Родная планета уходила все дальше в черноту космоса. И десяти минут не прошло, как серо-жемчужная Луна, испещренная кратерами, тоже отдалилась, укатилась шаром для боулинга. Страйк…
Земной шарик плавно ушел из экрана, и тот словно потемнел – впереди открылась темная, обрызганная звездами бездна.
«Развернулись, что ли?»
Антон беспокойно задвигался. Ага! Пальцы вроде шевелятся. Отходят. Это хорошо.
Надо выбираться, однако. И брать за горло здешних звездолетчиков. Или это все кино? Графика и виртуальная реальность? Ну, тогда за горло он возьмет здешних шутников…
Ласково так, за шейку… И втолкует насчет чувства юмора.
Доходчиво так втолкует… Кому-то аж тошно станет!
Глянув на экран, Ломов присвистнул – из темноты медленно надвигался другой корабль, похожий на сверкавшее яйцо.
Неожиданно все будто стронулось с места, и Антон почувствовал, как его внутренности поднялись к самому горлу. Дернувшись, он всплыл в своем коконе, нелепо задирая ноги. Невесомость!
Это открытие родило сразу два чувства. Какого-то детского радостного облегчения – все-таки не кино, не графика, все по правде! – и обреченности. Вполне взрослой.
Так он рад или как? Что – как?
Чему тут радоваться, товарищ лейтенант? В космос угодил? Сбылась мальчишечья мечта…
А ничего, что ты в плену? Или это не плен? Может, они тут из тебя всю кровь выдоят, как уэллсовские марсиане? Вариант: сделают чучела из него и капитана и выставят в здешней кают-компании…
Ломов тряхнул головой, прогоняя мысли. Рано пока анализировать, ничего же не известно. Вопросов – масса, ответов – ноль целых, хрен десятых…
А корабль на экране все рос и рос. Ого! Ничего себе яичко…
«Летающая тарелка» проскользила совсем рядом с бортом. Ломов только головой покачал.
Металлический овал корабля вытягивался в длину чуть ли не на полкилометра! Если это вообще металл…
Необъятный борт наплывал, освещенный Солнцем, и Антон разглядел на его поверхности аккуратный рядок чечевичек. Не сразу, но Ломов уразумел, что «чечевички» – это такие же корабли-боты, как и тот, на котором он сейчас находится. Тогда…
Лейтенант прикинул, что звездолет растягивался на километр.
«Вот это бандура…»
Было совершенно тихо, и вдруг где-то пискнул сигнал. Антон ощутил, как его притянуло к полу – слабо, мягко, но настойчиво.
А на экране плавно наплывал борт, и чем ближе он оказывался, тем больше деталей проступало на нем.
Антенны какие-то… Движки… Наверное, коррекции или маневрирования. А это что еще за «впадина»? Стартовый паз?
Корабль-бот приблизился вплотную, качнулся, словно примериваясь к вогнутому «ложу». Вписался, вошел, как камешек в оправу – и все замерло, обретая окончательное положение в пространстве.
В ту же минуту трое инопланетян встали – разом, как по команде. Ухватились за коконы с землянами и понесли их.
«Добытчики» миновали шлюз корабля-матки и зашагали радиальным коридором, в покатых стенах которого зияли большие круглые люки. За ними открывались коридоры кольцевые.
По очереди переступив высокий комингс, «джедаи» шагнули в четвертый по счету проход, в два ряда заставленный прозрачными камерами.
В камере слева ворочалась зверюга, смахивавшая на хамелеона, только с «жигуль» величиной. Поведя бронированной башкой, плавно переходившей в спаренный бивень, зверюга затрясла ею, увидев инопланетян. Бледные, желто-зеленые покровы бестии покрылись коричневыми пятнами, надо полагать, от злости, а оба наружных легких надулись, растягивая кровяную сеточку на белесых пузырях.
«Мы одной крови…» – подумал Ломов с сомнением.
А напротив, в прозрачный лист чего-то прозрачного, как стекло, плющилась страхолюдная морда, сверкая многогранниками фасеток и взблескивая лезвиями роговых челюстей. Животина сидела на двух лапах, помахивая двумя парами других, сухих и когтистых. Но поражало не это – мало того, что у твари наблюдался внешний скелет, как у земного насекомого, так он еще и дырявым был. Два отверстия зияли в шее-груди, еще два в области таза, даже голова и та была дырява.
«Босха на тебя нет…»
В третьей по счету камере висел туман, и капли конденсата стекали, как будто по дверцам душевой. А внутри колыхался большой пузырь, размерами с упитанную корову. С него свисала колеблющаяся полупрозрачная бахрома, волосатые жилки-щупальца то сворачивались, касаясь дна камеры, то раскручивались снова. Еще несколько лохматых шнурков уходило от пузыря в стороны и вверх, ритмично подтягивая и снова отпуская три «воздушных шарика» – потомство, что ли, отпочковывалось? «Шарики» будто дышали, становясь дряблыми, надуваясь снова, и вяло распускали пучки белесых нитей.
Такая вот форма жизни. Наверное, обитает в плотной атмосфере…
Ломов тут же рассердился на себя: ты что, посетитель космического зоопарка?
Их с капитаном занесли в пустую камеру и безо всяких церемоний вытряхнули из коконов. Сулима шмякнулся боком и перекатился на спину.
Антон вывалился, падая на четвереньки. Пол был мягкий, пружинистый и теплый.
Прозрачная стенка-штора опустилась. Детки в клетке.
Кряхтя от натуги, Ломов подтянулся, пытаясь усадить непослушное тело. Со второй попытки ему это удалось, и Антон сразу разглядел третьего – парня в камуфляже с лычками сержанта. Типичный русак – голубоглаз, курнос, скуласт.
Вытаращив глаза, он так смотрел на Ломова, словно увидел привидение, а потом его губы растянулись в счастливой улыбке.
– Наши!
– Типа того, – с усилием выговорил Антон. – Давно тут?
– Позавчера словили, гады, – с готовностью откликнулся сержант.
– Как попал-то?
– Да как… По дурости. В увольнительной был, потащили меня на природу, на шашлыки. Пошел я сухих веток наломать для мангала, а тут эти – хвать! – и сюда. Я со злости даже в стенку колотился, как дурак! А вчера, тоже не от большого ума, решил роботов использовать – они тут убирают, кормежку носят, воду меняют… А хрен там! Чтобы киберами командовать, нейрошунт надо иметь – имплантат такой, вот сюда, – сержант показал себе на висок.
– Все-то ты знаешь, – прищурился Ломов.
– Да куда там… – вздохнул его визави. – Видел просто. Я гляжу, вы из ВДВ? А звание?
– Я лейтенант, а он – капитан. Ага, очухался, вроде… Товарищ капитан! – Антон кое-как встал на колени и стал тормошить Сулиму. – Вы как?
– Херово… – простонал капитан.
Вдвоем с сержантом Антон усадил Сулиму, и тот обессиленно прислонился к прозрачной переборке.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – осклабился Ломов.
Сулима расплылся в слабой улыбке.
– Иногда ты бываешь просто невыносим, – сказал он, шепелявя так, будто рот ему «заморозили» уколом лидокаина, – так и хочется на «губу» отправить! Но порой я очень рад тебя видеть. А это кто? Тоже рыбак?
– Никак нет! – по-строевому ответил сержант. – Максим Чернов! Я в Самарской области по контракту служил, на аэродроме. Хотел в летчики, но не взяли – у меня со зрением проблемы. Пошел в техники…
– Ничего, – утешил его Сулима, – зато попал в космонавты!
Тхан Кох прошагал сразу в свои апартаменты, не заглядывая в рубку. Зачем? Все уже было известно, обратная пульсация просчитана, оборудование работает в штатном режиме.
Зайдя к себе, Кох переоделся. Подумав, растер немного травки забвения, пальцем сгреб труху в маленькую кучку, и поджег электрозажигалкой. Вообще-то, огонь полагалось высекать кресалом, освященным в Небесном храме, но Тхан относился к древним ритуалам с небрежностью аристократа – это, дескать, для черни обязаловка, а знать обойдется без «накачки» религиозных, верноподданнических и прочих чувств.
Во всех этих церемониях, за которые еще цепляется старичье, сокрыто множество ошибок и откровенных глупостей. Какая разница, чем добывать огонь? Лишь бы этот бурый травяной порошок тлел потихоньку, лишь бы вился ароматный дымок – втягиваешь его ноздрями, и мысли уходят, голова пустеет, как во младенчестве. Ни тревог, ни волнений, ни даже желаний.
Вообще-то, травка – и не травка вовсе, а водоросли. Толкуют, что они чрезвычайно редкие и растут лишь на мелководье у северных берегов Экваториального континента, но и к этому Кох относился скептически. Набивают цену торгаши, вот и все.
Неожиданно дверь открылась, и вошел Анха Гхоти – многие считали его самым привлекательным из пассивных партнеров на корабле. Анха улыбнулся, подошел, покачивая бедрами, и стянул комбез.
Никакие ухищрения генетиков не помогали, нередко природа оказывалась сильнее. Вот и у Анха его пассивность выдавало не только влагалище, но и заметно круглившиеся груди.
«Гичи, давайте займемся сексом», – передал Гхоти на нейрошунт Тхана.
Кох поморщился – он не любил, когда его отрывали от одного дела, предлагая иное, но и показаться невежливым тоже было нельзя.
Он разделся, совокупился, и Анха, одеваясь, спросил:
«Что делать с гомо, гичи? Стоит ли им имплантировать нейрошунты?»
«Не стоит, – покачал головой Тхан. – Обучите их языку, только не ангианскому, а линкосу, чтобы они понимали, чего от них хотят. Полагаю, этого будет достаточно».
«Будет исполнено, гичи».
Гхоти ушел, а Кох вернулся к столу, хмурясь недовольно, – травка истлела чуть ли не наполовину.
Хорошо быть командиром корабля – это честь и слава. Но не покой!
С другой стороны, врачи не зря пропагандируют секс, вслух проговаривая это ругательное слово, в себе самом несущее указание на различие полов, на биологический раскол расы.
И это не просто мода или эпатаж, секс действительно полезен для здоровья, хотя бы как кардиотренировка.
Приведя себя в равновесие, Тхан склонился над курившейся струйкой и медленно втянул дымок, наполняя легкие дурманом, вытесняя из головы мысли. Хорошо…