Сбежавшая из дворца служанка уже привыкла к этому камерному, душевному, будто живому дому, удобной, поглощающей скорбь кровати с теплым одеялом и вкусной домашней еде, погружающей в блаженство. Привлекательная на вид женщина больше не называла ее матерью, и особенно радовало, что никто не выгонял ее отсюда, ведь идти ей некуда.
Ей вообще ни о чем не хотелось думать. Психическая травма от жизни во дворце оказалась слишком сильной, и ей требовалось время адаптироваться в новых условиях.
Первые две недели она пробыла в четырех стенах, то проваливаясь в сон, то выныривая из него с перерывом на завтрак, обед или ужин, в зависимости от того во сколько она просыпалась. Несколько раз ее навещал врачеватель и проверял ее состояние. Никаких повреждений на ее теле не оказалось. И все бы ничего, за исключением кошмаров, которые снились каждую ночь. Харуг в них снова отдавал разные поручения, а за непокорность сводил с ума своей силой. Когда бывшая служанка открывала глаза, ее выворачивало наизнанку, и привлекательной женщине приходилось менять постельное белье, а она в это время сгорала от стыда.
В какой-то момент ее потянуло на улицу. Тело отчаянно нуждалось размяться. Она вспомнила как приятно развеваются на ветру волосы, открывая шею, и туда проникает свежий воздух, запуская приятный поток мурашек, как заботливо солнце ласкает кожу, словно сливочное масло обволакивает хрустящую корочку хлеба…
Слабость в теле окончательно исчезла, она принюхалась к своей потной не стираной ночнушке и поморщилась. В ее комнатке нет ни ванны, ни лохани, ни чего-то подобного для омывания. Она растерялась, а потом подошла к двери и приоткрыла ее, чтобы найти место, где сможет смыть с себя эту вонь.
В доме стояла такая оглушительная тишина, что слышно даже свое дыхание и скрип половиц под ногами. Имя привлекательной женщины, ухаживающей за ней утонуло на задворках и без того дырявой памяти.
В нос проник приятный запах древесины. Осмотревшись, она поняла, что находится на втором этаже уютного двухэтажного дома, и винтажная лестница, вероятно, ведет вниз, где расположена кухня.
На подоконнике стояли ярко-лиловые цветы в горшках. На стенах висели картины семьи: хозяйка дома с добрым сердцем, которая приносила ей еду и ухаживала за ней, ни разу ни в чем ее не упрекнув, девочка четырех-пяти лет и мужественный на вид высокий мужчина с щетиной и карими глазами.
Ее тут же затопил стыд, что не подумала о том, что лишняя здесь. У этой женщины есть семья, а та вместо того, чтобы проводить время с дочкой и мужем, ухаживает за горе-гостьей со сломанной судьбой! Нет, так не годится! Пора уже задуматься о будущем. Интуиция подсказывала, что она связана с этой семьей, но противный внутренний въедливый голос вопил, что женщина одинока и никому не нужна!
Прогулявшись по второму этажу и подергав за дверные ручки, она огорчилась, что помещения заперты, купальня или как это место называлось здесь так и не была найдена, и ей и дальше придется ходить немытой. А еще немного и придется ходить с прищепкой на носу, чтобы ее не тошнило от себя самой.
За две недели она ни разу не вышла из своей комнаты, но теперь, когда тело просилось наружу ее затопило какое-то детское озорное любопытство и невыносимо тянуло исследовать весь дом. Что-то было в этом особенное. Она как будто нарушала какое-то негласное правило и от одной этой мысли ощущался дух бунтарства, возрожденный после стольких лет заточения.
Стоило шагнуть к лестнице, как послышался посторонний звук, заставивший ее резко повернуть голову, обратиться вслух, превратиться в гончую и напрячься, будто оттуда мог выскочить Харуг и затащить ее обратно во дворец. Ноги подкосились, и она упала на пол, больно ударившись коленями. Оказалось, что всего лишь кто-то изнутри открыл дверь и закрыл ее.
Мужчина в инвалидной коляске и с волосами до подбородка встревожено посмотрел на нее.
– Могу я помочь? – нежно спросил он, и от этой нежности на глаза навернулись слезы. Что-то узнаваемое всплыло в этом голосе, только память подводила и не пыталась отобразить картинку из прошлого.
Она покачала головой. Мужчина не сводил с нее пронзительных глаз и протянул руку. Женщина проигнорировала этот жест и, сжав зубы сама поднялась на ноги.
– Я ищу где помыться, – произнесла она и удивилась своему голосу, больше похожего на звук стекла.
Он разочарованно выдохнул и указал рукой на соседнюю комнату от той, где она жила последнее время. Странное дело, но как раз эту дверь она почему-то пропустила во время осмотра второго этажа.
Бывшая служанка поковыляла туда, открыла дверь и резко ее закрыла, еще раз встретившись взглядом с тем мужчиной в инвалидной коляске. Она точно его где-то видела, только вот где?!
***
В тесном помещении стояла кадушка с остывшей водой, но уже это обрадовало ее и принесло минутное облегчение. На скоро обмывшись предварительно сложенным куском ткани и обтеревшись сухим, уже другим, похожим на простыню, она облачилась в свободные шелковые штаны и тунику, которые стопкой лежали на деревянном стуле.
Приятная на ощупь одежда убаюкивала похлеще материнской колыбельной, так хорошо в ней. По вымытому телу пробежала волна расслабления, и она зажмурилась и постояла так несколько секунд. Потом, осознав, что со стороны это выглядит как-то глупо, обулась в удобные сандалии, обтерла тканью мокрые волосы, покинула помещение, поспешила вниз по лестнице, не обращая внимания на убранство дома, и пулей вылетела на улицу.
Солнце беспощадно жарило и сушило волосы, будто кто-то отдал ему приказ привести их в порядок за несколько минут. Она подставила ему лицо и раскинула руки в стороны. Опомнившись, что кто-то может ее увидеть и принять за чокнутую, женщина резко развернулась и помчалась куда глаза глядят. Остановилась она только когда оказалась на рынке возле водопада.
Колкие и резкие взгляды окружающих могли проткнуть насквозь. Женщины с корзинками в руках перешептывались, ухмылялись и презрительно оглядывали ее с головы до ног. А она в своем шелковом одеянии слишком уж выбивалась среди них. На несколько секунд ее будто оглушило и перед глазами все поплыло. В голове пронеслись картинки этого водопада и рынка, и храма, и мужчины, который когда-то был для нее всем.
Кто-то помог ей подняться и потащил куда-то, а она не сопротивлялась, глотая слезы и всхлипывая.
***
– Почему ты не проследил, чтобы она не ускользнула из дома? – разозлилась Рунда, обращаясь к своему отцу.
– Ну, я же тебе не сторожевой пес, я не могу стоять у двери и охранять ее!
– А стоило бы! – выпалила Рунда, осознавая нарастающий внутри гнев. Ее взгляд вдруг смягчился. – Прости, ты в этом не виноват. Просто… видел бы ты ее на рынке. Просто ужас, в каком состоянии я ее нашла. Ее глаза еще вот-вот и вылезли бы наружу, лицо раскраснелось, мне показалось, что она задыхалась. А все вокруг только и делали, что обсуждали ее. И никто не додумался ей помочь!
– Ты думаешь, они ее узнали?
– Ничего я не думаю! Третья неделя прошла, а она все никак не придет в себя. Не узнает ни тебя, ни этот дом! Я уж молчу про себя! Она, вероятно, вообще забыла, что у нее есть дочь!
Зильгерд промолчал, а Рунда вышла из его комнаты и заглянула к спящей матери, которую трясло еще какое-то время после того случая возле водопада, а потом после выпитого травяного чая крепко уснула. Рунда не удержалась и поцеловала маму в лоб, а потом тихонько вышла, чтобы ненароком не разбудить.
***
Мать Милабеллы встала ни свет ни заря, как и планировала. В Главии стало как и прежде, только вот внутреннего удовлетворения ей это не принесло! Она никак не могла избавиться от мысли, что ее непутевая дочь теперь королева и живет в роскошном дворце! Надо же такому случиться?! А кто мать отблагодарит за это? Она, зря, что ли ее рожала и растила, в конце концов? Убедившись, что муж и младшая дочь, готовящаяся к свадьбе еще спят, она, на цыпочках вышла из дома, а на крыльце обулась в удобные дорожные ботинки.
За минуту она замерзла в своем закрытом платье, но через несколько часов солнце с таким жаром окутает Главию, что придется несколько раз искупаться в озере по дороге к горе.
Она изучила все карты, поняла, каким образом дочь попала во Дворец Харуга и решила пойти тем же путем, несмотря на то, что попадет на территорию врагов. «Если уж никудышная Милька прошла Тропу, то пройду и я!», – с этими мыслями она оскалилась и уверенно двинулась дальше.