«Не стоит ориентироваться на общественное мнение. Это не маяк, а блуждающие огни»
Андрэ Моруа
Общество. С момента первого вздоха человеческое существо попадает в бурный водоворот его правил, где тотчас же начинается процесс адаптации или попросту – выживания. Сначала общество в лице акушерки оценивает, насколько мышечный тонус, дыхание и окрас кожных покровов соответствуют нормам. Затем общество взглядом педиатров и неврологов определяет, насколько нормотипично тело в умении переворачиваться, ползать, сидеть, ходить. После общество вопросами логопеда нормирует речевое развитие количеством правильно произносимых слов и фраз. В детском саду взаимоотношения маленького человека с обществом четко фиксируются в графиках и таблицах карты социализации ребенка. После первого школьного звонка беспристрастное око общества по-учительски строго наблюдает за успехами и неудачами, ошибками и достижениями. На пороге взрослой жизни общество становится той самой тенью, которая сопровождает тяжелой поступью каждый шаг и определяет каждый выбор.
С очередным прожитым днем рамки социума, выглядящие вначале как необходимые опоры помощи и защиты, постепенно приобретают черты грузных отягощающих оков, ограничивающих движение мыслей. Совершенно безобидные, на первый взгляд, рекомендации, объективные оценки, полезные советы превращаются в тиски, которые год за годом сжимают все сильнее и жестче. Едва отведав глоток воздушного коктейля свободы этого мира, воля человеческого существа помещается в тугую хлопчатобумажную пеленку ограничений и выпускается оттуда исключительно по указанию тех, кому виднее. В предчувствии неизбежности грядущего плена воля истошным криком вырывается из груди новорожденного в попытках заявить о себе, с каждым разом становясь тише и неувереннее.
Общение, являясь проводником в тот самый социум, выстроено с вновь прибывшим в этот мир визитером исключительно в императивном тоне: «Не плачь! Не упади! Слушайся! Садись! Кушай! Закрой рот!». Казалось бы, что предосудительного? Ведь указывающий преследует благие цели – уберечь, воспитать, показать. Однако дорога, вымощенная кирпичиками контролирующего добра, зачастую ведет в ад, где правят угнетающие стыд, вина и страх. И если предположить, что речь формирует наше сознание, выходит, человеческая мысль с пеленок оказывается в рамках указаний, что, когда и каким образом должно делать или не делать.
Повторяясь из года в год, соблюдение повелительного наклонения становится нашей второй натурой. Человек начинает мыслить по трафарету, с повиновением исполняя чужую волю, навязанную извне. Младенческая острота восприятия собственных потребностей и желаний притупляется, яркие ребяческие протесты блекнут, внутренний голос перестает звучать. Жесткий каркас мышления сантиметр за сантиметром обрастает колючим покровом стереотипных действий. Шаблонно мыслим – шаблонно живем с постоянной оглядкой на общество.
Взяв в охапку мешок смелости, позволю себе переиначить известную фразу, принадлежащую отцу марксизма – «Сознание определяет бытие». Наша реальность – следствие нашего мышления. А раз мышление наше ограничено стеклянным потолком социальных рамок, то и лимит реальности, в которой мы обитаем, выглядит исчерпывающим. Замкнутый круг, не правда ли? Человек приходит в общество, чтобы подчиняться его законам, следовать его правилам, соблюдать его каноны. Становясь частью системы, ты превращаешься в один из миллионов винтиков, который в движении по заданному алгоритму теряет свою уникальную резьбу. И, услышав однажды банальный вопрос: «А чего же хочешь ты?», не сможешь найти истинный ответ, ведь под гнётом чужих желаний свое, настоящее исчезает.
Так случилось и со мной. Училась на отлично, чтобы соответствовать высоким стандартам. Была прилежной дочерью, чтобы вызвать восхищение. Стремилась заслужить авторитет хорошей девочки для всех вокруг, чтобы уважали. Чтобы похвалили. Чтобы оценили. Чтобы признали. Извне. Чтобы подтвердили нормальность и допустили в систему к таким же полезным единообразным винтикам.
Система исправна в своей непрерывной последовательности, и значит каждый шурупчик должен совершать возвратно-поступательные движения, строго соответствуя заданному алгоритму, установленному времени и регулярной частоте оборотов. В семь лет пойти в школу, в восемнадцать лет непременно знать, какой профессии ты хочешь посвятить жизнь, в двадцать два года найти работу по специальности, до тридцати лет обязательно выйти замуж и стать матерью – иначе, дорогуша, бракованный ты винтик, ненормальный – и прочь из системы.
Система – механизм жестокий, который работает по жестким законам: либо прогибаешься, либо вылетаешь в утиль. И если твоя резьба не подходит под стандарты ГОСТа, жернова устройства запросто сделают мелкозернистую муку из твоих представлений о мире и выплюнут как перемолотый жмых твои желания и мечты. У большинства не хватает смелости рискнуть своей цельностью во имя собственной ценности. В итоге, выбираешь меньшее зло под названием «норма».
Помнится, еще во времена пытливого студенчества, всем известного своим дерзким нигилизмом и максимализмом, мы с однокурсниками очень часто рассуждали на тему нормы. Что есть норма? Кто ее устанавливает? Чем ее измеряют? И если в точных и прикладных науках более-менее понятно, что вариант нормы определяется экспериментально-опытным путем и составляет те самые восемьдесят семь с хвостиком процентов, то что есть мерило нормы для столь абстрактной и неосязаемой категории как счастье? В каких единицах измеряется человеческое счастье? Каков вариант нормы женского счастья? Где та самая страница в ГОСТе, детально описывающая необходимые элементы эталона счастья по-женски?
Каждая сфера человеческой жизни подчинена стандартам качества, отклонение от которых принято считать девиацией. Государство требует от своих граждан соблюдения законов – это норма. Отклонение – есть преступление. Медицина ориентируется на референсные значения анализов и по ним определяет уровень здоровья. Отклонение – есть болезнь. Цензор речи – это выбор слов и выражений. Отклонение – есть брань. Деловой костюм на бизнес завтраке – это норма. Отклонение – есть эпатажный образ в ситуации дипломатических переговоров. Норма общества, наконец, – это шаблон поведения, который понятен большинству. Отклонение – есть социальная инвалидность. Норма – это всегда про правило, принципы, строгость и условность. Норма – это про идеальный образец и типичный вариант. Норма – это про соответствие обществу, и печать патологии ставится на том, что не соответствует стандарту.
Норма почти всегда опирается на силу большинства. Того самого большинства, которому хорошо в стабильности и безветрии. Того самого большинства, которое привыкло довольствоваться малым. Того самого большинства, которое любой вызов считает неслыханной дерзостью и сломом устоев.
Человеку, как существу социальному, важно ощущать себя принадлежащим к группе. Это дает ощущение надежности и целостности. Многочисленной группе, у которой есть свои стандарты.
– Замуж-то ещё не вышла? – бессменный лидер топ чарта самых бестактных и бессовестных вопросов от системы большинства, когда ты переезжаешь в респектабельный район тридцати лет.
– Когда в декрет? За вторым собираетесь? – заслуженное второе место в рейтинге репродуктивного хамства от тех же создателей нормы.
– Часики тикают! – закрывает тройку лидеров рамка времени, безжалостным лезвием вспарывающая надежды и перспективы твоего третьего десятка.
Отлитые в бетон стереотипов, стандарты большинства возводят деторождение в ранг самого главного достижения в системе ценностей женщины, обесценивая успехи в карьере или научной деятельности, возможности познавать мир через путешествия и встречи с интересными людьми. Триумф личностного роста и саморазвития пренебрежительным жестом вычеркивается из ключевых показателей социальной эффективности женщины. В гендерной системе достижений в разделе «Женщины» жирным курсивом мерцает домохозяйство и рождение детей. Причем в обязательно установленный обществом срок напротив этих показателей следует поставить галочку «Исполнено», иначе неизбежно становишься старородящей феминисткой. Звучит более, чем оскорбительно, правда?
Напуганная до смерти картинами будущего кошачьего одиночества, которые бездарно намалевали художники нормотипичного социума, женщина вслепую несется по шоссе жизни за неким миражом счастья. Рамочного. Ограниченного. Зыбкого. Навязанного.
Женщина боится, что её исключат из многочисленной группы и приносит в жертву свою самобытность, даже не распознав ее. Ведь это страшно – быть изгоем, над которым посмеиваются, как над уродцем в цирке.
Ах, если бы всё на свете оставалось в пределах рамок, выставленных кем-то когда-то, пожалуй, наш мир до сих пор бы представлял из себя первобытного мычащего нечленораздельные звуки варвара, размахивающего палкой и пожирающего себе подобных. Отклонение от нормы стимулирует развитие. Девиация может стать трамплином к квантовому скачку из болота застоя. Сердца, как поется в известной песне Виктора Цоя, неизбежно требуют перемен, а перемены – предвестники победы. Эдакие глашатаи новизны, авантюризма и бесстрашия.
Для того, чтобы осознанно сломать норму, нужна увесистая дубина наглости, удерживаемая верой в свою правоту. Ведь за нормой всегда стоит устойчивая конструкция, созданная большинством, а пойдя против системы, ты подрываешь устойчивость ее механизмов. Но в том и заключается прелесть определенного уровня внесистемности – она может сделать тебя победителем. Ты можешь стать законодателем новой нормы, лидером новой группы, пусть и малочисленной, но более ценной и близкой тебе. При этом сутью становится не сам факт сознательного нарушения нормы, но тот путь, который привел тебя через разрушение к победе.
Подчас норма действует на нас сродни ограничителю. Эдакому турникету стереотипов, проход через который нужно оплачивать валютой своих истинных желаний, мечтаний, представлений о мире. Холостой успешный мужчина среднего возраста терзается своим матримониальным статусом. Юная девятиклассница вынужденно остается еще школьницей на два года. Красивая и интересная женщина тяготится узами токсичных отношений. Скромный банковский служащий залезает в кредитную кабалу за автомобиль премиум-класса. Разведенная женщина с отчаянием тонущего корабля рвется в очередное супружество. Что объединяет эти разные истории? Ответ очевиден – стремление соответствовать стандарту счастья, который определил социум. Ведь если тебе сорок лет, а ты никогда не был женат, это ненормально, с точки зрения окружающих. Ведь если тебе пятнадцать лет, а ты хочешь осваивать ремесло, а не просиживать еще два года за партой теоретических знаний, это ненормально, по мнению родителей. Ведь если ты женщина без спутника мужского пола рядом, это ненормально, по разумению подруг. Ведь если ты, работая в найме, ездишь на скромном автомобиле, это ненормально, по оценкам коллег. Ведь если у тебя штамп в паспорте о расторжении брака, это ненормально, по убеждениям родственников.
Наш мир устроен так, что человеку просто необходимо всю поступающую в течение жизни информацию укладывать четко по полочкам, структурировать по категориям, раскладывать по каталогам как в библиотеке. Мозгу так легче работать, психике – надёжнее функционировать, человеку – наверняка выжить. С одной стороны, очевидные плюсы, с другой стороны, неявные минусы. Упаковав вся и всё в рамки четкой конструкции, заметь, предложенной тебе уже кем-то, ты рискуешь потерять ту самую толику импровизации, которая и есть уникальная часть тебя. Начинается это с детства, продолжается в юности и окончательно укореняется в зрелом возрасте.
Тебе шесть, и ты хочешь танцевать, но родители решили, что все воспитанные девочки играют на фортепиано. Тебя записывают в музыкальную школу, и последующие пять лет ты учишь нотную грамоту, до боли в опухших подушечках пальцев оттачиваешь пассажи менуэтов и этюдов, до хрипа поешь упражнения по сольфеджио, втайне представляя себя танцовщицей в алом шелковом платье. Тебе восемь, и тебе безумно нравится конструировать замысловатые геометрические фигуры из деревянных брусочков, но родители решили, что не девчачье это дело – собирать какие-то там безделушки, и на очередной Новый год Дед Мороз принес тебе огромную говорящую куклу в розовом платье, ведь девочки должны играть в куклы. Ты разбираешь эту куклу на составные части, потому что тебе интереснее ее конструктивное устройство, нежели цвет ее платья. Тебе четырнадцать, и ты искренне увлечена слогом и литературой, но классный руководитель настойчиво рекомендует «поднажать» на математику, чтобы не испортить аттестат. Тебя записывают к репетитору, и ты честно «отрабатываешь» деньги, отданные родителями за дополнительные занятия. Тебе восемнадцать, и все вокруг твердят, что пора бы уже выбрать профессию, которой будешь заниматься всю свою оставшуюся жизнь, и ты, совершенно не понимая, что тебе нравится больше, писать увлекательные тексты или разбираться в принципах устройства мировой экономики, поступаешь в педагогический, потому что учитель – благородная профессия и все в семье учителя. Тебе двадцать пять, и подруги одна за другой начинают выходить замуж, выставлять в соцсетях свадебные фото, пахнущие ванилью и ароматом белых роз, заявлять на весь мир о новом статусе #счастливой мамочки и #любимой жены. Тебе же, проводящей свое свободное время за изучением вопроса изменения климата в Индонезии или увлеченной новой книгой по истории Англии, вдруг становится неловко оттого, что твои увлечения и желания не соответствуют мейнстриму.
За годы подавления социумом воли и врожденной способности выбирать человек становится глухим к своим позывам, слепым к своим желаниям. Эдаким инвалидом индивидуальности. Становится очень сложно различить, твое это истинное или навязанное кем-то когда-то? Нам с детства словно чип внедряют в сознание мысль о том, что быть не как все – это постыдно. Заметь, очень действенная манипуляция. Ты противишься отдавать свою игрушку в детском саду другому, тебя упрекают – нельзя быть жадным, надо делиться. Ты считаешь, что Раскольников у Достоевского совсем не отрицательный герой, на тебя смотрят исподлобья со словами: «Пиши сочинение так, как принято в учебнике литературы». Ты заявляешь о своей увлеченности рисованием, тебе тотчас находят контраргумент: «Какими-то рисуночками денег в будущем не заработаешь!». Ты вещаешь о своем интересе к путешествиям, вслед тебе летит гул голосов: «Где родился, там и пригодился». Ты ловишь вайб свободной жизни открытий, а в ответ получаешь оплеуху стигмы: «Пора обзаводиться семьей!». С каждым таким ударом стыд за свою неформатность растекается плотной жидкостью по венам твоей души, замораживая клеточку за клеточкой уникальные комбинации твоего Я.
Интроекции – по-научному называется то, что, внедрившись внутрь нас извне голосами родителей, друзей, коллег, начинает управлять нашей волей, определяет наш выбор, формирует наше мышление и, наконец, создает нашу жизнь. Интроекты в плюс, когда они про фундамент морали и базу нравственности. Интроекты в минус, когда они про долженствование и следование чужому шаблону.
Остановись и задумайся, все то, что ты имеешь в жизни сегодня – это продукт твоих истинных стремлений? Ты действительно хотела в двадцать пять лет выйти замуж или в тебе говорила дочка маминой подруги? Ты правда мечтала связать свою жизнь с балансовым отчетом, дебетом и кредитом или твоя мама была бухгалтером? Ты точно представляла себя мамой троих детей или в твоей семье принято рожать много детей? Думаю, ответы на многие подобные вопросы, заданные самой себе в период душевной тишины, не принесут радости. Возможно, вместо шагов в белоснежном платье под вальс Мендельсона ты хотела искупаться в Индийском океане или оказаться среди галдящей толпы на Таймс Сквер. Вместо подсчета показателей прибыли ты бы с огромным удовольствием лечила малышей от ветрянки, а цифра три отражала бы не количество свидетельств о рождении, а число твоих дипломов о высшем образовании.
Заявлять о себе не в рамках нормы – постыдно, поэтому в большинстве случаев мы привыкли заглушать наше истинное. Однако это истинное никуда не девается, оно сидит внутри нас и, оглушенное многократными общественными хуками справа и слева, спустя время начинает кровоточить. Здравствуй, внутренний конфликт! Радости нет. Серый цвет везде и во всем. Жизнь на автомате. Под угнетающим давлением чужих ограничивающих установок мы разучаемся мечтать, начинаем мыслить стереотипами, и стереотипы начинают управлять нашей жизнью, с той лишь разницей, что их перечень варьируется от бэкграунда и воспитания.
Мне исполнилось двадцать пять лет. Подруги одна за другой проворно выходили замуж, покупая сначала свадебные платья, затем детские коляски. Друзья моих родителей бойко примеряли на себя новый социальный статус бабушек и дедушек. Коллеги время от времени интересовались, не собираюсь ли я в декретный отпуск. Врачи, разводя руками, многозначительно диагностировали необходимость рождения ребенка. Одним словом, все окружение звонко заявляло: «Пора! Часики тикают!». Выросшая, как и тысячи постсоветских отличниц, в парадигме послушания и примерного поведения, я решила: «Со мной что-то не так. Надо срочно рожать ребенка и становиться как все». К слову сказать, на тот момент я активно училась в аспирантуре, увлеченно писала диссертацию и осваивала азы новой профессиональной деятельности, поэтому вопрос развития личной жизни до уровня замужества и материнства стоял где-то на галерке приоритетов. Да, были романтические отношения, завернутые в хрустящую этикетку флера влюбленности. Да, были свидания, сдобренные ванилью и удовольствием. Да, была связь с миром мужчин, но слишком зыбкая, токсичная и ненадежная для того, чтобы создать из нее полноценный здоровый тандем под названием «семья».
Тем временем, голоса про часики и время декрета становились все громче в моей голове и в окружении. Недаром есть в науке закон притяжения, в народе подтверждаемый поговоркой: «На ловца и зверь бежит». С завидной регулярностью мне стали попадаться статьи про материнство, истории про рождение детей, беременные звездные личности. Мысли о материнстве превратились не просто в доминанту моей внутренней симфонии, они заполнили все мое пространство внутри, забравшись туда извне. Оглохнув от этого социального шума, я как мантру повторяла: «Хочу ребенка». Мне снились младенцы. Я нянчилась с малышами подруг, напрочь забыв про научные статьи и свои исследовательские изыскания. Клише, продиктованное обществом, проникло в мое бессознательное и начало управлять мной словно марионеткой.
Закон притяжения сработал, ведь мое внимание было сосредоточено исключительно на одной главной мысли – родить ребенка. А хороша ли эта самая мысль для тебя в конкретный момент – это уже вопрос к глубинной себе, которую я уже почти разучилась слышать. Целиком и полностью я была ведома столь переменчивым и ненадежным светом маяка общественного мнения. В очередной попытке быть хорошей для всех, соответствуя общепринятому шаблону нормальности, я искренне считала, что срочно в самое ближайшее хочу стать матерью. А хотела ли я на самом деле? А было ли обществу, на которое я привычно оглядывалась, какое-либо дело до моих стремлений? Для кого я так настойчиво хотела получить новую запись в трудовой книжке социального статуса?
Общественное мнение – коварная, переменчивая и весьма дешевая штука. Сегодня оно своим рокотом заглушает твои подлинные приоритеты, а завтра брезгливо морщится, осуждая твое решение. Помни об этом, каждый раз стоя на пороге выбора.
Всегда выбирай себя! Истинного себя!
Умение слышать свой настоящий голос внутри – навык не из легких, но его можно натренировать. В очередной раз оказавшись в плену какой-то навязчивой мысли, можно научиться сбежать на свидание с самим собой, где в тишине одиночества очистить от шелухи навязанного и внешнего ту самую мысль, что не дает покоя.
Для чего тебе то, что, как кажется, хочешь ты? Признание от окружающих? Одобрение родителей? Удовольствие от результата?
Вообрази, что ты это уже имеешь, как ты себя ощущаешь в этом состоянии? Что испытываешь? Как отзывается? Сердце выпрыгивает от радости или с нескрываемой гордостью ловишь восхищенные взгляды окружающих? Какая из фраз прилетает молниеносно? «Я – молодец!» или «Вот сейчас подруги обзавидуются!» или «Мама бы гордилась мной!».
Ты бы хотела получить оценку в дневник за достижение своей мечты? Ты поднимаешься на пьедестал почета с трофеем под аплодисменты друзей и восхищенные взгляды родственников?
Чем больше картинок в голове про реакцию со стороны, тем меньше это про тебя.
Помни, ты не сдаешь обязательный экзамен по предмету жизнь перед строгими преподавателями твоего окружения. Ты живешь свою жизнь. Ты у себя. Ты для себя. Ты про себя.
Твой самый главный компас по дороге жизни – это ты сама. Истинная. Настоящая. Своя.
«Бойтесь своих желаний – они имеют свойство сбываться» Михаил Булгаков
«Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!», – быстро и гулко раздавались из динамика аппарата ультразвуковой диагностики ритмичные удары. Обжигающее где-то глубоко внутри меня эхо вторило: «Туууууук! Туууууук! Туууууук!».
– Доктор, что это?
– Это бьется его сердце…
…так в моей жизни началась новая глава. Сложная до бессилия. Тяжелая до изнеможения. Удивительная до слез. Мотивирующая до безрассудства. Исцеляющая до святости.
Мечта. Сладкое слово. Нечто пушистое легкое светлое. Она прекрасна где-то на линии горизонта, переливаясь нежно-перламутровыми оттенками. Подобно прелестной нимфе мечта тешит наше воображение. Мечта эфемерна, ее невозможно потрогать, понюхать, прикоснуться к ней, и оттого она изумительна. Что есть движущая сила мечты? По какому принципу запускаются механизмы ее рождения в человеческом сознании?
Картинка маленького кудрявого мальчугана, который несется навстречу мне со словами: «Мамочка!», была моей мечтой на протяжении долгого времени. Однажды бессонной январской ночью возникнув в моей голове, образ румяного пупса, пахнущего молоком и счастьем, с каждым новым днем приобретал все конкретные черты. Я представляла, как его слегка вздернутый носик морщится от солнечных лучей. Я чувствовала, как кудрявые волосы искрятся всеми оттенками пшеничного цвета. Я видела, как его заливистый хохот расплескивается брызгами на ямочках пухлых щечек. Малыш-мечта заполнил все мое пространство души.
Мне нравилось представлять себя, поглаживающей округлившийся животик. Время от времени я примеряла в магазинах платья с расклешенным силуэтом, воображая, как я неспешно прогуливаюсь в парке, ведь беременным женщинам очень полезны пешие прогулки на свежем воздухе. В книжных магазинах мой взгляд стал чаще задерживаться на тематических полках, посвященных материнству и деторождению. Мечта стала превращаться в навязчивую идею.
Есть в социальной психологии любопытный феномен, на котором строятся известные сейчас марафоны желаний, тренинги по сказкотерапии и прочие курсы по построению личного счастья, называется он – самоисполняющееся пророчество. Суть явления заключается в том, что, если человек искренне верит в реальность ситуации, представляя ее в самых подробных деталях и направляя в ее сторону мощный поток искренней душевной энергии, эта ситуация воплощается в жизнь. Реальную. Всамделишную. Жизнь.
Когда я мечтала о ребенке, эта техника была мне неизвестна, но очарование незнания, порой, и состоит в его способности привести человека к заветному незатейливым и интуитивным путем.
Окружающая реальность все больше и чаще начала подкидывать мне истории подруг, планирующих рождение детей, связывая оковами одержимости все крепче и сильнее. Полет моих мыслей доходил до таких абсурдных высот, что я высчитывала, когда мне нужно забеременеть, чтобы ребенок появился на свет, к примеру, в конце июля, и в каком возрасте велик шанс родить мальчика. Я упивалась своей мечтой.
Человеку нравится мечтать. Человеку нравится жить в мире иллюзий. Человеку нравится лелеять предвкушение счастья. Но весь этот маскарад грез разбивается на миллиарды осколков при столкновении утопии с ее реальным воплощением.
«Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!», – сердце моей мечты уверенно постучало в двери. Казалось бы, радуйся! Беги скорее! Открывай! Но в ответ – ступор, недоумение, смятение.
Нам удобно любить наши желания пока они неосязаемы. Такая любовь не требует ничего взамен и не предполагает ответственности. Такая любовь гарантирована и безопасна. Поэтому зачастую, когда случается исполнение мечтания, первым заявляет о себе страх. Он отрезвляет, возвращает на землю с облаков и в мгновение рушит воздушные замки.
Страх – одна из четырех базовых эмоций, дарованная человеку природой для самосохранения. Страх – двуличен и неоднозначен. Он – тот самый спаситель, который помогает нам не вляпаться в опасные для жизни истории. Он – тот самый трус, который блокирует смелые начинания и рушит на корню мечтания. И даже в момент, когда мечта, широко расправив плечи, поднимается на пьедестал, страх подленьким шепотом услужливого шута пытается сбить с толку её уверенную поступь: «Ты с ума сошла? Зачем тебе это? Проблем не хватает? Как ты собралась с этим жить?». Вереница дрожащих и липких мыслей сантиметр за сантиметром блокирует саму способность мыслить, рассуждать и осознавать. «Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!», – настойчиво перебивал мою мечту страх.
Новость о моей столь внезапной и (о парадокс!) столь желанной беременности стала первой загадкой в череде пазлов, собрав которые я пришла к той лучшей версии себя, о которой даже и не догадывалась. Поэтому если ты сейчас стоишь перед, как тебе кажется, тяжелейшим выбором, подумай, зачем он тебе дается? Для чего ты оказываешься в эпицентре боевых действий между страхом и мечтой? «Так сложились обстоятельства», – прилетит первый аргумент со стороны оправдания. «Не виноватая я», – вторит инфантильным рокотом безответственность. «Это злой рок судьбы», – трагической атмосферой наполняет все вокруг нежелание принимать решение.
Заметь, почти все аргументы – не про тебя, а про кого-то и что-то другое, что помешало, испортило, навредило. Попав в сложную ситуацию выбора, человеку свойственно создавать иллюзию обреченности или, говоря языком психологии, страдать синдромом выученной беспомощности. Ты с драматическим упоением надеваешь на себя платье жертвы обстоятельств. Виноваты другие: бойфренд, родители, коллеги, погода, ретроградный Меркурий, наконец. А ты – не при чем, поэтому всем своим существом отказываешься принимать решение. Ведь решение – это ответ, а ответ предполагает ответственность.
И если в ситуации с умирающими отношениями или нелюбимой работой, синдромом выученной беспомощности можно болеть сколь угодно долго, то выбор, касающийся жизни другого человеческого существа, не оставил мне шансов на обвинение других (читай – другого). Пожалуй, от понимания этого муки моего выбора были особенно душераздирающими и мучительными.
«Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!», – барабанной дробью стучала в дверь моего будущего Её Высочество Ответственность. Мне нравилось грезить, но я и предположить не могла, что желания имеют обыкновение сбываться. Шоковая терапия – это первое лекарство от безответственности. Мою жизнь словно поместили в экран телевизора, а я осталась наблюдать за сюрреалистичным сюжетом кино снаружи. Второстепенными титрами мелькали будничные события и диалоги, лишь на экране двадцать пятым кадром то и дело вспыхивало уведомление: Ты беременна!
Следующий пункт в протоколе исцеления от безответственности – слезные ванны. Разряды шока повысили температуру переживания до критической отметки. Необходимо охладить трансформатор души, ведь решение еще не принято. Я плакала беспрестанно: дома, за рулем, на работе. Слезами страха я оплакивала некогда эфемерную мечту, у которой теперь есть плоть. Слезы – это наши эмоции, а эмоции нужно и важно проживать, а не сживать. Поэтому не стыдись своих слез, а найди для них укромное местечко в огромном доме твоей души.
Когда источник слезных ванн иссяк (а наша нервная система весьма разумный механизм и в автоматическом режиме блокирует подачу жидкости эмоций, если резерв опустел), я начала принимать пилюли гнева. Горькие, шершавые, с привкусом свинца. Я гневалась на все вокруг: на мистера Х за то, что отказался, на родителей за то, что неправильно воспитали, на себя за то, что…мне теперь принимать решение. Гнев обнажил во мне самое темное, мерзкое и низменное. Я желала зла и ненавидела. Оказалось, в чертогах моей натуры живут демоны, способные сжечь пламенем ярости каждого.
Предпоследним в списке лекарств оказался сироп отрицания. С каждой каплей этого жгучего напитка я решительно отказывалась принимать необходимость разрешения ситуации. Я знать не хотела, что будет после. Мне хотелось вычеркнуть эти дни из календаря своей жизни и выключить телевизор, по которому демонстрировали этот драматический фильм.
Пятница. После полудня. Городская поликлиника. Я поднимаюсь по узкому лестничному пролету на четвертый этаж как на голгофу. Мрачные стражи обшарпанных стен пристально следят за моими шагами. От бетона веет прохладой и животным страхом. Каждое движение неизбежно приближает меня к ответу. Надпись на окошке регистратуры зловеще усмехается двумя словами. Женская. Консультация. Мои ступни превратились в вату. Дрожь в ладонях волнами тревоги расходится по всему телу. Вокруг немое кино, в котором ритмичными субтитрами оглушает пространство лишь стук каблуков. Словно удары огромного секундомера отсчитывают мгновения до старта в жуткую новую реальность, где я буду убийцей.
– Здравствуйте, запишите меня, пожалуйста, на прерывание.
– Добрый день. В понедельник сдадите необходимые анализы и в среду можете готовиться к процедуре. Диктуйте фамилию и имя.
Воскресенье. Я срываю пластырь принятия решения, включив трепетную мелодию «тук-тук-тук», звучащую у меня под сердцем, на полную громкость. Я беру на себя ответ за того, кого приручила.
Я избежала наказания убийством. Мне удалось удержать равновесие, балансируя на цыпочках между двух пропастей. Между светом и тьмой. Между жизнью и смертью. Между позором и эгоизмом. Только в любом случае для меня обе пропасти зияли грехом. Полетев в одну, становишься детоубийцей. Нырнув в другую – самоубийцей.
Приняв решение, я все-таки не до конца приняла мечту, и теперь держала ее где-то в сумеречном пространстве между миром Идеальное, откуда она пришла, и миром Реальное, куда она еще не дошла. Мечта застыла в чистилище и начала терзать мое тело. Вместе с округлившимися формами в отражении все чаще появлялись уродливые красные пятна на коже. С каждым днем их было больше и больше, пока наконец практически все мое лицо не превратилось в багровую плотную чешую. Очевидно, что это было ужасно, причем не только эстетически. Врачи разводили руками и списывали все на мое интересное положение, которое, по всей видимости, было еще и загадочным, раз диагноз поставить не мог решительно никто. Представители плеяды слуг Гиппократа лишь повторяли, как мантру: «Родите ребенка, и все пройдет!». Когда и после рождения сына ситуация не изменилась, в заезженной песне появился новый куплет: «Вот закончите кормить грудным молоком, и все пройдет!». Не прошло. Ни после рождения ребенка, ни после режима грудного вскармливания, ни после десятков визитов к дерматологам и сотен лечебных процедур. Не прошло, пока я не открыла дверь чистилища, разрешив себе впустить мечту в мир Реальный.
Конфликт реального и идеального – жесток и беспощаден. Леди Идеальность острым клинком совершенства пронзает уязвимую кожу простушки Реальность. Как только эти две дамы входят в зал человеческой жизни, начинается коварное противостояние лицемерия и откровенности. Идеальность затмевает разум красивыми картинками. Реальность блекнет и становится персоной нон-грата для мозга, одурманенного эндорфинами безупречности.
Картинки глянцевых журналов ослепляют лоском ухоженных женщин, держащих на руках холеных младенцев с очаровательной улыбкой. Со страниц социальных сетей нескончаемым потоком транслируется такая грациозная в своей многозадачности успешность родительства. Рекламные ролики нежно впихивают в зрителя истории легкого и кайфового материнства, где выспавшаяся и всегда улыбающаяся мама с приторным наслаждением меняет всегда здоровому и хохочущему малышу подгузник, кормит грудным молоком, беззаботно играет в детские игры во время приготовления ужина. Слащавый миф идеального материнства миллионами гигабайтов проникает в каждую клеточку сознания, где запускается процесс разрушения настоящего и самобытного. Шаблон #счастливой жены любящего мужа обязательно украшен броской надписью #яжмать, которая всегда грамотно планирует режим дня, готовит умопомрачительные блюда по экзотическим рецептам, находится в прекрасной физической форме, обладает горячим темпераментом и блестящими навыками воспитания. Такой экспонат на ярмарке тщеславия дорогого стоит. Да только купить его невозможно – он эфемерный, пластмассовый, фальшивый.
Не скрою, во время беременности подобные образы помогали мне не сойти с ума, сродни очередной порции морфия для онкобольного. Я мечтала о том, что вот сейчас закончатся эти тягостные сорок недель позорного положения, и рождение сына принесет мне исключительно радость и блаженство. В реальной жизни мне было чаще неловко, чем комфортно. Липкое ощущение стыда несмываемым пятном расположилось прямиком в центре моей самооценки, особенно отсвечивая жирным блеском в моменты, когда я видела семейные парочки, прогуливающиеся в парке без пяти минут втроем или когда слышала радостную болтовню будущих мамочек о том, как супруг выбирает коляску и распашонки. В моем мире нас тоже было трое, но в ином составе: я, мой малыш, настойчиво заявляющий о своем существовании пинками и выкрутасами внутри, и боль. Нескончаемая. Позорная. Ядовитая. Моя совесть, загнанная в тиски бесчестия, искала выходы из удушающей реальности в совершенном мире идеального материнства, созданного маркетологами.
Тоннами печатных знаков я поглощала книги, красочно рассказывающие о прелестях материнского статуса, о радостях воспитания и чудесах развития маленького организма, где бы ни слова не говорилось о втором участнике процесса, об отце. Хотя и стараться особенно не надо было – подавляющее количество книг в стиле «Мама и Малыш» лишь на первых страницах вещают об оплодотворении, мельком упоминая роль сперматозоида – папы, а дальше – слащавая сказка о счастье лишь с двумя героями. То самое обезболивающее, жизненно необходимое для защиты травмированной психики в условиях социальной инквизиции.
Спасение приносили одинокие прогулки в красивых мечтах, где я, красивая и уверенная в себе, гуляю с прелестным улыбающимся кудрявым младенцем, которого называю сыном.
На самом же деле бутафория безупречных декораций развалилась на части буквально сразу же после обряда посвящения в материнство. Оказалось, что спутники реального родительства – это синяки под глазами, немытые волосы, потухший от бессонницы взгляд и непрерывный круговорот рутинных обязанностей по обслуживанию новой маленькой жизни. Истинная жизнь новоиспеченной мамы оказалась заточенной в тисках баночек с молочной смесью, упаковок с памперсами и перманентным стрессом. Картина дня сжалась до трехчасовых промежутков между кормлениями и коликами, в которые нужно было успеть вздремнуть, поесть самой, привести себя и квартиру в порядок.
Утро, день, вечер, ночь. Казалось бы, только недавно за окном гулом автомобилей и голосами прохожих просыпался город, как внезапно тёмное покрывало ночи висит за окном, а леденящая душу тишина окутывает пространство квартиры. Проснуться, покормить, поносить «столбиком», сменить памперс, уложить, проверить, дышит ли, не поперхнулся ли, доползти до ванной, чтобы умыться и почистить зубы, услышать плач от коликов, вернуться, укачивать, уложить, поставить чайник, снова попытаться добраться до ванной. Взгляд на часы – пора стерилизовать бутылочку, разводить смесь, менять подгузник, кормить, носить «столбиком», успокаивать от боли в маленьком животике, обессиленно упасть на диван и стеклянным взглядом смотреть сквозь стены.
Изнуряющая до отчаяния своей монотонностью рутина, в паутине которой ты просто не успеваешь понять, что прошли очередные двадцать четыре часа твоей жизни. А ты – одна-одинёшенька лицом к лицу с реальным родительством, в котором тебе не на кого опереться, не с кем поделиться, некому пожаловаться, не у кого попросить помощи. Казавшееся легким и блестящим, танго материнства превратилось в беспомощные невротические судороги одиночества. Миф о #счастливой маме милого малыша разбился вдребезги на мелкие осколки, оставив в душе глубокие шрамы. В душе – шрамы, на коже – пятна.
Казалось бы, в ежедневном водовороте исполнения материнского долга элементарно некогда задуматься о своем одиночестве, боли и ущербности. Да, с одной стороны, действительно твой мозг в авральном режиме меняет настройки и просто-напросто вытесняет тот травматический груз, который резервы психики уже не выдерживают. Вытесняет, но не уничтожает. Процесс решения насущных задач запихивает душевные проблемы в самый глухой и темный угол нашего сознания. Мякоть невысказанной обиды начинает медленно тухнуть. Влага невыплаканных слез покрывается плесенью. И в тот самый момент резервуар души больше не в силах удержать в себе это зловоние, начинает болеть тело. Оно молча стонет в оглушающей тишине. Так рождаются аутоимунные заболевания. Своеобразная гражданская война внутри тебя. Борьба организма с самим собой. Битва тела и души. Столкновение идеальной картинки и реального положения вещей.
Поединок между тем, что я сделала, и тем, что я должна была сделать по разумению здравого смысла общества, продолжался, и моя материнская инициация его не разрешила. Скорее, усугубила. Подсознательно я корила себя за совершенный шаг, отрицая себя. Решившись родить ребенка в соло партии, я дала возможность новой жизни увидеть свет, но это совсем не означало, что бури сомнений внутри моей души улеглись. Приветливые улыбки, звонкий хохот и веселые беседы с приятелями и коллегами по телефону были качественными ширмами, за которыми липкими червяками извивались боль, унижение и отвержение. Я отрицала себя и свое право быть неформатной. Я обесценивала свой выбор и свою сущность, и моя кожа сигнализировала об этом всем вокруг: «Не смотрите на меня! Не трогайте меня! Не любите меня! Я – иная. Я отличаюсь от вас».
Значительно позже, наткнувшись на ряд любопытных исследований, я прочитала, что проблемы с кожей всегда имеют психосоматическую природу. Иными словами, кожа, являясь нашей внешней нервной системой, сродни зеркалу отражает эмоции человека. Тебе стыдно – кожа заливается румянцем, тебе страшно – кожа становится бледной как мел, тебе волнительно – кожа покрывается миллионами пупырышков. Когда же психологический дискомфорт проникает в глубинные структуры твоей души, на коже словно на лакмусовой бумажке появляются те самые пятна внутреннего конфликта, колоссального противостояния двух частей личности одного человека. Психосоматических причин возникновения крапивниц, экзем, псориаза, нейродермита множество. Это и недоверие миру, и боязнь коммуникации, и самобичевание за совершенные ошибки, и вытеснение травматического опыта. Факторов тысячи, а знаменатель один – внутренняя борьба сознательного с бессознательным. И в тот самый момент, когда этот поединок прекращается, физический дефект исчезает. Ликвидация причины уничтожает следствие.
Моя победа случилась не в одночасье и не по мановению волшебной палочки. Излечением стало истинное и полноценное принятие себя как матери-одиночки. Я разрешила себе быть той самой, настоящей мамой, которая без иллюзий относится к трудодням одинокого родительства. Я позволила себе разорвать кольчугу ограничивающих убеждений, навязанных обществом, что мама-одиночка – это порочная стигма. Я дала себе право быть особенной среди типичных без доказательств и оправданий.