Опять незнакомый потолок, в который уж раз за этот месяц. Сун Цзиюй долго лежал, рассматривая трещины на старом темном лаке балок. В саду за летней перегородкой шумела листва, тени метались по свежей бумаге, запах влажного дерева висел в воздухе – снаружи недавно мыли полы.
Сун Цзиюй был не из тех, кто залеживается допоздна. Часто Жу Юй, принеся завтрак, заставал его уже в кабинете над бумагами или в саду с мечом, но сегодня как будто каменную плиту положили на грудь.
Он усилием воли заставил себя подняться. Даже умываться не было сил. Может, и бриться сегодня не стоит…
«Так и опускаются чиновники в провинции, – подумал он, потерев ощетинившийся за ночь подбородок. – Сперва мелкие допущения, потом – крупные взятки и пьянство».
Вошел Жу Юй со свежей водой и полотенцами.
– Ну как вам дом, господин? Уж мы тут все отмыли, подремонтировали… Пруд только совсем зарос, надо чистить. Карпы там – с бревно размером!
– Прекрасно, – равнодушно ответил Сун Цзиюй. – Позови Лань Сы.
Пока он приводил себя в порядок, Лань Сы донес до него неутешительные результаты вылазки.
– Отнекиваются они, нет мол никакого особого борделя. Только, думаю, господин, врут – просто не того я полета птица для этого заведения: две связки серебра им предлагал – никто даже не смотрит.
Придется, значит, идти самому. Только чужаку тоже могут и отказать… Сун Цзиюй поморщился. Он знал, кого следует попросить о помощи, но так не хотелось…
Лучше схожу в порт сам, посмотрю, что там к чему, решил он. Где-то ведь она прячется… И если кровь на шелке ее – ранена.
Порт окатил его запахом рыбы, гниющих водорослей, свежей пеньки. У дальнего мола шумно разгружали корабль, кричал на матросов приказчик, но в остальном место это являло собой картину сонного запустения. На рассохшихся досках причала развалилась целая стая бродячих котов – видно, ждали рыбацкую лодку. Под залатанным навесом двое неопрятных стариков с обветренными лицами, переругиваясь, играли в сянци. Рядом уличный торговец пытал в кипящем масле тощих рыбешек. Истошно кричали чайки, прямо перед Сун Цзиюем, одетым в коричневый дорожный халат Лань Сы, шлепнулся на доски белый помет, задев край соломенной шляпы.
Цветочные лодки стояли поодаль – аляповатые вывески висели понуро, неуместные в ярком утреннем свете. На палубах было пусто, только с одной через борт свешивалась девица, полоща белье. Нет, не она… Скорее всего, у той поранена рука.
Он дошел до края пристани, постоял, глядя в черную воду. Заглянул за доки, пахнущие дегтем и заплесневелым деревом гниющих без дела кораблей. Медленно побрел обратно, приглядываясь из-под соломенной шляпы к лоточникам. Мужчины, мужчины, вот хозяйка, но – слишком старая, грузная…
Полчаса спустя он признал свою идею провальной. С чего убийце сидеть на пристани? Наверняка где-то спряталась.
Он купил у лоточника сомнительное подсохшее маньтоу и устроился под навесом, лениво посматривая по сторонам. Игроки в сяньци его заметили: все бросали любопытные взгляды, пока наконец не выдержали, бросили партию.
– Парень! Ждешь кого или в матросы нанимаешься? – спросил старик с выцветшим синим платком на голове. – Лао Ма больше уж людей набирать не будет.
– Я… – придумать причину, немедленно! – Ищу человека. Служанка обворовала хозяев и сбежала. Мне сказали, она в Чжунчэне. Может, устроилась на цветочную лодку…
Игроки разразились хохотом.
– Ну нет, на лодках мы всех уже перещупали, там одни «ношеные туфли»! Новеньких никого!
Сун Цзиюй вздохнул. Ничего не знают или хотят денег?
– Дядюшки, давайте-ка я куплю вам вина, может, это освежит память? – он позвенел монетами.
«Дядюшки» от угощения отказываться не стали, да и возможность перемыть косточки местным торговкам под чарку байцзю решили не упускать.
– Матушка Цзя наняла недавно девчонку!
– Да той лет тринадцать, не больше!
– А кто у жены лао Фаня рыбу чистит?
– Эта не из господского дома точно, немая бродяжка.
– А вот про цветочные лодки – неправда твоя, на «Бирюзовой иволге» в прошлом месяце невинность какой-то новой девки продавали!
– Знаем мы эту невинность, куриной кровью обмажется и орет, будто ее режут, а у самой – как ведро…
Сун Цзиюй поморщился от их грубости, но что-то в неспешном разговоре его зацепило. Что?..
– Вы сказали… появилась немая бродяжка? – он подался вперед.
Если ты из Корё… не проще ли притвориться немой?
Старик в платке поскреб торчащую бороду, махнул рукой в сторону рыбного ряда.
– Да, вон лоток жены лао Фаня, там, небось, и работает.
Сун Цзиюй проследил взглядом за его рукой. Та же грузная женщина в заляпанном фартуке, он уже проходил мимо. Но вот внизу, за самим лотком, он впервые заметил движение, показалась на мгновение белая косынка…
Он молча бросил на стол пару монет и двинулся обратно к торговке. Может, это не она. Но почему затаилась, когда он проходил мимо в первый раз? Совпадение?
Он приценился к карпам, плескавшимся в лохани у загорелого поджарого мальчишки, сидевшего рядом с нужным местом. Отошел, покачав головой. Поздоровался с «женой лао Фаня».
– Крупные, – он кивнул на снулых рыбин, лежащих горкой. – Возьму двух карпов. И пусть ваша девчонка их сразу почистит.
– Непременно, господин! Как зеркало блестеть будут! – хозяйка ухмыльнулась щербатым ртом и обернулась. – Что ты там ползаешь? Почисти вот этих!
Девушка выпрямилась. Миниатюрная, с приятным округлым лицом, большими темными глазами…
И тесаком в забинтованной руке.
Сун Цзиюй и сам не помнил потом, как успел увернуться: тесак лишь сбил с него шляпу и, просвистев мимо, вонзился в доски. Он невольно обернулся… зря. В следующий миг скользкая холодная рыбина ударила его в шею, острый угол лотка угодил в живот – а девчонка уже убегала, ловко уворачиваясь от прохожих.
Сун Цзиюй перескочил через поваленный лоток, оттолкнул кого-то с дороги, проскользил по гладким вытоптанным доскам под длинным ящиком, который носильщики тащили на плечах, взбежал на пирамиду бочек – срезать путь, опередить… Но мол внезапно кончился. Девица, оказавшись на краю, вскинула руки – и, выгнувшись идеальной дугой, без всплеска ушла в воду, словно рыбка. Сун Цзиюй прыгнул следом – без всякого изящества, как собака. Вынырнул, заоглядывался – но нигде ее не было, ни ее, ни даже пузырей, словно растворилась…
Он выругался, ударил по воде кулаком. Проклятье…
На краю мола уже собрались люди, ахали, смеялись, тыча в него пальцами. Двое матросов помогли ему вылезти.
Хозяйка перевернутого лотка, ругаясь, собирала вываленный товар. Сун Цзиюй прихватил ее за рукав, сунул под нос служебную бирку:
– Кто была эта девушка? Как зовут, где живет?
– Вот не знаю! Она слова не сказала, немая, верно! Прибилась к порту с месяц назад, то рыбачит, то рыбу потрошит… А кто она такая и где живет, мне неизвестно, господин магистрат… Возьмите вот полотенце…
Сун Цзиюй вежливо отказался от пахнущей рыбой тряпки и еще раз прошелся по пристани, глядя в воду, но все было, конечно же, без толку.
Он возвел очи горе и испросил у всех богов, чтобы плата, которую заломит ему господин Ху за очередную помощь, оказалась хотя бы пристойна, не то чтобы уже не высока.
– Прошу прощения, я не расслышал, – Ху Мэнцзы совершенно точно расслышал все, иначе не сиял бы так. – О чем вы меня попросили?
На этот раз он нашелся в чайной – играл в вэйци с каким-то приезжим землемером и не явился, пока не доиграл партию. Впрочем, Сун Цзиюй от него пунктуальности и не ожидал.
Спасибо, что вообще пришел.
– Мне нужно, чтобы вы отвели меня в бордель, – сухо повторил он, прекрасно понимая, что негодяй забавляется.
– Разумеется, я счастлив буду провести с вами вечер. Мне посоветовать вам кого-нибудь из девушек или возьмем одну на двоих?
– Меня не интересуют девушки, – поморщился Сун Цзиюй и осекся, поняв, как это прозвучало. – Мне нужно…
– Внимание мужчины? – улыбнулся Ху Мэнцзы. – Может быть, я тот мужчина, что сможет удовлетворить ваши желания?
Сун Цзиюй, прищурившись, нарочито медленно, с непристойной внимательностью оглядел его с ног до головы.
– Недостаточно вы хороши, для того чтоб сбивать других с пути истинного, господин Ху, – вынес вердикт он. Совершенно несправедливый вердикт: наглец был высок, строен, с тонкой талией и длинными ногами; красивое лицо его с чуть раскосыми по-кошачьи глазами хоть и несло на себе печать скуки и порока, все же казалось лицом человека не пустого, скорее насмешливого. Сун Цзиюй вздохнул.
– А теперь все-таки выслушайте меня. Мне нужно, чтобы вы отвели меня в бордель, куда пускают только здешних богачей. На какой-то из цветочных лодок есть заведение, которое предоставляет… особые услуги. Знаете о таком?
Ху Мэнцзы задумчиво потер подбородок, как будто не заметив предыдущего выпада.
– Особые услуги для особых людей… Вы о том, где женщине позволяется любого чиновника отходить плетью, а он еще и заплатит? Говорят, такое нравится людям, которые на публике строги и сдержанны.
Сун Цзиюй тоже сделал вид, что не заметил шпильки, но запомнил. Вот бесстыжий гад…
– Нет. Я о том, где клиентам позволяется делать с женщинами что угодно.
– О. – Взгляд господина Ху похолодел. – Надеюсь, что вам это нужно для дела.
Сун Цзиюй склонил голову набок:
– А если нет? – он хмыкнул и сказал уже обычным своим тоном: – Я подозреваю, что убийства и покушение на молодого господина Ма связаны с этим местом. Эта девушка… возможно, она мстит. Может быть, она там работала, и с ней что-то сделали… Не знаю. Но узнаю, если вы отведете меня туда.
– Значит, вы делаете меня почетным помощником магистрата! – немедленно оживился Ху Мэнцзы. – Как занятно, такого со мной еще не бывало! Жаль, что не придется переодеваться и разыгрывать роль какого-нибудь торговца танхулу!
– Это вы всегда можете сделать и сами, – усмехнулся Сун Цзиюй. – Так что? Вы знаете об этом заведении и отведете меня туда сегодня?
– Разумеется! У меня тут недалеко пришвартована лодка, надеюсь, еще не сгнила, – господин Ху хищно улыбнулся. – О вине и закусках не беспокойтесь тоже. Ваше дело – быть в сумерках на третьем причале и выглядеть красивым… вернее, богатым скучающим бездельником.
– Вроде вас?
Господин Ху приподнял бровь.
– Вы считаете меня красивым?
Сун Цзиюй скрестил руки на груди, изо всех сил стараясь не улыбнуться.
– Говорят, красота мужчины в мудрости. Жду не дождусь, когда господин Ху блеснет своей красотой.
Ху Мэнцзы рассмеялся.
– Нет уж, магистрат. Сегодня ваш черед блистать.
Конечно же, Жу Юй распаковал все привезенные сундуки и развесил для проветривания все одежды, даже те, которые Сун Цзиюю вряд ли пришлось бы снова надеть – пурпурный халат чиновника для официальных докладов его величеству, тяжелые, расшитые серебряными нитями одеяния для придворных пиров и… вещь, которую не стоило забирать из столицы.
Сун Цзиюй достал ее, поражаясь легкости, гладкости ткани. Провел ладонью по тончайшим, как паутинка, нитям вышивки и вздохнул. Наряд для дня рождения, роскошный, но при этом изысканный; дорогой, но без крикливости. Сам наследный принц не погнушался бы таким. Кто мог знать, что столь драгоценную вещь используют для вульгарного притворства? Сун Цзиюй невесело усмехнулся.
«Будь благодарен, что не пришлось все это продавать, магистрат Сун. Не остался без повода пожалеть себя», – подумал он и решительно захлопнул дверь в гардеробную.
Чем висеть без дела и напоминать о прошлом, пусть лучше эти тряпки помогают изловить убийцу.
Несколько часов спустя, когда вечер уже налился чернильной темнотой, повозка Сун Цзиюя остановилась на причале прямо перед богатой, хоть и несколько облупившейся старомодно-громоздкой лодкой, украшенной разноцветными фонарями. Ху Мэнцзы, стоящий у борта, удивленно приподнял брови, когда Сун Цзиюй, опираясь на руку Лань Сы, вышел из повозки. На самом деле помощь слуги не требовалась, хотя многослойные одежды из синего, расшитого золотыми кленовыми листьями шелка куда больше сковывали движения, чем привычная форма. Но раз уж господин Ху надеялся увидеть изнеженного бездельника – грех было не принять вызов. Распущенные волосы, собранные изящной нефритовой заколкой, аромат благовоний, японский костяной веер, стоящий дороже, чем, пожалуй, вся эта лодка… Сун Цзиюй ухмыльнулся: «Посмотрим, что ты на это скажешь, господин Ху».
Удивление господина Ху длилось недолго. Он властно отодвинул своего кукольного юношу-слугу, бросившегося помогать, и сам подал руку.
– Уж не Пань Ань ли сошел с Небес осчастливить нас своим визитом? – пропел он. – Как же вы добрались? Прекрасные девы не окружили вашу повозку?
Сам Ху Мэнцзы одет был в те же пестрые, красно-черные одежды, в которых Сун Цзиюй встретил его в первый раз. В полутьме казалось, что его глаза отсвечивают колдовской зеленью, а губы необычайно алые, словно от прилившей крови. Но, присмотревшись, Сун Цзиюй понял, что это лишь помада и зеленоватая сурьма.
– Может, и окружили. Я не поднимал занавеску, – лениво откликнулся он, опершись на предложенную руку, и вдруг понял, что даже испытывает удовольствие от этого притворства.
Ху Мэнцзы рассмеялся, провел его в маленькую каюту-беседку. Все шторы и пологи были подняты, прохладный ветерок обдувал чарки с вином, тонко нарезанное мясо и ломтики засахаренных фруктов.
Еще один кукольный слуга задумчиво жевал длинную полоску вяленой рыбы, сидя на корточках, но, завидев хозяина, немедленно засунул оставшееся в рот обеими руками, как зверек. Недостаточно быстро: господин Ху все же отвесил ему легкий подзатыльник.
– Ли Пятый, собачье отродье, вздумал жрать, пока гость голодный?! Я тебя что, для этого взял?
Юноша тихонько, по-собачьи взвизгнул, зажмурив один глаз, и бросился разливать вино.
Сун Цзиюй позволил усадить себя на скамью и принял чарку. Лодка медленно заскользила по воде; где-то за ней, невидимый и неслышимый, плыл на небольшой рыбацкой лодчонке Лань Сы – на всякий случай, вдруг что пойдет не так.
– А вы уже бывали в этом заведении, господин Ху? – поинтересовался Сун Цзиюй, пригубив вина. Хорошее… с терпким вишневым привкусом. Не такое легкое, как подавали при дворе, скорее яркое, сразу кружащее голову. Под стать хозяину.
– Лично – не бывал никогда, – Ху Мэнцзы залпом выпил, даже не поморщившись. – Я слишком устаю от того, что учу уму-разуму этих щенят, мне не доставляет удовольствия мучить девиц.
Один из «щенят» как раз склонился к Сун Цзиюю, чтобы подлить вина, и тот, входя в роль порочного молодого господина, мягко прихватил его за подбородок, повернул из стороны в сторону, разглядывая:
– Любите окружать себя красивыми безделушками, господин Ху?
– Разумеется. Зачем возможности, если их не использовать? – Ху Мэнцзы нарочито вздохнул. – Если б от них еще была польза! Хотите, отдам вам одного?
Фениксовые глаза юноши расширились от ужаса, он немедленно вырвался и упал перед Ху Мэнцзы на колени.
– Господин! Батюшка Ху! Не отдавайте меня в город, пожалуйста! Не разлучайте с братьями и сестрами! Умоляю вас, господин! Чем Ли Пятый так провинился?! Хотите, отрежу себе палец в наказание?! Хотите, руку отрежу? Только не отдавайте меня, не отдавайте! Я не смогу, я умру в городе! Вы смерти моей хотите? Хорошо, я приму смерть! Прямо сейчас в воду брошусь, лишь бы господин меня простил! Но вы передайте моим батюшке с матушкой, что их пятый сын погиб, служа своему хозяину… – он так разжалобил сам себя, что к концу речи уже вовсю хлюпал носом и заливался слезами.
– Ну-ну, успокойся! Никто тебя не заберет! – ошеломленно воскликнул Сун Цзиюй.
Ху Мэнцзы только устало махнул рукой.
– Уговорил, тебя я отдавать не собираюсь. Кыш отсюда, – он цокнул языком. – Вот об этом я и говорю, магистрат Сун. От них больше шума, чем пользы. Заговорят тебе зубы и довольны.
Юнец и вправду быстро утешился: немедленно утер слезы и исчез, а вместе с ним со стола исчезла паровая булочка.
Сун Цзиюй засмеялся, прикрывшись веером. А он-то думал, у него слуги своевольные…
– Ну хотя бы он вас повеселил, значит, есть толк и от избалованных мальчишек, – улыбнулся господин Ху. – Вот уж не думал, что вы бываете веселы. Или это притворство?
– Какое грубое замечание, – покачал головой Сун Цзиюй, внутренне забавляясь. – Где ваши манеры, господин Ху?
– Вы восприняли это как оскорбление? Ну, господин Сун! На самом деле я сделал вам комплимент, – господин Ху подлил ему еще вина. – Разве притворство – не главнейшая человеческая добродетель?
– Разве это не главнейший человеческий порок? – Сун Цзиюй пить не стал. Не хватало еще опьянеть к моменту, когда придет пора работать. Он бросил в рот кусочек рыбы. Повар у господина Ху тоже неплох… – Признаться, мало что я так презираю, как ложь и моральную нечистоплотность. Хоть притворство в ситуациях, подобных этой, и часть моей службы.
– С точки зрения магистрата, разумеется, это порок. Но разве человеческие ритуалы не притворство, что превращается постепенно в искренность? Ребенка учат проявлять уважение к старшим, которые ему не нравятся, это ли не притворство? – Ху Мэнцзы подался вперед. – А моя честность с вами разве принесла мне желаемые плоды? Приходится идти длинным путем.
– О чем это вы, господин Ху? – Сун Цзиюй лениво покачал в пальцах чарку.
– О том, что вы меня только используете для своих служебных дел, и ничего я за это не получаю, – Ху Мэнцзы картинно вздохнул. – Помогать магистрату – занятие интересное, но очень уж хлопотное. Могли бы просто отправиться в мое поместье пить вино, охотиться… развлекаться в свое удовольствие!
Сун Цзиюй закатил глаза. Ох уж эти бездельники! А это ведь просто прогулка, даже не слежка и не утомительная работа в архиве. Все мысли у этого человека только об одном…
– Я вас силком не тащил, господин Ху, – сухо бросил он. – Перейдем к делу. Когда прибудем, я хочу посмотреть на всех девушек, которых там предлагают. Нужно вычислить ту, которая охотнее заговорит. Прошу вас подыгрывать мне и не вмешиваться, пока я не попрошу вас об этом.
Ху Мэнцзы слегка поклонился.
– Обещаю слушаться вас во всем, мой суровый магистрат.
Они отплыли уже довольно далеко, берега вокруг утонули во тьме, на реку опустилась тишина, нарушаемая только мерным плеском весел. Лишь купы ив темнели на фоне лунного неба. Под их сенью черной громадой возвышалась большая лодка с закрытой палубой. На ней горело всего несколько огней и не было никакой вывески.
– Ваш выход, господин Ху, – Сун Цзиюй вежливо указал вперед, когда им сбросили сходни.
Господин Ху не заставил себя упрашивать. В два прыжка он взбежал по сходням, потрясая винным кувшином.
– Есть здесь живые?! Нам скучно торчать на реке без дела! Где же феи, которых обещал Сыма?!
– Господин, господин, осторожнее, не упадите!.. – две одетые в полупрозрачные шелка девушки с алыми фонариками в руках, щебеча, окружили Ху Мэнцзы. Еще две протянули ладошки поднимающемуся Сун Цзиюю.
Поднявшись на палубу, он увидел среди девиц женщину, одетую так же кричаще и безвкусно, но богаче – должно быть, их «матушку».
– Приветствуем господ на «Алой лилии», – она присела в изящном поклоне, и Сун Цзиюй готов был поклясться, что при этом крошка посыпалась с ее густо набеленного лица, как с плохо оштукатуренной стены.
Ху Мэнцзы ухмыльнулся, потрепал ее по щеке.
– «Алая лилия»… как красиво! Братец, мы попали куда надо!
– Правда, что ли? Пока не вижу ничего особенного, – капризно протянул Сун Цзиюй. – Дай ей денег, братец, пусть покажет нам все, что у них есть!
Вообще-то он приготовил увесистый кошель сам, но после грубостей Ху Мэнцзы решил слегка проучить наглеца.
«Братец» послушно бросил улыбающейся матушке мешочек монет, и улыбка ее превратилась в настоящий лисий оскал.
– Конечно, господам тут слишком темно, ничего и не увидишь! Пойдемте-ка в верхние каюты, там и светло, и уютно!
Девушки, хихикая, облепили их и повлекли к лесенке. Как по волшебству резные окна озарились огнями, тепло светившими сквозь красную бумагу. Цвет этот должен был, видно, создавать образ бутона, сияющего изнутри, но красные отсветы, ложившиеся на выбеленные лица и черную воду, казались призрачными, зловещими.
Следом за Ху Мэнцзы Сун Цзиюй вошел под алый шелковый полог. Девицы, продолжая щебетать, усадили их за стол; музыкантша в углу взялась за цитру, полилось рекой вино.
– Приведите всех ваших девушек, – велел Сун Цзиюй. – Хочу видеть, из чего выбираю!
Маман поклонилась и исчезла за пологом с другой стороны. Не прошло и нескольких мгновений, как она появилась снова, ведя за собой вереницу девушек в ханбоках. В отличие от встречающих красавиц, эти были молчаливы и шли, опустив глаза.
– Какие скромницы! – Ху Мэнцзы тут же устроился на ложе, поближе к Сун Цзиюю, закинул в рот крупную матовую виноградину. – Люблю покладистых, но вот глупые нам не нужны! Хочу такую, чтоб хоть в шарады с ней сыграть можно было, пока пьем. Кто тут знает язык хань?
Мамаша сделала знак, и вперед вышли три девушки. Сун Цзиюй поднялся.
– Так-так, посмотрим… – протянул он, нависнув над первой. – Ну-ка, гляди на меня! Нет ли какого изъяна? – он бесцеремонно взял ее за подбородок, заставив запрокинуть голову.
Та покорно позволила себя вертеть и щипать, как и вторая, а вот третья… Когда Сун Цзиюй развязал на ней коротенькую верхнюю курточку и бесцеремонно оглядел шею и ключицы, в ее взгляде, в тонкой линии поджатых губ мелькнул гнев. Значит, не смирилась со здешними порядками…
– Берем эту! – объявил Сун Цзиюй.
– Инь Юй, слышала? Иди налей вина господину! – прикрикнула матушка. Потом с заискивающей улыбкой обернулась к Сун Цзиюю: – Только, господин, одна девушка на двоих – за двойную цену…
Сун Цзиюй бросил на стол серебряный слиток-лодочку:
– Этого хватит, чтобы ты перестала канючить? Вас рекомендовали как заведение, где можно делать все, и никто не будет задавать вопросов, это что, вранье?
– Сущая правда, господин! – матушка попробовала серебро на зуб и спрятала за пазуху. – Только, – она понизила голос, – если помрет, придется все же доплатить…
Сун Цзиюй презрительно хмыкнул.
– Если помрет, возьмем новую. Хватит щебетать! Все вон!
Девушки под предводительством своей мамаши, мелко семеня, выскользнули за дверь, и осталась только Инь Юй.
В свете ламп заметно было, что ее короткая курточка – из лилового шелка, настолько прозрачного, что никак не скрывал большую грудь с крупными темными сосками. Сквозь белый ханбок при каждом движении просвечивало розовое тело.
Сун Цзиюй понял, что так отвратило юного Ма – слишком дешево, слишком напоказ. Богатый наследник не привык к такой пошлости.
Девушка между тем налила им пахучего вина и устроилась на полу, опустив тяжелые от сурьмы ресницы.
– Подойди-ка сюда, – Сун Цзиюй поманил ее к себе. А когда та подошла, рывком усадил к себе на колени. В нос ударил приторный запах дрянной косметики, Инь Юй тихо вскрикнула от неожиданности, расплескав на юбку вино из чарки, неуклюже попыталась встать, но Сун Цзиюй не пустил, прижал ее к себе крепче и шепнул на ухо:
– Тихо! Я не причиню тебе вреда. Но нас не должны услышать, так что сиди спокойно…
Та замерла, дыша, словно загнанный зверек.
– Давно ты здесь работаешь? – так же шепотом спросил он.
– Да… нет… не давно, но не мало, господин, – она расслабилась немного, но не сводила настороженного взгляда с Ху Мэнцзы. Тот усмехнулся, пощекотал ее под подбородком.
– Не бойся, милая, слишком уж мучить мы тебя не станем, если будешь послушной, – он придвинулся ближе, почти прижимаясь губами к уху Сун Цзиюя. – Но что-нибудь сделать придется, иначе будет слишком подозрительно.
Сун Цзиюй постарался игнорировать его, но получалось плохо. Почему этот проходимец такой горячий, у него что, лихорадка?
– Я – новый магистрат, мое имя Сун Цзиюй, – прошептал он, потянув завязки на юбке девушки. Делать «что-нибудь» не хотелось; он надеялся, что с этим его выручит Ху Мэнцзы. – Я ищу девушку, которая убила побывавшего здесь господина Сыму. Знаешь что-нибудь об этом? Если поспособствуешь расследованию, я помогу тебе отсюда выбраться и устроиться в хороший дом.
Ху Мэнцзы взял ее за руку, огладил пальцы.
– А если не станешь помогать… – промурлыкал он. – Сломаю, скажем… этот.
Он склонился и нежно поцеловал мизинец.
Сун Цзиюй неприятно поразился. Угрожать расправой девушке, пусть и шлюхе? Он понадеялся, что Ху Мэнцзы притворяется.
Инь Юй вздрогнула, метнула на господина Ху неприязненный взгляд.
– Не буду я из-за нее отдавать мизинец. Она мне никто, эта Ким Су Ён. Не знаю, кого там она убила. Я ее спрятала, потому что она сестра Хва Ён и ей идти некуда. Но на одну ночь.
– Значит, все-таки знаешь, что она убийца? Кто такая Хва Ён? – Сун Цзиюй немедленно «вцепился» в след.
– Ким Хва Ён – моя подруга. Тоже работала тут… – Инь Юй сглотнула, опустила глаза. – Она… сестра Су Ён. Су Ён приехала, потому что перестала письма получать, узнала, что сестра умерла. Сказала, что отомстит. Я ее отговаривала.
– От чего умерла Ким Хва Ён? – спросил Сун Цзиюй, хотя уже знал ответ.
– Я не видела, – Инь Юй окаменела вдруг, задышала чаще, словно увидела тень погибшей. – Я не спрашивала. Не знаю.
– Нет, ты знаешь. Но почему-то не хочешь говорить. Неужели мы такие неубедительные? – Ху Мэнцзы вдруг втянул ее мизинец в рот и сжал крупными острыми зубами.
Девушка вскрикнула, вцепилась другой рукой в ворот Сун Цзиюя.
Сун Цзиюй ткнул Ху Мэнцзы локтем в бок и, надо сказать, сделал это с большим удовольствием.
– Успокойся. И говори. Если хочешь выбраться, рассказывай все.
– Я… я не хочу… О таком нельзя ночью! – она вжалась лицом в плечо Сун Цзиюя, оставив на бесценном шелке след пудры. – Все наши сестры… они становятся неупокоенными духами! Их даже вода не принимает. Про них нельзя ночью…
Сун Цзиюй раздраженно закатил глаза. Да что за город такой? Снова сплошные суеверия!
– Ты знаешь, где сейчас может быть Су Ён?
– Не знаю, но… она же хэнё, она будет жить у воды, чтоб быстро сбежать.
– Хэнё? – прищурился Ху Мэнцзы. Он выпустил палец девушки изо рта и нежно облизал посиневшую от укуса кожу. – Неужто тоже призрак?
– Нет, господин. Хэнё… они ныряют за водорослями и омарами…
– Вот почему она так долго может находиться под водой, – пробормотал Сун Цзиюй. И, зарывшись пальцами в волосы Инь Юй, слегка потянул ее голову назад. – Сделай вид, что тебе больно…
Та довольно натурально вскрикнула, выгнувшись. Сун Цзиюй подтолкнул ее, заставляя сменить позу. Инь Юй быстро поняла: села лицом к нему, задрав юбку, сунула руки под его халат, нашаривая завязки штанов… Сун Цзиюй сжал ее пальцы, останавливая, приподнял бедра, словно задавая ритм.
– Ты знаешь, кто хозяин этого места? – прошептал он.
– Нет, господин… – она быстро поняла, что делать, заерзала на нем. Рядом разочарованно вздохнул Ху Мэнцзы.
– Завидую… – он коснулся ворота Сун Цзиюя. – Не помочь ли тебе раздеться, братец? Хоть чем-то руки займу.
Сун Цзиюй дернулся; по телу пробежали мурашки, следом захлестнул гнев. «Я убью его, – подумал Сун Цзиюй, – но после».
Он перехватил наглую руку и резко, до боли сжал пальцы.
Ху Мэнцзы замер, рычание, неслышно вибрировавшее в его горле, вырвалось хриплым смешком.
– Смотрите-ка, какой злой. Ты не белый лотос… Ты – роза с шипами…
Инь Юй, решив, видно, что допрос кончился, расстегнула курточку.
– И вправду, второму господину нельзя скучать. Или вы пришли вдвоем, потому что вам нравится, когда смотрят?
– Господин привел меня сюда ради расследования, – сквозь зубы сказал Сун Цзиюй. – Но это должно остаться в тайне, поэтому изобрази что-нибудь… Или обслужи его, если вдруг хочешь.
Девушка недоуменно взглянула на него, но вопросов, к счастью, задавать не стала, нехотя слезла, подошла к Ху Мэнцзы.
– Чего желает господин?
Сун Цзиюй мог представить, что происходит сейчас в ее гладко причесанной головке. Она – во власти двух мужчин, которые получили от нее все, что хотели. У которых нет причин оставлять ее в живых. И все же так спокойна…
– Без глупостей, брат, – предостерегающе бросил он.
Ху Мэнцзы усмехнулся в ответ.
– Кое-что сделать все-таки придется, ведь не пообниматься же мы приходили. Ложись ко мне на колени, милая. Все-таки ты была недостаточно послушной.
Инь Юй бросила на него неприязненный взгляд, поняв, чего от нее требуют. В два движения освободившись от одежд, она легла на колени Ху Мэнцзы. На красно-черном шелке ее беззащитные ягодицы и узкая спина казались жемчужно-белыми.
Ху Мэнцзы довольно хмыкнул.
– Никаких следов, удивительно. Какими притираниями тут пользуются?
Инь Юй задумчиво коснулась вышивки на бедре Сун Цзиюя.
– Я наполовину хань, господин. Мне достается легче. По крайней мере меня не жгут углями…
Она подавилась вскриком, потому что Ху Мэнцзы вскинул руку и ударил, стремительно, хлестко. На белом жемчуге расцвел алый отпечаток. И снова. И снова, пока живого места не осталось.
Но вместо того чтобы плакать или ругаться, Инь Юй лишь всхлипывала, закрыв глаза, прикусив пухлую губу.
– Господин… – захныкала она. – Прошу… Я же все вам сказала… Пожалуйста…
Ху Мэнцзы рассмеялся.
– Что? Хочешь, чтоб я прекратил? Или чтоб я продолжал?
Вместо того чтоб ответить, Инь Юй задрожала, низко опустив голову.
– Сдается мне, – промурлыкал Ху Мэнцзы, – я знаю ответ.
Сун Цзиюю плохо было видно, что он делает рукой, но ритмичное движение рукава подсказало. Лицо Ху Мэнцзы при этом осталось на удивление бесстрастным: этот пустой взгляд в пространство, словно он не ласкал красавицу, а пытался последнюю монетку добыть из кошеля.
– Припоминаю… Кажется… вот так это делается с женщинами?..
Инь Юй вдруг задрожала, заметалась, коротко вскрикивая, и, не осознавая, что делает, вцепилась в запястье Сун Цзиюя, как утопающая.
Его пробрало дрожью от смешанного с возбуждением отвращения. Мысли в голове заметались, словно стая растревоженных ос. Оттолкнуть бы ее и встать, выйти за дверь… но это будет выглядеть подозрительно. Впрочем, сидеть как истукан, так же подозрительно… О чем он вообще думал, когда брал с собой этого Ху?!
«Этот Ху» довольно хмыкнул, вытер пальцы о валяющийся рядом ханбок и нетерпеливо дернул коленом.
– Вставай, малышка, и налей нам вина.
Инь Юй, пошатываясь, встала. Ее взгляд блуждал, лицо и шея алели. Кое-как, расплескивая, она разлила остатки вина по чаркам.
– Хва Ён… задушил какой-то Сыма, я слышала, друзья его так называли… – прошептала она вдруг, опустившись на колени и подав чарку Ху Мэнцзы на уровне бровей. – Они такие дураки, друг друга звали по имени. В таком месте! Конечно, у матушки они все записаны… Все, кто тут был.
«Вот как, – подумал Сун Цзиюй. Кровь понемногу переставала стучать в висках, и он снова начал соображать. – Все записывают, значит… Собирают «полезные» сведения, не иначе. Кто же, хотелось бы знать, хозяин? И сколько девушек тут уже умерло?»
Он осушил чарку и наклонился к девице.
– Ты сказала, вода их не принимает. Куда вывозят тела?
– Не знаю… пожалуйста, не надо про это, господин! Так страшно! Не знаю и знать не хочу, – она немедленно протянула Ху Мэнцзы гроздь винограда, но тот презрительно оттолкнул ее.
– Ну все, что-то мы тут задержались… Хотя увидеть ту книжку и прочие бумаги было бы интересно.
– Я достану, господин! – Инь Юй прижалась к его колену. – Если только вы придете снова.
Ху Мэнцзы рассмеялся, встал.
– А если не приду, моя маленькая собачонка?
Глаза Инь Юй яростно сверкнули.
– Тогда я все расскажу матушке, и больше вам эту лодку не видать!
Глядя, как она ластится к Ху Мэнцзы, Сун Цзиюй даже почувствовал себя уязвленным. Что такого этот Ху с ней сделал? Впрочем, нет, он не хотел знать.
Главное, что она пообещала достать книгу.
Он поднялся, кинул на стол связку монет.
– Если надумаешь бросить ремесло, скажи этому господину, когда он снова тебя навестит.
Девушка немедленно схватила деньги, сгребла свои одежки.
– Конечно, господин. Я вам еще нужна, господин?
Ху Мэнцзы взял ее за подбородок.
– Просто веди себя хорошо, и я обязательно к тебе вернусь. Идем, братец, тут становится душно.
Снова оказавшись в лодке Ху Мэнцзы, Сун Цзиюй несколько мгновений взвешивал, не отвесить ли ублюдку хорошего пинка, чтобы улетел за борт, но в конце концов признание его заслуг в этой вылазке перевесило. Да и принципы гостеприимства, мать их…
Он шумно втянул воздух сквозь зубы.
– Благодарю господина Ху за помощь.
– Не за что, не за что, вы ведь все равно мною недовольны, – господин Ху сел, усталый, словно преследовал преступника, а не развлекался с девицей. Давешний мальчик-слуга немедленно бросился разминать ему плечи.
– Вам не стоило переходить границы, – Сун Цзиюй бросил взгляд на его руку. Не слишком ли сильно сжал? Но следов на белой коже господина Ху не было.
– А разве в таких местах границы существуют? Бордели созданы для вина и распутства, кто я такой, чтоб менять сложившиеся порядки! – Господин Ху достал из-за пазухи плоскую фляжку с перламутровым узором из камелий, сделал большой глоток. – Я лишь следовал тамошним правилам. Сюнь-цзы полагал, что люди рождаются порочными, что они алчные, жадные, эгоистичные твари, и лишь душевный труд делает их благородными. Но я думаю, что он ошибался. Люди не способны исправиться. Даже духам, пожалуй, не под силу изменить свою природу, даже бодхисаттвам. Так зачем стараться? Зачем делать вид, что ты лучше других?
– Я не настроен вести философские беседы, – Сун Цзиюй отвернулся. Что это за жалкие оправдания? Еще и приплел Сюнь-цзы… – Но должен заметить, что вы делаете благое дело, помогая расследованию. Если ратуете за справедливость, значит, для вас не все потеряно.
– Пф! Вы слишком высокого обо мне мнения. Я лишь хотел провести приятный вечер с магистратом Суном.
– Жаль, что так и не удалось разговорить девушку о телах. Если их не топят, то куда девают? – сменил тему Сун Цзиюй.
Ху Мэнцзы пожал плечами.
– Я знаю только, что местный дракон не любит, когда в его реку кидают певичек из Корё. Он отбирает в свой гарем только чистеньких ханьских девушек. Желательно утопившихся от неразделенной любви.
Опять пошли сказки. Сун Цзиюй закатил глаза.
– Сколько, по-вашему, тут волшебных существ? Может, на горе еще и хули-цзин живет?
– Смеетесь над духами, значит, и гордитесь этим. Во что же вы верите, магистрат Сун?
– Есть разница между верой и суевериями, – утомленно ответил Сун Цзиюй. – Но в этом городе их, похоже, не различают.
Лодка подплыла к пристани, и Сун Цзиюй взбежал по сходням без помощи, неизящно подобрав полы шелковых халатов. На плече все еще белел след пудры, драгоценная ткань, казалось, насквозь пропахла дрянными духами певички и ее похотью.
– Господин Ху, могу я рассчитывать, что вы добудете книгу?
Ху Мэнцзы приложил руку к сердцу.
– Сделаю все возможное, магистрат Сун. А вы не забудьте позвать на новоселье.
– Непременно.
«Никогда в жизни!»
Забравшись в повозку, Сун Цзиюй откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Он чувствовал, что устал, мысли ворочались вяло, словно свинцовые.
Ему захотелось вдруг поехать в управу – но не затем, чтобы поработать.
Нет. Чтобы Хэ Лань положил прохладные пальцы ему на виски и мягко бархатно рассмеялся: «Опять вы о себе не заботитесь, господин магистрат, такой взъерошенный…» Чушь какая. Он поморщился. Может быть, и правда жениться? Сегодняшняя картинка всплыла перед глазами: обнаженная женщина, искривившийся в судороге страсти рот… Нет.
Сун Цзиюй потер лицо. Хватит этих глупостей. Вымыться хорошенько – и спать. Хотя… тут даже кожу сдери – не поможет.