречей. Мир для каждого заиграл новыми красками, и казалось, что они живут бок о бок всю жизнь.

«Так вот что испытывают те, кто встречает своего соулмейта», – подумали оба.

Первой взяла себя в руки Маргарита. В конце концов, она – студентка, и сейчас ее главная задача – прохождение практики. Да, в злосчастном неврологическом отделении. Да, надо опросить пациента, оказавшегося соулмейтом. Да, ей хочется вопить от радости и рассказать все о себе, и столько же узнать от него. Однако Маргарита одернула себя, напоминая, что она сейчас на своеобразной неоплачиваемой работе, где у нее есть круг обязанностей. Сначала это, потом остальное.

Она быстрым шагом подошла к Виктору, сжимая тонкими пальцами в розовых перчатках клипборд, и официально отчеканила:

– Меня зовут Маргарита Юрьевна, я студентка четвертого курса медицинского университета и хотела бы немного расспросить вас. Вы не против?

Виктор улыбнулся. Да уж, будешь тут против, когда тебе задают вопрос тоном, не терпящим возражений – волей-неволей согласишься. Мужчина подумал, что, будь это даже не его соулмейт, он не сумел бы противиться такой уверенности. Потому он кивнул:

– Конечно, нет. Спрашивайте все что угодно.

Его речь была медленной, некоторые слова он произносил по слогам с разной громкостью, но старался контролировать это. Маргарита мысленно похвалила саму себя за остаточные знания с ненавистной кафедры, моментально вспомнив название такой формы речи. Ничем не выдавая своего ликования, она кротко кивнула, попросила присесть на постель, а сама притащила стул и уселась напротив.

Спина вытянута в струну, макушка кверху, ноги не перекрещены – врач гиппократовского образца, не хватает медицинского колпака, как на первых курсах. Виктор не мог налюбоваться ею, и хотя Маргарита была самой обыкновенной девушкой – не дурнушкой, но и не писаной красавицей, мужчина даже позабыл на короткий миг, что сейчас у них разные ролевые модели: он – пациент, она – почти врач. И к тому же прослушал ее вопрос, а она всем видом показывала, что ожидает ответа.

– Что, еще раз? Извините, задумался, – виновато улыбнулся он.

– Назовите полное ФИО и дату рождения, пожалуйста, – она тоже улыбнулась.

– Марисов Виктор Романович, четырнадцатое февраля ХХХХ года.

Путем несложных математических вычислений Маргарита поняла, что ему тридцать лет.

– Есть жалобы на данный момент? – продолжала она, готовая торопливо писать за ним.

– Тремор беспокоит, руки меня не слушаются. Со зрением проблемы – сегодня глаза дергаются. И речь – сами слышите, – чуть склонил голову он.

Маргарита заметила все это, едва только узнала, что он – Марисов Виктор. При попытке попасть по кнопке сброса вызова тремор усилился, руки двигались несколько асинхронно, и как будто больному требовалось приложить усилия, чтобы заставить мышцы работать. А когда она взглянула ему в глаза, то заметила горизонтальный нистагм [4].

Перед глазами снова возник образ из сновидения, но он уже не пугал. Скорее, Маргарита почувствовала сопереживание и смирение. Она продолжила опрашивать его, и на все вопросы Виктор охотно отвечал, стараясь говорить как можно ровнее и быстрее, чтобы не задерживать ее. После этого Маргарита повертела его так, как вертят все врачи-неврологи на осмотре, и даже чуточку дольше. Мужчина пытался не отрывать глаз от соулмейта, а Маргарита, пересекаясь с ним взглядами, еле заметно улыбалась и мыслями возвращалась к осмотру.

– Пожалуй, все. Я зайду к вам немного позже, хорошо?

– Я буду ждать с нетерпением.

– А я как же, доктор? – издевательски вопросил брюзга на противоположной койке. – Меня не осмотрите?

– Быть может, позже, – сдержанно ответила она и покинула палату.

На посту девушка присела на стул и постаралась утихомирить долбящееся в груди сердце, которое, кажется, хотело выпрыгнуть наружу. Повезло, что парни тоже ушли к больным – сейчас Маргарите надо было побыть наедине с собой и привести чувства в порядок. Мысли звучали так громко и спутанно, что лишь расшифровка собственных заметок немного отрезвила ее, и теперь она жаждала узнать, чем же болен Виктор. Она сумела выделить наиболее значимые симптомы, но не имела ни малейшего понятия, что за недуг поразил ее вторую половинку.

В ординаторской она попросила историю болезни Марисова, на что получила ответ:

– Стоило осмотреть кого полегче. По нему сложно будет заполнять дневник ваш, к тому же все данные хранятся в медицинской базе, истории болезни пока нет. Он поступил буквально сегодня, заполнять-то нечего. Ладно, иди сюда, покажу, – ординатор поманила студентку к себе, а после с лукавой улыбкой свернула окно приложения на мониторе. – Ну-ка, есть предположения? Ваша диагностическая гипотеза, коллега.

– Нозологическую единицу [5] не смогу назвать. Предполагаю, что у него что-то с мозжечком. По крайней мере, атаксия именно этой этиологии, если память с курса неврологии мне не изменяет, – пожала плечами девушка.

– Хм, неплохо. У него атаксия Фридрейха [6], – ординатор открыла окошко на компьютере и быстренько пробила его.

– К сожалению, впервые слышу. Не припоминаю, чтобы на парах разбирали что-то подобное, – честно отозвалась Маргарита, вглядываясь в огромный перечень обследований.

– А он сам тебе не рассказал? – вскинула брови ординатор. – Тогда дома сама почитаешь, что это за болезнь такая. Важно, что прогноз летальный в ста процентах случаев.

Маргарита ощутила, как сердце в пятки не просто ушло – оно туда бухнулось. Она тихо спросила:

– То есть лечения нет?

– Нет. Вроде как разработали препарат, и клинические исследования его почти закончены, к началу следующего года должны пустить в оборот. Якобы есть положительная динамика в лечении. Но стоить он будет… неприятно. Если у больного будут средства, то и шансы свои он увеличит, не на полное выздоровление, конечно, но хотя бы на продление жизни на два-три года.

Маргарита ничего не ответила. Она поблагодарила за содействие и уселась на кушетку, погружаясь в заполнение дневника практики. Немного позже пришли парни – хитрецы взяли одного пациента на двоих. Они втроем бросились в обсуждения, а ординатор тактично попросила найти другое место для разбора клинических ситуаций – работать мешают.

Извинившись, студенты вышли из кабинета и наткнулись на Виктора. Маргарита залилась краской и вопросила:

– Кого-то ищете? – Парни, как истуканы, стояли рядом.

– Вообще-то вас. Хотел кое-что спросить, если вы не заняты.

«Дома дневник заполню», – молниеносно пронеслось в голове, и девушка кивнула, соглашаясь на разговор.

* * *

Каждое утро Виктора начиналось с прихода Маргариты в палату. Она стучала в одно и то же место по дверному косяку, громко здоровалась и интересовалась самочувствием у всех по отдельности и в самом конце – у него. Маргарита приходила ровно в восемь утра и уходила не раньше шести вечера, вопреки тому, что на практику отводилось только шесть часов. Она заканчивала добросовестную работу в отделении и остаток проводила с Виктором, бродя по коридору этажа или сидя в столовой.

Виктору она нравилась вся, от макушки до кончиков пальцев: придет она с тугой косой на плече или с высоким хвостом, с макияжем, скрывающим проблемную кожу, или вовсе без него, в черной рубашке или в ярко-зеленой футболке – не имеет значения. Он полюбил ее, незнакомку из сна, выбирающую яблоки, предназначенную самой судьбой.

– Слушай, Мар…

– Как-как? – с прищуром переспрашивала она. – Как ты меня назвал?

– Мар. Не нравится?

– Наоборот, ко мне никто никогда так не обращался. Ритка или Марго, и все.

Мар улыбалась, сияя ровным рядом зубов, переполненная счастьем. Это походило на сказку о любви с первого взгляда, где оба героя – нравственные и чувственные люди, и все у них наверняка будет хорошо, а в конце они останутся счастливы.

Мар никогда не спрашивала у Виктора, что он увидел во сне, как и он не спрашивал ее. Узнав друг друга, они даже не касались этой темы. Вместо этого каждый рассказывал о себе все подряд. Например, Виктор знал, что любимый цвет его соулмейта – зеленый, она обожает музыкальный коллектив Flеur и видеоигры, но с последним у нее проблемы.

– Времени нет. Боюсь, что не смогу остановиться, – она прыснула в кулак. – Да и ноутбук мой древний, как мир. Ничего не тянет.

Немного позже Виктор соберет для нее компьютер и подарит игры, о которых когда-то вскользь упоминала Мар.

Она знала, что Виктор не любит желтые яблоки и не верит в гороскопы, один из его любимых писателей – Достоевский, а горам он предпочитает море. Соулмейт ее болен уже как восемь лет, и все не так плохо, ведь некоторые выглядят гораздо хуже к этому времени.

– Я не собирался умирать, пока не встречу свою судьбу, – говорил он, мешая сахар в кружке чуть подрагивающей рукой. – Теперь-то можно.

Он поднял глаза на умолкшую девушку и прикусил себе язык за необдуманную шутку. Ее темные глаза поблескивали в свете люминесцентных больничных ламп, а острый носик кривился. Виктор молил о прощении остаток встречи и больше никогда не смел заикнуться о подобных вещах.

В стационаре он пробыл десять дней: все необходимые обследования были готовы, а заключения к ним составлены, заведующая отделением дала подробные рекомендации и разъяснения, заверив, что в запасе у Виктора еще годы и годы.

– К тому же у вас есть поддержка, не так ли? Лучшее лекарство – это любовь, Виктор Романович, – она мечтательно коснулась пальцами своей щеки, кивая головой в сторону ведущей опрос Мар.

Виктор чуть смутился и энергично покивал.

Мария Алексеевна замечала, что Маргарита стала задерживаться в отделении. Эта студентка, не горящая желанием становиться неврологом, день за днем сидела рядом с ординаторами, наблюдая их работу в медицинской базе. Она участвовала в каждой утренней планерке персонала с последующим обходом пациентов, сосредоточенно внимая отчетам старших. Она наблюдала за тем, как опытные врачи осматривают и расспрашивают больных, и не смела глазом моргнуть, страшась проглядеть нечто важное. Она задавала вопросы и иногда делилась мнением, без страха быть осужденной. Очень скоро она полюбилась всем работникам отделения.

Заведующая замечала и то, как часто Маргарита общается с Виктором. Как наливаются ее щеки, а легкая улыбка не сходит с лица, пока пациент не спускает с нее внимательного, влюбленного взора. И Мария Алексеевна опечаленно думала о том, что жизнь – это несправедливое явление в существовании человека. Что жизнь и смерть – это не разные понятия, а две стороны одной медали. И она незаметно вздыхала, решив для себя, что поможет Виктору всем, на что хватит ее влияния и сил.

Несмотря на то что соулмейт Мар выписался, она не бросила посещать отделение. Если коллеги ее – Ваня и Максим – появлялись три-четыре раза в неделю, то Мар стабильно приходила все шесть, во‑первых, как положено правилами прохождения практики, во‑вторых, потому, что лишь здесь она имела доступ к медицинской базе данных, где могла впитывать в себя опыт и знания своих старших коллег.

Они встречались с Виктором почти каждый день. Он заимел привычку поджидать ее в холле больницы с пышными букетами. Мар краснела и распиналась в благодарностях, однако очень скоро заявила:

– Честно говоря, я чувствую себя неловко. Ну, то есть мне приятно твое внимание, но… это дорого. И они быстро вянут… деньги на ветер. Давай ты мне не будешь дарить букеты.

– Вообще?

– Конечно, нет! В какие-нибудь особые дни, и достаточно.

– Ну так у меня каждый день особый. Я же с тобой вижусь.

Мар радостно поджимала губы и отворачивалась, а мужчина тихо посмеивался.

Однажды она не выдержала и поинтересовалась, кем он работает. Виктор сразу просек, что дело в нескончаемых букетах, которые стоят немалых денег, и прояснил:

– Мой отец – владелец гостиницы Gold H. Раньше владел рестораном Gold R., пока не передал бразды правления мне. Вот и все.

– Так ты нереальный богач? Туда-сюда миллионер? – заливисто смеялась она.

Виктор был слишком стар для современных шуточных трендов и абсолютно серьезно отнекивался, чем еще больше веселил ее.

Мар совсем перестала обращать внимание на его болезнь. Тремор его ладоней, когда они держались за руки, ничуть не мешал. Неторопливая речь по слогам, порой чересчур тихая и неразборчивая или, напротив, резкая и громкая, не казалась чем-то надоедающим. Девушка все раздумывала: причина в том, что Виктор – ее соулмейт, или в том, что человек способен адаптироваться ко всему? Тогда решила для себя, что причина куда проще: в его любви и ее принятии.

Одним днем, еще на втором году отношений, когда оба пока жили порознь, Виктор гостил у Маргариты. Он читал роман, пока Мар потела над врачебными науками. Периодически мужчина бросал на нее взгляд: она имела привычку щипать брови во время обучения. Верный признак нервозности и не совсем хорошего расположения духа.

– Мар, не щипай, пожалуйста.

– Ладно, – зло бурчала она.

И позже ни с того ни с сего выпалила:

– Я найду лекарство.

Виктор сначала не понял, о чем это она. Он выглянул из-за книги, безмолвно вопрошая. Свет настольной лампы так падал на нее, что темные круги под глазами казались еще глубже и чернее. На рабочем месте будто рота солдат прошлась, хотя Мар была по сути своей аккуратисткой. Еще один признак ее нервозности. Она на верном пути выгореть от нескончаемой учебы.

– Я вылечу твою болезнь, – непривычно тихим голосом пробормотала она, шмыгая носом. – Я найду способ. Обещаю. Только дождись, договорились?

И Маргарита разревелась навзрыд, зарываясь в острые коленки. Она рыдала от всего: от обиды, что нет спасительной таблетки, от бессилия, что опыта, знаний и часов в сутках не хватает ей на поиск лекарства, и, в конце концов, от отвращения и злости к самой себе – она давала слабину и плакала тогда, когда этого не позволял себе смертельно больной. Виктор был для нее самым мужественным человеком из всех, кого она встретила на своем коротком жизненном пути. Он никогда не сетовал на судьбу-злодейку, не позволял выражать жалость к себе, не позволял себе лить напрасные слезы из-за того, чего никто изменить не в силах.

Зато плакал он тогда, когда видел Маргариту в таком состоянии. Когда его сокровище в поте лица втягивалось в специальность, два года назад казавшуюся ей непостижимой наукой, лишь ради того, чтобы разработать чудо-лекарство. Его Мар оставила мечту о работе лучевого диагноста, где не пришлось бы вечность торчать в стационарах среди несчастных мучающихся пациентов. И именно в такие моменты внутри Виктора бурлила гадкая ярость и беспомощность за то, что именно на его долю выпало несчастье быть больным; и не потому, что он испытывал к себе ненавистную жалость, а потому, что болезнь эта отравляла его соулмейта. Он требовал, просил и умолял ее оставить эту затею, не возносить на хрупкий пьедестал неизвестности будущую карьеру и дальнейшую жизнь без него, подумать дважды, трижды, сотню раз. Но упрямица даже слушать не хотела, грозясь наказывать его молчанием за такие «ужасные, низкие слова».

Днями и ночами она готовилась к государственным экзаменам, которые должны были начаться уже через два месяца, параллельно посещая научный кружок неврологии, изучая английский язык с нуля для того, чтобы беспрепятственно штудировать, кроме отечественных, еще и иностранные статьи об атаксии Фридрейха. Маргарита еще изъявила желание устроиться на работу, но здесь Виктор выбил из нее обещание, что пока она не окончит университет, она работать не будет.

– Но мы ведь съедемся рано или поздно. Разве это будет честно, что ты будешь тянуть финансово еще и меня, пока я не устроюсь в какую-нибудь больницу?

– Это уже не твоя проблема, Мар, и решать ее не тебе.

Виктор давным-давно познакомился с родителями Маргариты, и чуть позже, когда Мар твердо заявила, что будет поступать в ординатуру по неврологии, он заверил их, что самостоятельно оплатит ее обучение, если вдруг произойдет так, что ей не удастся поступить на бюджет. Серьезность его намерений просачивалась даже сквозь разорванную речь, потому родители даже слова против не подумали сказать.

Его отец был горд собственным сыном и его поступками по отношению к соулмейту и всячески намекал на узаконивание их отношений. Виктор всегда обрывал его речи на этой ноте, хмуро говоря, что Маргарите сейчас не до этого – она и так вымотана выпускным годом.

К тому же Виктор приступил к лечению новым препаратом, успешно прошедшим клинические испытания. Фармкомпания заявляла, что, к огромному сожалению, вылечить он не в силах, но повлиять на продолжительность жизни, продлив ее минимум на пять лет, препарат способен. Траты на один курс обошлись ему в копеечку – пришлось просить некоторые суммы у отца.

– Возьми мои стипендиальные, – упрашивала Мар. – Копейка рубль бережет.

Виктор наотрез отказывался.

Лекарство оказалось не из приятных: постоянная тошнота, вплоть до рвоты, усиление симптомов на первом месяце приема и тупая боль в правом подреберье. Вместе с Марией Алексеевной они подбирали более подходящие дозировки, и весьма успешно – побочные эффекты понемногу сходили на нет.

Последний год выдался для них особо тяжелым, но после продолжительной грозы, как известно, солнце светит ярче.

Маргарита успешно сдала экзамены на высокие баллы и получила синий диплом, однако на бесплатную ординатуру этого не хватило. Эту дыру, как Виктор и обещал, он закрыл самостоятельно, вопреки недовольству Мар. Их родители сделали им сюрприз, подарив путевку в южные страны к бирюзовому морю. Мар растрогалась от восторга – никогда раньше ей не приходилось путешествовать за границу.

Виктор стоял на берегу и глядел, как любовь всей его жизни неуверенно шагает по краю моря, подол ее зеленого хлопкового платья намокал от соленой воды, и она пищала от удовольствия и дышала полной грудью влажным воздухом, вскидывая руки к вечернему небу. Мар возвратилась к нему, ступая по еще не остывшему песку босыми ногами, и требовательно потянула любимого за собой, держа его за дрожащие руки, заверяя, что вода – парное молоко и ему непременно надо хотя бы помочить ноги.

Виктор старался шагать уверенной и легкой походкой, но непослушные ноги не успевали за темпом возлюбленной, и со стороны казалось, что он изрядно пьян. В конце концов они оба стояли в прозрачной воде, лицезрея пылающий закат за морским горизонтом. Точнее, это Маргарита восхищенно охала, тыча пальцем в сторону заходящей звезды, а потом пробовала море на вкус, морщилась от соли и пробовала снова. Она смеялась, она улыбалась. Она счастлива, а для Виктора ее счастье – его счастье, и ему не интересно ни это огромное озеро, ни пылающие закаты. Самое красивое творение природы стояло подле него.

В попытках встать на колено координация его подвела, и он едва не плюхнулся на бок, но каким-то чудом этого не произошло. Однако вода все равно немного попала ему на бедра, обдавая приятным теплом.

Руки его дрожали еще сильнее, и он уже корил себя за несдержанность, что решился делать предложение в море, а не на берегу, но пути назад нет; Мар потрясенно хлопала глазами, замерев в ступоре. Виктор собрал всю волю в кулак, чтобы не уронить коробочку с кольцом в море, и произнес:

– Любовь моя, ты выйдешь за меня?

Он знал, что она не откажет, но сердце все равно глухо долбилось в висках, а тремор начинал нарастать. И Мар взволнованно сказала:

– Да… да. Да, я выйду. Я согласна.

Из глаз ее потекли соленые, как море, слезы, она помогла жениху надеть помолвочное кольцо на свой тонкий палец и утонула в родных объятиях. У Виктора не было сил и чувства равновесия поднять невесту и закружить на фоне алеющего заката. Вместо этого он с жаром поцеловал ее, рассыпаясь в благодарностях.

* * *

Время беспощадно торопилось, и годы пролетали практически незаметно. Сначала пара сыграла громкую свадьбу, наладила семейный быт бок о бок в одной квартире, и Маргарита не верила, что в жизни все бывает настолько гладко. Они уступали друг другу во всем безвозмездно, а если ссорились, то по глупым мелочам, мирясь в тот же день. Любящий муж понимающе относился к ее отсутствию по несколько суток в исследовательском институте и стационаре; Маргарита продолжала искать способ искоренить болезнь супруга навсегда.

Через четыре года совместной жизни у них родилась абсолютно здоровая дочка Аврора, и как раз на свет появилась она перед первыми лучами солнца – на заре. И родители заново открыли для себя прелести мира с появлением этой долгожданной крохи.

– Какое счастье, – шептал Виктор, подрагивающими губами целуя спящего младенца в лоб. – Я самый счастливый человек в мире.

А время все бежало и бежало, не щадя Маргариту, которая силилась обвести судьбу вокруг пальца. Поиски лекарства ни к чему не приводили, она и исследовательская группа снова и снова возвращались к отправной точке, но Маргарита не смела опустить руки. Она обещала, а обещания свои она сдерживает с малых лет.

Но, не ровен час, смерть отберет жизнь дорогого отца и мужа. Виктору последняя разработка больше не помогала: он не мог самостоятельно ходить, речь его с каждым днем становилась все неразборчивее, а зрение стремительно ухудшалось, даже лазерная коррекция не дала ожидаемых результатов. Работать он был не в силах, и ресторан возвратился в руки его отца – Маргарита не потянула бы бизнес, в котором она ничего не понимает. Все, что она могла, – это исследовать и выделять молекулы, что каким-то образом повернут время вспять, вырвут атаксию Фридрейха из ее соулмейта, которого она не желала отпускать в иной мир.

И час икс настал, раньше, чем предполагала Маргарита. Аврора была еще в школе и ни о чем не знала, а женщине позвонили из той самой больницы, где они встретились впервые, и говорят, что Виктор на пороге гибели.

Маргарита бросила работу, и никто ей слова не сказал – все знали, что это должно было вот-вот произойти. Она судорожно вызвала такси, не рискуя в таком состоянии садиться за руль, и слезно попросила ехать как можно скорее.

Маргарита забежала в палату, где лежал ее муж, ее соулмейт, ее мир. Он исхудал, он обессилен, он все так же прекрасен, как в день, когда она увидела его у окна палаты.

– Милый, я тут. Слышишь? – Мар упала на колени рядом с постелью, поглаживая его исхудавшую руку.

Виктор с усилием приоткрыл глаза и едва разборчиво произнес:

– Мар… любовь моя.

Она кивнула, кусая губы, усилием воли сдерживая слезы. Маргарита знала, что Виктор не хотел бы видеть ее несчастной. Не сейчас, не в его последние минуты в этом мире.

Маргарита сидела на прохладной плитке, пока медсестра не подала ей стул. Она поблагодарила ее кивком и ни на миг не отпустила руку супруга. Аппарат коротко пищал, и Маргарита волевым усилием заставляла себя не следить за мониторами. Боялась, что едва она взглянет туда, как на экране вместо ломаной сердечного ритма явит себя изолиния [7].

И в насмешку ей аппарат начал недобро пищать все чаще. Маргарита нервно дернулась и взглянула на супруга. Больше сдерживаться она не могла.

Из уголков его потускневших зеленых глаз потекли блестящие дорожки слез, а на губах заиграла нежная полуулыбка. Он чуть приоткрыл рот, но сил говорить не осталось. А Маргарита все без слов поняла – он благодарен судьбе за то, что именно Мар оказалась его соулмейтом.

– Не плачь, – прошептала она, касаясь пальцами его еще теплых щек.

Виктор умер, аппарат резанул слух монотонным писком, а ЭКГ выдала сплошную линию. Маргарита жалобно всхлипнула, наклонилась к мужу и поцеловала его в уголок губ. Она сжала его ладонь, уткнулась в нее лбом и позволила себе тоскливо выть, пока в палату не ворвалась медсестра с просьбой покинуть помещение.

А через десять лет Маргарита станет известна на весь мир. Ее будет знать каждый как спасительницу миллионов будущих жизней, так как именно этой женщине удалось наконец разработать лекарство, полностью излечивающее от атаксии Фридрейха на ранних стадиях.

Мар сдержала свое обещание.

Загрузка...