Поздно вечером, когда мужчины уже садились за стол, чтобы по второму разу отужинать кашей из закваски, домой вернулась Эниса. Ни на кого не глядя, она кинула в угол снегоступы, повесила доху на гвоздь и, ни слова не говоря, прошла за занавес.
Старый Бисаун и Марсал продолжали есть, не обращая никакого внимания на происходящее, как будто Эниса вышла из дома всего полчаса назад по какому-то своему делу.
Харп вначале едва не пришел в бешенство от такого демонстративного равнодушия. Но, как следует все обдумав, решил, что на этот раз старик с Марсалом выбрали верную линию поведения: излишнее внимание могло только больнее ранить Энису.
Закончив есть, Бисаун подошел к «снежному волку», чтобы осмотреть рану и сменить повязку. Халана принялась мыть посуду. Марсал с Харпом начали расстилать на полу матрасы, готовясь лечь спать.
Неожиданно, отдернув пластиковый занавес, в комнату вошла Эниса. Волосы ее были гладко зачесаны назад и завязаны на затылке узлом. На лице застыло выражение полнейшего безразличия ко всему, что уже случилось и что еще может произойти. Когда же Эниса подошла к Харпу и взгляды их пересеклись, он увидел в глазах женщины такую темную бездну, что невольно поежился, почувствовав, как холодный озноб пробежал сверху вниз по позвоночнику.
– Халана сказала, что вы с Марсалом собираетесь убить снежного червя.
Это был не вопрос, поэтому Харп не стал ничего отвечать, ожидая продолжения.
– Я пойду на охоту вместе с вами, – сказала после короткой паузы Эниса.
Харп лишь молча развел руками.
А что, собственно, он мог ответить?
Да Эниса и не ждала никакого ответа. Поставив Харпа в известность о принятом решении, женщина повернулась к нему спиной и снова скрылась на своей половине комнаты за серым пластиковым занавесом.
Харп не помнил, сколько длился день там, где он жил прежде, но сутки, тянувшиеся в мире вечных снегов ровно сто двадцать часов, казались ему непомерно долгими. Должно быть, именно поэтому ему не сразу удалось привыкнуть к странному распорядку дня, установленному в доме старого Бисауна. Первый раз здесь ложились спать незадолго до полудня. Второй раз – на закате. И третий раз – уже на исходе ночи, длившейся сорок восемь часов.
Середину ночи Харп и Марсал посвятили обсуждению деталей предстоящей охоты. Услышав, о чем идет речь, к ним присоединилась Эниса. Женщина не задавала никаких вопросов и не делала никаких замечаний – она просто сидела, подперев щеку кулаком, и внимательно слушала.
Старый Бисаун сидел в стороне от всех, поставив на низенькую тумбочку свою коробку с лекарствами и делая вид, что всецело поглощен их сортировкой. Однако это занятие не мешало ему внимательно прислушиваться ко всему, о чем говорили за столом. Но, как и Эниса, за время разговора старик не проронил ни слова и никаким другим образом не выразил своего отношения к затее, которую называл не иначе как полнейшим безрассудством. Больше всего Бисауну не нравилось то, что Харп увлек своим безумным проектом Марсала с Энисой. У старика не вызывало ни малейшего сомнения, что попытка убить снежного червя не может закончиться успехом. А неудача в подобном предприятии означала только смерть для тех, кто решился в нем поучаствовать. И хорошо, если хоть кто-то из троицы, увлеченно обсуждавшей сейчас детали охоты на обитающего в толще снегов монстра, сам это поймет. В противном случае старый Бисаун может остаться в своей хибаре вдвоем с Халаной. Тогда о том, чтобы полакомиться красницей или как-либо иначе разнообразить скудное меню, придется забыть. Да и повседневная работа по дому будет занимать все свободное время, не оставляя даже минутки для вдумчивого, неспешного размышления о тщете всего сущего.
Раненый «снежный волк», судя по саркастической усмешке, застывшей на его губах, тоже весьма скептически относился к затее Харпа. Однако, помня о взгляде, которым тот не так давно одарил его, он предпочитал до поры до времени держать свое мнение при себе, надеясь, что ему еще представится возможность поквитаться с не в меру самоуверенным новичком. Если, конечно, его до того не сожрет снежный червь.
У Харпа же, похоже, не было никаких сомнений в успехе задуманного. Внимательно слушая все, что говорил Марсал, он то и дело вставлял собственные замечания, задавал уточняющие вопросы или азартно хлопал ладонью по столу, когда сказанное Марсалом представлялось ему особенно важным для предстоящего дела.