На полное восстановление сил Каю понадобилось тогда около недели, причем не простого отдыха, а интенсивного восстановительного лечения – один за другим начали барахлить все органы. Слишком сильным оказался выброс энергии, жизнь вытекла из тела почти полностью.
Да и сознание тоже не баловало хозяина полноценным мышлением, его хватало лишь на поддержание легенды о причинах такого тотального сбоя совершенной до этого времени системы по имени Кай.
Мать тогда испугалась всерьез, вот только даже жалких обрывков былых способностей Каю хватило, чтобы понять – Грета волнуется не о сыне, успокоительное она глотает при мысли о том, что столь близкая, уже почти достигнутая цель может похе… гм, исчезнуть вместе с испорченным опытным образцом.
Он так и не стал для женщины настоящим сыном. Родной кровиночкой, частичкой себя, смыслом и радостью ее жизни…
Всем тем, кем становятся для большинства мам их дети.
И это он мог ощущать почти каждый раз, когда выбирался из осточертевшей норы на волю, к солнцу и небу.
И хотя Кай давно уже не был маленьким мальчиком, он в глубине души все же таил надежду, что мать его любит.
Но тайник оказался из песка, он рассыпался, и надежде больше негде было таиться. И она ушла.
Кай и до этого был одинок – среди обитателей подземелья не нашлось ни одного, хоть немного близкого ему по духу, – теперь же одиночество стало пронзительно-острым.
А над душой захлопнулись защитные створки безразличия.
И поэтому он абсолютно не возражал, когда Грета решила ускорить его женитьбу на подросшей Брунгильде. Решено было не ждать, пока девушка достигнет двадцати одного года, двадцать тоже нормальный репродуктивный возраст.
Очное знакомство с будущей женой было назначено на середину лета – жениху следовало окончательно восстановить силы перед поездкой в Альпы. А до тех пор Каю велено было отдыхать. Прогулки по лесу не возбранялись, но лучше ночью – не стоит подвергать ослабленный организм воздействию солнечной радиации. Главное – никакой работы!
Собственно, он и не настаивал.
Но через неделю безделья Кай едва не осатанел от скуки. И тоски…
Его буквально выжигало изнутри одиночество.
В город, к людям, он пока выбираться не решался, хотя причина для поездки туда у него была.
Та женщина в смешной шляпке, похожая на высохшую камышину. Краем ускользающего сознания Кай успел почувствовать ее многолетнюю душевную боль, когда она упомянула о своей дочери, возвращавшейся после обследования в Москве.
Что, как, почему – он понять не смог. Да и не до того было тогда, если честно, он даже не зафиксировал в памяти след этой боли.
Он проявился гораздо позже, когда Кай окончательно пришел в себя. Можно было, конечно, подчистить память, выкинув ненужное, но не так уж и много там хранилось воспоминаний о доброте и бескорыстии по отношению к нему. Из последних – та славная маленькая рыжулька, что не испугалась его глаз, и незнакомка в смешной шляпке, не позволившая себе пройти мимо нуждающегося в помощи человека.
Хотя сама явно нуждалась в еще большей помощи.
И теперь настал черед Кая отдать ей долг.
Но это чуть позже, времени у него больше чем достаточно – сейчас только середина мая, до обручения с Брунгильдой еще целых два месяца. Мать вместе с подельниками из Западного подразделения «Аненербе» полностью погружены в заключительный этап операции «Виктория Демидова», ему велено отдыхать, вот он и отдыхает до тошноты.
Пойти погулять, что ли? Да, еще не окончательно стемнело, но в сумерках, да еще в лесу, его кожа вполне обходится без всяких кремов, которые он, кстати, терпеть не мог – словно в прозрачную пленку завернули.
В апартаментах Кая было два входа – из подземного тоннеля, ведущего в центр поселения, и из тщательно замаскированной пещеры снаружи. Так что куда и когда он выходил, отследить было сложно.
Да, собственно, и не задавался никто такой целью – куда он денется надолго!
Решено – на воздух! В лесу сейчас здорово – майское разнотравье, цветы, молодой хвоей пахнет. И звери как раз на ночные тусовки выбираются, можно будет поразвлечься.
Если на людях Кай старался применять свои способности как можно меньше, то на окрестном зверье тренировался вовсю. И немало бестолковых мелких созданий спас от гибели в клыкастой пасти.
Оказалось, что животные поддаются его влиянию гораздо сильнее по сравнению с людьми, и управлять ими гораздо проще. И внушить любое чувство – от эйфории до смертельного ужаса – можно, совершенно не напрягаясь.
А также предупредить зазевавшуюся белку о притаившейся неподалеку кунице. Или зайца – о лисе. Ну а лису – во-о-он о тех охотниках.
Посмотрим, чем порадует лес сегодня.
Ох ты!
Кай аж пошатнулся от ударившей в сознание волны отчаяния и ярости. А еще – боли. Физической боли, разрывающей тело в клочья.
Причем боль не была постоянной, она шла приступами. Словно действительно кто-то где-то кого-то рвал. Клыками и когтями. В клочья…
Но погибающий зверь – именно зверь, не человек – не сдавался. Он сражался отчаянно и яростно. До последнего вздоха.
И Кай ощутил невольное уважение к животному. А еще – желание помочь, спасти мужественного зверя, кем бы он ни был, тем более что грызня происходила где-то совсем близко.
Мужчина прикрыл глаза, сосредотачиваясь, установил точное направление поиска и побежал туда, ловко огибая камни и торчащие из земли корни.
Буквально через пять минут он услышал рычание, хрип и жуткий клацающий звук, который издают сшибающиеся в драке клыки хищников.
Кай прибавил скорости и буквально вылетел на небольшую полянку, заставив сплетенный из нескольких мускулистых тел клубок развалиться на отдельные составляющие.
Которых оказалось четыре штуки. Три сильных матерых волка и один зверь помоложе. Причем этот, молодой, не был чистокровным волком, в его появлении на свет явно поучаствовал какой-то крупный пес, то ли кавказская овчарка, то ли среднеазиатская.
Он тоже оказался изгоем в своей стае, как и сам Кай. Наверное, волчице когда-то захотелось разнообразия, и она самцу из своей стаи предпочла залетного кавалера. Ну и залетела, соответственно.
Что и как там происходило потом, можно было только догадываться. Но здесь сейчас происходило подлое и жестокое убийство молодого мощного зверя. Может, именно потому волки и решили покончить с метисом, что он вырос таким здоровяком и со временем мог стать вожаком стаи, но это все равно было нечестно – трое на одного.
О чем Кай им и сообщил прямо в слегка обалдевшие от столь экстравагантного появления человека морды:
– А ну, собрали лапы в кучу и унесли себя отсюда! Ишь, храбрые какие, втроем решили одного парня завалить! Брысь!
Сам парень, если честно, уже ни на что не реагировал, лежа на земле грудой окровавленных лохмотьев. Только по тяжело вздымавшейся грудной клетке можно было понять, что зверь еще жив. Пока жив.
И волки явно собирались довести дело до конца, о чем недвусмысленно сообщили глупому человечишке, посмевшему влезть в чужие разборки даже без воняющей смертью железной палки! Вот так и приперся, с голыми слабыми ручками и смешными зубками! Дебил!
Хищники начали медленно обходить Кая, сжимая его в кольцо. Уши прижались к голове, мускулы под клочковатой шерстью упруго перекатывались, из горла рвался угрожающий рык, а в желтых глазах все больше разгоралось торжество победителей.
В следующую секунду сменившееся безумным страхом, нет – ужасом. Волки утробно взвыли, потом завизжали и, поджав хвосты, ломанулись сквозь ближайшие кусты. Причем один из них, судя по специфическим звукам и запаху, страдал тем же недугом, что и перепуганные медведи.
Кай подошел к лежавшему неподвижно зверю и присел перед ним на корточки:
– Ох ты, бедняга, как же они тебя отделали! Кажется, я опоздал. Жаль.
Он уже хотел встать и пойти за лопатой, чтобы похоронить сражавшегося до конца пса (волки ведь не приняли его в свою стаю, значит, он не волк, а пес), как вдруг плотно зажмуренные веки зверя затрепетали, а потом медленно открылись.
И из янтарно-коричневых глаз на Кая хлынули благодарность, тоска, надежда, преданность – все то, что накопилось в одиноком сердце изгоя.
И чего так не хватало Каю…