Кристиан чувствовал, что сердце скачет где-то в горле и вот-вот выпрыгнет. Он отвел глаза в сторону, услышал, как кости с легким стуком покатились по дубовому столу и замерли. Надо было посмотреть, сколько выпало, но он не мог. Рубашка прилипла к спине.
– Не твой сегодня день, парень, – хохотнул тип с желтым одутловатым лицом, которого Кристиан про себя прозвал Тыквой. – Давай, снимай свои перчатки, – он протянул руку и придирчиво помял пальцами грубовато выделанную замшу. – Затерлись уже на швах.
– Почти новые!
– Ладно, ладно, я же видел, – Тыква положил обе перчатки на лавку, поближе к себе, и снова хохотнул. – Ну что там у тебя еще осталось? Башмаки? Небось все истоптанные.
Кости так и лежали на столе. Кристиан наконец заставил себя взглянуть. Пять и шесть. Тыкве уже в который раз выпадали пятерки и шестерки, и Кристиана вдруг кольнула мысль, что так не бывает.
– Можно посмотреть? Заговоренные, что ли?
Он попытался пошутить, потянулся к костям и краем глаза уловил движение Тыквы, но увернуться от удара по затылку не успел. Кристиан отчаянно рванулся, заметил в руке противника нож – еще полчаса назад это был его собственный нож! – почувствовал резкую боль в боку и еще один удар по голове, уже намного сильнее.
И провалился в темноту.
Когда он очнулся, была глубокая ночь, на безоблачном небе среди звезд мерцал тонкий, едва начавший расти месяц. А ведь играть с Тыквой он сел засветло. И играли они в трактире, а сейчас Кристиан лежал где-то посреди поля. Он попытался приподняться и осмотреться, но не cмог. Голова раскалывалась, бок жгло, и нигде ни в одной стороне не горело ни единого огонька. Было холодно, особенно мерзли ноги, и Кристиан вдруг понял, что с него сняли башмаки. Он снова попробовал подняться, но тошнота, подкатившая к самому горлу, не дала даже пошевелиться. Месяц и звезды наверху словно закружились, а перед глазами все поплыло. Кристиан готов был опять провалиться в темноту, но вдруг ему почудились голоса и тихий стук копыт вдали, и он словно уцепился за эти голоса. Он затаил дыхание, не веря себе, но звуки приближались: двое мужчин ехали неспешной рысью, негромко переговариваясь. На миг Кристиана охватил страх, что Тыква возвращается, чтобы его добить, но путники снова заговорили, и он, прислушавшись, убедился, что ни один из голосов не похож на голос его соперника по игре.
– Помогите! – простонал он, надеясь, что слабый всхлип все-таки услышат в ночной тиши.
Всадники были уже совсем рядом, Кристиан теперь не просто слышал голоса, но и мог разобрать слова.
– Помогите! – снова выдохнул он.
– Феликс, ты слышал? – тихо произнес один из всадников.
– Да. Осторожнее, вдруг это ловушка Лейнеров.
Кристиан понял, что у него путается сознание: какие Лейнеры, какое отношение он имеет к правящей династии?
– Да брось, откуда им знать? Потом узнают, конечно. Но не так сразу.
– Рихард!
– Спокойно. Лучше посвети мне. И повод подержи.
Один из всадников спешился. Второй, не сходя с седла, зажег маленький факел. Лошади, видимо, были приучены к огню – даже ухом не дернули. Кристиан вжался в траву. Феликс и Рихард? Те самые? Лучше бы вернулся Тыква.
– Эй, парень, что с тобой?
Кристиана осторожно перевернули на спину, он с трудом разлепил глаза и увидел склонившегося над ним человека. Рихард? Рихард Верт? Он совсем иначе представлял себе придворного головореза династии Нортеров. В его воображении Рихард Верт был огромной горой мускулов со свирепой рожей и сросшимися бровями, но сейчас в дрожащем свете факела Кристиан видел худощавого светловолосого мужчину со спокойным, совершенно не злобным лицом.
– Феликс, факел чуть ближе, – светловолосый заметил темное пятно на боку Кристиана и принялся осторожно разрезать завязки суконной куртки. – А взгляд-то у тебя что так плавает? Еще и по голове получил?
Кристиан утвердительно замычал и сглотнул, борясь с тошнотой.
– Ладно, молчи. Оклемаешься – расскажешь. Рану бы прижать хоть чем, а то повезем тебя сейчас – опять кровоточить начнет.
– Как ты его везти собрался? – подал голос Феликс.
– Как обычно – на плаще между лошадей. Ну, держись, парень, – Рихард снова обратился к Кристиану, тот застонал и замотал головой, боясь прикосновения к ране. – Ладно, так доедешь, а там тобой Эльза займется – она совсем не больно перевязывает.
Теперь Кристиан поверил, что никто не собирается причинять ему вреда. Он хотел ответить, поднял голову, но снова лишился чувств – и очнулся уже в незнакомой комнате, в постели, с повязкой на боку и мокрой холодной тряпкой, приложенной к затылку. Рядом кто-то негромко переговаривался, Кристиан узнал голоса своих спасителей и решил не показывать, что пришел в себя, а немного затаиться. Он слышал много историй о Рихарде Верте и Феликсе, его подручном, – и знал, что этих людей стоит опасаться.
– Его высочество будет в ярости, – недовольно ворчал Феликс. – Из-за этого парня нам придется задержаться. Да еще и надо его куда-то деть, не с собой же тащить.
– Ну что мне было делать – оставить его в поле? Думаешь, стоило? Эльза, долго он проваляется?
– Парень молодой, крепкий, – отозвался женский голос, такой нежный и мелодичный, что Кристиану поскорее захотелось увидеть его обладательницу. – Рана на боку не опасна, крови он потерял не так и много. Вот по голове его, видно, сильно ударили. Но никаких особо тревожных признаков я не заметила. Оклемается. Есть будете?
– Давай, – радостно согласился Феликс.
Рихард не ответил. Сквозь ресницы Кристиан увидел, как он поднялся из-за стола, подошел к маленькому окошку и остановился, словно высматривая кого-то.
– Да успокойся ты, – хохотнул Феликс. – Куда она денется? Это ж Плетка. Сказала, что вернется к десяти – значит, вернется к десяти. Еще четверть часа. Поешь спокойно.
– Проверять дорогу должен был кто-то из нас с тобой, а не она.
– Да, но его высочество требует, чтобы мы почти постоянно находились рядом с ним. Оба. За едой-то еле отпустил, и то потому, что сам проголодался.
– Его высочеству я уже все отнесла, – отозвалась Эльза. – Он велел подать себе в комнату, как обычно.
– Ну еще бы! – Феликс ехидно хмыкнул. – Чтобы принц крови ел с нами за одним столом?
– Перестань, – спокойно, но твердо оборвал его Рихард.
Кристиан, пораженный всем услышанным, по-прежнему не подавал вида, что уже давно пришел в себя. Принц крови? Его высочество?! В правящей династии Лейнеров не было никаких принцев, только принцессы – Александрина и Марианна, дочери королевы Леоноры от двух разных браков. А после того ужаса, что случился с принцессой Александриной год назад, осталась только ее младшая сестра, Марианна. Ну и сама королева Леонора, конечно.
И если вдруг Рихард Верт и его приятель Феликс, известные сторонники изгнанной династии Нортеров, сопровождали какое-то его высочество, то этим высочеством мог быть только принц Даниэль Нортер.
При этой мысли Кристиану стало не по себе. Принц Даниэль в стране! Принц Даниэль тайно пробрался в Истарал и в сопровождении своих людей движется… Кристиан очень хорошо знал историю и внимательно следил за событиями при дворе – поэтому ему было понятно, куда именно движется принц.
В день, когда все ближайшие планеты выстраивались на небесном полотне в ряд – а случались такие дни примерно раз в девяносто лет – проходил Небесный суд, на котором представители королевских династий имели право узнать волю звезд. И именно воля звезд определяла, какая из семей будет править Истаралом до тех пор, пока планеты снова не выстроятся на небе в одну линию. В прошлый раз на Небесный суд прибыли представители трех древних фамилий – Нортеры, Лейнеры и Сивы. И звезды отдали власть Лейнерам. За прошедшие десятилетия династия Сивов прервалась, а вот Нортеры, высланные из Истарала, хранили чистоту крови и не допускали неравных браков – все наследники Нортеров женились или выходили замуж только за тех, в ком тоже была кровь правителей. И теперь принц Даниэль имел полное право прийти на Небесный суд наравне с королевой Леонорой Лейнер и ее единственной оставшейся дочерью, принцессой Марианной.
А планеты должны были встать в одну линию совсем скоро.
В стороне раздались шаги, Кристиан почувствовал запах мясной похлебки и, чуть разомкнув веки, увидел, как женщина – он не мог рассмотреть ее лица, но фигура была изумительна – поставила на стол перед Феликсом большую миску.
– Спасибо, Эльза.
– Рихард? Не узнаю вас, вы что, не голодный? – проговорила Эльза, и Кристиан вновь удивился красоте ее голоса. – А, вы все смотрите в окно. Да приедет она, куда денется!
От запаха горячего мяса и от мысли о еде к горлу снова подкатила тошнота, Кристиан неосторожно повернулся и тихо застонал – в голове словно ударили молотом изнутри.
Эльза бросилась к нему, Верт спокойно подошел следом.
– Что с вами случилось? – негромко спросил он.
– Рихард! – укоризненно произнесла девушка. – Не трогайте его пока, ему совсем плохо! – она осторожно присела на край широкой кровати, повернулась, и Кристиан наконец увидел ее лицо. Он, и так полуживой, почувствовал, как останавливается сердце. Никогда еще за свои двадцать три года он не встречал такой красоты. Если бы Кристиан был художником и придумывал идеальное женское лицо, свою мечту, – он бы нарисовал именно такое: мягкие и нежные черты, огромные голубые глаза, пухлые розовые губы. Русые волосы были уложены в затейливую прическу, из которой выбивались несколько локонов.
– Не бойтесь, все хорошо, вы в безопасности, – сказала Эльза, улыбаясь.
– Я… я умру? – одними губами прошелестел он.
– Ну что вы! Все скоро заживет, но придется несколько дней полежать.
Она снова улыбнулась, ободряюще кивнула, упорхнула куда-то – Кристиан не видел, куда, а повернуть лишний раз голову боялся – но тут же вернулась с чашкой травяного настоя.
– Ну-ка выпейте, это успокоит и поможет уснуть.
Он послушно отхлебнул теплую горьковато-пряную жидкость. Стоило получить по затылку дубовой доской, чтобы вокруг него суетилась такая красавица! Но Эльза, убрав чашку, тут же ускользнула и принялась сметать крошки со стола. Он все-таки решился и медленно-медленно пошевелил головой, чтобы увидеть всю комнату и осмотреться.
Кровать, на которой уложили Кристиана, стояла в торце длинного просторного помещения. Рядом была дверь, в противоположной стене – еще одна. Посреди комнаты разместился камин, напротив – простой кухонный стол, за которым Феликс доедал свою мясную похлебку. Рихард Верт сидел напротив него и, не обращая внимания на снующую Эльзу, словно невзначай поглядывал то в окно, то на бронзовые часы на каминной полке. Сколько на часах времени, Кристиан не видел – голова кружилась, перед глазами был туман, а при малейшей попытке напрячь зрение ему становилось еще хуже.
– Я же говорил, – Феликс вдруг засмеялся. – Слышишь?
Рихард сдержанно кивнул в ответ, и через несколько мгновений Кристиан тоже услышал стук копыт за окном.
– Еще далеко, – добавил Феликс. – За мостом где-то.
Верт снова ответил кивком. Стук копыт притих – всадник, подъезжая, перевел лошадь в шаг. Кристиан, у которого раскалывалась голова, на несколько минут забылся, но полностью провалиться в беспамятство не успел – за стеной послышалась чья-то быстрая и легкая поступь, дверь возле его кровати отворилась, и в комнату вошла молодая женщина.
– Плетка, – повернулась к ней Эльза. – Голодная? Хорошо, что я еще не успела все убрать.
Вошедшая, не говоря ни слова, улыбнулась и кивнула вместо ответа, словно разрешая подать ей еду. Кристиан заинтересованно рассматривал эту девушку со странной кличкой. Она была в мужском костюме и высоких сапогах, но вовсе не притворялась мужчиной, а одежду такую выбрала, похоже, просто для удобства. Несмотря на небольшой рост, держалась девушка очень прямо, Кристиан даже залюбовался ее ровной спиной и чуть вздернутым подбородком. Темные волосы были просто заплетены в две недлинные, чуть ниже плеч, косы. Лицо с резковатыми высокими скулами и причудливым изломом бровей показалось Кристиану слишком надменным, а адресованная Эльзе улыбка – слишком строгой.
Плетка вопросительно качнула головой в сторону кровати и перевела взгляд на Рихарда.
– Сам не знаю, – тихо сказал тот. – Подобрали в поле. Эльза пока не разрешает его расспрашивать.
Она снова качнула головой, показывая, что поняла, потом сняла перчатки и бросила их на край стола. Кристиан увидел тонкие, точеные белые руки – и оцепенел. Хорошо, что он лежит в постели и молчит, а то бы замер и онемел: на правой руке Плетки, на тыльной стороне ладони и запястья, была небольшая черная татуировка. И хотя перед глазами у него все плыло, Кристиан прекрасно понимал, что это такое. Каторжный номер.
Всю свою жизнь до последней недели, все двадцать три года, он провел в маленьком городке возле пересыльной тюрьмы – и поэтому хорошо знал все про эти татуировки. Номер, выбитый на руке у Плетки, означал, что когда-то она была приговорена к пожизненной каторге, и от этого Кристиану стало совсем не по себе. Даже за самое жестокое убийство на каторгу отправляли на двадцать лет, не больше. И эти двадцать лет мало кто доживал до конца. Кристиан знал законы: пожизненная каторга грозила лишь тем, у кого за плечами не одно убийство, а как минимум три. Ну или преступление против государства.
Голова по-прежнему болела, но он чувствовал, что вот-вот уснет – начало действовать снадобье Эльзы. Куда он попал, что это за странная компания: принц крови, два отпетых головореза, беглая каторжница и прелестная молоденькая девушка? Кристиан пытался как-то связать этих людей, но сил на размышления совсем не было.
Теперь он пожалел, что выпил успокаивающее снадобье Эльзы. Рихард расправил на столе большую выцветшую карту с потрепанными краями, Феликс и Плетка устроились напротив него, и Кристиан изо всех сил боролся со сном и слабостью, чтобы услышать их разговор. Он не видел карту, но ему и не надо было видеть – он прекрасно знал географию и легко мог представить себе и весь Истарал, и даже ближайшие страны.
Он не должен сейчас засыпать! Он должен услышать, о чем Рихард Верт говорит с Феликсом и Плеткой. Кристиан понимал, что это его шанс – тот самый шанс, что выпадает, может быть, один раз за всю жизнь.
С раннего детства его влекли и великие события прошлого, и то, что творилось прямо сейчас. Кристиан сам не понимал, откуда у него, простого парня из маленького городка, такой интерес к битвам, переворотам и интригам. Но именно это увлечение всю жизнь его куда-то вело. Он старательно откладывал все мелкие монетки, которые ему иногда перепадали от отца, державшего кожевенную лавку, а в девять лет одним махом потратил все свои сокровища – купил у старьевщика на городском рынке драный букварь и договорился с учителем грамоты о нескольких уроках. Через пару месяцев Кристиан бегло читал, а чуть позже сам научился писать.
Дела в отцовской лавке шли неплохо: рядом с городом была большая пересыльная тюрьма, через которую переправляли не только особо опасных преступников, закованных в кандалы, но и тех, кто был осужден не так строго. У таких по закону не отбирали деньги, а некоторым даже разрешалось под охраной ненадолго покидать тюрьму. Эти заключенные были частыми покупателями у кожевенника – башмаки от постоянных переходов у них изнашивались быстро. В десять лет Кристиан, пристроившись в углу отцовской лавки, начал писать письма под диктовку неграмотных каторжников. Он брал всего лишь один ист за две странички – и никогда не хитрил, не старался сделать буквы покрупнее, а строчки пореже. Но вскоре о грамотном сыне кожевенника знал весь городок и окрестности, обращаться к нему начали не только каторжники, и заработок Кристиана в удачные дни почти сравнивался с отцовским.
Из всех этих слов, записанных под диктовку и заключенных, и свободных горожан, он вынес сотни разных историй – иногда забавных, но чаще страшных – и понял, чем хочет заниматься, когда вырастет. Нет, он не подхватит кожевенное ремесло отца. Кристиан хотел всерьез изучать историю и рассказывать обо всем, что происходит, а в заветных мечтах видел себя летописцем при дворе королевы Леоноры. Когда эти мечты прочно утвердились в его душе, Кристиану почти исполнилось двенадцать, и его ничуть не смущало, что простого парня из глубинки не ждут в придворных летописцах. Надо было всего-то стать лучшим, а потом доказать это всем. Но учиться в родном городке было негде, и поэтому Кристиан без всякой системы читал все книжки о прежних временах, какие только мог купить. А заодно постоянно разглядывал разные карты – ведь чтобы понять, где и за что воюют, нужно представлять себе место действия.
Все эти годы Кристиан копил. Он откладывал каждый ист, и потом, когда собиралась дюжина крошечных монеток, менял их на один целый истар – чтобы уж точно не потратить. Разменивать истар было жалко. А когда удавалось собрать дюжину истаров, Кристиан менял их на большую золотую монету. За десять лет он наскреб наконец на университетский взнос, на дорогу и на первое обустройство в чужом городе – и два дня назад, простившись с отцом и расцеловав мать, отправился в столицу.
Из десятков прочитанных книг, из сотен услышанных историй Кристиан прекрасно знал об изгнанной династии Нортеров. После прошлого Небесного суда власть над Истаралом получили Лейнеры, в семье которых корона традиционно передавалась по женской линии. И королева Инесса Лейнер, бабка нынешней королевы Леоноры, выслала из страны Вильгельма Нортера – прадеда принца Даниэля. Во время бегства Нортеру удалось вывезти все семейные драгоценности, и потом, оказавшись в безопасности за пределами Истарала, Вильгельм Нортер купил небольшой замок в приграничных горах на вольной территории между Истаралом и соседней Силией, укрепил его и обосновался там. Храня чистоту королевской крови, Нортер женился на одной из бесчисленных силийских принцесс. Юную красавицу за изгнанника, конечно, не отдали бы, но засидевшуюся в девках дурнушку тоже надо было куда-то пристроить – и для этой цели Вильгельм Нортер, пусть беглый, но все-таки король, вполне подошел.
Выбираться из Истарала Вильгельму Нортеру помогал командир его личной гвардии, Фредерик Верт. Много лет мужчины из благородного семейства Вертов, не менее древнего, чем все королевские династии, были на службе у рода Нортеров, и каждый Верт в день совершеннолетия давал торжественную клятву – быть верным, всегда защищать честь династии Нортеров и никогда не связывать свою жизнь с женщинами из рода Лейнеров. Такой обет давал Фредерик Верт Вильгельму Нортеру, такой же – и Рихард Верт Даниэлю Нортеру.
Кристиан все это знал. И знал, что не должен сейчас засыпать, что должен услышать разговор Верта, Плетки и Феликса, – но ничего не мог с собой поделать. Приготовленное Эльзой лекарство успокоило боль и облегчило тошноту, и Кристиан все-таки уснул, так и не узнав, о чем говорят над разложенной на столе картой.
Когда он проснулся, было уже светло. Кристиан попытался разглядеть часы на камине и понять, сколько времени. Он приподнялся и тут же охнул от боли в боку, кровать заскрипела, и на шум примчалась встревоженная Эльза. Сейчас, утром, она казалась еще красивее. Голубые глаза сверкали, на губах играла все та же приветливая улыбка.
– Вы проснулись?
– Да, – отозвался Кристиан, пытаясь сесть в постели.
– Вам нужно встать? Сейчас я позову кого-нибудь из мужчин, они помогут.
– Нет, – смутился он, но тут же понял, что да, подняться все-таки нужно. – То есть… спасибо…
Эльза снова улыбнулась, скрылась за дверью и вернулась уже с Феликсом. Вот он выглядел именно так, как, по представлениям Кристиана, и должен был: огромный, крепкий, с лицом в старых оспинах. Такой запросто уложит быка одним небрежным ударом. Кристиан знал, что, в отличие от аристократа Рихарда Верта, Феликс был человеком простым – кажется, из солдат – и не имел фамилии.
– О, совсем оклемался, – усмехнулся Феликс, осторожно подхватывая Кристиана. – Да ты и сам бы справился, тут рядом. Держись.
Каминных часов Кристиан так и не увидел, но, оказавшись во дворе, взглянул на солнце и понял, что день в самом разгаре. Когда через несколько минут он, опираясь на Феликса, вернулся, Эльза уже приготовила очередную чашку с травяным отваром.
– Есть будете, или до сих пор тошнит? – спросила она, и Кристиан почувствовал, что и вправду голоден.
– Буду. Спасибо.
Он ждал, что все накинутся с вопросами, но пока никто его не трогал, и только позже, когда Кристиан немного поел, а Эльза сменила ему повязку на боку, – только тогда в комнату вернулся Феликс, а следом за ним вошли Рихард и Плетка. Верт вопросительно взглянул на Эльзу, словно уточняя, можно ли поговорить с ее подопечным, и девушка, кивнув, скрылась за дверью. Рихард сел рядом с Кристианом, Плетка встала напротив у окна, Феликс устроился в другом торце комнаты.
– Ну что, получше? – спокойно спросил Верт. – Можете говорить?