Глава VI
1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона
Она была дома, в умиротворении родных древних стен из темного камня. Все ее существо пело узнаванием. Перед ней простиралась хорошо знакомая узкая галерея, ведущая к одному из ритуальных залов.
Но что-то как будто было не так… не так, как она привыкла.
Вокруг царил полумрак, лишь впереди сквозь прорезанные высоко под каменным потолком окна лился прореженный золотистый свет. Она была совсем одна здесь, где привыкла слышать песнопения других жрецов, тихие речитативы воззваний и шелестящий перезвон систров[23].
Она двинулась вперед, ведя ладонью по теплой покрытой рельефами стене. Под босыми ступнями в этой неестественной, будто застывшей тишине шелестел песок… столько песка, что он закрыл каменные плиты пола. Но почему песок здесь, внутри? Словно жрецы вдруг перестали следить за храмом…
В следующий миг она увидела и, осознав, – ужаснулась…
Безжалостное время поглотило храм, захватило, стирая яркость красок и очертания надписей. Только ветер и песок стали его обитателями. Она перешла на бег и вскоре оказалась в одном из закрытых внутренних святилищ. С губ сорвался мучительный стон… Статуи ее Богов, расколотые, лежали у подножия оскверненного алтаря – словно развороченные трупы некогда прекрасных, совершенных созданий.
Опустившись на колени, она дрожащими руками потянулась к каменной собачьей голове, уткнувшейся в вездесущий песок. Перевернула, чтобы заглянуть в этот любимый знакомый лик…
В некоем ином ритуальном пространстве, наложившемся на пространство опустевшего одинокого святилища, она увидела слепых безликих воинов с клинками из солнечного света. Они вторглись в ее родной храм, рассекая мягкие сумерки смерти и преддверия иных миров, обители ее Богов. Под их безжалостными клинками псы – проводники душ – кровоточили тенями, растворяясь в породившей их предвечной ласковой темноте. И когда из этих теней поднялась ее Богиня, великолепная Псоглавая, осенявшая души своей милостью – Она, вставшая на защиту, тоже оказалась повергнута. Обезглавлена, павшая расколотой статуей у своего алтаря…
Скорбный вой, многоголосый, пронзительный, заполнил святилище. Эхо дробило его на осколки, унося все дальше в потоке времени. Шепсет взвыла от боли, отзываясь своим братьям и сестрам, а вокруг нее крошился, рассыпа́лся песком храм Псоглавых…
Она очнулась даже не от собственного крика – от своей попытки закричать. Хриплый стон, вырвавшийся из груди, был болезненным, как первый вздох. Девушка резко села, испуганно озираясь. Сердце колотилось у горла. Ее храм был уничтожен. Погибли не только жрецы, но даже Боги оказались преданы забвению…
Нет, она ведь не в храме Хэр-Ди[24]. Реальность накладывалась на кошмарное опустошительное видение. Собака, спавшая рядом, поднялась, коротко лизнула девушку в щеку, словно успокаивая, и уткнулась носом в плечо.
Разреженный золотистый свет лился на разбитые ступени выше, от входа в разграбленную гробницу, в которой они остались на ночь. Всего пара небольших залов. Пол, засыпанный песком и заваленный битым камнем. Росписи на стенах, на которых все еще можно было прочесть имена и разглядеть лица. Что-то из погребальной утвари, на что не позарились даже грабители, – расколотые кувшины, пара треснувших плетеных корзин. Небольшой алтарь, к которому никто уже не приносил подношений.
У алтаря они и устроились. Ее спутник, похоже, ночевал здесь не первый раз, потому что из какого-то тайника принес циновки и покрывала. Скрытое убежище? Здесь и правда было безопасно – немногие решились бы таиться среди мертвых.
Воин дремал рядом, привалившись спиной к стене, положив копье себе на колени. Собака подошла к нему, ткнулась носом в лицо, и он резко проснулся, огляделся, отодвигая зверя.
– Что с тобой? – участливо спросил он у девушки. Голос звучал хрипло ото сна.
Шепсет покачала головой, пригладила волосы… и поняла вдруг, что во сне лишилась амулета. Охнув, она бросилась искать его среди камней, чуть не плача от досады. У нее и так ничего не осталось, а теперь даже этот маленький бесценный подарок исчез!
Воин присел рядом и осторожно тронул ее за плечо. Девушка резко обернулась, натолкнулась на его взгляд. Глаза у него были странные – светлые, зеленовато-золотистые, и от этого взгляд казался пронзительным. А может, это просто свет так падал.
– Давай я помогу найти… Тот амулет, да? Подарок жреца. Скорее всего, ты выронила его уже где-то здесь…
Девушка расстроенно вздохнула, приподняла циновку, ощупывая под ней. Фаянсовой собаки и след простыл, словно сгинула где-то в пространстве жуткого сновидения. От этой мысли становилось совсем уж не по себе.
– О, да вот же он… погоди-ка.
Шепсет недоверчиво смотрела, как воин снял пару своих амулетов, перевесил, а на освободившийся шнур продел собачий кулон. Потом крепко затянул узел и протянул ей на ладони.
– Надень. Так будет сложнее потерять.
Увидев, что Шепсет медлит, он сам аккуратно подцепил пальцем шнур и надел амулет ей на шею. Она сморгнула. Откуда-то из глубины поднялось воспоминание о других руках и другом голосе.
…На его ладони лежал золотой лотос – амулет с инкрустацией из сердолика.
– Почти как твои глаза. Надень.
– Я не… не могу принять, – она покачала головой, хотя забрать драгоценный подарок очень хотелось.
Драгоценный не потому, что был отлит из золота царских сокровищниц и инкрустирован камнями Исет[25], похожими на застывшее закатное солнце. А потому что это был подарок Рамсеса. Его руки касались этого лотоса, и его взгляд выбирал, одобрял его из всех возможных вещиц.
Царевич тихо рассмеялся.
– Почему же? Ни к чему ведь не обязывает, а случай располагает. К тому же я хочу видеть твою радость.
Рамсес сам аккуратно надел амулет ей на шею.
И она не отстранилась, приняла, встречая его мягкий пристальный взгляд и не зная, как быть. Она желала и сбежать, и остаться – все одновременно. Но этой теплой улыбке невозможно было противостоять, а от легкого прикосновения пальцев к шее голова пошла кругом…
Другой амулет. И тот шнур был золотым, а не из простых переплетенных нитей.
Но этот жест кольнул так болезненно, непрошено. Шепсет вздохнула, накрыла амулет ладонью и сама взяла воина за руку.
«Благодарю тебя», – очень хотелось сказать ей, но голос не слушался…
Слова каким-то чудом все же вырвались из сжатого горла, пусть и едва слышным шепотом.
– О, так ты все-таки разговариваешь со мной, – улыбнулся ее спутник.
Шепсет смущенно пожала плечами. Но что-то словно немного разомкнулось внутри, и дышать стало еще чуточку легче.
Воин протянул ей флягу.
– Раз сон тебе все-таки нужен… значит, и вода, полагаю, тоже.
Об этом она не думала. В чем теперь вообще нуждалось ее тело? Привычного голода и жажды она до сих пор не испытывала, только эту ужасную тошнотворную слабость и онемение всех ощущений. Но теперь, когда ее спутник заговорил об этом, Шепсет осознала, что в горле в самом деле очень сухо. Чуть улыбнувшись в знак благодарности, девушка взяла флягу и сделала осторожный глоток. Потом еще один, и еще.
Капли словно падали на потрескавшуюся от долгой засухи почву, напоминая, что значит расцветать жизнью.
«Первозданные воды омывают тебя. Дарую тебе свое дыхание – дыхание Западного Берега. Твоя плоть жива…»
И она в самом деле оживала.
– Жаль я не успел спросить у жрецов, спят ли мертвые и пьют ли воду, – усмехнулся воин, забирая флягу и делая пару глотков. – Мы приносим подношения Ка[26]наших предков, но вот как быть с кем-то вроде тебя?
Шепсет хотела уже было возмутиться, возразить, но и сама пока не слишком понимала свою природу. Она осознавала себя собой, но не до конца. Может быть, от нее и осталось только Ка? Но если ей вернули имя – значит, вернется и все остальное?
Если бы она знала…
В следующий миг она поняла, что ужасно хочет есть. Это ощущение было таким простым и первобытным, что затмило собой даже липкий ужас недавнего кошмара. Ох сколько бы она сейчас отдала за теплую свежую лепешку и горсть кисло-сладких гранатовых зерен! Да, кажется, раньше она очень любила гранаты… Этот вкус на языке был таким явственным, и к нему добавился запах горячего хлеба. Точнее – это были воспоминания о вкусе и запахе.
В животе заурчало, и она недоверчиво прижала ладонь. Воин рассмеялся так открыто и заразительно, что девушка не смогла на него рассердиться.
– Да уж, тяжело тебя опасаться… создание Дуата с урчащим животом.
Создание Дуата? Это она-то? Шепсет, немного обиженная его насмешливостью, теперь и сама не удержалась, фыркнула от смеха.
Воин поднялся, подошел к своим вещам, порылся, ища что-то, а потом вернулся с небольшим свертком. В тряпице оказалось пол лепешки и немного повядшего лука. Поверх легли несколько головок инжира. Две он забрал себе, остальное подвинул девушке.
– Это все, что осталось от моего последнего пайка. А инжир из садов, по дороге… то, что там пока не успели разорить. Надеюсь, Боги на меня в обиде не будут за расхищение храмовых владений, – он усмехнулся и надкусил инжир, а один из плодов положил на заброшенный семейный алтарь хозяев гробницы, не задумываясь. Этот жест был таким естественным, что девушка укрепилась в своей мысли – да, он оставался здесь не впервые.
Шепсет жадно накинулась на скудную еду. Лепешка была совсем сухой, не как у нее в мечтах только что, но сейчас казалось, что вкуснее она в жизни ничего не ела.
Как же вкусно.
И как же мало… Тело, словно очнувшись от глубокого сна и решив восполнить недостающее, требовало еще воды и пищи. Шепсет вздохнула, собрала крошки с тряпицы и облизнула пальцы, не задумываясь о манерах и изяществе. Потом подумала, что ведь ему досталось еще меньше, и стало неловко.
Воин ободряюще кивнул ей.
– Попробую раздобыть нам что-нибудь еще к вечеру, а то ты еле на ногах стоишь. Думал, побыстрее пойдем, ну да ладно. Завтра к ночи уже доберемся.
– Куда? – хрипло спросила Шепсет, и сама удивилась, что все-таки получилось. Удивился и ее спутник. Правда, голос у нее был скрипучим, как у какого-нибудь чудовища из тех, которых матери колыбельными и заговорами отгоняют от порога. Таким голосом уже не споешь на ритуалах, услаждая слух Богов. – Куда ты ведешь меня?
– Ах вот оно что. Тебя стоило просто покормить, чтоб ты снизошла до разговора со мной? – насмешливо уточнил воин, пряча удивление, но, увидев ее встревоженный взгляд, посерьезнел. – Мы идем в гарнизон стражи Западного Берега.
Шепсет вздрогнула. Зачем в гарнизон?..
Она вспомнила первое пробуждение – привкус собственной крови, смешанный с горьковатой сладостью. Дело было сделано. Все должно было закончиться еще тогда, но почему-то продолжалось.
«Ты нужна нам…»
Голос воина вторгся в ее мысли.
– Там сейчас безопаснее. В Городе Мертвых все кипит, – он вздохнул. – Пожар бунтов разнесся уже намного дальше от Сет-Маат.
Бунты… Это наверняка было связано с…
Продолжать мысль оказалось страшно – словно, если оставить незавершенной, все еще можно исправить, не допустить.
Шепсет резко подалась вперед.
– Мне нужно… нужно в Сет-Маат.
– Э-э-э нет, вот туда сейчас точно не надо, – покачал головой воин. – Жители очень разгневаны. Лучше дождаться, пока все успокоится. Да и зачем тебе туда?
Девушка опустила взгляд, погладила лежавшую между ними собаку, почему-то не проявившую никакого интереса к скромной трапезе. Почему-то казалось, что с этим человеком лучше быть честной – не такая ведь большая плата за его помощь.
– Семья, – коротко ответила она.
Помолчав, он сказал:
– У меня приказ отвести тебя к командиру. Но я попробую узнать, как обстоят дела в городе мастеров, хорошо?
Шепсет с благодарностью кивнула. Когда ее спутник пошел собирать снаряжение, она помогла ему скатать циновки и убрать все нишу в стене за корзинами и битыми кувшинами. В таких нишах обычно размещали погребальную утварь.
Собака задержалась в гробнице, что-то обнюхивая, даже когда ее люди уже направились к сбитым каменным ступеням, на которые струился скудный свет. Воин обернулся, протянул Шепсет руку для опоры, и осторожно девушка вложила свою ладонь в его.
– Почему ты мне помогаешь? – тихо спросила она.
Он ответил не задумываясь, прямо, но совсем не так, как она ожидала.
– Может, это глупо. Просто мне стало тебя жаль.