…иногда мы встречаем что-то такое, «неправильное», когда ты чувствуешь, что все твои знания, опыт и здравомыслие ничего не стоят.
Большое овальное зеркало было расписано по всему краю каймой замысловатых знаков. В них угадывались и элементы арабской вязи, и подобие древних скандинавских рун, и загадочная красота китайских иероглифов. Но это не было ни тем, ни другим, ни чем-либо ещё,
встречавшимся мне прежде. Вид этой странной письменности и удивлял, и завораживал.
– Желаете приобрести эту красоту? – сладко улыбнулся продавец.
– Сколько это стоит?
– Моё зеркало не продаётся. Оно обменивается на небольшую звуковую конфигурацию. Я показываю Вам табличку с набором простых слогов, а Вы произносите их вслух – и получаете это зеркало.
Я недоверчиво всмотрелся в «продавца». Известно, что Восток – дело тонкое, но такая сделка… За нею может скрываться до незримости тонкий подвох.
В чём может состоять выгода обмена материального предмета на нематериальный звуковой ряд, исчезающий одновременно с его затиханием?
Я высматривал признаки скрываемого подвоха в мимике своего визави, но не высмотрел.
Плохо смотрел?
Наша сделка состоялась.
Мне была предложена к вычитыванию с таблички некая «тарабарщина», состоявшая из небольшого ряда слогов, написанных на родной для меня кириллице, и я без труда справился с этим заданием.
Меняла пришёл в восторг.
Он радостно заулыбался и торжественно вручил мне зеркало.
Дома я повесил эту заморскую диковину на видном месте в гостиной: мои друзья будут восхищаться им, а я с притворным равнодушием буду им пояснять, что приобрёл этот раритет «по случаю, путешествуя по разным дальним странам».
Многое в нашем мире совершенно не то, чем кажется. Но такое…
Я проснулся среди ночи от громкого и нехорошего хохота. С потолка моей спальни срывались синие молнии. Их источником было то самое диковинное заморское зеркало.
Как оно переместилось со стены в гостиной на потолок моей спальни?
Как оно генерирует эти бесчисленные молнии, обстреливающие меня вдоль всего контура моего тела с плотностью до тысячи разрядов в минуту?!
Как мне пресечь эту адскую пытку?!!
Мне вдруг вспомнился один жутковатый цирковой аттракцион с участием метателя ножей. Он с фантастической меткостью всаживал свои ножи в красное круглое колесо, на котором была распята в позе пятиконечной звезды девушка невероятной красоты. Его ножи белыми молниями выстреливались в сторону красавицы и, казалось, вот-вот пронзят её прекрасное тело. Но они глубоко впивались в кроваво-красное колесо, на котором была распята та, которая на равных соперничала своей фантастической красотой с виртуозной техникой метателя ножей. Казалось, что смертельно опасный полёт ножей обламывался о сказочную красоту, и ножи со злым туком неутолённого голода пронзали колесо вдоль всего контура распятого на нём тела. А мне было тогда неполных двенадцать лет, я был безгранично влюбчив и столь же безгранично раним по части сопереживательных эмоций.
Не понимаю сам, как мне удалось тогда пережить тот ни с чем не сравнимый ужас, когда красное колесо покатилось с нарастающей скоростью, а ножи метателя продолжали свои молниеносные прострелы всё с той же необъяснимой меткостью.
Ночью мне приснилось, будто моя кровать начала кружиться с нарастающей скоростью, а беспощадный метатель ножей выстреливал в меня с обеих рук белые грохочущие молнии, которые вот-вот могли сбиться с линии оконтуривания моего трепещущего тела и пронзить моё сердце.
Теперь это происходило со мною, как в том ужасном сне, только роль метателя ножей выполняло колдовское зеркало. Моя кровать кружилась вместе со мною с нарастающей скоростью, а зеркало хохотало и швыряло в меня ужасные синие молнии. Они взрывались вдоль контура моего обездвиженного ужасом тела и вот-вот должны были пронзить моё сердце.
Время изменило свой ход: оно одновременно неслось вскачь и топталось на месте, разрывая мне мозг и выворачивая я наизнанку мою душу. Это продолжалось до тех пор, пока я не потерял сознание.
Очнулся я около полудня. В спальне всё было, как обычно: ни зеркала на потолке, ни следов от молниевых ударов. Только запах озона, как после сильной грозы, только измятая простынь от моих мышечных конвульсий, вызванных муками ужаса.
Я метнулся в гостиную в готовности разразиться приступом бешеной ярости и впился пылающим взглядом в злополучное зеркало, но не заметил ни малейших признаков того, что оно покидало своё место. Его поверхность была обманчиво чиста и спокойна, замысловатая кайма его письменных знаков всё так же восхищала и завораживала, как прежде, но я уже понимал, что это колдовское наваждение, за которым таится зло. Я уже не мог ни забыть, ни простить этому лживому зеркалу ни его смертельно опасных атак, ни его сатанинского хохота.
Следующей же ночью всё повторилось во всех ужасающих подробностях: и молнии, и хохот зеркала и моё ожидание смерти. И я понял: меня ждёт либо смерть от разрыва сердца, либо неизлечимое сумасшествие.
Чего я только не предпринимал: я дарил это проклятое зеркало тем, кто более меня, как мне казалось, заслуживал всяких кар, я обменивал им его на другие вещи, я им его продавал, но оно всякий раз возвращалось днём – на стену в гостиной, ночью – на потолок моей спальни.
Наконец, я догадался, что мне нужно сделать: я поехал, бросив все дела, на тот самый восточный базар, где приобрёл это сатанинское зеркало. На моё счастье, прежний владелец зеркала оказался на том же месте.
Мы быстро обо всём с ним договорились.
– Теперь Вы без труда меня поймёте, многоуважаемый! – сладко улыбнулся «продавец». – Вы уже поняли, какова истинная цена этого необычного зеркала и в чём её секрет: он не в том, чтобы купить моё зеркало, а в том, чтобы его мне вернуть.
А это дорого стоит!
Сделать это можно только, обменяв его на небольшую звуковую комбинацию. А она у меня всякий раз новая. И очень дорогая. Так всё и идёт у меня по кругу: люди приобретают моё зеркало без денег, а возвращают – за его очень! очень высокую плату!
Такая вот происходит продажа-покупка наоборот.
На том и построен мой бизнес.
На том он и процветает.
Я выкупил новую надпись, прочёл её вслух и зеркало (жуткая сатанинская пакость) осталось у «продавца» в ожидании нового покупателя.
…из-за стены тумана выплыл ущербный месяц, мрачно освещая что-то чёрное и страшное.
Это был силуэт мужчины. Высокий, кряжистый. В его могучих очертаниях, в неподвижности было что-то зловещее, разбойничье.
У Лидочки от пронзившего её ужаса перехватило дыхание, сердце затрепыхалось, его сбившийся ритм рикошетом ударял по вискам и подкатывал к горлу.
Кричать и звать на помощь?
Но кто может прийти на помощь на этом безлюдном деревенском погосте в такую глухую полночь?
Разве что мертвецы?..
Ещё днём, когда всё вокруг было ласковым и приветливым, Лидочка, проходя по этому погосту со своей смешливой подружкой Варенькой, потешалась над рассказанным этой веселухой анекдотом. В нём трусоватая девушка, оказавшись ночью одна на старинном кладбище, испуганно озиралась, принимая за встающих из могил мертвецов то беспризорных собак, привлечённых поминальным лакомством, оставленном на некоторых надгробьях родственниками усопших, то тени от бегущих в лунном свете облаков. Увидев идущего ей навстречу человека, девушка с надеждой кинулась к нему:
– Ой! Мужчина! Пожалуйста, проводите меня! Я покойников очень боюсь!
– А чего нас бояться?
Вдвоём с подружкой Лидочке и сейчас не было бы так страшно. Но два парня из соседнего села, в котором подружки допоздна отплясывали на дискотеке, вызвались проводить их обеих. Вскоре так само собою получилось, что они распались на парочки: парень – девушка. Варенька и её парень ушли вперёд и растворились в темноте, а Лидочка и её провожатый от них отстали.
Как хорошо было Лидочке ощущать своим хрупким девичьем тельцем его крепкую, надёжную руку, лежавшую у неё на талии, и слушать его негромкий, с глубокой мужской хрипотцой, завораживающий голос!
Так бы слушала и слушала его и сладостно содрогалась бы от согревающей душу и сердце его ладони…
«Ах ты, паскудник! – угрожающе пропел вдруг у них за спиной неприятный женский голос. – Жена ждёт не дождётся его домой, а он тут с позорными шалавами кобелится!!»
Далее последовала уже совершенно отвратительная сцена, от которой Лидочка убежала, не помня себя от обиды на разгневанную «соперницу».
И вот – новая встреча, ещё более ужасная.
Какая-то большая ночная птица влетела в зловеще чернеющую фигуру и застряла в ней.
«Так это дерево?
Или ночной разбойник?..»
Лидочка метнулась в сторону, на боковую дорожку, добежала до самой дальней могилки, и… новая волна ужаса окатила её с головы до ног, сковала смертельным холодом её сердце: на надгробье горела чёрная колдовская свеча, освещая какую-то книгу (чёрную книгу ведьм?!!), а над книгой склонилась, будто хищная птица из чёрной бездны… Варенькина бабушка (!!!).
Лик её в эти минуты был страшен.
«Ведьма…», – будто пелена непонимания вдруг исчезла с Лидочкиных глаз.
Вот что подспудно чувствовалось Лидочке в этой суровой старухе с недобрым взглядом!
Мама у Вареньки была доброй женщиной, встретила Лидочку, приехавшую погостить у своей подружки, как родную, и обласкали, и приголубила. Одинаково по-матерински заботилась она как о Вареньке, так и о Лидочке. А в дальнем «бабкином» углу постоянно таилось какое-то непонятное чёрное зло. Оно угадывалось во всём: в пучках сухой травы и кореньев, в банках с настойками и мазями, в странном поведении её кота (Лидочке отчего-то казалось, что этот чёрный негодник исподтишка шпионит за нею). Из этого «бабкиного» угла веяло какой-то энергией, вселяющей тревоги и опасения.
«Так вот, оказывается, в чём дело…
Чёрными делами занимается эта неприветливая старуха…»
Возле дома Лидочка увидела, как Варенька попрощалась со своим провожатым. Хорошо очень попрощалась: и нежно, и чисто. Вот так же, наверно, попрощалась бы и Лидочка со своим провожатым, если бы…
Как жалко, что он женат, да ещё и так неудачно!
Не сладко ж ему живётся с этой ядовитой истеричкой!
О том, что ей довелось увидеть и пережить на ночном деревенском погосте, Лидочка никому не сказала, но наутро, сославшись на очень-очень важные дела, душевно распрощалась с Варенькой и её матерью и уехала.
Пустыня – это место особое, не поддающееся доскональному исследованию. В ней множество всяких тайн и все они настолько зловещие, что лучше не знать о них вовсе, а если выпала беда узнать их, то лучше всего их забыть, чтобы не лишиться рассудка от навязчивых и страшных воспоминаний.
Говорят, что пустыня – это живой организм, наделённый и разумом, и душой. Она никому не желает зла, но тайны свои оберегает такими средствами устрашения, которые решительно отбивают охоту к их нарушению.
Даже пройти по её владениям удаётся не каждому, а о том, чтобы поселиться там, никому и в голову не придёт.
Её барханы и дюны – это не просто препятствия, это ловушки для тех, кто замыслит узнать её тайны.
Человек разумный должен это понимать.
Человек разумный обязан прислушиваться к голосу подсознания, считывать знаки судьбы и не искушать её понапрасну.
Но руководитель нашей экспедиции был неукротимым фанатиком от науки, обладал неисчерпаемой энергией, бьющей из него подобно магме из проснувшегося вулкана, и фантастической способностью обольщать своё окружение, вести его за собою.
Изо всех, рвущихся вслед за ним в эту опасную экспедицию, он выбрал только восемь человек. Я оказался в числе тех избранных отнюдь не как лучший из лучших. Просто так сложилось, что, по замыслу этого руководителя (назову его вымышленным именем «Ахмаджан»), в составе экспедиции непременно должен был быть врач, имеющий солидный опыт работы по оказанию срочной медицинской помощи, а также знающий яды природного происхождения и способы борьбы с ними. Среди узкого круга известных ему врачей я оказался вне конкуренции.
Я был далёк от научной тематики экспедиции, а моё подсознание яростно воспротивилось тому, чтобы отправиться в этот трудный и опасный путь, но Ахмаджин просто размазал все мои «доводы против», смял меня своим мощным напором энергии и умением убеждать.
Так я оказался в том трагичном походе, не имея внутренней мотивации, покорившись воздействию со стороны.
Пустыня, ещё на подступах к ней, предостерегла нас пугающим шипением невидимых змей. Невидимая, неосязаемая опасность оказывает усиленное воздействие, но Ахмаджан вдохновил нас своей отвагой и мужественно вывел из полосы предостерегающего шипения.
Что за этим последовало?
Последовало то, что на языке аллегорических обобщений выражается словами «из огня, да в пламя»: мне под ноги чёрной молнией метнулась юркая скорпиониха.
То же самое в тот же самый момент произошло и со всеми другими членами экспедиции, включая нашего отважного вожака. Но он первый оправился от шока:
– Не робейте, друзья! Это новый вид миража, не известный науке! Нам повезло! Мы будем первыми, кто опишет это явление!
– Если останемся живыми, не передумав идти вперёд после таких предостережений пустыни, – подумал я (и, наверно, не я один!).
Дальше – хуже.
Кто не слышал о магическом воздействии на сознание, подсознание и надсознание таинственной музыки пустыни?
Нам пустыня сыграла последнее предостережение такой музыкой, от которой заледенела кровь.
– Всё! Дальше я не пойду!! – подумал я (И уверен! Не я один!).
– Вперёд, друзья мои! Нас ждут великие открытия! Многие захотели бы оказаться сейчас на нашем месте, чтобы доказать самим себе и другим, на что способны настоящие мужчины!
– Ну, ещё бы! – затравленно ощетинились наши души в ответ на опостылевшую нам самонадеянность неустрашимого Ахмаджана, но мы молча подчинились его призыву, понимая, что, затеяв спор, мы всё равно его проиграем.
Мы покорно продолжили путь, почти не сомневаясь уже в том, что впереди нас ожидает какой-то неописуемый ужас.
Карающая враждебность пустыни к намерениям экспедиции завладеть её тайнами проявилась в наведении на нас морока.
Перебираясь с одного бархана на другой, мы всякий раз теряли ориентиры. Нам казалось, что мы движемся не в том направление, которое обозначено на наших картах.
Ахмаджан нашёл выход:
– Впереди у нас высокая дюна. Нам нужно взойти на её вершину и оттуда, получив широкий обзор, свериться с картой.
Предложение выглядело разумным, и все с ним согласились. Никто из нас и подумать тогда не мог, что эта кажущаяся разумность заведёт нас в смертельную западню.
Восхождение было невероятно трудным. Уже на половине склона мы вконец обессилили, но Ахмаджан не сдавался:
– Поднатужтесь, друзья! На вершине дюны мы устроим долгий привал, а пока – вперёд!
Мы не дошли до вершины всего несколько метров. Песок под нами сдвинулся и лавиной устремился вниз, увлекая нас за собою. Казалось, что мы давно уже проскочили тот уровень падения, откуда начинался наш подъём на вершину, а нас всё несло и несло в какие-то неведомые, пугающие глубины.
Когда наше падение прекратилось, мы оказались в зарослях невиданных гигантских трав, над которыми с самолётным гудением проносились чудовищных размеров насекомые, вид их был диковинным и ужасающим.
Мы обессиленно повалились ничком на землю.
Одно из насекомых, вид которого был особенно отвратительным, обрушилось на Ахмаджана, вонзило в его спину подобие толстого шланга, торчавшего в нижней части брюха, и стало ритмично дёргаться, упираясь когтистыми лапами в бока нашего вожака. Ахмаджан сдавленно охал в такт дёрганьям этой мерзкой твари, и эта его беспомощность перед грубым насилием тупого, безмозглого насекомого вогнала нас в нереально изменённое состояние.
Время для нас ускорилось, часы спрессовались в мгновения, а объекты окружающего мира стали пронизывать нас мощной порабощающей энергетикой. Мы с ужасом увидели, как чудовищное насекомое, сотворив насилие над Ахмаджаном, улетело, а тело его жертвы превратилось в желеобразную массу, внутри которой что-то закопошилось, пытаясь выбраться наружу. Мы поняли, что улетевшее чудовище вложило в тело Ахмаджана паразитирующую яичную кладку. Яйца-паразиты напитались его плотью, развились в червей и полезли наружу.
Время, спрессованное для нас в короткие мгновения, явило нам расползающихся червей, которые зароговели и стали лопаться, высвобождая из рассыпающихся роговых оболочек крылатых, быстро растущих тварей. Эти твари тут же взрослели, спаривались, раздувались от вызревающих в них яиц и взлетали в поисках живых тел для закладки в них своих яиц-паразитов.
Теперь жертвами этих летучих тварей будут наши тела!!!
Я не знаю, почему только мне одному из всех членов той экспедиции выпало остаться в живых. Возможно потому, что я был единственным среди них, кого не интересовали запретные тайны пустыни.
Ещё менее я понимаю, как я вдруг оказался на поверхности одного из барханов, где меня обнаружили и вернули в цивилизацию мои земляки-путешественники.
Но более всего мне непонятно, как можно забыть всё, что случилось со мною в той ужасающей экспедиции, чтобы не лишиться рассудка от навязчивых и страшных воспоминаний.
Ильиничне снился ужасный сон. В нём, спасая своего дворового пса Сармата, она оказалась в лапах чудовища с получеловеческим лицом и огромными миндалевидными глазами. Сармат, защищая хозяйку, остервенело лаял на чудовище и вгрызался в его плоть. От этого лая Ильинична и проснулась.
Лай был таким, что Ильинична поняла: в её двор проник незваный ночной гость. Она накинула халат, включила во дворе иллюминацию, вооружилась палкой и отважно вышла на крыльцо. В середине двора бесновался Сармат, кидаясь и отскакивая от чего-то плохо видного издалека. Ильинична опасливо приблизилась и будто вновь провалилась в свой страшный сон: то, что так взбесило Сармата, было небольшим, размером с кошку, существом, напоминающим скорее заводную игрушку, но имеющим все признаки живого ума и плоти. Существо демонстрировало собаке свою неуязвимость, образовав вокруг себя некое энергетическое поле, чем приводило Сармата в ярость.
Ильинична попробовала потыкать в это существо кончиком своей палки, но невидимый энергетический кокон, окутывающий эту маленькую дрянь, не позволял палке проникнуть вовнутрь, удерживая её на полуметровом расстоянии до соприкосновения с целью. Это не только озадачивало Ильиничну, но и вселяло в неё тот страх, который она испытывала в такие же минуты в своём сне.
Отступать Ильинична не могла: не отдавать же без боя этому странному оккупанту несколько пядей своей земли! Должно же быть какое-то средство борьбы против этого неведомого зла!
Ильинична набрала под колонкой своего летнего водопровода полведра воды и выплеснула её на непрошеного гостя. Каково же было её удивление, когда вода, соприкоснувшись с невидимым энергетическим коконом, исчезала из этого мира в никуда.
«Какое страшное колдовство!»
«Ну, если не вода, то огонь!» – не унималась Ильинична.
Она рысью вбежала в дом, схватила пачку петард и ринулась с этим огнеопасным оружием на врага. Она слышали от кого-то, что ночные пирохулиганы сжигали таким средством автомобили. Невероятно (!!!),.. но и исторгающие огонь петарды повторили судьбу воды: они исчезли из нашего мира.
«Ах, так!!! Тогда я вызову полицию!» – Ильинична вбежала в дом, схватила мобильник и задумалась:
«А что я сообщу? Кто поверит в эту несуразицу? Ведь здесь происходит то, чего просто не может быть!! Там, в дежурной части ОВД, сочтут, что им звонит сумасшедшая старуха, и вместо наряда полиции они вышлют к ней бригаду скорой медицинской помощи…
«Электрошокер! Как я сразу не догадалась! Против энергетического поля нарушителя – энергетическое поле самозащиты!!»
Ильинична вооружилась электрошокером и двинулась навстречу злому ворогу в свой «последний и решительный бой», но застыла от нового страха: рядом с прежним нарушителем объявился ещё один. Это было то самое чудовище из её кошмарного сна, в чьих лапах Ильинична нашла свою погибель. У него было бледно-серое получеловеческое лицо и огромные миндалевидные глаза.
Встретившись взглядами с этими огромными миндалевидными глазами, Ильинична провалилась в глубокий обморок. Очнулась она от того, что Сармат лизал ей лицо, чтобы привести её в чувство.
Ильинична огляделась по сторонам.
Как она оказалась у себя во дворе?
Что с нею произошло?
Неужели то, что вспоминается ей, как кошмарный сон, имело место быть?
Нет! Нет! Такого быть не могло!
Всё это привиделось ей вначале во сне, а затем – в обморочном кошмаре…