– Доминик! – ору я. – Доминик, быстро сюда!
– В чем дело? – Он включает свет и озадаченно смотрит на меня.
– Где Дейзи? – спрашиваю. Я на грани паники. – Почему она не в колыбели? – Вижу, что окно нашей спальни открыто, и вдруг вспоминаю о примятых цветах на клумбе. Холодею от страха.
– Все в порядке, Кирсти. – Приложив палец к губам, он ведет меня в детскую. Мы подходим к кроватке. Наша доченька лежит на спине и спит глубоким сном.
Я ошеломленно смотрю на нее, и на меня накатывает облегчение. Трясущимися руками я глажу ее по головке. Мне все не верится, что она дома. Что она цела и невредима. Что мои страхи беспочвенны.
– Я переместил ее обратно в детскую, – тихо объясняет Доминик. – Решил, что так будет лучше.
– На минуту мне показалось, что… я подумала…
– Прости, – шепчет он. – Надо было предупредить тебя. Не сообразил.
– Все в порядке. – Я прижимаю пальцы к вискам и делаю несколько глубоких, успокаивающих вздохов. – Но я слышала ее плач. Когда была у дома. Она так громко кричала. Я подумала, что она голодна.
– С ней все хорошо, – говорит Доминик. – Она просто золото. За весь вечер ни одной слезинки. – Он обнимает меня и прижимает к груди. – Прости, Кирст. Представляю, что ты вообразила, когда увидела пустую колыбель.
– Ты не виноват, – говорю я. – Извини, что сорвалась.
– Все в порядке, не переживай.
Отстраняюсь и смотрю на него, пытаясь прочитать по его лицу, но в полумраке не могу разглядеть черты.
– Если кричала не Дейзи, то кто тогда?
– Наверное, лисы, – предполагает Дом.
– При чем тут лисы? Я могу отличить детские крики от лисьих.
Доминик вздыхает.
– Главное, что Дейзи цела и невредима.
– Да, – соглашаюсь я, – да, ты прав. Она цела и невредима. Она дома. Но есть кое-что странное.
– Странное?
– Кто-то потоптал цветы в нашем саду.
– Ты это о чем? – хмурится Дом.
Я веду его вниз.
– Кирсти?
Я открываю входную дверь и направляюсь к порушенной клумбе. Доминик идет за мной. Указываю на месиво из листьев, лепестков и земли. В воздухе ощущается тяжелый цветочный запах.
– Кто это сделал? – спрашивает он.
Я пожимаю плечами.
– Вот так все было, когда я вернулась домой.
– Наверное, дети, – говорит он. – Вот чертенята.
– Похоже, это сделали намеренно. – Я обхватываю себя руками. – Зачем детям топтать цветы и творить такое безобразие?
– Может, это кто-то из твоих учеников? – спрашивает Доминик. – Может, ты кому-то занизила оценку или еще что-то и они решили отомстить тебе?
Я ежусь, и Доминик обнимает меня за плечи.
– Пошли, – говорит он, – давай пройдем в дом. Кто бы это ни сделал, он идиот, но я сомневаюсь, что он вернется.
Позволяю отвести себя в дом. Я встревожена историей с клумбой, а еще меня, словно призрак, преследует тот детский крик, что я услышала по возвращении домой. Может, слуховые галлюцинации? А вдруг это действительно были лисы, как сказал Доминик? Нет. Точно не лисы. Может, поблизости все же есть маленький ребенок? Но наш «анклав» расположен изолированно. И на нашей улице маленьких детей нет. Все эти мысли кружат у меня в голове, пока я проверяю, хорошо ли заперта входная дверь. Я не хочу снова переживать из-за этого. Неожиданно я ощущаю дикую усталость. Главное для меня, что с Дейзи все в порядке. Она наверху, спит в своей кроватке, и ночью я не отойду от нее ни на шаг. Хотя я знаю, что она в безопасности, меня не покидает назойливое подозрение, что кто-то все же задумал похитить ее. И еще в голове все прочнее укореняется мысль, что я схожу с ума.
Я беру Дейзи к себе в кровать. Она голодна, и ей нравится лежать у меня на руках. Пока она сосет грудь, она пальчиками водит по моему лицу. Владевшая мною паника постепенно рассеивается. Нет, сегодня ни под каким видом Дейзи не будет спать в детской, и Доминику даже не стоит пытаться переубедить меня. Он входит в спальню.
– Доминик, извини меня за этот переполох. За то, что налетела на тебя, когда мне показалось, что Дейзи плачет.
– Не переживай, все нормально.
– Не нормально. Я запаниковала. Вчерашняя история с радионяней, она выбила меня из колеи. Я превратилась в комок нервов.
– Забудь. – Он качает головой и улыбается мне.
– Извини, – повторяю я.
– Ты просто переволновалась, вот и все. Давай спать. Утром все будет выглядеть иначе. – Он зевает и чешет затылок.
– Даже не знаю, смогу ли я заснуть.
– Послушай, главное – что все в порядке. Ты в порядке, я в порядке, Дейзи в порядке, так что просто забудь обо всем, ладно?
– Ладно.
Ничего не ладно. Все наперекосяк.
Докормив Дейзи, я, ласково разговаривая с ней и осыпая поцелуями ее плечи и щечки, меняю подгузник и запеленываю ее. Страх, что кто-то может похитить ее, лишает меня сил. Я пытаюсь выкинуть все эти мысли из головы. Очистить сознание от тревожных мыслей. Укладываю дочь в колыбель и забираюсь в кровать.
– Кстати, а как прошел твой вечер? – спрашивает Доминик, ложась рядом со мной.
– Мой вечер?
– Ну да, твоя встреча с Мел и девчонками. Как все прошло?
Я почти забыла об этом.
– Хорошо, – рассеянно отвечаю я.
– Кто был?
– Как обычно. Ты всех знаешь. – Я вспоминаю надменную физиономию Тамсин Прайс, но не рассказываю о ней Доминику. Нам двоим понадобилось слишком много времени, чтобы преодолеть последствия той истории. И сейчас мне меньше всего хочется вытаскивать на свет прошлое.
– Мел держалась в рамках?
– Ха. Она закадрила двенадцатилетнего официанта.
– Не может быть!
– Может. Если серьезно, то ему едва ли больше девятнадцати.
– Вот оторва, – зевая, говорит он. – Завтра расскажешь во всех подробностях. Все, больше не могу, глаза слипаются.
Доминик мгновенно засыпает. Когда его дыхание становится глубоким и ровным, я вылезаю из постели, чтобы проверить, заперты ли окна и двери в доме. Окно в нашей спальне, пусть и с неохотой, оставляю открытым, так как знаю, что от жары и духоты Доминик может проснуться. Возвращаюсь в кровать и засыпаю. Но вскоре просыпаюсь и сразу ощущаю настоятельную потребность опять проверить дом. Я ничего не могу с собой поделать. Это как зуд. Как мания.
Когда проверяю заднюю дверь, слышу глухой стук снаружи. У меня перехватывает дыхание, и я выглядываю в сад. Там нет ничего, кроме темноты. Никакого движения. Моя рациональная часть уверяет меня, что это кошка запрыгнула с забора на крышу, что я и раньше сотни раз слышала этот звук. Но я не прислушиваюсь к рациональным доводам. А если это они снуют вокруг дома, испытывая на надежность нашу оборону?
Я представляю, как ручки начинают поворачиваться вверх-вниз, как будто кто-то пытается открыть их. В реальности ручки не двигаются, но я не могу отделаться от картинки, как кто-то дергает их, пытаясь пробраться в дом. У меня бешено стучит сердце, и я подумываю о том, что надо бы вооружиться кухонным ножом. Только все это нелепо. Снаружи никого нет – я вижу это своими глазами. Надо остановиться. Надо вернуться в кровать.
Поднимаясь по лестнице, я продолжаю представлять, как дергаются ручки в дверях, и понимаю, что мне больше не заснуть.
В сознании все еще роятся тревожные мысли, когда небо начинает светлеть. Доминик и Дейзи спокойно спят. Я тру глаза и вижу, что часы показывают шесть двадцать пять утра. Кажется, Дейзи впервые так долго спит без кормления. Наконец позволяю глазам закрыться и расслабляюсь.
Сквозь дрему я слышу пиканье будильника Доминика. Этот звук легко игнорировать. Подтягиваю ноги к животу и поуютнее укладываюсь на подушке. Но как только погружаюсь в сон, меня оттуда выдирает Дейзи. А вот ее игнорировать я не могу. Знаю, что нужна ей.
– Я ее поменяю, – шепчет мне на ухо Доминик. – Поспи еще.
Бормочу слова благодарности и опять впадаю в дрему.
Как выясняется, я поспешила: Доминик быстро возвращается в спальню с Дейзи на руках. Я знаю, что она хочет есть. Заставляю себя сесть, и Доминик передает ее мне. Пока она ест, я зарываю глаза и дремлю. Во рту кислый привкус, голова тяжелая. Наверное, от недосыпа.
Возвращаются воспоминания о вчерашнем вечере – не о посиделках с подругами, а о возвращении домой: как я обнаружила затоптанные растения на клумбе, как я кричала на Доминика, как я, словно в безумии, проверяла замки, смотрела на свое отражение в складной двери, вглядывалась в темноту и представляла дергающиеся дверные ручки. Нельзя было так распускаться и поддаваться своим страхам. Ведь по характеру я совсем другая. Я Кирсти Ролингз, жена, мать, учительница, я всегда отличалась спокойствием и рациональным мышлением. Поспешно прогоняю тревожные образы, пока они из воспоминаний не превратились в непрошеный кошмар. Вчера у меня случился срыв. Больше этого не повторится. Хорошенько высплюсь и снова стану самой собой.
– Кирст, я пошел.
Я заставляю себя открыть глаза и улыбаюсь мужу, надеясь, что улыбка получилась ласковой, такой, какая и должна быть у любящей жены.
– Хорошего дня.
– Сегодня пятница, так что я буду дома чуть раньше. Может, прихватить каких-нибудь готовых блюд из «Маркса и Cпенсера»?[5]
– Отличная идея. Давай.
– Какие предпочтения?
– На твой выбор.
– Договорились. До встречи.
Я, хоть и с трудом, удерживаюсь от того, чтобы попросить его остаться дома. Это было бы нечестно по отношению к нему. Он бы весь день дергался. Я вслушиваюсь в его удаляющиеся шаги, потом слышу, как хлопает входная дверь и включается двигатель машины, и мне ужасно хочется побежать за ним. Когда звук двигателя стихает, к моему горлу вновь подкатывает комок леденящего душу страха. А сердце сжимается от сокрушительно тревоги, и я не знаю, как от нее избавиться.
Надо поспать. Если буду бодрствовать, эти мысли доконают меня.
Докормив Дейзи, вместе с ней иду в ванную, где чищу зубы и глотаю две таблетки парацетамола. Малышка довольна жизнью. Кладу ее в колыбель, а сама забираюсь в кровать. Но едва я начинаю отплывать в царство Морфея, как меня будит дробный грохот пневматического перфоратора и завывания электропилы. Рабочие в шестом доме приступили к работе.
«Все в порядке, – говорю себе, – ты можешь отключиться». Я уверена, что могу. Но почему-то с каждой секундой все звуки кажутся мне все более громкими и резкими – и бормотание радио, и пронзительные указания прораба, и пиканье сдающего задним ходом грузовика… В душе поднимается гнев. Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки. Эта стройка тянется все лето, и с меня хватит. Можно сделать перерыв хотя бы на одно утро. Вне всякого сомнения.
Я откидываю простыню. Охваченная раздражением, надеваю сарафан и руками приглаживаю свои черные волосы. Дейзи уютно сопит в колыбели, абсолютно равнодушная к шуму.
– Пошли, солнышко, – говорю я, беря ее на руки и широко улыбаясь ей. – Сейчас скажем этим гадким рабочим, чтобы они заткнулись. А то у мамы голова от них раскалывается.
Внизу открываю входную дверь и щурюсь на ярком солнце. И что я скажу рабочим? Они же наверняка взбесятся. И пошлют меня куда подальше. Однако желание побыть в тишине пересиливает мои опасения. Представлю, что они подростки, решаю я, и призову на помощь свой педагогической опыт.
Уже собираюсь переступить порог, когда вижу перед дверью что-то белое. Оно растеклось во все стороны по ступенькам и дорожке, напоминая длинные липкие щупальца. Что за черт? Нога на мгновение зависает над порогом, но я успеваю удержаться от шага. В следующую секунду в нос ударяет резкий запах краски. Меня охватывает неприятное волнение. Откуда взялась краска на моем крыльце? Перешагиваю через лужу и смотрю вправо, потом влево. Поблизости никого нет. Просто не верится! Сначала клумба, потом краска. Да что происходит?