Солнце взойдет на западе - читать онлайн

Нарисованное небо

Крепчает ветер!.. Значит – жить старайся!

Страницы книги плещут одичало,

Дробится вал средь каменных бугров, –

Листы, летите! Воздух, стань просторней!.

Валери, Кладбище у моря

Глава 1. Солярис

Их трое, и они идут по дороге, каждую трещину и вмятину которой знают наизусть. Студенты-первокурсники, которые еще не успели осознать свое взросление. Они учатся на инженеров и доказывают сами себе, что стали взрослыми. Они совершенно разные, но дружат уже много лет.

Улица с желтыми и белыми домами по каждую сторону пыльная. Дождя давно не было, солнце так и слепит. Холод еще не успел прийти, и жара прожигает через тонкую одежду. Рюкзаки становятся неприятными и горячими на ощупь. Осень уже не ранняя, скорее средняя, но оттого слишком аномальная и странная. Листья на деревьях даже не думают начинать желтеть.

Летом было еще хуже: экзамены, выпускной, поступление – все проходило в краснеющем мареве жары, от которой плавился даже асфальт. Может быть, это все-таки глобальное потепление? Или погода окончательно свихнулась, как свихнулся весь мир?

Солнце отражается от окон домов яркими бликами, на немногочисленных машинах ставит свои отметки-солнечные зайчики. В салонах этих машин наверняка очень жарко и душно.

Айрис смотрит себе под ноги, пиная маленькие камешки носками ботинок, и не обращает внимание на разговор Эдена и Итами. Те снова спорят о чем-то, слушать это и вникать не хочется. Слишком жарко.

– Мы могли зайти в кофейню рядом с университетом, – говорит Эден, обращаясь к Итами. – Зачем нам тащиться к тебе домой? Тем более, что у тебя никогда не бывает кофе. Это просто нечестно.

– Ты мог сказать об этом раньше, – замечает Айрис. – До того, как мы сели в автобус.

Тяжелый рюкзак оттягивает его плечи. Эден и Итами одновременно поворачиваются к Айрису. Эден – недоверчиво щурясь, Итами – едва улыбаясь. Айрис в ответ только качает головой и снова опускает взгляд. Дома у Итами явно прохладнее, чем на улице. И можно выпить чай. И лечь на диван, спрятавшись за журналом и подушками. А еще, если повезет, снова увидеть брата Итами. Тот показывается редко.

– В чем дело? – спрашивает Эден, отвлекая Айриса от всех мыслей. – Нам потом ехать обратно, и я не хочу…

– Я обещала отдать тебе твою книгу, – тихо говорит Итами. – Она и так слишком долго у меня пролежала.

– Подождет, я все равно не читаю, – Эден улыбается ей. – И вообще, это книга Айриса. Да и ты бы могла отдать ее завтра.

– Я бы забыла.

– Ты никогда ничего не забываешь, – парирует Эден. – Так в чем дело?

– Он запретил мне работать, – сдается Итами. – А его картины никто не покупает. У меня нет денег на кофе, ясно?

Эден пораженно замирает. Айрис вздыхает. Старший брат Итами тот еще сумасшедший: пока не родилась младшая сестра, до него никому не было дела. Ее воспитание Ниса взял на себя. Ради этого он даже остался в городе, когда окончил школу.

– Прости, – подает голос Эден, – я долго соображаю.

– Ага, – Айрис смеется и толкает его, чтобы наконец пойти дальше. – Не стой, я тут сейчас упарюсь.

Дальше Эден молчит. Он смотрит себе под ноги, немного пристыженный.

Итами останавливается перед одним из домов, толкает калитку, которую никогда не закрывают, и идет дальше, доставая ключ. Айрис следит за Эденом, которому пора бы уже оживиться. Тот никогда не знал бедности, в отличие от Айриса. В далеком детстве родители слишком часто сплавляли Айриса к дедушке, чтобы работать больше. Раньше он обижался. Теперь думать об этом тоскливо.

– Я пришла! – кричит Итами в глубину дома.

– А я ухожу! – слышится откуда-то сверху.

Ниса слетает с лестницы, на ходу застегивая пуговицы рубашки. Сколько Айрис его знает, Ниса никогда не носит одежду с короткими рукавами. Айрис тоже не носит, но у Нисы вряд ли те же причины.

Ниса едва не падает, торопясь, и Итами смеется, подавая ему руку. Айрис редко слышит ее смех. Обычно она оставляет все эмоции при себе.

Айрис рассматривает Нису и Итами, едва ли не впервые замечая их поразительное сходство: серые глаза, прямые темные волосы, – у Нисы бритый затылок и волосы до середины ушей, у Итами волосы почти до плеч, – острые носы и тонкие губы. Только у Нисы взгляд более ожесточенный, даже когда он пытается валять дурака.

Ниса не обращает внимание на гостей сестры. Он проходит мимо них, подхватывая сумку с пола. Айрис так и стоит на месте, загораживая проход. Ниса отодвигает его в сторону, поправляет волосы и недовольно смотрит на свое отражение в зеркале.

– Куда ты? – спрашивает Итами, подавая ему расческу.

– У меня хотят купить картину, – Ниса нетерпеливо причесывается. – Если купят, я…

– Сходишь в магазин и купишь себе чего-нибудь сам, – заканчивает за него Итами. – Иди. Удачи тебе.

– Да к черту.

Ниса выходит, и Итами перестает улыбаться. Айрис наблюдает за ней, пока Эден уносится на кухню, чтобы сделать всем чай. Он с детства так делает: приходит к кому-нибудь домой и начинает обчищать холодильник. Только с возрастом чуть присмирел. Айрис разрывается между мыслями об Эдене и беспокойством об Итами.

Она валится на диван, кидает рюкзак на пол и закрывает лицо руками. Айрис садится рядом. Он уже видел спектакль, который Итами и Ниса разыгрывают друг перед другом: он снова и снова ходит на встречи с покупателями, а его картины все не покупают. И Итами каждый раз делает вид, что всерьез верит в него. Это Айриса и пугает.

– Может, в этот раз у него получится, – говорит Айрис неискренне. Неверие Итами передается и ему. – Он же старается.

– Он исписался, – убито говорит Итами. – У него не получается ничего. Люди приглашают его на встречи, насмотревшись на старые картины. А те он давно продал. У него нет вдохновения, понимаешь?

Айрис не понимает. Он мотает головой, и Итами горько усмехается. Это она художница в их компании, только у нее отличные оценки по рисунку. Айрис лучший в теории, математике и физике. Иногда он пишет истории, но для этого не нужно вдохновение, только упорство и новые идеи. А Эден…

Эдена хвалят на физкультуре. Иногда. Когда ее вообще ставят в расписание. Рано судить, конечно, но в школе все пророчили Эдену спортивную карьеру, а он взял и пошел учиться на инженера.

– У него не получается – он запирается в своей мастерской и не выходит. Из-за этого не видит ничего вокруг себя. У него хорошая техника, но сейчас даже она не помогает. Пустые картины. На них даже смотреть жутко. Они все отторгают.

– Почему ты не скажешь ему об этом? – спрашивает Эден, возвращаясь с тремя кружками чая на подносе.

– Это… – Итами хмурится. – Нет, он меня слушать не будет. Никого не будет. С детства так. Он верит только себе, даже когда…

Все трое синхронно вздыхают. Эден раздает всем кружки, усаживается на диван и случайно налетает на Айриса, чуть не обливая его. Айрис испуганно отшатывается, бледнея. Эден, тоже испугавшись, все-таки обливается сам. Итами уходит за полотенцем. Эден забирает у Айриса кружку и ставит ее на пол. Свою ставит рядом.

– Прости, – во второй раз за час говорит Эден.

– Ничего, – Айрис пожимает плечами и светло улыбается. – Я просто не люблю обжигаться. Ты не должен извиняться.

Он закатывает рукав рубашки и трет предплечье в том месте, где белеет шрам от ожога. Айрис терпеть не может жару, кипяток, огонь и горячие предметы. От любого нового ожога его начинает тошнить.

– Я знаю, что ты не любишь обжигаться, – протестует Эден. – Это было…

– Забудь, – отмахивается Айрис, – правда. Ты сам облился.

– Вы закончили? – спокойно спрашивает Итами и подает Эдену полотенце.

Она всегда говорит то, что имеет в виду. Или хочет, чтобы это имелось в виду. Итами не любит сарказм и шутки. Она всегда серьезна и расчетлива, и Айриса это одновременно пугает и восхищает. Эден – тот еще тупица, но Итами зачем-то носится с ним с самого детства. А они оба с детства носятся с Айрисом. Если задуматься, Айрис ничего толком для них двоих не сделал.

Он терпеть не может думать об этом. Становится противно. Айрис берет свою кружку и пытается запить кислый вкус тошноты на языке. Сейчас Айрис даже уйти не может: слишком далеко ехать.

– Оставайтесь на ночь, – предлагает Итами, заметив выражение его лица. – Завтра суббота. Учебы нет. Сегодня слишком жарко. Вам еще ехать.

– Ты думаешь, Ниса оценит такой жест доброй воли? – осторожно спрашивает Айрис.

– Не оценит. Ему плевать на все, что не представляет угрозы, – отвечает за Итами Эден.

– Я должна оскорбиться за него? – Итами абсолютно серьезна. – В любом случае, это правда.

– Вот видишь! – победно восклицает Эден. – Айрис, хватит ломаться. У нас воняет сыростью и плесенью.

– Ты же выбирал квартиру, – он пожимает плечами.

– Я хотел снимать дешевле!

– И в итоге я делю с тобой мерзкий клоповник.

– Так ты согласен?

– Куда я денусь?

Эден широко улыбается и толкает лбом его плечо. Айрис терпеть не может этот постоянный тактильный контакт. Эдену ничего не скажешь, потому что надо было говорить в детстве, а в детстве это казалось нормальным. Теперь приходится мириться. А еще Эден постоянно закидывает на Айриса ноги. Иногда Айрису хочется на него накричать.

К сожалению, Эден его перекричит. А еще Айрис ни на что не променяет… все это. Его это бесит. И ему нравится. Пора признать проблему. Айрис думает об этом уже достаточно долго и каждый раз откладывает в долгий ящик. Тогда придется что-то менять. Ему нравится стабильность.

– Когда Ниса вернется? – спрашивает Айрис, пряча лицо в своей кружке.

– Часа через три, – подумав, отвечает Итами. – Нет, через пять. Ему еще надо успеть где-то напиться.

– Это тоже обязательно? – хмурится Эден, – он мог бы просто…

– Он перестал общаться с друзьями, только они звонят иногда, – устало объясняет Итами. – Не поссорился. Просто не оставляет в себе место для других людей.

– Для тебя… – начинает Эден.

– Вот об этом не надо, я понятия не имею, что у него в голове на мой счет, – Итами тоже хмурится. – Не хочу о нем говорить. Мне становится грустно.

Вот так. Эмоции показывает редко, но легко говорит о них. Айрис никогда не понимал этого в Итами. Она просто констатирует все факты, и это, наверное, похвальная честность. Айрис отводит взгляд от лица Итами. На Эдена смотреть еще хуже, поэтому Айрис смотрит только на свои руки.

Они остаются в гостиной до самого вечера: Итами лежит на своей половине дивана, Айрис, сжавшись, иногда проверяет сообщения в телефоне. Эден все-таки засыпает. Никто не хочет будить его: он не спал всю ночь, чтобы подготовиться к опросу профессора Смита. Когда возвращается Ниса, Эден не просыпается.

Рубашка у Нисы мятая, но застегнутая на все пуговицы и чистая. Он, шатаясь, поднимается к себе в мастерскую. Откуда-то сверху доносится грохот. Айрис старается не вслушиваться: это чужие демоны, в конце концов. Ему и своих хватает. Итами уходит на несколько минут, потом снова возвращается.

День проносится мимо. Айрис ложится в бывшей спальне родителей Итами и Нисы, Эден так и остается на диване. Все мысли Айрис оставляет при себе, даже когда выключает свет. Он ложится на бок и смотрит в стену.

Дверь в комнату приоткрывается, входит Эден: растрепанный, без футболки. Завтра снова будет искать ее везде. Айрис знает его слишком хорошо. Эден стоит в дверях. Айрису приходится сесть, чтобы показать, что он все-таки не спит.

– Так ты еще не спишь. – в голосе Эдена звучит улыбка. – Я не могу уснуть.

– Садись, – предлагает Айрис. Эден садится. Конечно, он садится рядом. Айрис знает его слишком хорошо. Совсем-совсем слишком.

– Расскажи мне что-нибудь, – просит Эден.

Айрис не знает, о чем говорить, но Эдену так важно слушать. Айрис думает немного и начинает свою историю. Это было летом, слишком давно. Он тогда уехал к дедушке. Там было поле тюльпанов, с которого можно было спуститься к реке. Ничего слишком романтичного, все до ужаса простое, хоть и красивое. Но Айрис знает, что Эден слушает. Айрис выдумывает детей, чуть младше него самого, которых водил смотреть на быструю реку. На самом деле Айрис всегда ходил туда один. Но, в конце концов, он сам начинает верить в то, что говорит. История от этого становится только лучше.

– Одна девочка сплела мне венок, – заканчивает Айрис, – и я ходил по целому полю тюльпанов с венком на голове.

– Я бы хотел это увидеть, – подает голос Эден.

У Айриса сжимается сердце. Он сам бы хотел быть там: в окружении детей бегать по полю, стараясь не помять цветы, и чувствовать себя счастливым.

Ночь продолжается. Они говорят до самого рассвета. За стенкой Ниса слушает музыку. Айрис внезапно понимает: Ниса тоже себя обманывает. От этого становится тоскливо. И говорить хочется только больше.

Глава 2. Алмазный день

Ниса давно уяснил: если не спать, то похмелье не придет. Его не тошнит, голова почти не болит, только руки трясутся сильнее, чем обычно. Когда наступает утро, Ниса оценивает ущерб от вчерашнего: разбитые костяшки на обеих руках, след крови на стене, и два мазка краски на листе дорогой бумаги. Нисе хочется ударить себя.

В себя он приходит резко, почти мгновенно. Ночь помнится отрывками. Ниса услышал разговоры из комнаты родителей и по-детски испугался призраков. А потом узнал голоса Эдена и Айриса. Ниса чувствует себя идиотом. Он и есть идиот.

Ниса знает, что талантлив. Невероятно талантлив. Только он не учел одну деталь: хороший художник не должен знать свою цену. Ниса хотел доказать себе, что это не так. А теперь он живет с мыслью, что деньги на содержание дома вот-вот закончатся. Ему нужно заставить себя работать больше.

Ниса открывает дверь, чтобы впустить свежий воздух, и слушает разговоры с первого этажа. Эден и Айрис дурачатся, Итами не слышно. Ниса беспокоится за нее. Он всегда хотел, чтобы она была лучше него. У нее есть то, чего не было у него – чужие ошибки, на которых можно учиться. Итами не будет ненавидеть Нису, как он ненавидел всех, кто пытался учить его. Если его опыт хоть чуть-чуть поможет Итами, то все его неудачи оправданы.

Ниса одергивает себя. Если единственное, что он может – это обеспечить достойную жизнь другого человека, то зачем вообще жить?

Он с грустью смотрит на свои блокноты и альбомы, сваленные в угол комнаты. Нисе очень хочется порисовать, но теперь даже ему очевидно, что пора остановиться.

Когда-то в этой комнате было зеркало. Ниса помнит, как смотрел в него и показывал своему отражению язык. Потом он разбил его. Это было очень давно. Тогда спальня еще не была мастерской.

Нисе никто не давал гарантий на счастливую жизнь. Его никто не ограничивал. Разбитое зеркало, разбитые руки, помятый вид – в этом доме никому не было дела. Ниса был так тщеславен и безнадежен, что решил полагаться только на себя.

Ниса наступает на карандаш, лежащий на полу. Тот ломается с хрустом, и это становится последней каплей. Не оборачиваясь, Ниса сбегает из мастерской, захлопывает за собой дверь и спускается. Ему нужно выпить крепкого чая. От кофе Нису тошнит. От запаха, от вкуса, от вида. Родители любили варить кофе по утрам. Ниса ненавидел спускаться, идти на учебу и чувствовать на себе этот запах. Он въедался под кожу, и от него всегда хотелось отмыться.

В этом доме больше не варят кофе. Может быть, Итами тоже не нравится его пить. Ниса не знает. Они почти не говорят о том, что им двоим нравится и не нравится. Если подумать, это очень грустно. В жизни Нисы так много разочарований. Придется пережить еще и это.

Ниса идет на кухню и валится на стул. Перед ним появляются кружка чая и тарелка с тостом. От вида еды становится только хуже. Тарелка исчезает из поля зрения. Ниса поднимает глаза на Итами и едва ей кивает. Айрис и Эден стараются не смотреть на него. Это их с Нисой молчаливая игра: он не замечает их, они не замечают его. Разговаривать им троим не о чем.

Ниса пьет чай, оценивая обстановку. Эден поутих, Айрис снова натягивает рукава рубашки пониже. Ниса вспоминает, что так и не сменил вчерашнюю одежду. Вот допьет чай и сходит в душ. Становится противно от себя. Волосы растрепанные, одежда мятая, вчерашняя. Ниса терпеть не может чувствовать себя грязным.

Ниса смотрит на руки Айриса. Тот не любит, когда на них смотрят. Ниса знает, что дело не в стеснительности.

Это было так давно. Ниса уже закончил университет к тому времени? Скорее всего. Значит, и родителей уже не было. Он был там, когда приехали скорая и полиция. Пытался привести в себя Итами.

Сквозь толщу воспоминаний пробивается звук дверного звонка. Айрис говорит, что откроет, и срывается с места. Кто может прийти сейчас? Это точно не к Итами, некому больше. Значит, к Нисе. Он не двигается с места.

Он успокаивал Итами. Потом Эдена, потому что тот раскричался больше остальных и порывался растолкать всех медиков, чтобы поближе подобраться к Айрису. Вокруг было так много людей, и почти все из них были совершенно невредимы: девочка с покрасневшим от жара лицом, парень с подпаленным рукавом, девушка с ожогом на ноге. Они были в порядке, но Ниса запомнил их. Иногда они снятся ему. Но чаще в таких его снах только бледное лицо Итами. В тот день Ниса в первый и последний раз видел, как она приходит в ужас.

– Почему мне открывают дверь мои студенты? – слышит Ниса. Ему пора возвращаться к жизни. – Он хоть живой?

– Здравствуйте, – неловко говорит Эден. Итами усмехается. – Профессор Смит…

– Приперся с утра пораньше, – Ниса все-таки поворачивается к гостю, позади которого неловко старается исчезнуть Айрис.

– Сегодня суббота, – констатирует гость. – Ты спал?

– Я тебя сейчас на Юнион Джек порву.

– Ты дискредитируешь меня в глазах моих студентов. Не стыдно? – гость смеется.

Ниса выразительно прожигает его взглядом, выражая все, что он думает об этой ситуации. Он не хочет спорить при посторонних. В данном случае, Итами тоже посторонняя.

Ниса широко улыбается, и от этой улыбки должно быть дурно всем. Джеймс и бровью не ведет. Черт бы его побрал.

Джеймс Смит – единственный на свете человек, который знает все о Нисе. Они познакомились слишком давно, еще на первом курсе университета. И с первого же курса их парочка ужасно комична: Джеймс выглядит, как образцовый британец с идеальным акцентом, Ниса – как недокормленное дитя вампира, и дело даже не в его маленьком росте.

Нисе становится грустно и стыдно за пропущенные звонки от Джеймса. Это отвратительное чувство. Ниса пьет, пока у него нет денег. Ниса не может отпустить сестру от себя, потому что обязался ее опекать. Ниса не отвечает на звонки друзей, потому что погряз в жалости к себе.

Джеймс, как и всегда, сидит на этой кухне, его правая рука лежит на столе и мелко подрагивает. Сегодня здесь собираются калеки: кто с перебитой рукой, кто с ожогами, а кто с дурной головой. Одна Итами вменяемая. И Эден, может быть.

– Иди в душ, – говорит Джеймс, обращаясь к Нисе, – и смени одежду. Выглядишь паршиво.

– Без тебя знаю, – отмахивается тот.

– Ты своим видом позоришь наш чудесный университет.

– Дай допить, урод.

– Вы знакомы с братом Итами? – спрашивает Эден, будто это не было очевидно.

– Мы учились вместе, – Джеймс пожимает плечами. Его немного кренит влево. – А потом…

– А потом я послал к черту архитектурный, а ты решил, что тебе необходимо сверлить головы другим. Похвально, профессор Смит. И добавить нечего.

Эден, как и Айрис, не помнит Джеймса из своего детства. Он знает только профессора Смита, своего преподавателя. Нисы в детстве Айриса и Эдена было немного, друзей Нисы – еще меньше. Но Джеймс не раз видел эту маленькую троицу, способную свести с ума любого. И теперь эта троица выросла.

Ниса усмехается. Он сам почти не помнит друзей родителей. Назвать имена, показать фотографии – Ниса не узнает.

– Айрис, как продвигается твоя история? – спрашивает Джеймс.

Он застает Айриса врасплох. Нисе становится интересно. Чем увлекается Айрис? Что это за история? Вероятно, Айрис говорил о ней Эдену и Итами, а Джеймс услышал их разговор. Айрис не мог рассказывать это лично Джеймсу. Слишком мало времени прошло для того, чтобы преподаватель и студент спелись. Тем более, что это было бы катастрофой.

– Вы запомнили? – Айрис удивляется только этому. Ниса начинает подозревать, что они с Джеймсом все-таки спелись. – Я пишу. Потихоньку. За месяц сдвинулся на целых тысячу слов, но я точно допишу.

– О чем ты пишешь? – Итами подходит к нему. Выходит, она не знает. – Ты мне не говорил.

– Это так, – Айрису слишком неловко. – Глупая идея.

– Он пишет об альтернативной вселенной со всякими механизмами. И, похоже, ассоциирует себя с главным героем, – отвечает за него Эден.

– Я даже спорить с тобой не буду, – убитым голосом говорит Айрис. – Все равно это не так. Морган практик. Я не питаю иллюзий ни на его, ни на свой счет.

– Но тебе бы хотелось…

– Ничего бы мне не хотелось, – перебивает его Айрис. – У него крышу снесло. Я просто рассказываю историю.

– И собираешься взорвать котельную, чтобы твой герой больше походил на тебя, ну да-а, – тянет Эден.

Айрис ничего не отвечает. Ниса и Джеймс тоже молчат: пусть сами разбираются. Дети еще, конечно, но раз считают себя взрослыми, так пусть решают проблемы между собой. В конце концов, кто не считает себя взрослым в восемнадцать лет?

Ниса допивает чай и уходит, оставляя Джеймса с тремя детьми. Но за них беспокоиться не стоит. Только за Джеймса, потому что Итами знает слишком много о его молодости с Нисой. Тот мысленно желает Джеймсу удачи.

Он становится под душ в одежде. Рубашка липнет к телу, волосы лезут в глаза. Чистая одежда лежит на стиральной машине, эту, грязную и мятую, хочется сжечь. Хоть бы Джеймс не потащил Нису в бар. Тот боится спиться или сойти с ума. Ну и к черту.

Ниса выходит из душа через некоторое время. Чистый, но сонный немного. Джеймс уже ждет на улице. Ниса выходит за ним и достает сигареты. Джеймс молча берет у него одну. Стоят. Курят. Погода все еще ужасная. Но Джеймсу нравится солнце – у него волосы только сильнее выгорают. И загар на нем хорошо смотрится. Ему бы в актеры, а не инженеры: яркие голубые глаза, острые скулы, прямой нос и ко всему – светлые волосы с ровным пробором короткой стрижки. Наверняка в него постоянно влюбляются студентки. И студенты, может быть.

А у Нисы аллергия на жару. Сразу начинаются раздражительность и головная боль.

– Куда пойдем? – спрашивает Ниса, доставая вторую сигарету.

– Понятия не имею, – отвечает Джеймс. – Мне просто нужно было убедиться, что с тобой все в порядке.

– Ты не на машине?

– Я думал, что, может быть, тебя придется спаивать.

– Я и без этого справляюсь, спасибо, – Ниса хмурится. – Я где-то на десятом кругу ада. А еще меня нет денег. Отвратительно.

– Ты поэтому не выходишь? – Джеймс кивает сам себе. – Конечно. И рисуешь целыми днями. Не можешь остановиться?

– Сам знаешь, – раздраженно говорит Ниса.

Они замолкают и все-таки сдвигаются с места. Рядом есть парк, в котором растет один прекрасный дуб. Ему лет двести, и раньше Ниса любил под ним посидеть, чтобы забыть про родителей и школу. Джеймс знает об этом месте. Он знает все про Нису. Как и Ниса знает все про него.

Жара. Раскаленный солнцем асфальт. Хочется дождя. Ниса боится такой погоды. Еще чуть-чуть – и дохлые птицы будут падать с неба. Ниса чувствует себя Икаром. Его крылья из перьев и воска расплавились, и он падает. Он будет падать долго, и его кожа сгорит. Нисе становится дурно.

В парке Джеймс покупает две бутылки воды и вручает одну Нисе. Тот прикладывает холодную бутылку к щеке. Становится легче.

Джеймс даже не замечает, как много делает для Нисы. Он привык помогать Нисе, ничего не требуя взамен. Ниса должен ему слишком много.

Они садятся на лавку под тем самым дубом. Ниса все-таки скучал по Джеймсу. Он ни за что это не скажет, но самому становится приятно. Их дружбу уже невозможно испортить, тем более сброшенными звонками.

Когда Джеймсу пришлось уйти с предприятия и начать преподавать, между ними было что-то похожее. Только у Нисы с рукой все в порядке. Зато с башкой, похоже, не очень.

– Помнишь, как мне чуть руку не оторвало? – спрашивает Джеймс. Нисе хочется засмеяться. Еще бы он не помнил.

– Я до сих пор считаю, что это было верхом тупости. Господи, – он закрывает лицо ладонями, – я подумал об этом же.

– Понятно, – задумчиво произносит Джеймс. – Позволишь помочь тебе?

– У меня есть выбор? – Ниса усмехается.

– Ты же знаешь, у тебя всегда есть выбор, – серьезно говорит Джеймс. – Тебя нельзя заставить. Ты помнишь, я пробовал.

– Тебя тоже.

Они снова замолкают. Нисе не хватало этих разговоров. Еще бы встретиться с остальными. С Халис, например. Ниса скучает по ее научному бреду. Только Джеймса сейчас достаточно. Он лучше всех их общих друзей знает, как помочь Нисе.

Деньги за воду Джеймс, как и ожидалось, категорически не принимает. Ерунда, конечно, Ниса бы сам не принял. Но как же это уязвляет бессмысленную гордость.

– Что мне нужно сделать? – сдается Ниса.

– Приходи ко мне на лекции, – с готовностью отвечает Джеймс. – Лучше всего, допустим, с Итами. Чтобы не слушать одно и тоже. И чтобы тебе не было слишком скучно.

Ниса бездумно кивает. Они больше не говорят. Расходятся без прощаний через час, будто незнакомцы. Ниса плетется домой, уверяя себя в том, что так надо. Ниса верит Джеймсу.

Ниса открывает дверь в дом. Заходит в гостиную. Итами одна – значит, Эден и Айрис быстро уехали. Она смотрит что-то, и Ниса останавливается, чтобы послушать. Он узнает стиль «Гибли». «Ветер крепчает», точно.

– Творческая жизнь художника длится десять лет, – слышит Ниса, – инженеры и конструкторы – не исключение.

Он вздрагивает. Его творческая жизнь подошла к концу. Как и творческая жизнь Джеймса. Ниса ловит беспокойный взгляд Итами и сбегает.

С него хватит самообмана. Ему нужно что-то делать. Или на этом закончить свою карьеру. В глазах темнеет. Дышать становится тяжело. Ниса узнает страх. Почему ему страшно? Он ведь не может лишиться всего, что составляет его жизнь. Жизнь художника. Жизнь. Что ему делать, если она и правда длится десять лет?

Ниса еле успевает вбежать вверх по лестнице и распахнуть дверь в ванную. Его тошнит вчерашним алкоголем, утренним чаем и разговорами, которые пообещали ему надежду. Как же все это паршиво.

Глава 3. С высоты падения

В город приходит прохлада. Даже холод. Резкий, пронизывающий дождем, такой, от которого зубы стучат и покрасневшие руки дрожат сильнее. Листья с деревьев срывают тяжелые капли и быстрый ветер, антенны на домах и путепроводы-каналы колышутся, ветки летят вниз. И хочется за ними, к земле, потому что чем ниже, тем теплее, и земля так хорошо сохранила жару, в которой купалась и нежилась, трескалась и засыхала.

Айрис идет домой один. Эден давно уехал: ему не нравится сидеть без дела больше, чем нужно. Когда Айрис пишет свои истории, Эден не может на него смотреть: слишком много статичных не-движений, только пальцы быстро-быстро двигаются по клавиатуре, что даже не уследить. Айрис постоянно таскает ноутбук с собой. Вдруг придет мысль в голову, вдруг захочется посидеть в кофейне и написать что-то. Обычно не приходит и не хочется.

Сегодня Айрис попытался дописать один эпизод и понял, что не может это сделать. Его герой безнадежно старше и своими проблемами, и решениями этих проблем. Айрис терпеть не может, когда персонажи совсем не похожи на него. Пусть Эден говорит, что хочет, главный герой совершенно не похож на Айриса. Он ни на что не похож. Слишком живой, когда Айрису на стенку хочется лезть от всего ненастоящего, что он придумал и во что он успел поверить.

Ветер продувает. Айрис посильнее запахивает пальто и опускает голову. Плечи оттягивает рюкзак, в котором, по мнению Итами, слишком много всего ненужного. Знакомые улочки, знакомый мир безжизненной громадины Сонерты – пройти здесь, выйти на главную площадь, завернуть – попасть в сквер, обернуться – увидеть, насколько все неправильно и огромно. Айрис привык не оборачиваться и не жалеть ни о чем. Но себя жалеет, потому что не понимает, что делать. Он не знает. Совершенно ничего не знает.

Нет, что-то, конечно, ясно. Одногруппница, Энджи, попросила подменить ее в кофейне на выходных. Она едет на разглашение завещания своей старшей сестры, и Айрис совершенно ей не завидует. Ему очень скучно и глупо жить, но… У него ничего нет, когда он умрет, людям останутся только недописанные книги и полустертые воспоминания.

Айрис смотрит себе под ноги, сутулясь. Поднимать глаза на окружающий мир страшно. Будто кто-то чужой может заглянуть в душу и посмеяться над тем, насколько там все просто и скучно. У Айриса все обыденное, он человек, в конце концов. Писать и рассказывать истории можно научиться, как научился он, а вот понять себя… у него не получается. Еще чуть-чуть, и перестанет получаться все остальное.

Люди проходят мимо. Спешат домой, чтобы встретиться с друзьями и любимыми. У Айриса есть, к кому возвращаться. Это значит, что ему повезло больше, чем многим. А будет ли кто-то возвращаться к нему? Айрис не знает. Эден и Итами – неразделимые, а Айрис рядом с ними. Когда над ним издевались в школе, Эден и Итами приходили. Когда тот придурок решил поджечь себя, досталось только Айрису. Из всей толпы подростков на бесплатном концерте, единственные люди, кто чуть не умер – горе-суицидник и Айрис. Он полнейший неудачник.

Он помнит слишком много с того дня. Они кричали слова песни, размахивая телефонами с включенными фонариками, Эден улыбался, закинув руку на плечо Айриса. Тот был в любимой футболке – зеленой, слишком большой для него, в ней можно было утонуть. Потом почему-то стало очень жарко. Рука Эдена пропала, и Айрис уже падал. Он не кричал, он не помнит своего крика. Может быть, плакал. Концерт остановили. После этого Айрис пришел в себя только в больнице.

Дальше все стало слишком прозаично. Айрис перестал носить футболки с коротким рукавом, остатки любимой пришлось выбросить, а мысль когда-нибудь решиться перепрыгнуть через костер так и умерла, погребенная под боязнью открытого огня.

Айрис так и идет домой: с недописанным эпизодом, с просьбой Энджи о том, чтобы подменить ее в кофейне. Это все так обычно, а в историях, которые он рассказывает, едва ли не магия. Будто кому-то повезло с интересной жизнью, а единственное, с чем повезло Айрису – самая нелепая история о получении ожогов третьей степени.

Его кожа горела, и из этого тоже можно было бы сделать историю. Человек-факел с подпаленными волосами, которые потом пришлось стричь и отращивать заново. Айрису было пятнадцать лет, и он учил весь школьный материал на больничной койке, а к нему каждый день приходили одноклассники. И каждый считал своим долгом поздравить Айриса с тем, что ему наконец-то выпишут освобождение от физкультуры до конца жизни.

Уродливые многоэтажки царапают низкое небо. Они старые, и жить в них ужасно, но Айрис все-таки любит их с Эденом квартиру. Когда-нибудь им придется съехать, и они перестанут просыпаться от криков пьяных соседей и дождевой воды, сочащейся сквозь непрочный потолок. Эдену просто все равно, где жить – ему больше нравится тратить деньги на развлечения, чем на жилье и еду. Поэтому, наверное, у них общий бюджет. Чтобы Эдену было стыдно тратить почти все и занимать у Айриса лишний раз.

Университет не блещет оригинальностью. Один из одногруппников Айриса пытался измазать всех в машинном масле. Эден сказал, что этот одногруппник, – его, кстати, зовут Джи, – тот еще ублюдок. А потом им пришлось рассесться по местам и слушать нудную лекцию про устройство первого парового двигателя. Они учили это в школе. Почти все они учили в школе и сдавали экзамены по этому материалу.

Только профессор Смит дает что-то интересное. Итами говорит, что это из-за Нисы. Айрис помнит, когда в дом Лейманов пришел Джеймс Смит. Несколько раз пошутил над Нисой, заставил его привести себя в порядок и вывел на улицу. Айрис думал, что такие люди, как профессор Смит и Ниса Лейман, совершенно не умеют дружить. Профессионалы, для которых дело важнее людей.

Айрис все-таки начинает подниматься. Их с Эденом квартира на последнем этаже, оттого и вода, капающая с потолка. В сезон дождей они сдвигают кровати под сухое место и спят вместе, как в детстве. Эден говорит, что Айрис не умеет спать нормально. Постоянно вскидывает руки, ворочается, иногда кричит. Эден компенсирует это своим напором тактильного контакта в жизни.

Айрис, поднявшись на свой этаж, дергает ручку двери. Эден, на удивление, решил ее запереть. А Айрис забыл ключи. Он несколько раз ударяет по двери кулаком, потому что звонок давно сломан, а Эден отказывается делать хоть какой-то ремонт в съемной квартире. Айрис слышит тяжелые шаги и сам отступает. Он теряет равновесие, каблук ботинка цепляется за ступеньку. И это так глупо, что даже смешно.

Пока Эден открывает дверь, Айрис успевает только взмахнуть руками в попытках найти равновесие. Они смотрят друг на друга какое-то ничтожное мгновение, и Айрис падает вниз с лестницы, перекатываясь через ступеньки и чудом не ударяясь головой. Эден тут же слетает за ним, становясь беспокойным. Айрис постоянно падает, это даже не новость.

Он лежит в самом конце пролета. Руки раскинуты, ушибленный локоть болит. Под ногой что-то неприятно трещит. В голове мысль только о том, чтобы с телефоном и ноутбуком в рюкзаке ничего не случилось. Перед глазами – лицо Эдена, пряди его волос свисают, касаясь щеки и лба Айриса.

Тот тяжко вздыхает и встает. Эден подает ему руку, бегло ощупывает руки и грудную клетку, возмущенно сопя. Он тянет Айриса за собой, ничего не говоря. В таких случаях слова не нужны – становится только хуже. Поэтому Эден заводит Айриса в квартиру, закрывает дверь и бережно снимает с плеч Айриса рюкзак.

– Энджи попросила меня подменить ее в кофейне, – говорит Айрис, пока Эден промывает длинную царапину у него на локте. – На выходных.

– Хорошо, – Эден чуть сильнее сжимает его запястье. – Ты до них не доживешь.

– Доживу, – обещает Айрис. – Куда я денусь?

Вот поэтому Эден считает его неудачником. Он выключает воду, сам проверяет всю технику Айриса на предмет поломок и сообщает, что с телефоном и ноутбуком все нормально.

Айрис смотрит в зеркало. Оттуда на него глядит какое-то затравленное существо с бледной кожей и темными глазами на пол-лица. Волосы в полном беспорядке. Айрис берет одну прядь и вытягивает: отросли почти до подбородка. За лето они выгорели так, будто их осветляли. У корней темные. Айрис шмыгает носом: курносым, но с горбинкой. Ему не нравится свое отражение. Оно неправильное.

Айрису тяжело думать о насущном, и он позволяет Эдену усадить себя на кухне и налить воды. Обычно Эден называет его идиотом, смеется над его неловкостью и обещает, что когда-нибудь Айрис поскользнется и угодит под машину. С него станется.

– Она хочет провести выходные со своим парнем? – спрашивает Эден.

– Что?

– Энджи, – терпеливо объясняет Эден, – почему она попросила тебя выйти вместо нее?

– А, – Айрис прячет взгляд в кружку, – завещание сестры. Там слишком много всего, и Энджи нужно быть на слушании. У ее отца есть мысль оспорить завещание.

– По нему все достается Энджи?

Айрис удивленно смотрит на Эдена. Не то, что он сомневается в умственных способностях лучшего друга, но обычно тот не проявляет лишнего интереса ни к знакомым, ни к их проблемам. Честно говоря, Айрис не спрашивал. Будет забавно, если в завещании сестра Энджи просила кремировать себя. Или поставить какую-то особенную песню во время церемонии.

– Наверное, – Айрис пожимает плечами. – Я не спрашивал.

– Я бы спросил, – серьезно говорит Эден. – Ты должен знать, из-за чего собираешься работать за другого человека.

– Не хотел лишний раз давить на больное, – Айрис поджимает губы.

– У тебя все постоянно спрашивают про шрамы, – парирует Эден. – И давят на больное. Почему ты…

– Мне это не нужно, – Айрис хмурится. – Это неважно. Я пообещал помочь – это меньшее, что я могу сделать.

– Ладно.

Дальше они сидят молча. Айрис смотрит в свою кружку, как делает всегда, потому что на лицо собеседника смотреть никогда не хочется. Привычка читать эмоции и ощущения с других надоела всем, так что Айрис избегает любой возможности ею воспользоваться. На руки тоже смотреть страшно, как и терпеть гляделки на свои. Две самые уязвимые части человека – руки и лицо.

Эден уходит в комнату, возвращается с грязной тарелкой и моет ее все в том же молчании. Айрис следит за его движениями. Чужая методичность расслабляет. Любая методичность расслабляет, но приятнее смотреть, как что-то делают другие. Сердце зажимает от тоски и нежности, и Айрис не находит этому оправдания. Он просто смотрит, и ему становится так печально и хорошо. Он не знает слов, которые могли бы это описать.

Ничего никогда не меняется, разве что декорации – их старые кухни, где родители и Эдена, и Айриса наверняка уже готовят ужин. Дом Итами, университет, их школа, центральные улицы Сонерты – это все одно и то же, если речь идет об Эдене и Айрисе. Так всегда было. Трудности, книги, работы, истории, задания, какие-то радости. Все одно. И все проходит.

– Айрис, – зовет Эден, – прием.

– Что такое? – Айрис мотает головой и удивленно смотрит на Эдена. Тот едва усмехается.

– Ты опять завис, – Эден пожимает плечами. – Ты слишком много думаешь.

– Это лучше, чем не думать совсем, – парирует Айрис.

– Может быть, – тихо произносит Эден, вытирая тарелку насухо, – но так спокойнее.

Айрис обдумывает это. Спокойнее ли не думать ни о чем и никогда не задавать себе вопросов? Вполне. Только так нельзя найти ни одного ответа. Беспокойные загадки, которые никогда не заканчиваются.

Эден подходит к Айрису, и тому хочется спросить, что не так теперь. Эден слишком простой, весь на поверхности со своими целями, стремлениями и мечтами. Эден хочет быть первым – у него не получается, поэтому он старается еще и еще. Даже не берет в расчет Итами – с ней тягаться сложно. Айриса по части теории тоже не берет. Эден ищет свое место и нигде его не находит.

Будет ли Эден возвращаться к Айрису, как Айрис каждый раз возвращается домой? К нему?

Эта мысль внезапная. Айрис резко запрокидывает голову, смотрит Эдену в глаза впервые за долгое время. Не бегает взглядом по лицу, не жмурится. Просто смотрит, и это слишком долго, и у Айриса внутри и снаружи все скручивается и кипит, будто он снова загорелся.

Эден кладет руки ему на плечи, и Айрис бессильно утыкается лбом в его живот, чувствуя, как по плечам проходятся чужие ладони. Он медленно расслабляется, ушибы от падения уже почти не болят. Айрис закрывает глаза, и ему нравится то, что он ничего не видит. Эден надежный, и Айрис думает, что он – синоним слова дом. Это очевидно, Айрис уже так думал. Но теперь мысль чувствуется по-другому.

Айрис знает, как пахнет Эден: мятой, детским шампунем с лимоном и чем-то терпким. Айрис знает, как выглядит Эден: растрепанные русые волосы, светло-зеленые глаза, прямой нос и идеально-симметричный изгиб губ. Айрис знает, как одевается Эден: фланелевые рубашки, футболки с нелепыми надписями и рисунками, изношенные кеды и джинсы. И все это ассоциируется с домом. Даже больше, чем родители и свои собственные руки.

Айрис неловко протягивает руки и кладет их на спину Эдена. Становится тепло и хорошо. Эдену, наверное, не очень удобно так стоять. Он опускает голову на макушку Айриса. Они очень давно не обнимались так. Это напоминает что-то очень хорошее.

– Нам нужно доделать задание по рисунку, – тихо напоминает Айрис.

Эден отстраняется от него, смотрит удивленно и будто сонно. Кивает и уходит. Айрис сидит еще некоторое время, зная, что все равно придется пойти в спальню и рисовать. Обычно им помогает Итами, но сейчас придется выкручиваться самим. Айрис постоянно пытается все понять. И тема, которую он никогда не поднимал для себя, становится единственной, о чем получается думать.

И ему вдруг становится очень страшно.

Он краснеет, допивает воду одним глотком и рывком встает. Айриса чуть трясет, но это ничего. Мысли быстро перемешиваются друг с другом, и для Айриса все становится на свои места.

Он идет в спальню, и там Эден двигает кровати. Айрису хочется задохнуться и расплакаться. Его пугает все происходящее.

– Сегодня обещают дождь, – отвечает Эден на красноречивые попытки пялиться. – Ты не любишь просыпаться от этой… – он взмахивает рукой, подыскивая слово.

– Я знаю, что не люблю, – говорит Айрис, старательно отводя взгляд, и принимается ему помогать.

Задания по рисунку лежат на столе. Эден придирчиво смотрит на них, берет свой лист и начинает искать карандаш на полу. Айрис стоит, смотря на него, и ему очень нужно взвыть. Но он молчит. Эден не изменился. Айрис тоже. Это было давно? Как давно это появилось? Почему Айрис не замечал? Почему никто не замечал?

Сердце стучит быстро-быстро. Айрис бездумно достает из сумки пенал, дает запасной карандаш Эдену и принимается за набросок шестеренок на странице своего блокнота. Ему хочется закрасить это все, лишь бы перестать ощущать нереальность мира. А в голове только осознание, что он любит Эдена. Он влюблен в Эдена. Рука механически выводит кривую шестерню. И еще одну. И еще, пока место на бумаге не заканчивается.

Глава 4. Люди, которые были рядом

Душно. Неприятно, пыльно, грязно. Ниса озирается по сторонам, пока бармен снова наливает виски в его стакан. Этот день выйдет в круглую сумму, но Нисе надоело. Он невероятно устал делать вид, что все становится лучше. Ему надоели бесконечные лекции Джеймса, которые только нагоняют скуку. Но Ниса все равно слушает, через силу запихивая в себя новую информацию.

Лучше бы о нем никто не заботился. Лучше бы никого рядом не было, и можно было бы прожигать жизнь, как хочется. Больше нет таланта – ну и пусть. Теперь Ниса ни на что не годен. Вот придет к Итами, скажет ей валить к черту, продаст дом и переведет все деньги ей. Ему они ни к чему. Ниса выкарабкается, если сможет. Если нет – так и подохнет. Ничего не стоит тот, кто не умеет выбираться из дерьма.

Стакан за стаканом, виски пахнет отвратительно и жжет язык и горло. Ниса ничем не закусывает. После каждого глотка его тошнит и тянет уйти, но он остается. Вокруг – пьяные люди. Кому-то грустно, кому-то весело, кто-то пытается разговорить бармена или соседей по стойке. К Нисе не суются. И правильно делают.

Что он делает со своей жизнью? Очевидно, прожигает. Быстрой молодости не получилось – получил образование, добился успеха и упал на дно. Это конец. Ниса – слабый, неспособный на большее дурак.

Ниса забирает стакан, осушает его в три больших глотка, просит бармена налить еще и снова ждет. Вся жизнь превратилась ожидание. Что там Джеймс придумал на его счет? И это пройдет? Да пошел он к черту. Очевидно же, что Ниса исписался, у него ничего не осталось. Он не хочет жалости. Он хочет успеха, денег и душевного спокойствия. Он хочет жить, а не прожигать жизнь. Но у него больше не получается. У него никогда не получится.

До этого он не совался в бары. Покупал бутылку виски по скидке, шел по набережной и оглядывался на полицейских.

Каждый раз была твердая уверенность в том, что Итами встретит дома. Что все наладится когда-нибудь. Да Ниса вообще ничего из себя не стоит. Пустое место. И картины его ничего не стоят. И они тоже пустые.

– Выглядишь паршиво, друг, – звучит справа пьяный голос.

Ниса поворачивает голову. Перед глазами все плывет и кружится. Его начинает тошнить еще больше. Ниса вглядывается в лицо человека перед собой, и, видимо, мертвые решили восстать и проклясть его, чтобы он еще и сдох где-то в канаве. Наваждение прерывается через секунду. Они похожи только волосами. Это не он.

– Ты не лучше, – вяло замечает Ниса, потому что нужно же что-то сказать.

У Нисы были лучшие друзья со школы, которых он ценил больше жизни. Те, о ком он заботился, как об Итами. Один раз они втроем напились, пьяный Уилл сел за руль, Ида вызвалась быть штурманом, а полуживого Нису запихнули в багажник, потому что это показалось им забавным. «Ты же такой маленький», – говорила Ида. Если бы Ниса сел на заднее сидение, столкновение с дорогущим внедорожником он бы тоже не пережил.

Дурацкая история. Тогда они тоже пили. Ниса успел забыть, что алкоголь и глупость убили дорогих ему людей.

– Ты в какой команде? – спрашивает человек, похожий на Уилла. Главное, чтобы он не представился. Голос другой. Совершенно.

– Кто так говорит? – Нисе хочется побиться головой об барную стойку. – Пьяного чудовища хочется? Или что?

– Думаю, ты привлекательный, если не пьешь, – кивнув, говорит человек. – Туалет?

– Валяй, – Нисе уже все равно. – Иди, я догоню.

– Век не забуду, – человек светится в пьяной улыбке.

Ниса-альтруист. Так и запишите, когда спросят, почему он занимается сексом с незнакомцами. Ниса смотрит на стакан виски перед собой, потом на бармена, а тот протирает бокалы и общается с милыми дамами за стойкой. Ниса вдруг смеется. Надо было меньше пить и больше учиться спаивать других.

Ниса допивает свой виски, просит счет и быстро расплачивается мятыми купюрами из заднего кармана джинсов. Совершенно пьяный, с точным знанием, что это паршивая затея, Ниса еле добирается до туалета под недовольные возгласы мужиков, столик которых он случайно задел. Кто-то из них спрашивает, есть ли ему восемнадцать. Он эти восемнадцать давно отжил.

Ниса распахивает дверь туалета, громко захлопывает ее и закрывает на щеколду. Человек, похожий на Уилла, стоит у стены. Ждет. Мерзость-то какая, даже в душ не сходишь. Ниса подходит к нему. Чужие руки на бедрах, чужие губы – на шее. Нису чувствует укус. И еще один.

С окончанием этого невнятного позора приходит только облегчение. Ниса быстро отходит, тщательно моет руки, смывая чужого человека с пальцев и ладоней. Он смотрит в зеркало – там все тихо. Человек все еще стоит у стены, пытаясь отдышаться. Если он что-то скажет, Нису стошнит. На себя Ниса не смотрит. Все еще отвратительно пьяный. Бывает ли секс другим? Такой, чтобы не хотелось отмыться?

Ниса выходит на улицу, достает сигареты и закуривает. Осознание своей глупости бьет под дых, он, согнувшись, прислоняется к стене и смеется. Сигарета на вкус горчит, Нису тошнит еще сильнее. Он достает телефон, набирает выученный наизусть номер и слушает долгие гудки. Сколько сейчас времени? Нужно ли Итами это видеть? Почему все настолько плохо? Почему все так плохо?

– Ниса? – слышит он, и ему хочется расплакаться.

– Забери меня отсюда, – Ниса называет адрес и, сглотнув, добавляет: – Пожалуйста. Я не могу так. Я ничего не понимаю.

– Сейчас буду, – отвечает Джеймс.

Он не сбрасывает звонок, спрашивает у Нисы о самочувствии и о том, что случилось. Ниса не может сказать. Он все понимает. Все, что сделал и не сделал, и ему хочется рыдать навзрыд, пока Джеймс спокойным, совершенно не сонным голосом успокаивает его.

Ниса трет шею, и руки жгут чужие метки. Метки человека, которого он не знает, но которому позволил к себе прикоснуться. От этого становится еще хуже. Лучше бы он попросил перестать. Лучше бы он просто ушел. Ясно же, что секс в туалете не сделал бы из него нормального человека. Это глупо. Секс с человеком, который похож на Уилла. «Прости, дружище, вся память о тебе на одиннадцатом кругу ада, потому что у меня отвратительные ассоциации». Грязно. Мерзко. Нисе хочется отмыться.

Джеймс приезжает через двадцать минут. Ниса лезет на переднее сидение, не давая Джеймсу выйти из машины, чтобы лишний раз не светить своим подавленным и мерзким видом. Джеймс не протестует. Он не спрашивает, везти ли Нису домой – в таком состоянии он младшей сестре на глаза точно не покажется. Тот, кто обрек себя на жизнь примером, не может ломаться. Пусть хоть что-то будет правильно. Ниса пишет Итами сообщение о том, что сегодня будет ночевать у Джеймса, и забывает обо всем.

Ниса концентрируется на своих ощущениях и мыслях. В голове проходится отвратительная метель, и она заметает и сметает все, что можно смести и замести. Ниса не привык к такому. Все, о чем он думает обычно – холодный, точный расчет. Он прощает и не замечает слабости близких, всегда помня свои. Но всё растекается. Кровь и гной на прошлом смываются, оставляя только незажившие раны.

Ниса вспоминает. Он не хотел бы помнить об этом больше, чем нужно. Это было, это факт – у Джеймса искореженная рука, потому что ему не повезло. Ему было паршиво.

– Почему ты до сих пор водишь машину? – впервые спрашивает Ниса.

Джеймс усмехается. Правая рука безжизненно лежит на руле, только пальцы подрагивают, едва держась. Ниса наблюдает за ним, анализирует и ловит каждое движение. Это все так привычно. Как он рулит, когда переключает передачи? Это должно быть больно. Почему никто об этом не позаботился?

– У меня же есть рука, – жестко отвечает Джеймс. Нису прошибает чем-то очень нехорошим. – И право на места для инвалидов на парковках.

Больше Ниса не спрашивает. Он понимает, чего стоит этот ответ. Невозможно понять, пока не переживешь на своей шкуре. Это низшая точка? Ниса замирает. Он дает себе вспомнить, ужаснуться и принять правду. Он прикрывает глаза.

Это было в конце осени. Лет пять назад. Джеймс к тому моменту уже закончил магистратуру и работал на предприятии одним из старших инженеров. Проверял какой-то станок во время обхода. Кто-то не отключил питание, кто-то другой случайно нажал на переключатель. Это то, что Ниса помнит из заключения в больнице. Раздробление костей ладони, предплечья и плеча. Открытый перелом там, где рука была свободна.

Там наверняка осталось много крови, потому что лицо у Джеймса было слишком бледным. Первым, кому дозвонились, был Ниса. Он не хотел брать трубку – работал над новым заказом, в то время он еще брал их. Ниса помнит: портрет маленькой девочки, которую звали Мария. Ниса помнит: пухленькое лицо с беззубой улыбкой и полумертвый Джеймс в реанимации.

Ниса постоянно приходил в больницу. Рассказывал новости из жизни их общих друзей, говорил про свои новые работы и заказы, про город. Ему нравилось говорить с Джеймсом в то время. Это было похоже на заботу.

Джеймса отпустили через две недели с кучей железа в руке, и Ниса вызвался следить за ним. Отправлял на реабилитацию, много говорил про книги и про работу, обещал, что Джеймс сможет преподавать в их старом университете. Все это было правдой, но Джеймс не верил. Он уходил утром, приходил днем – уже пьяный, иногда с синяками, иногда – без пуговиц на рубашке и с метками на груди и шее.

Нисе хотелось его прибить. Переломать еще и ноги, чтобы Джеймс точно никуда не ушел. Ниса пытался вдолбить ему в голову, что это не конец – все зависит только от него самого. И от веры в себя. Когда Уилл и Ида погибли, Ниса научился жить. Это было не тем примером. Теперь он понимает.

Машина останавливается. Джеймс открывает двери автоматического гаража, паркуется, выходит и вытаскивает Нису со штурманского места. В глаза Джеймсу смотреть не хочется, и Ниса опускает взгляд, неосознанно касаясь своей шеи кончиками пальцев. Заметив это, он одергивает себя и прячет руки в карманы.

– Пойдем, – говорит Джеймс. И Ниса идет за ним.

У Джеймса маленький дом для семьи, но слишком большой для одного человека. Нисе здесь нравится. Ниса не слишком хорошо разбирается во взаимоотношениях людей. Все, что он знает, после Итами, Джеймс – самый близкий для него человек

Ниса идет в душ, вымывая из себя всю грязь. На полке предусмотрительно лежат чистое полотенце и старая одежда Нисы, которую он когда-то оставил здесь. Джеймс слишком хорошо его знает. От пьяных слез зажимает горло, но все-таки не настолько, чтобы плакать под душем. Ниса немного приходит в себя. Он выходит из ванной и садится на диван рядом с Джеймсом. Тот подает ему большую кружку чая.

– Хреново ты справляешься с проблемами, – замечает Джеймс.

– Спасибо, я, черт тебя дери, заметил, – вяло скалится Ниса. Он невероятно устал. – Я безнадежен, да?

– Нет, – серьезно говорит Джеймс. – Совсем нет. Но тебе нужно что-то с этим делать.

– Я не знаю, за что хвататься, – Ниса закрывает лицо руками. – Посмотри на меня. Что я с собой делаю? Это нормально? Так делают нормальные люди?

Джеймс убирает его руки от лица и внимательно вглядывается. От Джеймса не хочется отмыться. Хочется, чтобы он сказал что-то обнадеживающее, что никогда не умел говорить сам Ниса. У Нисы даже помочь тогда не получалось нормально. Почему Джеймс возится с ним сейчас? Ниса поднимает голову. Вместо того, чтобы смотреть ему в глаза, Джеймс изучает метки у него на шее.

– Я не знаю, как его зовут, – тихо говорит Ниса. – Я даже не особо это помню.

– Ожидаемо, – почему-то констатирует Джеймс. – Постарайся больше так не делать.

– Почему?

– Я за тебя беспокоюсь, – отвечает Джеймс и встает. – Я застелил постель в гостевой. Иди. Там пыльно, правда. Но ты не в том положении, чтобы жаловаться.

– Джеймс, я… – Ниса захлебывается словами, но он все еще пьян, и это нормально. – Почему ты считаешь меня своим другом? Почему позволяешь мне…

– Это глупый вопрос, – обрывает его Джеймс. – Лучше тебе проспаться. Когда-нибудь ты это поймешь.

Ниса кивает и уходит. Чистые простыни хрустят, и он чувствует себя очень странно, как будто вернулся домой. Но он ведь не дома. Он у Джеймса, который отказывается признавать, как много делает для Нисы. Ниса должен ему, а Джеймс отказывается брать для себя хоть что-то. Джеймс тот еще упрямец, думает Ниса.

Он не знает, что сам не лучше, и отказывается признавать очевидное – для Джеймса он делает и значит столько же, сколько для него самого – Джеймс. Ниса привык выкладываться на полную, забывая, что позволять кому-то заботиться о себе – проявление силы, а не слабости.

Он быстро засыпает, и под закрытыми веками все кружится и вертится. Нисе снится отборный бред. Сначала он сражается на турнире за встречу с какой-то принцессой. Потом, пройдя первое испытание, сидит на пиру со своими противниками. Во сне жарко, слова даются тяжело и вяжут рот.

А потом Нисе отрубают голову. Он остается совершенно один. Вокруг только мертвые тела, а он все еще живой. Это кажется совершенно обыденным – отрубленная голова. Ниса идет куда-то, как он знает, на восток, и там находит город за белокаменной стеной. Там маленькая девочка, похожая одновременно на Итами и Иду, помогает ему пришить голову обратно. Она говорит, что скоро срастется. Нисе больно, но эта боль терпима. Она не похожа ни на что. Это просто ощущение.

Говорить все еще не получается, но Нисе нужно поблагодарить девочку. Он пробует разные слова, но путается в буквах. Его будто заставляют молчать. Ему хочется вырваться, и он вспоминает, что это сон, за секунду до того, как просыпается от собственного крика. Ниса говорит что-то бессвязное. Дверь в комнату распахивается.

– Ты звал меня? – спрашивает Джеймс.

– Мне приснилось что-то странное, – тихо говорит Ниса. – Неважно.

Он пробует поднять свою голову за волосы. Вместо звука рвущихся ниток только неприятное ощущение. И совсем не в шее. Ниса вздыхает. Ему уже легче. Похмелье не успело прийти, и он до сих пор чувствует себя пьяным.

– Уже суббота, – замечает Джеймс. – Хочешь сходить куда-нибудь сегодня?

– Ничего не хочу, – подумав, отвечает Ниса.

– Хорошо, – голос Джеймса кажется расстроенным.

– Мы можем что-нибудь посмотреть. Или поговорить. Как раньше.

– Точно.

Ниса устало улыбается в темноту. Джеймс уходит, закрывая за собой дверь. С этого момента все обязательно начнет налаживаться – Ниса в это верит. Иначе и быть не может. Если есть, куда еще падать, то только в ад. А туда слишком рано. У Нисы куча незаконченных дел.

Глава 5. История одного инженера

В кофейне пахнет хорошо. Айрис любит эти запахи: терпкий – кофе, пряный – корицы и гвоздики, сладкий – сиропов. Люди приходят и уходят, почти никто не задерживается – даже в выходные все куда-то спешат. Почти все улыбаются Айрису, а он краснеет и отворачивается, делая новые латте и капучино. Этот с двойной порцией эспрессо, тот – невероятных размеров. Обезжиренный раф со взбитыми сливками и сиропом. Какой кошмар.

Они работают вдвоем. Айрис, который заменяет свою одногруппницу Энджи Тарт, и Джи. Айрис разглядывает Джи, пока тот с сосредоточенным видом протирает стойку: растрепанные светло-русые волосы, глаза светло-карие, почти желтые, губы тонкие и белые, нос с небольшой горбинкой. Айрис думает, что через пару лет за Джи будет бегать половина университета.

А Джи терпеливо стоит у кассы, не имея ни малейшего понятия о мыслях Айриса, и каждый раз спрашивает одно и то же у посетителей. А еще постоянно говорит: «Ваш кофе» и «Хорошего дня!». Айрису нравится молчать и делать кофе. Хорошо, что он уже подменял Энджи пару раз. В этот раз ему выпала возможность весь день простоять у кофемашины. Айрису это нравится.

Ему всегда было интересно, что будет, если он перестанет существовать, но продолжит смотреть. В этот раз у него почти получилось. Только Джи, когда Айрис пришел и попросил его не раскрывать, сначала распахнул глаза от изумления, потом – засмеялся так, что Айрису стало страшно за его рассудок. Подумаешь, надел юбку, раздобыл голубые линзы и пришел в медицинской маске. Да что смешного? Только не говори никому. Если что – Энджи простудилась.

Джи, надо отдать ему должное, Айриса не выдает. Когда приходят их одногруппники, Джи говорит, что Энджи очень больно говорить, но она уже не заразная. И вообще, она носит маску.

Одногруппники Айриса – невероятные люди. Особенно эти двое. Майя, девушка с ярко-красными волосами и пирсингом, любит поесть и занимается легкой атлетикой. Тони, – уже неделю как ее парень, – кудрявый и улыбчивый мальчишка, играющий в рок-группе. Айрис всегда думал, что инженеры не умеют веселиться. А потом сам решил стать инженером.

Майя желает скорейшего выздоровления Энджи, отвлекается на шутку Тони и заказывает себе три шоколадных эклера. Тони, вздохнув, просит черный кофе.

Айрис быстро заканчивает с их заказом, ставит поднос на стойку рядом с Джи и наблюдает. Майя и Тони о чем-то тихо переговариваются, и Айрис слышит только обрывки разговора. Они не уходят, когда Джи отдает им заказ, и приходится ждать, пока они закончат. Потому что у Айриса есть вопрос к Джи.

– Сегодня концерт, поэтому мы не можем остаться, – с тоской говорит Майя, подойдя к Джи. – Можешь выкинуть? – она трясет перед ним пустым стаканчиком Тони.

– Конечно, – Джи забирает у нее стаканчик и кидает его в урну у своих ног.

– Кстати, Энджи. Ты говорила, что тебя сегодня подменит Айрис, – замечает Майя. – Ты из-за болезни, да? Хотя в пятницу с тобой было все в порядке… Ты умеешь чувствовать, что заболеваешь?

Джи ржет, и Айрису самому становится смешно. Он радуется тому, что совсем недавно Энджи подстриглась, и их прически почти одинаковые. И все-таки. Айрис снимает маску, комкая ее в кулаке, и улыбается Майе.

– С Энджи все в порядке, ей надо было уехать, – говорит он, пока Джи сгибается пополам от хохота. – Только никому не говорите, ладно?

Майя открывает и закрывает рот, Тони тоже смеется, и Айрису ужасно нравится их реакция. А еще нравится снова существовать и быть по-настоящему собой. Все равно это ненадолго. Он и так достаточно хорошо знает себя.

– У тебя отлично получилось, – выдавливает из себя Тони в перерывах между приступами смеха.

– Мы никому не скажем, – добавляет Майя, энергично кивая. – Только… зачем ты это сделал?

– Он мне так и не ответил, – пожимает плечами Джи. – Говорит, что это неважно.

– Ты считаешь себя девушкой? – допытывается Майя.

– Как нам тебя звать теперь? – Тони снова начинает смеяться. – Айрис слишком мужское имя.

– Знаешь, тебе бы подошло Айси. Как в том… – Джи фыркает.

– Господи, – Айрис возводит глаза к потолку, перебивая Джи. – Считаю себя собой. Все в порядке. Мне просто захотелось побыть другим человеком. Ну, знаете, когда тебя не существует, а ты наблюдаешь…

– Он все тот же зануда, – подводит итоги Джи. – Знаешь, тебе надо было идти на психолога. Расковыряешь нас, а мы и не заметим.

Айрис застывает и снова надевает медицинскую маску. Он пожимает плечами. Звенит колокольчик, заходят новые посетители. Отвечать Джи уже не имеет смысла. Майя и Тони уходят, вяло попрощавшись, две вошедшие девушки заказывают два латте с соленой карамелью. Все идет, как надо. Айрис думает о том, что Джи попал в точку.

Он рассказывал о своем плане только Эдену, потому что Итами вряд ли было бы интересно. Айрису хочется пойти в магистратуру на учителя физики, оттуда – в аспирантуру психологии. Он не уверен, что это можно провернуть. Нужно будет спросить у кого-нибудь знающего. Ему хочется остаться в университете. Необязательно в его нынешнем, хотя было бы здорово. У Айриса не получится работать по специальности – там нужна практика, а он боится подойти к станку.

Девушки уходят, и последнее, что слышит Айрис от них – обсуждение Джи. Они, смеясь, говорят, что тот выглядит красиво. Айрис искоса поглядывает на него. Джи все еще стоит у кассы с выражением страдания на лице. Айрис пожимает плечами. Он вспоминает свой вопрос.

– Почему ты решил работать на первом курсе? – спрашивает Айрис. – Это же очень сложно…

– Я не хочу ни от кого зависеть, – Джи пожимает плечами. – У остальных я не спрашивал. Я не могу полагаться на большую стипендию, как ты. И на деньги отца, как Эден…

– Не начинай, пожалуйста, – перебивает его Айрис. – Ты думаешь, это правильно?

– Знаешь, а я понятия не имею, – Джи хмурится. – Тут довольно гибкий график. А учиться постоянно я не могу – у меня начинают кипеть мозги. Хозяйка с тремя образованиями, знает, что это такое, так что на время сессии она вряд ли будет что-то предъявлять нам.

Айрис кивает. Он все еще не знает, за какие заслуги ему приписали повышенную стипендию. В конце концов, у него все не так уж хорошо с рисунком, если не помогает Итами. На пары по физкультуре он приходит, чтобы отметиться, и уходит куда-нибудь читать или дописывать историю Моргана.

– Я не знаю, за что мне дают повышенную стипендию, – признается Айрис.

– За то, что ты, не напрягаясь, все знаешь и можешь это анализировать, – удивленно говорит Джи. – Ты ведь это понимаешь.

– Понимаю, – Айрис кивает. – Но мне все дается слишком легко. Это нечестно.

– Честно, нечестно. Какая разница? Ты это делаешь. Успокойся и прими то, что ты умный и заслуживаешь всего, что тебе дают. И что о тебе говорят, – Джи оглядывается на зазвеневший колокольчик. – Здравствуйте!

Оставшийся день проходит в череде незнакомых посетителей. Айрис делает кофе и иногда говорит с Джи. Это отвлекает от глупых мыслей. Айрису все еще трудно смириться с тем, что он признал свою влюбленность в Эдена. Из-за этого невозможно думать разумно. Любая мысль возвращается к Эдену.

За окном уже занимается закат. Поздней осенью начинает темнеть рано. Айрис смотрит на время на телефоне – рабочий день заканчивается через десять минут. Джи идет в подсобку, чтобы взять свои вещи – вряд ли сегодня зайдет кто-то еще. Айрис читает сообщения с экрана телефона, не оборачиваясь, когда дверь в кофейню открывается. Джи кричит Айрису из подсобки, тот подскакивает и встает у кассы. И это становится его главной ошибкой, потому что… ну. На него смотрят слишком большие от изумления глаза Эдена, и Айриса хочется, чтобы сейчас на него упал потолок. На них обоих.

– Ты… чего? – выдавливает из себя Эден. – Что?..

– Он даже тебе не сказал? – спрашивает Джи, выходя из подсобки. – Во дает.

– Мне показалось это забавным, – Айрис пожимает плечами. – Притвориться Энджи, знаешь… – он осекается, понимая, что еще неделю будет вытравливать из своего лексикона это «знаешь». – И от линз почти не болят глаза!

– То есть ты не считаешь себя девушкой? – уточняет Эден.

Джи снова начинает ржать, и Айрису хочется его ударить. Эден стоит с видом напуганной совы, и это так мило, что сердце сжимается и пропускает несколько ударов. Айрис широко улыбается и мотает головой, и ему кажется, что сейчас он – самый счастливый человек в мире. Потому что Эден выглядит так чудесно, и…

– Да дыши ты, господи! – Эден едва через стойку не перепрыгивает. – Так не считаешь?

– Это важно? – приходит в себя Айрис. – Нет, я это я, спасибо, мне очень нравится быть собой почти всегда. Но я решил исчезнуть и понаблюдать. Почему ты пришел?

– За тобой, – облегченно выдохнув, говорит Эден. – Не подумай, я приму тебя любым, но ты…

– Сейчас тебя ударю, – останавливает его Айрис. – Еще две минуты. Я переоденусь, пожалуй. Раз тебя это так смущает. И заодно сниму линзы. Помнишь, я покупал их для фестиваля?

– Эй… – Эден снова выглядит сбитым с толку. – Все в порядке, правда!

– Он же все равно так домой не попрется, – объясняет Джи, когда Айрис уходит. – Что происходит?

– А? – рассеянно спрашивает Эден, смотря на дверь, за которой скрылся Айрис. – Ты о чем?

– Вы когда встречаться начали, придурок? – Джи понижает голос и говорит так тихо, что Эден едва его слышит.

– Ты отъехал кукушкой, – в ужасе говорит Эден и пятится назад. – Нет, правда, ты…

– Да ладно, – отмахивается от него Джи. – Айрис и раньше тебя при каждом удобном случае упоминал, но сейчас он переключается на тебя абсолютно непоследовательно. Это пугает. Если вы не вместе, то это он поехал, а не я.

– Куда поехал? – спрашивает Айрис, открывая дверь.

Эден выглядит еще более ошеломленным, чем две минуты назад. Айрис оглядывает его, пожимает плечами и вопросительно смотрит на Джи. Тот поджимает губы и кивком указывает на Эдена. Айрис разводит руками, и эта молчаливая сцена выглядит слишком неловко. Айрису хочется рассмеяться.

– Я тут закончу, – объявляет Джи, хлопнув себя по карманам. – Идите. Не хочу лишний раз смотреть на рожу Эдена, всем спасибо. Свободны.

– Умеешь же ты настроение испортить, – говорит Эден.

– А ты подумай над этим, – советует Джи.

– До завтра, – Айрис смущенно машет рукой.

– Ага.

Они выходят. В лицо дует промозглый ветер, и Айрис посильнее запахивает свое пальто. Он косится на Эдена, который сосредоточенно рассматривает асфальт у себя под ногами. До дома отсюда совсем недалеко. Айрис молчит – если Эдену нужно, он заговорит первым. Если нет – Айрис убьет Джи. Но пока Айрису просто очень стыдно за то, что он услышал их с Эденом разговор.

Айрис старается выглядеть жизнерадостно, и у него почти получается, но сердце бьется быстро-быстро, и ему обидно. Эден сказал, что Джи испортил ему настроение. Айрис понятия не имеет, как подобраться к теме. Очевидно, что Эден уже все понял. Ему жаль Айриса? Неприятно? Почему он… почему с Айрисом всегда все не так?

Айрис шаркает ногами, пиная маленькие камешки носками ботинок. Эден тяжело дышит, выдыхая в промозглый воздух белый пар. Айрис старается на него не смотреть – безуспешно, впрочем. Кто-нибудь говорил Эдену, насколько он красив? Его лицо освещает только свет фонарей, потому что солнце уже закатилось за горизонт.

Айрис случайно задевает пальцы Эдена своими и одергивает руку, будто обжегся. Эден поворачивается к Айрису. Он берет его руку в свою, опуская глаза, и поджимает губы. Айрис чувствует себя совершенно сбитым с толку. Эден переплетает их пальцы, все еще не говоря ни слова.

Айрис теряется. Он останавливается, у него кружится голова от волнения. Он ничего не понимает. Он умеет читать многих людей, но не Эдена. Пусть Эден раскрывается сам. Айрис легко может предугадать его мнение на любой вопрос и повторить манеру разговора, потому что знает его с детства. Но он всегда оставляет мысли Эдена только ему самому.

– Ты ведь все слышал, – наконец говорит Эден. Айрис смущенно кивает.

Шрамы от ожогов начинает покалывать, как покалывало на всех экзаменах. Покалывало, когда Айрис ошибался. Когда делал что-то не то. Когда выступал перед всеми в школе. Он помнит.

Теперь, если Айрис что-то сделает неправильно, он разрушит всю их с Эденом историю. Айрису ничего не нужно, кроме Эдена, знаний и книг. В детстве он воспринимал их связь очень просто. В юности думал, что это все из детства. А теперь… теперь все гораздо хуже. Но Айрис хотя бы знает, чего ему хочется.

– Ты ведь скоро закончишь писать, – замечает Эден. Айрис удивленно смотрит на него.

– Мне осталось не так много глав, точно меньше половины. Просто… – он мотает головой. – Мы ведь не об этом.

– Ты говорил, что не знаешь, как правильно написать романтическую линию, – Эден пожимает плечами. – Я вспомнил об этом сейчас. Подожди… смотри.

Он указывает взглядом наверх. Айрис поднимает голову и завороженно смотрит, как с неба начинает лететь первый снег. Снежинок много, они таят, достигая земли, бьют в лицо из-за ветра, и Айрис улыбается: он любит красоту. Эден поднимает его руку и оставляет невесомый поцелуй на тыльной стороне ладони. Айрис весь – радостный, изумленный, такой, что хочется нарисовать.

– Как давно?.. – тихо спрашивает Эден.

– Думаю, очень давно, – просто говорит Айрис, в ушах у него что-то звенит. – Но понял недавно. Совсем недавно.

– Вот как, – задумчиво произносит Эден. – Тебе повезло, что понял сам. Мне Итами это в голову вбивала месяц, пока до меня не дошло.

Айрис не может заставить себя посмотреть на него. Так ведь почти не бывает. Правильная, подходящая любовь. Так не бывает, чтобы люди, которые давно знакомы, могли любить друг друга взаимно.

– Ты уверен?.. – Айрис не может продолжить, боясь ответа.

– Что она мне это не навязала? – спрашивает Эден, улыбаясь. – Уверен. Она не сказала мне ничего из того, что я не знал бы сам.

Снег падает вниз, уносимый ветром, у Айриса от него волосы мокрые. Он решает посмотреть на Эдена и встречается с ним взглядами. У Эдена в глазах какой-то безумный огонек, который Айрис видел только несколько раз. Обычно Эдену приходила в голову какая-то глупость, а потом он подбивал на нее Айриса. И тот всегда слишком быстро соглашался.

Айрис делает шаг вперед и обнимает Эдена, положив голову ему на плечо. Он чувствует прикосновение рук Эдена через ткань пальто и рубашки. Айрису становится тепло. Он не знает, о чем думать. Все мысли испарились.

– Айрис, – зовет Эден. – Просмотри на меня. Пожалуйста.

И он смотрит. Снег все еще идет. Айрис не знает, о чем думать – с ним никогда такого не случалось. Вся его жизнь – работа над собой и своими знаниями и умениями. Айрис закрывает глаза, чувствуя дыхание Эдена совсем близко. Невесомое касание губ, и Айрис неумело отвечает, потому что никто не учил его целоваться. Как, впрочем, и Эдена. Это так неловко, и Айрису так нравится.

– Для ясности, – смеясь, говорит Эден, – чтобы ты ни в чем не сомневался.

– Ты слишком хорошо меня знаешь, – Айрис отстраняется и берет его за руку.

– Пойдем домой, – просит Эден. – Завтра на учебу.

Айрис кивает. Теперь он знает: существенно ничего не меняется. Они привыкли друг к другу. Привыкли жить вместе и постоянно проводить время вдвоем. Только теперь все шутки однокурсников и бывших одноклассников будут иметь хоть какой-то вес. Эден крепче сжимает руку Айриса. Точно. Теперь Айрис знает, как закончится история Моргана.

Глава 6. Последний воин забытой армии

Мазок кистью. Еще один. Серое, тяжелое небо. Зелено-красная от крови земля. Темные силуэты – трупы незнакомых людей. Говорят, во снах мы видим только тех, кого хоть раз видели в жизни. Можно даже придумать игру: этот является к переменам, тот – к потерям. Если разобраться, это становится еще интереснее. Лишняя выдумка, чтобы жить и верить во что-то было легче. Вряд ли кто-то будет за такое цепляться. Люди верят в то, что придумали сами. А потом это сбывается – потому что так интереснее.

Ниса устало трет глаза, встает и чуть отходит от холста. Даже издали выглядит хорошо. Ниса безмолвно оборачивается к Джеймсу, чтобы увидеть его реакцию. Лицо Джеймса совершенно спокойно. Это нормально, но хотелось бы более ярких эмоций. У Нисы сердце замирает, когда он смотрит на полотно. Ему нравится собственная работа впервые за долгое время.

– Тебе нравится смотреть, как я рисую? – спрашивает Ниса, снова садясь за свою картину.

Вокруг – разбросанные наброски с проработкой деталей костюма, с разными эмоциями одного и того же лица. У человека, которого он рисует, темные волосы. Для женщины короткие, для мужчины – длинные. Лицо узкое, с выражением скорби и спокойствия одновременно. Он очень похож на Нису. И вместе с тем совершенно другой.

– Меня это успокаивает, – отвечает Джеймс позади. – Кто это?

– Человек, – говорит Ниса, обводя тонкой кистью линии меча. – Ни имени, ни принадлежности. Ничего. Я вижу его историю, но я даже не могу сказать, сколько ему лет. Но, вероятно, больше, чем должно быть.

Черты лица выполнены так, чтобы невозможно было догадаться, женщина это или мужчина. Волосы своей отрубленной головы он, – или она, – намотал на кулак левой руки, правую баюкает, как маленького ребенка. У ног лежит меч. Рядом – разрубленный пополам труп. У человека закрыты глаза, тонкие губы побелели.

– Я думал, тебе помогут мои лекции, – говорит Джеймс. – Найти вдохновение, изменить стиль. Но ты неисправим.

– Я никогда не рисовал эпос, – замечает Ниса, все еще выводя меч. Он почти закончил. – Мне это приснилось, когда я был у тебя. Ну, что-то похожее. Все было слишком сумбурно, а я долго над этим думал. Но насчет всех твоих инженерных заморочек у меня тоже есть пара идей.

– Например? – Джеймсу становится действительно интересно.

– Представь, – Ниса замирает и закрывает глаза, – женщина в бальном платье держит в руках механическую птицу. Я хочу нарисовать что-то вроде голубя мира, только с механикой. Если приглядеться, то сзади можно разглядеть горящий город, а ее босые ноги в крови, и это…

– …То, что я не пойму, пока ты не нарисуешь, – заканчивает за него Джеймс. – Ты очень своеобразно воспринял мое предложение «вдохновиться».

– Образы слишком быстро сменяют друг друга, – Ниса вздыхает и возвращается к картине. – Слишком много идей.

– Еще недавно не было ни одной, – замечает Джеймс. – Тебе легче?

– Мне нужно было перебеситься, – Ниса поджимает губы. – Но теперь я думаю над другим. Это слишком большой дом, знаешь. И я не вижу смысла переплачивать за его содержание. Купить поменьше? Итами, конечно, согласится, но когда-нибудь она захочет съехать, а мне придется жить одному. Я не знаю, – он снова трет лицо рукой, пачкаясь в краске. – Об этом рано думать. Я еще не закончил с этим.

– На следующей неделе выпускают книгу Халис, – вспоминает Джеймс. – Пойдешь со мной? Она хочет отпраздновать. Я ничего не понимаю в изучении стволовых клеток, но ей очень хочется увидеться с тобой.

Ниса не знает, что ответить. Что-то его останавливает. Как можно появиться, если Ниса так долго сбрасывал звонки и не мог ответить ни на одно сообщение? Он привык быть сам по себе за это время.

– Я попрошу Халис, чтобы она не говорила с тобой о теме своей работы, – говорит Джеймс, подумав. – Ты ведь по ней скучаешь. В чем проблема?

– Я отвык от нее, – Ниса сосредоточенно смотрит на свои руки. – Она же бешеная. В последние пару месяцев я общался только с тобой, Итами и иногда – ее друзьями, – он не говорит о том человеке в баре. И правильно. – При мне даже этот ее Эден не такой дикий. Ну, с ее слов.

– Но ты же ходишь на мои лекции, – Джеймс выглядит удивленным. – Там много разных людей.

– Никто из них со мной не говорит, – Ниса пожимает плечами. – Я с ними тоже. Но мне нужно встретиться с Халис, ты прав. Это будет честно.

Ниса, так и не дождавшись никакой реакции от Джеймса, возвращается к работе. Он заканчивает с мечом и кусочком земли у ног человека. Остается только сам человек, но это потом. Ниса устало отодвигается от мольберта, достает сигареты из кармана и закуривает. Он кидает пачку Джеймсу на колени. Тот тоже закуривает.

Ниса молча смотрит в потолок, затягиваясь быстро и часто. Он курит так со школы: когда нужно было выкурить две сигареты под окнами подсобки или перед домом, выбора особо не было. Джеймс курит медленнее. Ниса давно это заметил. И пришел к выводу, что курить тот начал позже. В любом случае, в их возрасте обычно задумываются над тем, чтобы бросить.

Ниса кидает окурок в пепельницу, берет еще одну сигарету со стола и снова закуривает. Он думает над тем, что Джеймс сидит здесь. И это правильно. Остальные мысли на этот счет приходят закономерно.

– Нам нужно начать встречаться, – говорит Ниса совершенно обыденным тоном. – Это было бы очень логично.

Джеймс давится дымом и кашляет. Ниса встает и заботливо стучит ладонью по его спине, садясь рядом на кровать. Это не то, что расчет – это самый разумный выход. Джеймс должен это понимать. Ниса выжидающе смотрит на него, ждет, что скажет. Джеймс пораженно молчит, продолжая курить. Ниса перегибается через него, стряхивает пепел со своей сигареты в бумажный стаканчик и возвращается в прежнее положение.

– Ты ведь не пошутил сейчас, да?

– Да я вообще люблю пошутить. Заметил? – Ниса чувствует себя очень глупо. – Я оцениваю ситуацию.

– Тебя же обычно не тянет ни на какие аферы, – замечает Джеймс.

– Это не афера, – говорит Ниса. – Ты согласен? Это ведь… ничего особенного. Мы оба выглядим неплохо, знаем тараканы друг друга, я вообще был влюблен в тебя на первом курсе…

– Не начинай, – вздохнув, перебивает его Джеймс. – Ты обесцениваешь чувства. Любовь, страсть… что там еще важно людям?

– Вот видишь! – Ниса чуть ли не вскакивает, – между нами определенно есть… связь? Мне с тобой комфортно, тебе со мной комфортно. Не вижу никаких препятствий.

– На свободные отношения ты даже не рассчитываешь? – Ниса кивает, и Джеймс снова вздыхает. – То есть ты предлагаешь мне поиграть в идеальную семейку с бытовыми проблемами и посиделками у телевизора? Отношения еще и секс включают.

– В чем проблема? – хмурясь, спрашивает Ниса.

– Друзей не…

– Так ты «не», – советует Ниса, перебивая Джеймса. – У меня таких предубеждений нет.

– Какой же ты иногда бываешь…

Джеймс обрывает себя на полуслове. Они с Нисой одновременно тянутся к пачке сигарет, Джеймс достает две и отдает одну Нисе. Тот невозмутимо закуривает и выдыхает дым в потолок. Это не неловкость – просто весь запас шуток они истратили. Ниса готовит серьезную речь в свое оправдание. И в оправдание их отношений.

В их возрасте уже не находят настолько близких людей. Никто не знает Нису лучше, чем Джеймс. Никто не знает Джеймса лучше, чем Ниса. Попытки что-то построить с другими всегда оканчиваются грандиозным провалом. Это даже не риск. Большинство отношений рушатся из-за вещей, к которым можно быть не готовым. Ниса знает, к чему готовиться. Как и Джеймс. Даже если у них ничего не получится, они должны остаться друзьями. Но вряд ли что-то может не получиться. Это же они. Через жопу, но получается каждый раз.

– Ладно, – все-таки говорит Джеймс. – Я понял. Подтверди, что ты себя прекрасно чувствуешь и находишься в здравом рассудке.

– Подтверждаю, – Ниса хмурится. – В психушку можешь не отправлять. Там скажут, что я старый зануда.

Ниса случайно задевает тлеющим окурком указательный палец. Почти не больно, но он дергается. Ниса замечает обеспокоенный взгляд Джеймса и его дрожащую правую руку у своего запястья. Сейчас Джеймс скажет, что эта рука слишком медленная и никуда не годится. Пока не сказал, передает Нисе стаканчик, чтобы тот выбросил окурок. Ниса разжимает пальцы. И больше не шевелится.

– Оставляю последний шаг тебе, – Ниса устало улыбается. – Свои десять я уже сделал.

Джеймс переплетает их пальцы, и Ниса чувствует, как сильно у того дрожит рука. Джеймс как-то сказал, что ему до сих пор с трудом дается мелкая моторика. Теперь он держит Нису. Совсем не страшно и не неприятно. Кажется, Нисе очень повезло, что до него Джеймса пару раз бросали из-за руки и инвалидности. Идиоты.

– Если я буду над этим думать, то все будет еще страннее, – Джеймс усмехается. – Лучше бы ты мне балладу о любви посвятил. Было бы не так неожиданно.

– Да ладно, – отмахивается Ниса. – Потом как-нибудь. Могу нарисовать.

– Вот этого не надо, – в ужасе говорит Джеймс, но руку Нисы не отпускает. – Халис будет в восторге.

– Она почти всегда в восторге, – Ниса пожимает плечами. – Ты уже согласился?

Джеймс смеется. Нисе нравится его смех. Все будет еще проще, чем он думал. Нисе становится очень спокойно. Он смотрит на свою почти законченную картину, зная, кому из прошлых покупателей можно ее предложить. Ниса бы хотел оставить ее себе, но ему до сих пор нужны деньги. Потом попробует взять пару заказов.

– Согласился.

Ниса замирает. Он немного отодвигается, выставив руку в предупредительном жесте, и снимает с шеи длинную цепочку. Раньше, когда она только появилась у него, Ниса придавал ей слишком большое значение. Потом привык и перестал замечать. Только без нее чувствует себя беззащитным.

Он протягивает руки и застегивает цепочку на Джеймсе. Тот рассматривает ее и подвешенное на ней серебряное кольцо. Ниса рассказывал эту историю сотню раз. Кольцо женское, совсем небольшое, с вкраплениями маленьких камушков по всей длине. Его носила Ида, и вещи мертвых, наверное, дарить не следует, но для Нисы это имеет совсем другое значение. Он носил его гораздо дольше, чем носила Ида. Это его вещь. Вещь, которая связывает его с прошлым.

– Это запоздавший подарок на День Рождения, – объясняет Ниса. – Я подумал, что теперь оно должно быть у тебя.

– Почему? – тихо спрашивает Джеймс. – Ты говорил, что его носила твоя подруга.

– Она носила его несколько месяцев, я таскаю его уже лет десять. Нет, двенадцать, – Нисе становится не по себе. – Это кольцо – как я. Застало всю мою жизнь, когда ты был рядом. Я подумал, что сейчас это будет уместно. Считай, доказательство всех моих слов.

– Спасибо, – тепло говорит Джеймс. – Я постараюсь сохранить его.

– Оно довольно легкое, ты быстро привыкнешь, – Ниса снова пожимает плечами. – И цепочка длинная, чтобы никто не видел. Его обычно не замечают.

– Ты как будто готовился, – Джеймс усмехается.

– Нет, – Ниса опускает взгляд. – Мне просто показалось, что это будет правильно.

Они снова замолкают. Ниса смотрит в окно – там уже какой день идет снег с дождем. Конец осени холодный и промозглый, но зимой наверняка снова потеплеет. Погода с каждым годом все страннее и страннее. Когда Ниса только выпускался из университета, зимой можно было увидеть лежащий на земле снег. Теперь только падает и тает. Но все равно красиво. Хоть и сыро.

Ниса выходит из мастерской, оставляя Джеймса наедине со всеми размышлениями. Он спускается вниз, ставит чайник и начинает следить за действиями Итами: она сидит на полу и от руки чертит какие-то сложные механизмы. Ниса подходит к ней и садится рядом. Итами, не поднимая головы, продолжает чертить.

– Где твои друзья? – спрашивает Ниса.

– Гуляют где-то, – Итами пожимает плечами, точь-в-точь он. – Либо сидят дома.

– Ты же всегда с ними.

– Мне кажется, им нужно дать время, – осторожно говорит Итами. – Не хочу им мешать.

– Они поссорились?

– Нет, – она опускает взгляд. – Давай не будем об этом. Со мной все хорошо, я с ними тоже не ссорилась. Встретимся с ними в понедельник. Ты же пойдешь на лекцию Джеймса?

– Да, – Ниса смотрит на свои руки. – Кстати, я хотел сказать. Мы теперь встречаемся. Уже где-то минут пятнадцать.

Итами дергается. Из ее пальцев выпадает карандаш, и она застывает, глядя на бумагу и карандашные линии. Идеально ровные, проведенные с первого раза. С Нисой было то же самое, когда он учился. Он был лучшим в рисунке и худшим в теории. Итами долго молчит. Ниса успевает налить чай и поставить кружку перед ней.

– Вот как… – произносит Итами, вставая. – Это было ожидаемо.

– Ты расстроилась? – Ниса не может понять, в чем проблема. Это начинает раздражать. – Что с тобой?

– Все в порядке, – мягко говорит она. – Я потом тебе расскажу. Я рада за тебя, но мне нужно подумать над одной вещью. Я сама приду.

Итами уходит. Ниса недолго смотрит ей вслед, а потом, решив, что это не его дело, идет в мастерскую, чтобы продолжить рисовать и обсудить все условия с Джеймсом. Теперь можно попробовать заставить его снова пройтись по врачам. В ответ на это Джеймс точно запретит Нисе портить свою жизнь и лишний раз страдать по пустякам. Это нормально, что люди ставят друг другу условия в отношениях? Ниса, в красках представив остаток вечера в спорах и ультиматумах, тяжко вздыхает. Это явно затянется надолго.

Глава 7. Мир, в котором снова зажглись звезды

Пролет по лестнице. Еще один. Ступеньки под десятком пар ног, кажется, вот-вот обвалятся. Из мутных окон все слишком хорошо освещено, и можно увидеть пылинки в лучах солнца. Больше, дальше – бежать, пока не затошнит. Пока ноги не подкосятся от боли. Запах пыли, запах краски. Это страшно и быстро, и картинки быстро сменяют друг друга.

Они сбегают с лестницы и бегут по этажу. Здесь темно, можно разглядеть только бесконечные запертые двери и деревянные балки, выкрашенные в черный. Ни одной лампы. Сзади кричат, и Айрис не узнает этот крик. На лицо попадает кровь, и все смазывается.

Он успевает обернуться. Чудовище, оставляющее после себя переломанные стены, заглатывает людей, которые бегут рядом с Айрисом. Он знает их, уверен, что знает, но не может понять, кто это. Как они все здесь оказались? Еще одна лестница, пролет. Винтовая, квадратом. Чудовище лезет снизу и сжирает кого-то снова.

Айрис понятия не имеет, что творится. Он пытается придумать, как им выбраться. Рядом только один по-настоящему знакомый человек. Эден бежит впереди, ему, знает Айрис, ничего не угрожает. Откуда такая уверенность – не ясно. Айрис кое-что вспоминает. Он думает, что чудовище зависит от их восприятия. Пока они не узнают правды, они будут бороться.

Оно похоже одновременно на льва и динозавра. Айрис оступается и кубарем падает вниз. Все ждут его у подножья лестницы. Кто-то из них точно был позади. Айрис бьется головой о ступеньки.. Он пытается открыть глаза. Кто это? Почему оно за ними гонится? Они поднялись наверх. Они в него не верили. Это дом дедушки. Это точно он.

Почему он такой большой? Айрис вспоминает слова Нисы. Он знает, кто такой Ниса. Ниса сказал, что это его кошка. Кошка в костюме динозавра. Лысая кошка в костюме динозавра. Айрис не успевает на нее посмотреть. Тогда бы все закончилось. Почему он не может проснуться? Темнота. Эден кричит, но Айрис его не видит. Ему нужно скорее проснуться. Это ведь не может быть реальностью. Он не мог так глупо умереть. Нужно, чтобы кто-то позвонил или позвал.

Хочется сказать что-то, чтобы разбудить себя. Нужно проверить. Слова не получаются. Ничего не получается. Точно, он ведь мертв. Айрис – ничего и нигде. Он ведь должен проснуться. Неужели это настоящая смерть? В доме дедушки от зубов кошки в костюме динозавра? Нужно кричать.

– Эден! – слышит Айрис и подрывается. В ушах звенит собственный крик.

Он садится на кровати, смотрит на спящего Эдена и не может прийти в себя. Каждый раз одно и то же. Из бредовых снов вырваться все сложнее, Айрис, отчаявшись, уже хочет перестать спать по выходным. Когда нужно на учебу, этого не бывает. В эти дни он просыпается от будильника и принимается будить Эдена. На выходных – все плохо. После таких снов Айрис чувствует себя разбитым.

Айрис лезет проверять, живой ли Эден. У того холодные руки, и Айрис пугается. Он наклоняется близко-близко, чтобы почувствовать дыхание Эдена. Айриса всего трясет, он все еще не понимает, сон это или нет. Перед глазами вспышка. Становится очень-очень больно. Айрис резко отстраняется, а Эден потирает ушибленный лоб.

– Ты чего? – спрашивает тот, приподнимаясь на локтях. – Больно же.

– Извини, – Айрис встает и распахивает плотные шторы. Эден жмурится. Айрис не может закрыть глаза. Он боится, что снова заснет. Тогда будет что-то другое, и оно точно его не отпустит. – Сны.

Айрис смотрит на часы под потолком. Почти одиннадцать часов утра. Долго же они спали. Айрис идет в ванную, постепенно приводя мысли в порядок. В зеркале – все то же недоразумение с серыми кругами под глазами. Айрис поворачивает голову то в одну сторону, то в другую, пока чистит зубы. У него уже скулы наметились, еще чуть-чуть – и будет совсем взрослым. Это странное ощущение.

Отражение не похоже на того, каким Айрис запомнил себя. У отражения растрепанные волосы и глаза слишком светлые, почти ореховые. Обычно в них не видно зрачков. Нос какой-то не такой. Одна бровь выше другой, и на щеке красный след от подушки. Айрис запоминает это отражение. Оказывается, он бывает настолько некрасивым. Это нужно было узнать.

Айрис идет на кухню, ставит чайник и ждет, когда придет Эден. Тогда можно будет поговорить. Нужно рассказать о чем-то, чтобы было не так страшно. Возможно, придется вставать с будильником и на выходных – для надежности. Айрис задумчиво смотрит в пустую кружку. В дверном проеме показывается Эден.

– Что с тобой? – он заваривает кофе в две кружки и ставит одну перед Айрисом. Ту пустую, что стояла на столе, забирает и ставит в раковину.

– Я умер во сне, – Айрис опускает голову. – Мне даже не было страшно.

Эден становится позади Айриса. Тот чувствует тяжелую хватку на своем плече. Беспокойный взгляд, которым можно убивать людей, прожигает насквозь. Айрису не нужно видеть, чтобы знать это.

– Пожар? – у Эдена дрожит голос. – Ты опять об этом думаешь?

– Нет. Нет, не об этом, – Айрис накрывает его ладонь своей и чуть сжимает. – Меня съела кошка.

– То есть тебе снится всякий бред, поэтому ты лезешь ко мне? – уточняет Эден.

– Я хотел проверить, живой ли ты, – Айрис едва пожимает плечами.

Эден садится рядом. Они пьют кофе без молока, потому что оно закончилось. В свой кофе Эден добавляет две ложки сахара, Айрис пьет так. Он не слишком сильно любит сладкое. Ему нравится, когда горчит на языке.

Айрису хочется рассказать что-нибудь. Сегодня в голову лезут только байки и глупые легенды. Он решает далеко не ходить. У него есть, что рассказать.

– Каждый путник, кому нужно укрытие, может погреться у этого костра, – говорит Айрис, отставляя кружку. Брови Эдена удивленно ползут вверх. – Здесь только покой и легенды. За историю платят историей. Раз я хочу рассказать свою, то и тебе придется поделиться. Такие правила, – он едва улыбается. – Послушай. Я хочу рассказать тебе историю о заколдованном сне. Это сон-проклятье, которое насылается за деяния в прошлом. Выбраться из заколдованного сна сложно. Пока он слаб, он похож на самый обычный. Из него легко выбраться, его невозможно запомнить. Но проклятие, когда становится сильнее, начинает брать верх. Говорят, человеку снятся эпизоды его предыдущих жизней. А может быть, он и вовсе переносится в прошлое, уж не знаю. Суть в том, что с каждым разом сон забирает частичку души. Когда душа закончится, выбраться уже будет нельзя. И будет несчастный спать вечным сном, пока его не сожгут на специальном костре из веток красной смородины, бузины и черноплодной рябины.

Айрис замолкает. Он отпивает немного кофе, снова возвращаясь к себе. Ему нравится иногда валять дурака, превращаться в рассказчика и травить байки о простых жизненных вещах, которые, превращаясь в сказки и легенды, становятся совсем другими. На самом деле такой сон – побочное действие лекарств, которые Айрис пил еще несколько месяцев назад.

– Твоя очередь, – напоминает он. – История за историю.

– Эм, – Эден чешет в затылке. – У нас сессия через пару месяцев. Нам заранее жопа. Расскажи что-то еще.

Айрис смеется. Ему становится очень хорошо, и он готов подумать еще чуть-чуть, чтобы Эдену понравилось. Внутри что-то отпускает, дышать легко и спокойно. Он тянется через стол, чувствуя порыв совершить подвиг над собой, и целует Эдена. Отстранившись, Айрис краснеет и неловко улыбается. Он не успел привыкнуть к тому, что теперь можно быть счастливым. Хоть иногда. Когда к счастью привыкают, оно меркнет и вспыхивает снова очень редко. Пусть горит ярко, пока может.

– Хорошо, расскажу, – Айрис садится обратно. – Дай мне время подумать. Некоторые вещи вспоминаются долго.

Он задумывается, погружаясь в себя. Страшно немного, что Эден будет торопить и сбивать весь настрой. Но Эден молчит. Айриса готов поверить в удачу – обычно Эдена не заткнуть, если ему пришло что-то в голову. Никаких мыслей. Пустота раздражает, Айрису она не нравится. Ему нужно постоянно думать и анализировать. Тем более сейчас, когда пора рассказать что-то.

– Эта история не ведет ни к чему и не учит ничему, поэтому обычно я не рассказываю ее, – говорит Айрис, импровизируя на ходу. – Однажды все звезды на небе погасли. Говорят, это было дело рук старшего атланта – он сломал небосвод, и все боги посыпались с него на землю, забыв, что были богами. На земле они сгорели. После этого бог и остался один, а разные люди, видевшие его, дали ему разные имена. Так и появились религии. Но не об этом моя история. Жил один человек, и он хотел увидеть звезды. Ему очень нужны были эти звезды. Он хотел, чтобы они светили для него и его друзей. Его учитель, старец с самой высокой горы, рассказывал ему о том, что раньше были день и ночь. И человек пошел искать атланта, чтобы победить его и все-таки посмотреть на звезды. Он шел долго, не зная устали, потому что вперед его гнала мечта. Он шел через болота и леса, через пустыни и реки, и мир был похож на пепелище, потому что он горел вместе с богами. Человек видел в темноте: у него была путеводная свеча, доставшаяся от учителя. Некоторые говорят, что он дошел до обрыва, другие – что до большой стены, а совсем редко – до глаза большой черепахи. Но был человек у края мира. И встретился он с атлантом, который сидел на земле и бросал большие камни в пустоту. Человек вызвал атланта на поединок, а тот, получив силу сгоревших богов, смог обратить ее против человека. Горел человек, и чувствовал, как полыхают на нем походный плащ и дорожная одежда. Он крепко держал в руках путеводную свечу, потому что она была похожа на звезды. Поняв, что умирает, человек отказался от своей мечты. И тогда поднялся он в небо, и обратился атлант в соляной столб, и стал человек первой звездой на новом небосводе. А от него пошли остальные звезды.

Это стоит потом записать. Айрис откашливается, и Эден отмирает, глядя на него во все глаза. Взгляд у него странный, дикий немного – еще чуть-чуть, и начнется что-то совершенно бессмысленное, но жестокое. Айрис мотает головой. Ему пора вернуться в реальность с концами. Он сжимает и разжимает руку, внезапно понимая, почему Эден так смотрит.

– Я не думал о том концерте, – виновато произносит Айрис. – Мне просто показалось, что люди со звезд – это красиво.

– У тебя слишком много огня. Постоянно, – Эден хмурится.

Айрис поджимает губы. Он сам не знает, откуда этот огонь берется. Ему страшно даже к плите подойти лишний раз, но в своих историях он будто преображается. Исчезают личность и все страхи, Айрис остается наедине со своими словами. У истории Моргана остался только эпилог, и писать его страшно. Айрис не знает, что должен сказать своим читателям в итоге. Не стоит убегать от счастья, точно. Эту мысль сложно развить. Очевидная мысль, которая красной нитью прошила всю его работу.

– Так… тебе не понравилось? – решает уточнить Айрис.

Он сразу сереет и поникает. Только был человеком-звездой из своей истории, а дальше – скучный зануда. Никто никогда не говорил Айрису, что с ним неинтересно. В конце концов, все игры детства придумывал именно он. То, что он зануда – ясно всем. Это не должно быть плохо или хорошо. Просто Айрис терпеть не может неоправданные риски и попытки сделать что-то глупое. Но в итоге только он и загорелся. Только Айрис постоянно падает. Главное, что поднимается. Пока есть силы.

Эден видит эти изменения. У него сердце бьется быстро-быстро, и хочется скорее успокоить Айриса. Эден просто не умеет выражать мысли так, чтобы никому не захотелось расплакаться или ударить его. Иногда он не понимает и не осознает, как сильно его поступки влияют на близких. Слезы матери, вздохи отца, поджатые губы сестры, тускнеющий взгляд Айриса, замирающая статуя-Итами. Эден почти никогда не думает. Он возложил эту обязанность на всех вокруг, а сам только и делает, что лезет черт знает куда. И всегда остается целым. Или хотя бы живым.

– Я люблю абсолютно все, что ты делаешь, – наконец отвечает Эден.

Он берет руки Айриса в свои, несильно сжимает и разглядывает. Только при нем Айрис снимает свои рубашки и водолазки. Эдену нравятся его руки. Руки, которые способны напечатать семьдесят слов за минуту. Айрис пытался замерить, но получалось меньше, потому что он отвлекался на таймер. Он не может сосредоточиться, когда его загоняют в рамки. Ему нужна полная свобода действий, чтобы мыслить и делать. Так всегда. Начиная с далекого и самого невероятного, идея оборачивается в круг и становится настоящей.

Эден осторожно поглаживает большим пальцем выступающую косточку с тонким шрамом. У этого шрама есть своя история.

Они играли в футбол на окраине, – Айрис просто смотрел, потому что постоянно путался в своих ногах, – мяч упал в канаву. Айриса, – кого же еще, – отправили лезть туда. Вернулся с мячом, только рука была уже вся в крови, а он стоял и пытался натянуть рукав курточки посильнее, чтобы видно не было. Родителям Айрис так и не сказал. Только через несколько лет понял, что это могло закончиться гораздо хуже.

Эден целует этот шрам, и Айрису становится щекотно. Невесомое прикосновение искусанных, шершавых губ. Это должно быть романтично. В конце концов, им обоим и толком нечего делать до самого вечера – Итами попросила ее не трогать, Джи и Энджи в кофейне. Тони и Майя все еще лечатся после фестиваля – надо же, снег пошел, а от него переохлаждение и ангина.

– Нас никто не звал? – спрашивает Айрис.

– В смысле?

– Ну, провести выходные вместе. Я хочу с кем-нибудь встретиться.

– Вроде нет… – Эден задумывается, хмурясь. – Только Вольфганг с Литой, но я послал их к черту. Еще в начале года. Они компанию себе собирали, ты как раз болел, но так и не нашли придурков на свою голову.

– Они отправляются ловить упырей по канализациям, чтобы жить спокойнее было?

– Если бы, – нехотя говорит Эден. – у них общество поэтов. Прикинь, слушать их занудства и стенания каждые выходные. Они сказали, будет весело. Я сказал, что даже ты на такое не согласишься.

Айрис смешно морщится. Он терпеть не может, когда его лишают права выбора, если он вообще возможен. Даже такого незначительного. Айрис, конечно, не собирается слушать стихи сомнительного качества, но его-то спросить стоило.

В понимании Эдена веселье – упиться в стельку на студенческой вечеринке и танцевать на барной стойке, грозясь раздеться тут же. Правда, после этого случая, прижимая лед к затылку, он извинился. Еще бы не извинился – перед Итами, спихнувшей и вырубившей его одним ударом, не извиниться нельзя.

А потом началась настоящая учеба. Дальше – их отношения. Вот уже и зима началась. Снег выпадает и тает. Иногда идет дождь. Это только начало декабря, но погода смеется над всеми. Скоро обещают тепло, поэтому Айрис не убирает осенние вещи далеко.

– А кто сказал, что я не хочу слушать их стихи? Я же тоже пишу, вообще-то.

– Ты… чего? – у Эдена распахиваются глаза от шока. – Ты правда к ним хочешь? Я могу им сказать, конечно, может, даже сегодня получится, но…

– Успокойся, – Айрис смеется, но потом говорит серьезно. – Но не решай за меня. Пожалуйста. Дай мне самому сделать хоть какой-то выбор.

– Прости, – Эден глупо пялится на него. – Прости, я правда думал, что ты не хочешь к ним, и…

– Нужно было поставить меня в известность, – мягко говорит Айрис. – Но все в порядке. Просто не делай так, ладно?

– Да, – Эден кивает, абсолютно сбитый с толку. – Да, хорошо.

Айрис вздыхает. Он знает, что потом Эден снова решит, как будет лучше, и они опять будут говорить об этом, как в первый раз. Все-таки, это привычка из детства – тогда Айрис был нерешительным и считал, что за него должны выбирать другие. Теперь возвращать себе это право куда сложнее. Гораздо сложнее для самого себя, чем для других.

Айрис встает, с неприятным звуком отодвигая стул, и плюхается на колени Эдена. Потому что ему захотелось. Не все вещи должны иметь твердые логические обоснования. Айрис убеждает себя в этом какой год. Эдена вообще не интересует логика. Жалобно оглядев кружки с недопитым кофе, он обнимает Айриса. Тот утыкается в его шею. Дыхание Айриса почти не чувствуется – точно птичка. Эден целует его в висок.

Айрису очень хочется всего Эдена. Без остатка, чтобы уже до конца и никогда не сомневаться. Но вместо этого… ему слишком страшно думать о том, что нужно совсем отпустить себя и просто быть. Возможно, Айрис законченный романтик, но для него секс – что-то совсем-совсем непонятное. Должно быть приятно. Гораздо приятнее, чем… это ясно. Как можно отпустить разум?

– Что такое? – спрашивает Эден. – У тебя сердце бьется.

– Я знаю, что бьется, – нехотя отвечает Айрис.

– Быстро бьется, – поправляет себя Эден.

– Я… – Айрис внезапно давится словами. – Ты ведь подождешь, да? Я просто боюсь, я не знаю, ты вообще меня видел, я…

Эден убирает одну руку с его спины и, чуть отстранившись, кое-как кладет ладонь на щеку Айриса. Места на стуле очень мало, и очень страшно с него свалиться. Эден целует Айриса, чуть убирая его волосы назад, чтобы не щекотали лицо.

– Ты только что попросил меня не лишать тебя выбора, – напоминает Эден. – Смотреть и не трогать. Это-то я могу, правда?

– Угу, – Айрис смеется и сам целует его.

Впереди еще слишком много мыслей и размышлений. От них никуда не сбежать, и готовиться к ним надо, как к кровавому бою. Может быть, все пройдет. Не только страх, но и любовь. Но пока все здесь. Оно никуда не бежит.

Глава 8. Эмоции

Свет. Он такой яркий и чистый, что можно было бы выжигать глаза при желании. Занавески на окнах едва колышутся. На подоконниках цветы – неясно, чьи, но иногда их поливают. Ничего здесь не цветет, кроме кактуса на преподавательском столе. В этой аудитории слишком много растений. Давно, когда Ниса еще учился, говорили, что не цветут они, потому что хозяина у них нет и любить их некому. Печальная судьба никому не нужных. Как вещей, так и людей, животных, растений и всего, что составляет мир. Через раз находятся те, кто готов их приручить.

Ниса мотает головой. К чему такие мысли? Он сидит, подперев подбородок рукой, и рассматривает студентов. Ему ужасно скучно, и под голос Джеймса, который что-то там вещает о своих инженерских заморочках, очень сильно хочется заснуть. Ниса прикрывает глаза. Джеймс не сильно расстроится, если Ниса опять не сможет ответить ни на один вопрос?

За окном ясная погода – впервые за долгое время, но все равно холодная. Ниса оглядывается. Рядом с ним, на последнем ряду, сидят только два студента, девушка и парень. Они играют в шахматы, совершенно не обращая внимание на Джеймса, то есть профессора Смита. Ниса-то всему, чему можно, уже научился. Он вообще сюда не за тем ходит. Делать замечания он, впрочем, тоже не собирается. Все без толку, и Джеймс наверняка заметил этих двоих. Они только начали партию, кто выиграл прошлую – неизвестно.

Ниса берет блокнот и пытается набросать идею для новой картины. Ту, с мечником, он уже закончил, даже договорился о продаже и получил аванс, осталось дождаться, пока картину увезут.

Ниса пытается нарисовать механическую птицу – сначала набрасывает обычную. Он не может сосредоточиться, взгляд то и дело соскальзывает на студентов, играющих в шахматы. Птица не получается, и это раздражает. Вздохнув, Ниса откладывает карандаш и снова смотрит на игру. На втором ряду сидит Итами. Ее друзья сидят позади нее.

Ниса ждет, пока в партии его соседей произойдет что-то интересное. Не происходит, но ребята увлечены процессом. Думают, напрягаются. Ниса видит возможность поставить шах в два хода. А дальше – дело за малым. Загнать противника в угол и легко победить.

Пешка слетает с доски. Девушка поднимает голову. У нее рыжие волосы и карие глаза – сочетание убийственное, особенно вкупе с телосложением атлета. Она замечает Нису, и хмурится, будто над ходом. Потом ее лицо светлеет, и она говорит что-то своему оппоненту, парню худому, как палка. Круглые очки занимают большую часть его лица. Теперь тот тоже смотрит на Нису. Сурового и холодного взгляда у того не получается. Нисе слишком скучно.

– Мы все хотели с вами познакомиться, – громким шепотом докладывает девушка. – Вы постоянно ходите, и профессор Смит ничего не говорит… Неважно. Меня зовут Лита, его, – она кивает на второго. – Вольфганг. Будем знакомы.

Она протягивает свою потную ладонь для рукопожатия. Ниса не хочет ни с кем препираться. Он тянет руку в ответ, пытаясь совладать с ужасом от прикосновения.

– Меня зовут Ниса Лейман, – говорит он. – Ваш профессор Смит лично пригласил меня на свои лекции для того, чтобы я выдавал ему всех, кто не слушает, а он обязательно валил их на зачетах. А вы только что назвали свои имена. Вот незадача.

Лита аж рот открывает от изумления, и ее рыжие волосы кажутся еще ярче. Вольт, – или как там его зовут, – бледнеет. Они отворачиваются от Нисы, забывая про партию. Из Нисы получается отменная сволочь. Лита старается не смотреть на него и делать вид, что действительно слушает Джеймса. Очкастый то и дело опускает взгляд на шахматную доску.

– Как же скучно, – делится Ниса. – Никто еще не попался. Кроме вас, конечно. Так что я торчу здесь, не зная, чем заняться. Но вы, ребята, меня выручили.

Ему действительно очень скучно, а вид двух отлынивающих студентов, которые пытаются показаться приличными зубрилами, отлично поднимает настроение. Только надоедает быстро. Ниса косится на часы. Скоро обеденный перерыв, а потом у Джеймса окно. Можно будет посидеть где-нибудь во дворе университета или даже сходить в кафе неподалеку. Ниса помнит его еще с учебы.

– Вы… родственник Итами, да? – спрашивает Лита, когда Джеймс выходит из аудитории за новым маркером. – У нее тоже фамилия Лейман, – добавляет она таким тоном, будто истину в последней инстанции сообщает.

– Брат, – отрезает Ниса.

Ему хочется добавить чего-то в духе: «Узнаю, что лезете к ней, кости не соберете», но эти двое кажутся нормальными, даже перекошенный Вольфганг. Ужасное имя. Нисе хочется рассмеяться, но ему не нужно лишнее внимание.

Джеймс возвращается с тремя маркерами разных цветов. Ниса даже отсюда может видеть изумление на его лице. Надо будет спросить, что там с этими маркерами случилось, раз Джеймсу целых три штуки вручили.

Ниса снова смотрит на часы. Осталось еще двадцать минут. Почему время тянется так медленно, когда хочется, чтобы все закончилось побыстрее?

Ниса снова пытается порисовать, на этот раз – продумать лицо той девушки. Как она должна выглядеть?

Неважно, потому что у Нисы все еще не получается ничего нарисовать. Наверное, это обстановка. Слишком большое помещение, слишком много людей. Поэтому Ниса следит за ними.

Взгляд вновь останавливается на Итами. Как раз в тот момент, когда красноволосая девушка хватает ее за плечо, видимо, пытаясь что-то доказать. По напряженной спине Итами можно догадаться, что от ситуации она не в восторге. Ниса ее понимает – он терпеть не может, когда его трогают посторонние люди. Он следит дальше. Друзья Итами, Эден и Айрис, только смотрят. Ниса точно знает, что они это видят. Девушка начинает трясти Итами сильнее.

Маркеры Джеймса совершенно вылетают из головы.

«Да какого черта?!» – звучит слишком громко. Ниса это понимает, когда на него оборачивается вся аудитория. В том числе и Джеймс.

– Тише там! – Джеймс повышает голос. На Нису. Знает же, что это он.

Сам виноват. Ниса молча бесится, пока пара не заканчивается. Со звонком он подрывается, пролетает мимо Литы с Вольфгангом, которым еще свои шахматы надо убрать, и не может решить, нестись к Итами или Джеймсу. Итами спасибо за лишнее внимание не скажет – вообще ничего не скажет. Ниса тормозит. Потом поговорит с ней. Ему совершенно не нравится то, что происходит с Итами в последнее время.

Ниса подходит к большому столу с аккуратно разложенными бумагами. Джеймс читает что-то с одной из них. Ниса не хочет его отвлекать. Он осматривается, находит взглядом тех двоих с шахматами и понимает, что они боятся. Думают, что расскажет. Да сдались они Нисе. Джеймс наверняка их видел – сам разберется.

– Что у тебя там случилось? – спрашивает он, закончив с чтением бумаг. – Ты из-за Литы и… второго? У Литы шахматный турнир скоро. Вроде как. Спрошу с них двоих на зачете, вот и все.

– Да сдались они мне, – раздраженно говорит Ниса. – Ты видел, что там с Итами?

Джеймс поднимает взгляд, сталкиваясь с искренним беспокойством в глазах Нисы, и качает головой. Ниса смотрит на цепочку, которая уходит под рубашку Джеймса. Становится чуть лучше. Джеймс на него не злится. Но и не замечает, что с Итами что-то не так. Нисе одному это важно, что ли?

– Она не общается со своими друзьями, – пытается объяснить он. – А сейчас к ней приставала какая-то девушка, и Итами ничего не делала, а эти придурки просто смотрели…

– До свидания! – кто-то перебивает его, и Ниса оборачивается. Та самая девушка.

– До свидания, Майя, – спокойно говорит Эрвин. – Так что там? – он снова обращается к Нисе.

– Вот эта девушка. Которая с тобой попрощалась, – Ниса поджимает губы. Звучат другие прощания разной степени громкости. Их Джеймс просто слушает, иногда кивая.

Ниса осматривается. Итами уже успела выйти. Айрис и Эден выходят вместе, о чем-то переговариваясь. Ниса терпеть не может не понимать чего-то, особенно, когда дело касается близких ему людей. Джеймс заканчивает с бумагами и слегка толкает Нису, чтобы тот выходил.

– Не беспокойся, Майя со всеми так, насколько я успел заметить, – говорит Джеймс уже в коридоре.

– Ты так много о них знаешь.

– Это ведь группа твоей сестры, – Джеймс едва пожимает плечами. – Мне кажется, из них всех выйдет толк. Если тебе интересно мое мнение, то тот парень, который был у вас, когда я пришел, подает большие надежды.

– Эден, что ли? – Ниса пораженно замирает. – Он же…

– Нет, не он, – Джеймс смеется. – Ван Лейвён. Неплохо работают мозги. Если ты не заметил, пару раз он со мной спорил. Не могу сказать, что он сумел отстоять свое, но слова подбирает хорошо.

– Это фамилия Айриса, да? – Нисе становится неуютно. – Я о них почти ничего не знаю, только имена. Хотя, наверное, это похоже на Айриса. Странная фамилия. А еще создает впечатление умного человека.

– Вроде того, – задумчиво отвечает Джеймс.

Дальше они идут молча. Ниса вспоминает, как эти коридоры сотни раз видели такие их совместные похождения. Одному на историю архитектуры, второму на высшую математику. А университет все не меняется. Даже у архитекторов наверняка те же зачеты – мотаться по всему городу, чтобы сфотографироваться со всеми красивыми зданиями в радиусе десяти километров. А потом писать по ним доклады.

Ниса замирает у когда-то облюбованного им окна. На подоконнике сидит Итами, поджав колени к груди. Ниса с Джеймсом переглядываются. Если этот разговор должен состояться, то он состоится сейчас. Ниса просит Джеймса подождать немного и идет к сестре. Когда-то он сидел здесь, корректируя свои работы и разбивая лоб об оконную раму, если ничего не получалось. Не получалось слишком редко.