Невероятно, но сегодня рабочие не пришли в шестой дом. Конечно, сегодня суббота, но раньше, все два месяца, они работали и по субботам. Какова бы ни была причина, я просыпаюсь и радуюсь тишине. Более того, вчера вечером я только один раз проверила все замки, а потом спокойно заснула. И сейчас я чувствую себя почти самой собой.
В это утро, когда Доминик дома и ярко светит солнце, моя тревога за Дейзи уходит на второй план. И я почти смиряюсь с открытой задней дверью, хотя каждые пять минут поневоле оглядываю заборы. Вчера вечером Доминик помог мне счистить большую часть краски. Но на крыльце и на дорожке еще остаются довольно крупные пятна. Похоже, нам от краски никогда не избавиться.
– Выпьем чайку в саду? – предлагает Доминик.
– Отличная идея, – жизнерадостно отвечаю я.
Выношу из дома Дейзи и укладываю ее на расстеленный на траве игровой коврик под выгоревший зеленый пляжный зонт. Затем сажусь в одно из садовых кресел. Когда мы купили этот набор деревянной мебели для патио, то планировали каждый год пропитывать древесину маслом, чтобы мебель выглядела красиво. Естественно, никто ничего не делал, и мебель стала серой и облупилась.
Доминик приносит две кружки с чаем и ставит их на стол, а потом садится напротив меня.
– Ты видела, что на доме Паркфилдов вывесили объявление «Продано»? – спрашивает он.
– Серьезно? – Я подаюсь вперед. Я знала, что третий дом выставлен на продажу, но совсем забыла об этом.
– Похоже, у нас скоро появятся новые соседи, – добавляет Дом.
– Будем надеяться, что они приятные люди. Интересно, а куда переезжают Паркфилды?
Мы с ними мало общались: ведь Стивен – директор моей школы, а Лорна неприветлива. Похоже, Стивен Паркфилд предпочитает не смешивать деловое и неделовое общение, что меня вполне устраивает.
– Не имею представления, – отвечает Доминик, отпивая чай.
– Интересно, означает ли это, что Паркфилд уволится из Сент-Джорджа, – размышляю я вслух.
– Очень может быть, – говорит Доминик.
– Наверное, на работе все уже всё знают. – Уйдя в отпуск по уходу за ребенком, я выпала из общественной жизни. Я мысленно помечаю себе, что надо бы написать сообщение Тиму, моему завучу, и узнать у него последние сплетни. – А если Паркфилд увольняется, это означает, что и девочки уйдут из Сент-Джорджа вместе с ним.
– Гм, – отвечает Доминик. Я догадываюсь, что он почти не слушает меня. Он сидит подставив лицо солнцу и закрыв глаза.
Время от времени я вела уроки в классах, где учились все падчерицы Паркфилда.
– Джесс и Линда милые девочки, – продолжаю я, – а вот по Ханне я скучать не буду. Ей палец в рот не клади.
– Это старшая? – спрашивает Доминик.
– Ага. Они куда-то уезжали на все лето. – Я отдираю задравшуюся щепку от стола. – Вернулись на этой неделе.
– Некоторым везет, – бормочет Доминик.
– Если честно, я рада, что они переезжают. Мне всегда было немного неуютно жить по соседству с начальником.
– Ага.
– Надеюсь, новые жильцы не будут сносить стены, – говорю я. – Скорее всего, мне не вынести еще одной стройки под боком.
– Это точно.
Я отпиваю чаю и смотрю на Дейзи, которая что-то лепечет и улыбается, наподдавая рукой болтающиеся над ней игрушки.
– Доминик, мне нужно кое-что тебе рассказать.
– Ой-ей, – говорит он, открывая глаза. – Звучит угрожающе.
Я перевожу взгляд с Дейзи на своего мужа.
– Ничего не угрожающе. Ну, немного. Это насчет Мел.
– А что с ней? – Он наклоняется вперед.
– Дело в том, что я одалживала ей деньги.
– Ясно.
– Много денег.
– Сколько? – спрашивает Дом.
Я содрогаюсь.
– Около семисот фунтов.
– Черт побери. – Он откидывается на спинку и принимается раскачиваться на двух задних ножках кресла. Я боюсь, что он упадет и разобьет себе голову, но ничего ему не говорю.
– Знаю. Это общая сумма. Я время от времени давала ей в долг. И каждый раз, когда я одалживала ей деньги, она клятвенно обещала отдать их на следующий же день, но никогда не отдавала.
– Ладно, все в порядке, – говорит Доминик, опуская кресло на четыре ножки. – Она наш друг. Я не против помочь, если ей так тяжело.
– Серьезно? – Я с подозрением смотрю на него. Он даже ухом не повел. Я-то думала, что он придет в ярость. Ведь он всегда так прижимист в финансах. – Я сказала ей, что больше не дам взаймы, пока она все не отдаст. Я все-таки не теряю надежды.
Он хмурится.
– Вы поссорились?
– Если честно, то я не поняла. Что до меня, то я немного разозлилась. Она немного расстроилась и расплакалась.
– Ты довела ее до слез? На тебя не похоже, Кирст.
– Всего одна слезинка, но, думаю, она пустила ее, чтобы разжалобить меня. Она стала рассказывать, как тяжело быть матерью-одиночкой…
– Думаю, это действительно тяжело, Кирст. Может, ты слегка перегнула палку? Уверен, она все отдаст, когда сможет.
– Доминик, я не жадная, просто знаю, что мы больше никогда не увидим эти деньги. А мы не можем себе такое позволить. Я уже превысила кредитный лимит из-за того, что она вчера не вернула деньги, как обещала.
– Давай я переведу на твой счет какую-нибудь сумму, – предлагает он.
– Ты? Спасибо.
– Мне жалко ее, – говорит Доминик. – Ей нелегко.
Я не напоминаю о том, что ее бывший при деньгах и выплачивает щедрое содержание. Я не хочу выглядеть скрягой. У Мел, даже когда ее нет рядом, мастерски получается пробуждать во мне угрызения совести.
– И все же мы не можем ссужать ее деньгами. Я ей так и сказала, так что, надеюсь, она больше не попросит взаймы.
– Ну, раз уж пошли такие откровения, – говорит Доминик, – то и я должен признаться тебе кое в чем. – Он говорит робким, извиняющимся тоном, так как знает, что мне не понравится сказанное. Делает глоток чая.
– В чем? – спрашиваю я. Может, именно поэтому он спокойно воспринял то, что я надавала Мел денег в долг? Может, он собирается признаться в чем-то похуже?
– Мне нужно сегодня выйти на тренировку, – говорит он.
– Ох. – У меня падает сердце. Так я и думала! Конечно, это не конец света, но меня тут же охватывает тревога. В будни, когда он на работе, я смиряюсь с одиночеством, но то, что он бросает нас в субботу, приводит меня в отчаяние.
– Дело в том, – продолжает он, – что и завтра мне надо выйти на тренировку.
– Что?! Два дня подряд?
– Понимаю, прости. Такой график всего на шесть недель. Когда триатлон закончится, я буду раньше приходить после работы, а тренировок станет меньше. Если я хочу победить, мне нужно тренироваться. А иначе нет смысла участвовать в соревнованиях.
– Ты собираешься тренироваться по выходным целых шесть недель?
– Если ты не возражаешь.
Я вздыхаю, представляя бесконечные одинокие недели, и вдруг меня охватывает сочувствие к Мел, которая живет вот так постоянно.
– Послушай, – говорю я, – я не хочу, чтобы ты бросал любимое дело. Просто… мне очень одиноко. А как же Дейзи? Она же так любит, когда ты дома. Мы с ней и так одни целыми днями. Мы с ней с нетерпением ждем выходных, когда ты дома.
– Знаю. Прости. Но ведь ты можешь общаться с Мел, верно? Или со своими родителями… они любят, когда ты приезжаешь.
– Да, могу. Но ты мой муж. Я вышла за тебя, чтобы общаться с тобой, а не с Мел или с родителями.
– Знаю-знаю. – Он смотрит на свою кружку с чаем.
– Разве тебе не нравится проводить время с нами? – спрашиваю я, понимая, что задаю чудовищный вопрос.
– Естественно, нравится! – Его лицо становится пунцовым. – Я обожаю общаться со своими девочками, ты знаешь, что это так. – Он хмурится и качает головой. – Скажи, ты хочешь, чтобы я завязал с триатлоном, отменил свое участие?