Два самых чудовищных режима за всю историю человечества установились в ХХ столетии, и обоим в высшей степени присущи искажение и осквернение истины, подлое понимание, что усталость, цинизм и страх сделают людей восприимчивыми ко лжи и фальшивым посулам вождей, стремящихся к неограниченной власти. Как писала Ханна Арендт в книге «Истоки тоталитаризма»: «Идеальный подданный тоталитарного режима – это не убежденный нацист или убежденный коммунист, а человек, для которого более не существуют различия между фактом и фикцией (то есть реальность опыта) и между истиной и ложью (то есть нормы мысли)»{1}.
Современного читателя больше всего должен встревожить тот факт, что слова Арендт перестают звучать как послание из иного столетия и кажутся пугающе точным определением того политического и культурного ландшафта, где мы обитаем ныне, – мира, где фейковые новости и ложь в промышленных объемах производятся российскими фабриками троллей, непрерывным потоком текут из уст и Twitter президента Соединенных Штатов и, подхваченные соцсетями, со скоростью света распространяются по всему земному шару. Национализм, трайбализм, миграции, страх перед социальными переменами и ненависть к чужакам вновь усиливаются, а люди, разделенные на группировки и запертые в информационных пузырях, утрачивают чувство общей реальности и способность общаться поверх социальных и идеологических барьеров.
Не следует проводить прямую аналогию между нынешней ситуацией и ошеломляющими ужасами эпохи Второй мировой войны. Но стоит присмотреться к некоторым внешним и внутренним условиям, «сигналам опасности», которые Маргарет Этвуд обнаружила у Оруэлла в «Скотном дворе» и «1984»{2}: эти условия делают человека восприимчивым к демагогии и политическим манипуляциям, а народы – легкой добычей диктаторов. Стоит разобраться в том, как пренебрежение фактами, подмена аргументов эмоциями и распад языка подрывают ценность самой истины и каковы последствия этого для Америки и мира в целом. «Историк понимает, насколько тонка ткань фактов, внутри которой мы обитаем, – писала Арендт в эссе 1971 года «Ложь в политике». – Ее в любой момент может проткнуть отдельная ложь или разорвать в клочья организованная ложь групп, государств, классов; истину отрицают, искажают и зачастую тщательно покрывают слоями лжи или попросту допускают, чтобы она соскользнула в забвение. Необходимо постоянно повторять факты, чтобы они не были забыты, необходимы надежные свидетели для установления фактов – только так они получают неприкосновенное обиталище в области человеческой повседневности»{3}.
Термин «упадок истины» – введенный Корпорацией «Рэнд»[1] (Rand Corporation) для описания «снижающейся роли фактов и анализа»{4} в общественной жизни Америки – вошел в словарь постправды и присоединился к ставшим уже привычными выражениям «фейковые новости» и «альтернативные факты». Причем фейковые нынче не только новости: существует фейковая наука (создаваемая теми, кто не признает изменений климата и борется против прививок), фейковая история (исходящая от тех, кто сомневается в Холокосте или утверждает власть белых), фейковые американцы в Facebook (изображаемые российскими троллями) и фейковые «лайки» в соцсетях (генерируемые ботами).
Трамп, сорок пятый президент Соединенных Штатов, лжет так изобильно и с такой скоростью, что, согласно подсчетам The Washington Post, за первый год в Белом доме успел сделать 2140 лживых или вводящих в заблуждение заявлений{5}, в среднем почти 5,9 в день. И эта ложь обо всем, от расследования российского следа в американских выборах до его личной популярности и достижений, включая сколько времени он просиживает перед телевизором, – лишь самый яркий красный маячок среди множества других грозных сигналов о развернувшейся кампании против демократических институтов и норм. Трамп регулярно проявляет агрессию по отношению к системе правосудия, спецслужбам, системе выборов и гражданским чиновникам, благодаря которым функционирует правительство.
Такие нападки на правду происходят отнюдь не только в пределах Соединенных Штатов. По всему миру вздымаются волны популизма и фундаментализма, апелляция к страху и ненависти берет верх над аргументированным спором, демократические институты подрываются, экспертные знания подменяются мудростью толп. Ложные сведения о финансовых взаимоотношениях Великобритании с ЕС (надпись на автобусе, использованном в кампании сторонниками выхода из Евросоюза{6}) способствовали тому, что чаша весов склонилась в пользу Брекзита, и Россия, посеявшая дезинформацию[2], продолжала наращивать пропагандистские усилия во время избирательных кампаний во Франции, Германии, Нидерландах и других странах, добиваясь дискредитации и дестабилизации демократий.
Папа Франциск напоминает: «Не существует безвредной дезинформации: последствия лжи и ее принятия могут быть очень опасными»{7}. Экс-президент Барак Обама замечал: «Одна из главных угроз нашей демократии заключается в том, что для нас перестает существовать общность фундаментальных фактов»{8}. По его словам, люди ныне «действуют в принципиально разных информационных вселенных». Сенатор-республиканец Джефф Флейк произнес предостерегающую речь о том, что «2017 год стал годом, в который истина – объективная, эмпирическая, основанная на доказательствах истина – подвергалась такому надругательству, какого еще не знала за всю историю нашей страны, причем от рук самого могущественного человека в нашем собственном правительстве»{9}.
Как это произошло? Где корни лжи, проросшей в эпоху Трампа? Как случилось, что правда и разум превратились в исчезающие виды и чем их гибель обернется для публичного дискурса и для будущего нашей внутренней и внешней политики? Вот основная тема этой книги.
Проще всего счесть Трампа – кандидата, начавшего политическую карьеру с обличения Обамы как «неуроженца США», – черным лебедем, залетевшим в Белый дом благодаря редчайшему совпадению факторов: к числу этих факторов принадлежит и разочарование электората, еще не отошедшего от финансового кризиса 2008 года; и российское вмешательство в выборы, обеспечившее в соцсетях поток фейковых новостей в пользу Трампа. Поляризовавшая избирателей кандидатура от конкурирующей партии – Хиллари Клинтон – воспринималась как воплощение вашингтонской элиты, что и принялись изобличать популисты; а еще добавилось, по приблизительной оценке, примерно на пять миллиардов медийного времени{10}, бесплатно предоставленного СМИ в погоне за приростом аудитории, который обеспечивала им былая звезда реалити-шоу.
Если бы писатель сочинил злодея, подобного Трампу – преувеличенный, перехлестывающий через край нарциссизм, невежество, склонность к предрассудкам, хамство, демагогия и тиранические порывы (а еще он ежедневно потребляет дюжину баночек диет-колы{11}), – этого автора обвинили бы в избыточном вымысле и неправдоподобии. На самом деле президент Соединенных Штатов зачастую выглядит менее убедительным персонажем, чем карикатура, созданная обезумевшим художником из смешения короля Убю[3], пса Триумфа[4] и персонажа, не вошедшего в комедию Мольера.
Но клоунские черты Трампа не должны заслонять от нас куда более серьезные последствия его агрессии против истины и закона: он обнажил все уязвимые места наших институтов и цифровых коммуникаций. Едва ли кандидат, неоднократно уличенный во время кампании в долгой истории лжи и мошеннических практик в бизнесе{12}, мог бы рассчитывать на такую народную поддержку, если бы значительная часть электората не была несколько пресыщена правдивостью и если бы не сказались еще более глубокие системные проблемы в том, как люди получают информацию и как они привыкают мыслить все более партийно и раздробленно.
В Трампе личные черты – тоже аспект политики, и во многих отношениях он не столько чудище из комикса, сколько доведенное до крайности и абсурда воплощение более широких и взаимодействующих тенденций, которые сейчас и разрушают истину: от смешения новостных и политических программ с развлекательными до токсичной поляризации американской политики и нарастающего популистского презрения к экспертному знанию.
Эти тенденции, в свою очередь, продолжают динамику, много лет вызревавшую под поверхностью повседневной жизни. Так складывалась экосистема, в которой Веритас, богиня Правды (она изображена Гойей на знаменитом офорте «Правда умерла»), может смертельно захворать.
На протяжении десятилетий объективность или даже мысль о том, что людям свойственно стремиться к самой точной из доступных истин, все более выходила из моды. Знаменитая фраза Дэниэла Патрика Мойнихэна[5] – «Каждый имеет право на особое мнение, но не на особые факты»{13} – как никогда актуальна: поляризация зашла настолько далеко, что избиратели «красных» и «синих» штатов с трудом приходят к соглашению по поводу одних и тех же фактов.
Это наблюдается с тех пор, как солнечная система новостных сайтов правого крыла, вращающаяся вокруг Fox News и Breitbart News, охватила своим гравитационным притяжением основную базу республиканцев и ее влияние многократно умножили соцсети, соединяющие схоже настроенных пользователей и настраивающие ленту новостей таким образом, что каждый получает подкрепление собственных заведомых мнений: в результате все живут в камерах без окон, и эти камеры становятся все более тесными.
Релятивизм усиливается с тех самых пор, как в 1960-е годы начались культурные войны. Тогда его подхватили «новые левые», спешившие изобличить предрассудки западного, буржуазного, патриархального мышления, а также ученые, проповедовавшие евангелие постмодернизма, которые принялись утверждать, что универсальных истин не существует, есть только малые личные истины – концепции, формируемые современными культурными и социальными силами. С тех пор релятивистской аргументацией завладели правые популисты, в том числе креационисты и отрицатели глобального потепления: они требуют, чтобы их взгляды преподавались в школах наряду с «научно обоснованными» теориями.
Релятивизм, разумеется, идеально совпал с нарциссизмом и субъективизмом, который тоже возрастал от «Десятилетия имени меня», как припечатал его Том Вулф[6], до эры селфи и борьбы за самооценку. Неудивительно, что «эффект Расёмона» – убеждение, будто истина зависит от точки зрения, – пронизал в нашей культуре все, вплоть до популярных романов вроде «Судеб и фурий» и телесериала «Любовники», который держится на соперничающих реальностях ненадежных рассказчиков.
Без малого четыре десятилетия я читаю и пишу о подобных проблемах. Все начиналось еще с торжества деконструктивизма и битв за литературный канон в университетах и продолжалось спорами о вымысле при пересказе исторических событий в фильмах Оливера Стоуна «JFK» и Кэтрин Бигелоу «Цель номер один».
Я обсуждала попытки администрации и Клинтона, и Буша уйти от прозрачности и определять реальность на собственных условиях, а теперь говорю о войне Дональда Трампа с языком, о желании возвести аномалию в норму и о том, как технологии влияют на распространение и усвоение информации. В этой книге я надеюсь, опираясь на свой опыт чтения и наблюдения за текущими событиями, более систематично представить продолжающую атаку на истину и поместить нынешние сражения в контекст широких социальных и политических тенденций, которые развиваются в нашей культуре уже много лет. Я также намерена обратить внимание читателей на некоторые провидческие книги и тексты, которые проливают свет на нынешнюю ситуацию.
Правда – краеугольный камень демократии. Как сказала бывшая и. о. генерального прокурора Салли Йейтс, истина – то, что уберегает нас от автократии: «Можно и нужно спорить о различных вопросах и о политических решениях. Но эти споры должны быть основаны на общепризнанных фактах, а не на поляризующей риторике и выдумках, которые обращены лишь к эмоциям, в особенности к страху.
Объективная истина существует. Более того: умолчание тоже не должно оставаться безнаказанным. Мы не можем помешать общественным лицам произносить ложь, но от нас зависит, призовем ли мы их к ответу за ложь или же от усталости и разочарования или в угоду собственным политическим интересам предпочтем ничего не замечать, и так безразличие к истине сделается новой нормой»{14}.