Глубины были темны и бездонны, как беззвездное небо, и, казалось, она ослепла, созерцая их. В ее теле больше не было силы, и руки, скрещенные на груди, не могли подняться даже для единственного гребка.
Тягучие воды мерцали матовым блеском, словно ртуть или потускневшее от времени зеркало, и это было ее единственным светом. Ее грудь силилась подняться для вдоха, но толща вод смыкалась вокруг, запеленывая погребальным саваном.
И вокруг плыли другие тела, такие же безвольные, безымянные, уносимые все дальше. Сознание онемело, оцепенело в этой шелестящей тишине, плещущейся чьими-то далекими голосами – криками ли, стонами или безнадежным зовом, рассыпающимся где-то в незримых сводах бесконечных пещер.
Смутно она помнила, что у нее должны быть крылья и что кто-то должен сохранить ее имя, иначе она растворится здесь.
Смутно она помнила имена Врат и Стражей на пути, который должна пройти, иначе она не найдет себя.
Смутно…
И не было ни боли, ни страха – лишь постепенное угасание воли, погружение в многоликую зыбкость, в которой не узреть и не вспомнить отражения собственного лица…
Пространство вокруг пришло в движение. Нечто прорезало тягучие воды – огромное, великое, рассекающее пространство многоо́бразной вечности из века в век. И, очнувшись от погибельной дремоты, она и другие обратили свои взоры к ослепительному сиянию Божественной Ладьи.
Шевельнулось внутри узнавание, память о том, каково это – сделать вздох, протянуть руки навстречу могучему зову жизни, противиться которому не могло ничто здесь. И она вздохнула, закричала, выплеснутая первозданными водами…
Тысячи пещер и переходов распахнулись перед ее сознанием, наполненные иной, потусторонней жизнью. Обитавшие здесь сущности слетались к ней, зовя, касаясь, пробуя на вкус.
Она распрямилась, потерянная, вспоминая, что у нее было тело, был облик и имя. И впервые ее окутал страх – она отчаянно пыталась вспомнить и не могла. Вот она, нить, на кончиках пальцев – ускользает безвозвратно, как ни пытайся поймать. А вместе с именем тает и путь, по которому можно было бы вернуться…
Тягучая подвижная темнота разбивалась на сотни отражений, пока одна из форм не восстала перед ней – не чуждая, как многое здесь, но до боли знакомая.
С отчаянием она протянула свою призрачную хрупкую руку, нащупывая темную шерсть зверя, более настоящую, чем она сама. Путеводными звездами вспыхнули во мраке глаза. Она обняла зверя, прильнула к нему, излучающему живое тепло, безошибочное родство.
Черный пес, проводник душ, повел ее сквозь зыбкое пространство полузабытья, и другие сущности отступали, более не пытаясь поглотить ее или задержать.
С каждым шагом она сама становилась все реальнее, и где-то далеко ее сердце вспоминало, как биться, в тягучем ритме повторяя имя ее божества.
Инпут…
Инпут…