Конечно же, с утра в управу Ху Мэнцзы не явился. Сун Цзиюй нисколько не был удивлен. Будет чудом, если этот пьяница проспится хотя бы к полудню…
Он еще раз просмотрел разложенные на столе дела. Мелкие глупости вроде дележки поля, пропажи коровы и драки слуги одного господина со слугой другого господина – в стопке слева, по всем уже вызваны ответчики. Справа – дело посложнее: кто-то обобрал и утопил слугу семьи Ма, его труп в одном исподнем прибило к берегу с полмесяца назад, на шее обнаружился след от удавки. Странно, что просительницей значится жена покойного, а не хозяин, как это обычно бывает…
Кто, интересно, настолько отчаялся, чтобы отбирать одежду у слуги? Возможно, просто пьяная драка: один босяк убил другого, а раз уж так вышло, решил и одежду забрать, не пропадать же. Сун Цзиюй еще раз просмотрел свиток и, поморщившись, отложил в сторону. Отец говорил: есть такие дела, от которых сразу идет запах плесени, ведь они так и останутся навсегда лежать в архиве.
Посередине же стола лежал лист, на котором он сам вывел список фамилий. Самые богатые и влиятельные люди в городе, «отцы» Чжунчэна. Семья Цюй, семья Ма, семья Тан, еще несколько имен тех, кто стоял вчера у ворот. «Какие секреты вы скрываете? – Сун Цзиюй безрадостно усмехнулся уголком рта. – Теперь тебе кажется, что у каждого есть свой темный секрет…»
Он убрал лист в шкатулку для документов. Подарок Лун-гэ, искусная работа, хитроумный тайный замок… Избавиться бы, да не поднимается рука. Как не поднялась отдать Бархата, чистокровного коня из конюшен императорского поставщика…
Сун Цзиюй прикрыл глаза. «Когда придет пора предстать перед Янь-ваном, я расплачусь за свое предательство, Лун-гэ. А до той поры буду вечно платить болью сомнений».
Он вздохнул. Потер шею – затекла. Бессонная ночь на кривом, рассохшемся подголовнике – и вот, пожалуйста.
Душераздирающе заскрипела дверь кабинета, заскребла по полу, по процарапанной за много лет колее. Хэ Ланю пришлось толкать ее плечом, и первое, что увидел Сун Цзиюй, когда тот вошел, – узкую спину в черной униформе и завязки чиновничьей шапочки. Сегодня оделся как следует, значит.
Хэ Лань неловко протиснулся в кабинет и наконец обернулся, поклонился. В руках он держал поднос с чашкой, чайничком и блюдцем желтого печенья.
– Доброе утро, господин магистрат, – он поставил поднос на стол, даже не спрашивая позволения. – Вы сразу занялись делами, ни дня не отдохнули. Учитель посылает вам укрепляющий отвар.
Сурьму с глаз он так и не стер, да еще и припудрил пухлую нижнюю губу. Из-за черной одежды и краски на лице кожа его казалась нездорово белой, глаза – как темные омуты. Должно быть, вчера тоже не выспался.
«Ну и отвратительное же у меня настроение, – подумал Сун Цзиюй. – А ведь это мои подчиненные, все равно что младшие братья. Ленивые, наглые и бесталанные младшие братья. Нужно сдерживаться».
– Спасибо.
Он потянулся к чайничку и поморщился – снова прострелило шею.
– Вам не по нраву постель в новых покоях, – улыбнулся Хэ Лань и сам налил ему отвар.
– Я изумлен, что их не обставили золотом и яшмой. Всего-то чем пытались задобрить – ужином в трактире! А стоило подголовник поменять, – Сун Цзиюй мрачно усмехнулся.
– Не нести же подарки прямо к воротам. Но лао Ма еще вас одарит, не беспокойтесь, – кажется, этот юнец не понял шутки или издевается над ним. – Мне сказать ему про подголовник?
– Я не всерьез, – поморщился Сун Цзиюй. – Мои слуги со всем разберутся.
Прав был Жу Юй – все бурчал, что могли бы и получше встретить, подобрать дом, а не эти ужасные покои прямо в управе, кто же так живет…
«Я», – сказал Сун Цзиюй, и разговор был окончен. Но сейчас он даже немного жалел об этом. А его усадьба в столице, должно быть, уже сдана кому-то…
– Простите, что этот глупый Хэ сразу не понял шутки, – Хэ Лань придвинул к нему печенье. – Могу я загладить свою вину? Я умею делать массаж, учитель говорит, что у меня хорошо получается.
Сун Цзиюй хотел было отказаться, а потом подумал: а ведь неплохой случай проверить, что это за парнишка такой, чему он научился у лекаря за эти полгода.
– Показывай свои умения.
Хэ Лань немедленно обошел стол, неслышно оказавшись за спиной у Сун Цзиюя. Легонько коснулся плеча, и пуговица у шеи расстегнулась будто сама собой.
Умело. Только зачем расстегивал? Разве для массажа это так нужно?
Холодные пальцы пробрались под ворот нижнего халата, стиснули твердую мышцу между плечом и шеей так, что Сун Цзиюй чуть не взвыл от боли.
– Вот здесь, – довольно промурлыкал Хэ Лань. – Словно камень под кожей. Как жаль, что некому проследить за вашим самочувствием! Когда приедет ваша драгоценная жена?
– Я не женат, – сдавленным от боли голосом ответил Сун Цзиюй. Вот и еще одно. Сколько шептались при дворе, что он все никак не женится. Осиротел слишком рано, и теперь некому позаботиться о достойном браке… Сун Цзиюй только отмахивался. До того ли ему было? Все свое время он проводил на службе, разбирая бесконечные отчеты разных министерств да выслушивая путаные показания проштрафившихся чиновников. После этого ему ничего уже не хотелось – только почитать в тишине или побыть в компании единственного человека, который его понимает. Поэтому он прятался от суетного мира в усадьбе Лун-гэ, зная к тому же, что к воротам самого хоу Чжу просители с подарками и гости, желающие втереться в доверие к многообещающему молодому чиновнику, сунуться не осмелятся.
Хэ Лань мягко, но властно положил вторую руку ему на затылок, заставляя наклонить голову, и принялся массировать основание черепа. Боль понемногу уходила, кровь застучала в висках, прилила к щекам…
– Как неудобно, должно быть… – вполголоса проговорил Хэ Лань, склонившись к его уху.
– Справляюсь, – ответил Сун Цзиюй, напомнив себе дышать. По всему телу покатились горячие мурашки, быстрее побежала по жилам застоявшаяся кровь. И вправду умелый мальчишка…
– Если захотите это исправить, в округе много достойных девиц на выданье…
Дверь легко распахнулась, лишь крякнула жалобно, и в кабинет широким шагом вошел Ху Мэнцзы собственной персоной.
– Магистрат Сун! Как приятно видеть вас сно… о, я вам помешал?
Следом вбежал недоумевающий пристав.
– Господин Ху… Подождите… Без доклада…
Сун Цзиюй, недовольно поморщившись, поправил одежду.
– Спасибо, помощник лекаря Хэ, – сказал он. Перевел взгляд на пристава: – Пришлите сюда писаря. Господин Ху, присаживайтесь.
Хэ Лань немедленно удалился, склонив голову. Ху Мэнцзы проводил его взглядом и с усмешкой поклонился Сун Цзиюю. Сегодня он выглядел менее возмутительно: волосы сверху собраны в подобающий пучок и заколоты агатовым гуанем, снизу тщательно расчесаны и лежат между лопаток. Одежды цвета топленого молока, с узкими рукавами и скромной белой вышивкой, никаких пятен. На украшенном раковинами поясе знакомая подвеска-тигр, сапоги начищены… Но во взгляде те же шальные искры, на губах – усмешка.
– Благодарю за гостеприимство! – Он как ни в чем не бывало устроился на кушетке у столика, где бывший магистрат, видимо, имел привычку пить чай. Сам Сун Цзиюй такую мебель в рабочем кабинете считал излишеством. Например, потому, что на нее сразу усаживаются незваные гости.
Он не стал подниматься. Поощрительно кивнул:
– Итак, господин Ху, рассказывайте. При каких обстоятельствах на вас напали, откуда вы ехали, что везли с собой, есть ли у вас враги…
– Подайте чаю, – по-хозяйски велел Ху Мэнцзы заглянувшему было писарю, и тот немедленно исчез снова. Что за бардак! Кто их начальник, в конце концов?
Сун Цзиюй подавил раздражение, пообещав себе заняться манерами писаря позже.
– Вчера я ехал из соседнего уезда, от моего дорогого друга Бао Сюэ. Вряд ли вы его знаете, в столице он не показывается, ему ближе цзянху. С собой я не вез ничего, кроме вина, которое делают в его поместье, да копченого мяса. Из ценного у меня, пожалуй, была лишь эта подвеска да, может быть, кольцо. И ожерелье… не припомню, надевал ли я ожерелье… Ну да неважно, у меня есть еще. Что же до врагов… – он сверкнул улыбкой. – Как у такого обаятельного человека, как я, могут быть враги?
– Вы считаете себя обаятельным? – переспросил Сун Цзиюй. – Очень интересно. Как часто вы ездите в гости к господину Бао? Мог ли кто-то знать, когда и какой дорогой вы поедете обратно?
Ху Мэнцзы посмотрел на него снисходительно.
– Вы еще не видели и половины моего обаяния. Ну да ничего, как гласит пословица, можно подружиться с незнакомым тигром, а со знакомым человеком не сойтись… Что касается Бао Сюэ, мы близки с детства, и оба достаточно состоятельны, чтобы не устраивать друг другу таких розыгрышей. Зачем ему натравливать на меня оборванцев?
Вернулся писарь с подносом. Ему тоже пришлось входить спиной вперед. Сун Цзиюй закатил глаза, слушая душераздирающий скрип двери. Что за манеры тут у всех?
– Вели найти все дела о разбойниках за последние три года, – сказал он, когда писарь примостил поднос перед Ху Мэнцзы. Повеса тоже удостоился печенья, смотрите-ка.
– Значит, вы полагаете, что это нападение было абсолютно случайным? – обратился он к Ху Мэнцзы.
– Совершенно! Я задремал и не видел, что происходило, очнулся, лишь когда меня выволокли из повозки. А остальное вы сами знаете. – Ху Мэнцзы достал из рукава веер и принялся обмахиваться. – Слуги мои попали ко мне еще щенками. Я, конечно, велел их выпороть, но прекрасно знаю, что эти сукины дети скорее сговорились бы с дамочками в борделе содрать с меня побольше за вино, чем связались с разбойниками.
– Будьте так любезны, опишите приметы нападавших. Все, что помните, – Сун Цзиюй кивнул усевшемуся наконец за работу писарю.
– Какие у этих крестьян могут быть приметы! Плоские лица, поросячьи глазки… или вообще платки на рожах, я и не присматривался.
Он неожиданно быстро и складно повторил для писаря свой рассказ о визите к Бао Сюэ и занялся чаем.
– Ну, довольны вы мной, господин магистрат? – спросил он, улыбаясь, но в этот раз не хищно, а даже… приятно.
Сун Цзиюй едва не улыбнулся в ответ, но вовремя спохватился. Много чести.
А все же, когда не кривляется пьяно, этот Ху даже на человека похож. Но любую красоту портят отвратительные манеры.
– Благодарю за показания. Разбойники будут пойманы.
Ху Мэнцзы признательно поклонился в ответ, но вставать не спешил.
– Я слышал, вы пренебрегли гостеприимством лао Ма, – сказал он, подливая себе чай. – Благородный поступок, но опрометчивый.
– Опрометчивый? – без интереса переспросил Сун Цзиюй. Он и так знал ответ. – Отчего же?
– Он самый богатый человек в городе, вхож во все знатные дома, имеет друзей в столице. – Ху Мэнцзы помедлил, выбирая печенье. Его ухоженные ногти были чуть острее, чем прилично для мужчины, длинные пальцы едва заметно сгибались и разгибались, как кошачья лапа, будто угощение могло убежать. – К тому же… Лао Ма знает, почему вы здесь. Или делает вид.
Сун Цзиюй закатил глаза.
– Если он знает, почему я здесь, он должен и ясно понимать, почему я не принимаю подарков, – сухо сказал он. – Но я не думаю, что он знает.
Официальная версия была – он сам попросил перевести его в провинцию, дескать, надоело просиживать штаны в столичном кабинете… Интересно, хоть кто-то в это поверил? Уж скорее думают, что он впал в немилость, надоел наконец хоу Чжу. Разве до этого не болтали в столице, что овчинка выделки не стоит? Что Суны столько лет были в опале, и тащить их потомка наверх – все равно что пытаться гору сдвинуть…
Впрочем, пусть думают, что хотят. Не нужно им знать, что случилось на самом деле.
Запрошенные дела о разбое в Чжунчэне принесли, но он не торопился выгонять Ху Мэнцзы.
– А вы неплохо знаете, чем живет этот город, господин Ху?
– Хуже, чем мог бы, – тот понюхал выбранное печенье, осторожно лизнул кончиком языка и лишь потом откусил. Боится, что его отравят? – Мне хватает моего поместья и охоты. Впрочем, и затворником не могу себя считать: к кое-кому я вхож, кое-кого знаю по пирушкам… Скажу так, господин Сун. Старая столица – прекрасное место, чтобы предаваться меланхолии и жалеть о несбывшихся надеждах. Туманы над зеленой рекой… Старые усадьбы, заросшие плющом, заваленные осенними листьями, которые некому убирать. Величественные развалины гробниц предыдущей династии возвышаются над аллеями, давно превратившимися в тропинки. Облупились краски, рассохлось дерево, мох затянул резьбу. В порту гниют никому не нужные лодки, причалы осыпаются в заросшую камышом реку…
Он спохватился и улыбнулся вновь.
– Говоря простым языком, этот город ничем не живет. Он медленно умирает.
От слов Ху Мэнцзы у Сун Цзиюя защемило сердце. Что за точный, зримый образ упадка…
Он взглянул на Ху Мэнцзы другими глазами. Поэт, значит… И, видно, неплохой. Словно ненадолго приподнял полог над своей душой – но вот снова закрылся, загородился улыбкой.
Некстати вспомнились стихи Отшельника, поздние, в которых оды вину и верным друзьям сменились меланхоличными описаниями осенних гор, гусиных стай над дальними храмами. От них веяло той же печалью, так же тревожно екало сердце. Лун-гэ считал их невероятно изысканными…
Как не повезло, что они оба полюбили одного поэта. Теперь стихи Отшельника навсегда испорчены.
Сун Цзиюй знал лишь один способ унять ноющее сердце. Он придвинул к себе стопку дел, открыл папку.
– Не смею больше задерживать господина Ху, – сказал он, на этот раз мягко, без раздражения. – Мы оповестим вас, когда преступники будут найдены.
– Благодарю, магистрат, – Ху Мэнцзы поднялся, но уходить не спешил. Прошелся по кабинету, заложив руки за спину, нажал несколько раз на особенно скрипучую половицу. – Фэншуй этого места ужасен. Будто призраки казненных шепчутся по углам! Может быть, работать тут у вас получается, но жить… Неудивительно, что ваш предшественник заболел!
– Мне тоже не понравилось, – зачем-то признался Сун Цзиюй, потирая шею. – Я отправлю слугу поискать мне дом.
Ху Мэнцзы отмахнулся веером.
– Ну что понимает слуга? Им главное, чтобы от кухни до господских покоев путь был покороче. Разве они учтут расположение кабинета? Разве поймут, какой сад вам нужен? Нет-нет, такое важное дело нельзя доверять слугам! Велите оседлать коня, и отправимся вместе!
– Уважаемый господин Ху никогда не работал, я полагаю? – ласково спросил Сун Цзиюй. – Сейчас лишь середина дня. Даже пожелай я куда-то с вами отправиться, сделал бы это после окончания службы.
Ху Мэнцзы преувеличенно тяжко вздохнул.
– Какой вы усердный человек, сердце радуется! Нашему городу повезло, что новый магистрат так ревностен! – он поднялся и поклонился. – Не буду отвлекать вас дальше. К тому же у меня тоже есть кое-какие дела. Позвольте откланяться!
Проводив Ху Мэнцзы, Сун Цзиюй углубился в изучение дел. Выходило, что разбойничали в Чжунчэне редко – последний случай был два года назад, какие-то пришлые молодцы решили ограбить торговый караван и даже ограбили, вот только в тот же день их нашли в лесу вместе со всем добром – растерзал тигр.
«Интересно, – подумал Сун Цзиюй. – Как бы не найти в таком виде и этих».
Пришел Жу Юй с горячим обедом. Сун Цзиюй выслушал его многословные жалобы на кухню в управе, вздохнул и все же велел заняться поисками дома. Жу Юй просветлел и умчался выполнять поручение.
До самого вечера Сун Цзиюй занимался мелкими делами, по которым с утра вызвал ответчиков, и закончил, лишь когда дело шло к закату.
Поднявшись из-за стола, он потянулся, лениво размышляя, стоит ли выйти ужинать в город или просто завалиться спать, но тут дверь снова распахнулась со знакомой легкостью, и на пороге показался Ху Мэнцзы.
– Солнце еще не село, но благородный муж уже может позволить себе удалиться от дел, – провозгласил он, небрежно кланяясь. – Кажется, это цитата, но, убейте, не могу вспомнить, откуда.
– Не припомню ни у кого такого мудрого изречения, – фыркнул Сун Цзиюй. – Чем я могу вам снова помочь, господин Ху? И, кстати, как вы все время просачиваетесь сюда без доклада?
– Просто сказал вашим увальням, что вы меня ждете. Как они могли не поверить мне, благородному господину? – «благородный господин» вальяжно присел на край стола, кончиками пальцев придвинул отчет о последней стычке с разбойниками. – В этом городе все знают меня и мою семью.
– Но вы не пришли к городским воротам встречать мою персону, – с интересом констатировал Сун Цзиюй.
– Разумеется, не пришел. Что такого вы можете мне дать, чего у меня нет? – тот открыл дело, пролистал без интереса. – Я не занимаюсь контрабандой и не уклоняюсь от податей, как лао Ма, не скрываю отвратительное поведение своего сынка и зятя, как гун Цюй, не отнимаю у бедняков землю, как… ну да не будем об этом. Я просто живу в свое удовольствие и – спасибо моим предкам – ни в чем не нуждаюсь.
– Но все же вы здесь, – Сун Цзиюй резковато прижал обложку свитка пальцем, захлопывая дело.
Господин Ху отдернул руку, укоризненно взглянул на него.
– Я не хвастовства ради сказал, что все в этом городе меня знают. Не будь это правдой, как бы я выторговал для вас скидку на усадьбу Пэя? – он спрыгнул со стола. – Идемте, до темноты успеете ее посмотреть.
Сун Цзиюй глядел на него, не зная, плакать ему или смеяться. Вот пристал, будто медом ему тут намазано!
С одной стороны, стоило дать Ху Мэнцзы возможность отплатить добром за спасение. С другой – не станут ли болтать, что он принял помощь этого Ху, и не повалят ли снова с подарками? Утром была полная приемная, он все отправил обратно.
«Впрочем, – подумал он, – это все равно неизбежно».
– Ну что же, ведите.
Ху Мэнцзы достал веер и принялся обмахиваться, довольный.
– Это недалеко, мы сможем дойти пешком, – он двинулся вперед, совершенно не обращая внимания, следует за ним кто-нибудь или нет. – Небольшое поместье в строгом стиле, Пэи – династия военачальников, поэтому никаких излишеств. Кто там из них сейчас жив… Пэй Силунь?
Пэй Силунь, насколько известно было Сун Цзиюю, вскрыл себе вены в знак протеста, после того как император Чжун-ди заморил голодом его отца. Впрочем, ожидать особой образованности от повесы не стоило.
– А что, если я хочу дом с излишествами? – не удержался он от вопроса.
Ху Мэнцзы снисходительно усмехнулся через плечо.
– Вы-то? Такой строгий и правильный бессребреник?
Сун Цзиюй решил принять это как комплимент. Господин Ху начинал забавлять его; к тому же, судя по оговоркам, он многое знает об этом городе. Возможно, пригласить его выпить – не такая уж дурная идея.
Они вышли из управы и неспешно двинулись по улицам куда-то на восток. На Сун Цзиюя в его темно-синем облачении с серебряным фазаном на груди смотрели, кланялись. Перешептывались за спиной.
Прошел навстречу мальчик-подросток в лазурной курточке, важно державший фонарь с надписью «Ма», а за ним дюжие носильщики с паланкином на плечах. Вышитая шторка паланкина приоткрылась, показалось улыбчивое лицо самого лао Ма.
– Магистрат Сун! Прогуливаетесь?
«Следил ты за мной, что ли», – с неудовольствием подумал Сун Цзиюй.
– Приветствую господина Ма, – он суховато кивнул. – Прогуливаюсь.
– Господин Ма! – сладко пропел Ху Мэнцзы и поклонился. – Какая встреча! Вы не к певичкам ли направляетесь? Прошу, не занимайте мою малышку Цзиньлань, я так давно не видался с ней! Магистрат Сун, вам непременно нужно послушать, как малышка Цзиньлань играет на пипе! Словно фея в наш бренный мир спустилась!
Господин Ма криво ухмыльнулся, словно лимон надкусил.
– Я сегодня ужинаю дома, с семьей, мне, старику, не угнаться за молодыми. Вы уж развлеките магистрата Суна за меня. Может быть, он почувствует себя свободнее в вашем обществе. Доброго вам вечера, господа.
Шторка упала, заколыхавшись, носильщики, неподвижно стоявшие, как каменные изваяния, продолжили свой путь.
«Обиделся, – удовлетворенно подумал Сун Цзиюй. – А все же есть польза от этого Ху. Пусть считают, что новый магистрат ленив и только притворяется строгим. Может, свободнее станут в его присутствии».
На улице тем временем закипала вечерняя жизнь: народ постепенно заполнял улицы, у порогов кабаков надрывались зазывалы, грохотали телеги, пахло жареной рыбой. Ху Мэнцзы лавировал сквозь толпу с непринужденной грацией; было в его походке что-то звериное, и если бы Сун Цзиюй не видел своими глазами его полную беспомощность на той дороге, решил бы, что перед ним – непревзойденный мастер кунг-фу. Впрочем… Кто знает, что еще этот человек скрывает, кроме поэтической натуры.
– Как ужасно, что вас видят со мной, – Ху Мэнцзы сбавил шаг, поравнявшись с ним. – Я пьяница и повеса, значит, верно, и вы такой же. Совсем не умеете выбирать себе друзей.
– Вы сами заманили меня в эту ловушку, а теперь картинно сокрушаетесь? Что вы за человек такой, господин Ху? – Сун Цзиюй усмехнулся. Его мало заботило, что о нем подумают – лишь бы не мешало работе.
Остановившись перед некрашеными, потемневшими от времени воротами, Ху Мэнцзы снял с пояса ключи, повозившись, отпер замок и приветственно махнул рукавом.
– Вот теперь ловушка открыта. Добро пожаловать, магистрат Сун.
Усадьба Пэев пусть и не интересовала уже бывших владельцев, но все же выглядела достойно: кто-то подмел дворик, заменил бумагу на окнах, по крайней мере в павильонах внешнего двора. Мебель всю давно вывезли, и здания просто стояли темными пустыми коробками.
Сад выглядел диковато: зеленый пруд вонял тиной, вороны вразнобой долбили клювами по крыше беседки, подъедая семена вяза, пионовые кусты казались живыми и дышащими – столько в них пряталось воробьев.
– Осторожно, здесь могут водиться змеи. И призраки, – Ху Мэнцзы отломил веточку миндаля.
– Пусть вы назвали меня аскетом, но готов ли я жить в лесу… – пробормотал Сун Цзиюй, заглядывая в пруд. В черном «окошке» среди затянувшей поверхность ряски вальяжно проплыл золотой карп размером с руку. Он похож был бы на величественного дракона, если б не плешивая спина – словно кто-то безжалостно выдрал драгоценные чешуйки.
– Рыбы чем-то болеют? Возможно, с водой что-то не так? – Сун Цзиюй нахмурился. Осушать пруды, заполнять их вновь… слишком дорого и хлопотно.
– О нет, это один лишь золотой господин такой невезучий. Мне сказали, что в решетке шлюза образовалась дыра, и он попытался сбежать в реку, да застрял, – Ху Мэнцзы подразнил чудовище веткой. – Так бился, что ободрал всю спину! Но дыру заделали, беспокоиться не о чем.
– Решетку? Значит, пруды в саду питаются от реки?
– Удобно, не правда ли? – Ху Мэнцзы подразнил другую рыбу, но и та осталась к нему равнодушна. Достоинства у нее было побольше, чем у этого легкомысленного господина. – Это, верно, потомки тех карпов, которых запустила сюда жена старого генерала Пэя! Всегда смотрел на них, и хотелось всех повыловить, до того они аппетитные! Но госпожа пригрозила, что вовсе перестанет меня пускать! Строгая дама, под стать своему муженьку-вояке!
Сун Цзиюй понял, что запутался в генералах. В столице он о военных-Пэях точно не слышал, разве не выродился этот клан давным-давно в мелких чиновников? Впрочем, возможно, он не так понял…
– Так вы друг семьи… – он нарочито вздохнул. – Я думал, вы мне услугу оказываете, а оказалось – о чужом благе печетесь.
Ху Мэнцзы рассмеялся. Смех у него был низкий, мелодичный.
– Почему же все не могут остаться в выигрыше? Взгляните, к примеру, на эти яблони! – он, подобрав полы халата, подбежал к трем кряжистым деревьям, склонившим друг к другу кроны. Часть веток усохла, но среди зеленеющей листвы болтались несколько краснобоких яблок. – Не обращайте внимания на неприглядный вид, у этих яблонь самые сладкие плоды на всем юге! Весной девушки хоронили их опавшие лепестки, никто не посмел бы выбрасывать такое сокровище! Летом, в день рождения юной госпожи, на них накидывали алый шелк, чтобы и деревья могли покрасоваться в праздник. Подождите, сейчас сами поймете!
Он обхватил ствол ближайшего дерева и потряс. Упала пара желтых листков, но ничего не произошло.
– Ах… растерял я сноровку, постойте… – он пнул дерево. На этот раз не упало даже листа.
Сун Цзиюй сделал вид, что рассматривает что-то на земле, лишь бы скрыть улыбку. Чего доброго, изнеженный господин Ху обидится.
– Со старыми деревьями всегда сложно, – дипломатично сказал он. – Позвольте, я помогу.
Достаточно было всего лишь сконцентрировать ци в ладони и вполсилы ударить, чтобы крона зашумела и спелые яблоки полетели вниз, с треском ломая тонкие веточки. Сун Цзиюй, как в танце, развернулся через плечо и поймал одно яблоко на тыльную сторону ладони, а другое – на носок сапога.
– Прошу, господин Ху, – он бросил Ху Мэнцзы яблоко, пойманное рукой, второе же, подбросив, будто мячик, схватил и как следует вытер о рукав. Такое знакомое с детства движение… В родительском имении было много яблонь. Матушка всегда велела мыть яблоки и не есть зелеными, но разве мальчишки слушают…
– Прекрасно, прекрасно! – господин Ху так и лучился от счастья, как ребенок на цирковом представлении. – Как вы владеете телом, каждое движение так быстро, так отточено! Смотрю на вас и думаю: на что растратил свою юность! Не покажете ли мне пару приемов?
– Отчего бы нет, – Сун Цзиюй усмехнулся. Абсолютно ясно, что никакого толку из обучения в таком возрасте не будет, но не отказывать же, когда человек так искренне радуется? К тому же назавтра обещание будет позабыто.
Однако он вспомнил вдруг, как легко Ху Мэнцзы отворил дверь в кабинет, с которой никто в управе сладить не мог. Случайность? В конце концов, она ведь не тяжелая, просто рассохлась. Возможно, достаточно лишь приподнять ее на петлях, чтоб легко войти. Он сделал себе зарубку на память попробовать.
– Я знаю, что вы на самом деле не хотите быть моим учителем. Как тогда нам остаться друзьями? – Ху Мэнцзы впился крепкими зубами в яблоко, зажмурился от удовольствия. Сун Цзиюй последовал его примеру, все повод не отвечать.
Душистый сок заполнил рот: яблочная золотая сладость, легкая бодрящая кислинка и аромат… Словно уткнулся лицом в душистую цветущую ветвь. Надо же… Не врал господин Ху.
Солнце, опустившись ниже крыш, вдруг ударило закатным лучом из-под изогнутого ската, на мгновение окрасив светлые одежды Ху Мэнцзы в насыщенный рыжий. Сун Цзиюй зажмурился, но перед глазами все равно поплыли яркие круги.
Под сапог вдруг что-то подвернулось, и он полетел бы носом, да вовремя схватился за дерево. Ладонь обожгло болью – ну надо же, ободрал! Вот и расплата за воровство яблок из чужого сада.
Он ругнулся сквозь зубы, стиснул кулак, подавив желание лизнуть оцарапанную ладонь, как в детстве.
– Поторопимся, не то рискуем осматривать павильоны в темноте.
– Как скажете… А!
Господин Ху не знал цингуна, но подпрыгнул так высоко, будто всю жизнь тренировался, спрятался у Сун Цзиюя за спиной, схватив за плечи.
– Змея! Я же говорил!
Сун Цзиюй замер, всматриваясь в заросли у дорожки, но не увидел ничего, кроме мясистой плети дикого огурца.
– Это дикий огурец, – успокаивающе сказал он. – Господин Ху может не волноваться.
– О… – Ху Мэнцзы вышел из-за его спины, пнул лозу носком туфли. – Что ж… любой мог ошибиться в сумерках, не правда ли?
Он все еще был немного бледен. Неужто вправду испугался?
– Все верно, – подтвердил Сун Цзиюй.
– Не думайте, что я боюсь змей, – Ху Мэнцзы заложил руки за спину и быстрым шагом двинулся по дорожке. – Скорее… это было неожиданно. Змеи слишком быстры! Пожалуй, я предпочел бы увидеть призрака.
– В этом городе слишком много говорят о призраках, – поморщился Сун Цзиюй.
Ху Мэнцзы обернулся. Он улыбался, но взгляд его был холоден.
– Возможно, грешники подспудно ждут наказания, – мягко проговорил он. – В годы смуты каждый старался урвать что-то… Даже в самом бедном доме припрятана вещичка из дворца. Или из гробницы.
Сун Цзиюя передернуло. Да, он читал о том, что правители прошлого не гнушались разрывать курганы предшественников, но то были времена необузданных героев, да к тому же Небо покарало многих из них…
– Простите, что заговорил об этом, – Ху Мэнцзы ласково тронул его за плечо кончиками пальцев. – Место как будто негостеприимное, но не беспокойтесь. Вы, с вашей прямотой и воинскими умениями, понравились бы старому генералу Пэю. Он с удовольствием пригласил бы вас погостить здесь.
– Лестно такое слышать, – усмехнулся Сун Цзиюй. Неужто господин Ху решил, что он боится россказней о духах?
Ху Мэнцзы провел его через облупившуюся круглую арку вглубь сада… кажется. Все имение заросло настолько, что трудно было с уверенностью сказать, насколько большой сад задумывал прежний владелец. И в этой дикости природы, сломавшей строгий порядок планировки сыхэюань, была своя прелесть. Словно в переплетении ветвей, среди простоты и естественности разнотравья можно скрыться от назойливого человеческого мира. Разумеется, придется все расчистить, но пока…
«Беру, – подумал Сун Цзиюй. – Но что на это скажет Жу Юй – лучше даже не представлять».
Ху Мэнцзы взбежал по рассохшимся ступенькам и отворил дверь павильона, окруженного бамбуком.
– Вот здесь прекрасное место для кабинета. Солнце заглядывает в южное и восточное окна, но деревья и вода уберегают от жары.
Он подошел к рассохшемуся шкафчику у стены, подергал зеленое от времени колечко дверцы.
– Не стоит, – Сун Цзиюй быстро перехватил его руку. – Там могут быть крысы…
Мгновение они смотрели друг на друга. Последний солнечный луч, упавший сквозь прореху в бумаге окна, зажег глаза Ху Мэнцзы золотом. Остановившийся кошачий взгляд, приоткрытый рот, жар запястья под шелковым рукавом…
Ху Мэнцзы вдруг странно приподнял верхнюю губу, громко втянул носом воздух. Сун Цзиюй в ответ удивленно приподнял бровь. Что это, очередная шутка? Сейчас похвалит его благовония?
– И все же, никогда не знаешь, где найдешь сокровище… Благородный нефрит, например… – прошептал Ху Мэнцзы, шагнув вперед. – Кажется, мне удалось кое-что заполучить. Ланьлинского прекрасного вина густ золотистый аромат…
Сун Цзиюй отбросил его руку, отшатнулся в гневе.
– Что вы несете?
Могут ли лучи солнца падать так, чтоб человеческий зрачок казался настолько узким?.. Словно у тигра…
– Вы ведь оцарапали свою драгоценную руку? – Ху Мэнцзы обратить бы это в шутку, но он не улыбался. – Или я схожу с ума?
«Все вместе», – подумал Сун Цзиюй, но показал ладонь.
– Оцарапал. И что?
Ху Мэнцзы взял его ладонь двумя руками, осторожно, как сокровище, провел большим пальцем вдоль набухшей кровью царапины, вглядываясь так внимательно, словно будущее пытался прочитать.
– Быть не может… – его губы мелко задрожали. – Быть не может…
Не успел Сун Цзиюй отдернуть руку, как этот безумец вдруг наклонился и слизнул кровь с ранки.
Сун Цзиюй в гневе и отвращении оттолкнул его, вытер ладонь о бедро. Это еще что такое?! Да как он смеет…
– Я не шутки с вами шучу, – прошипел он. – Не лезьте, куда не надо, если не хотите умереть!
Ху Мэнцзы взглянул на него растерянно, как человек, пробудившийся ото сна, но тут же овладел собой и рассмеялся.
– Что такое смерть, как не естественный итог всех вещей! Но пока мы живы… нужно наслаждаться жизнью. Вы так не думаете?
Сун Цзиюй мрачно поглядел на него, приподняв бровь. Неужто этот безумец даже не извинится?
Ху Мэнцзы с усмешкой повторил его гримасу: так же приподнял бровь, будто отвечая вопросом на вопрос.
– Я заметил в саду лаковое дерево и испугался, что вы поранились об него, только и всего. Хотел удалить яд… царапина, знаете ли, выглядела припухшей.
Сун Цзиюй не поверил ему ни на мгновение. Слишком уж странной вышла вся эта сцена, слишком дикой. Для чего было все это представление?
– Спасибо за заботу. Полагаю, окажись это лаковое дерево, я бы уже почувствовал, – холодно ответил он.
– Пожалуй, я был недостаточно уважителен. Но поймите и вы меня, никогда еще мне не приходилось завоевывать расположение высокопоставленных лиц. Как мне, деревенскому простачку, приблизиться к такой персоне? Как только вы дотронулись до меня своей яшмовой рукой, все мысли вышибло из головы!
– О, теперь я же и виноват? Не знаю, чего вы добиваетесь такими странными способами, но мне это нисколько не интересно, – прямо и грубо сказал Сун Цзиюй.
– Как можно! Я ни в чем вас не виню, – Ху Мэнцзы склонил голову. – И прошу, не думайте, что я затеял эти смотрины, желая заманить вас в безлюдное место для чего-то предосудительного, я же не разбойник из речных заводей. Вы спасли мне жизнь, посоветовать вам дом – меньшее, что я могу сделать!
– Вот и достаточно, – Сун Цзиюй обошел его и двинулся к выходу. – Будьте любезны прислать в управу именную карточку владельца дома. Я обо всем договорюсь сам.
Ответа он не стал дожидаться. Пусть хоть все притаившиеся в этом доме змеи и призраки разом накинутся на этого Ху.
Несмотря на грубость Сун Цзиюя, Ху Мэнцзы наутро прислал в управу адрес нынешнего хозяина поместья, и Сун Цзиюй немедленно отправил Жу Юя к нему разбираться с арендой и переездом.
Сам же он решил съездить на то место, где Ху Мэнцзы подстерегли разбойники, и поискать следы в лесу. С собой он взял нескольких приставов, Лань Сы и Хэ Ланя. Паренек удивленно моргнул, но повиновался приказу.
Бархат заплясал, желая немедленно броситься в галоп, Сун Цзиюй виновато потрепал его по шее.
– Ну прости, мой хороший, некогда было вчера выезжать…
За воротами он сжалился над Бархатом и пустил его хотя бы рысью. Оглянулся, чтобы поглядеть, как Хэ Лань держится в седле. В конце концов, в отличие от остальных, у него никакой подготовки…
Верховая езда была юнцу и впрямь непривычна: он напрягся, глядя прямо перед собой, неестественно выпрямил спину, а коленями стиснул бока лошади так, будто боялся упасть. Значит, никто толком не учил его…
Сун Цзиюй придержал коня, переводя кавалькаду в быстрый шаг. Упадет еще…
– Расслабься и не сжимай так бедра – из-за этого и не сидится, – подсказал он, дождавшись, пока Хэ Лань с ним поравняется. – Представь, что твои ноги и зад – тяжелые мешки с песком, и не напрягай поясницу.
«И чего я его учу, – подумал он. – Но забавно ведь смотреть, как он старается».
Хэ Лань нахмурился, но послушался.
– Я больше доверяю своим ногам, господин, – он был так занят тем, чтоб не упасть, что растерял всю вкрадчивость.
– Езда на лошади – это вопрос равновесия, а не умения цепляться, – пояснил Сун Цзиюй. – Тебе нужно позаниматься.
Не дождавшись ответа, он снова уехал вперед.
От перекрестка нетрудно было выйти на место преступления: в глубоких колеях остались следы колес, и лакированные деревяшки, отвалившиеся от повозки, никто не втоптал в грязь – видно, ездили тут не часто.
Сун Цзиюй прикинул, куда убежали разбойники, но в лес идти не торопился.
– Хэ Лань!
Юнец с явным облегчением выбрался из седла, подошел, но шаг его потерял легкость.
– Мне выследить их, господин? – он, поморщившись, присел на корточки, взял деревяшку, задумчиво рассматривая.
– Покажи, где прятался, – ответил Сун Цзиюй. – Может, вспомнишь что-нибудь важное.
Хэ Лань встал, указал на кривой дуб, корнями цеплявшийся за камни на склоне. Крона его походила на спутанную шевелюру.
– Я наблюдал оттуда. Наверное, как человеку магистрата, мне нужно было следовать за разбойниками, а не за вами, но я привык делать то, что мне выгодно, а не то, что правильно. Мне было выгодно не попасться им.
– Вот как? – Сун Цзиюй обошел вокруг дуба. Тут есть, где укрыться – но не от мастера боевых искусств. И если сам он мог быть недостаточно талантлив, то как проморгал юнца Лань Сы?
Умелый воришка.
– И что, ты можешь их найти?
– Если вы их напугали, найти будет несложно. Когда люди в страхе бегут через лес, они не заботятся о том, чтобы заметать следы, – Хэ Лань склонил голову к плечу. – Я знаю, что такое убегать в спешке.
Он кивнул и подозвал Лань Сы. Вместе с приставами они вошли в лес, но буквально через пару чжанов следы разошлись: несколько разбойников побежали в одну сторону, другие – в другую. Сун Цзиюй разделил отряд и пошел по тому следу, что был яснее.
Правда, вскоре сломанные веточки, указывающие на путь беглецов, перестали попадаться. Не растворились же они в воздухе?
– Широкой цепью, – скомандовал Сун Цзиюй, и приставы рассыпались по лесу.
Он осторожно двинулся вперед. Лес все сильнее карабкался в гору, и перекличка приставов отдалилась.
Тропинка повернула еще раз… и Сун Цзиюй понял вдруг, что спускается, вместо того чтобы подниматься. Он вернулся назад, попробовал другую дорогу, через редкий подлесок, но стоило обогнуть попавшийся валун, как боярышник стеной заслонил путь. Откуда только взялся, снизу никаких кустов не видно было – лишь сосны.
Впрочем, не спрятал же лес незваных гостей. Значит, и им пришлось спуститься вниз.
Спускаясь, он ожидал наткнуться на кого-то из приставов, идущих навстречу, но чем глубже заходил в переплетения сине-зеленых теней, тем тише становилось вокруг. Птицы перестали петь, ни одна ветка не шелохнулась в вышине. Единственный звук, настойчиво повторяющийся, похож был на шепот, словно кто-то раз за разом выдыхал одну и ту же фразу…
Сун Цзиюю стало не по себе. Дороги, ведущие не туда, куда нужно, странные голоса… Он некстати вспомнил разбойника, каким-то чудом выскользнувшего у него из рук.
Нет, ерунда. Люди образованные знают, что оборотней не существует…
А что с призраками? Разве человек не наделен тремя душами? Так почему не допустить, что после смерти одна из них может скитаться по…
«Хватит, – оборвал он поток мыслей и покрепче взялся за меч. Ощущение вытертой замши под ладонью возвращало в реальность. – Если у призраков есть дела к магистрату, они покажутся. А вот если кто-то играет в колдуна, чтобы запугать власти, с ним нетрудно будет разобраться».
Он сделал осторожный шаг в чащу… и остановился. Источник шепота лежал прямо перед ним – лесное озеро, круглое, как чашка, берега усыпаны черными орхидеями, словно агатовыми бусинами. Ветер ворошил камыш, посылал на отмели маленькие волны, и вода перешептывалась с тростником.
Вот и все. Никакой тайны.
Но рано было расслабляться. Озеро лишь выглядело затерянным в чаще – у заросшего лишайником причала покачивалась, блестя лаковыми, как каштановый плод, боками, внушительная прогулочная лодка. Сходни убраны, занавески плотно задвинуты. Неплохое место, для того чтоб скрыться… Вот только зачем, если можно просто отвязать лодку и уйти вниз, к реке? Между камышами как раз виднелась протока…
А может, разбойников ждала своя лодка и они не стали прятаться в лесу. Если так, их давно след простыл.
Для проформы Сун Цзиюй раздвинул занавески мечом, кое-как дотянувшись с причала. Ничего: только испуганная лягушка гулко шлепнулась в воду с борта.
Он прошелся по берегу, бездумно сорвал цветок, вдохнул сладкий аромат.
Никаких следов. Но, может, у них не было лодки?
Он заметил среди орхидей тропинку, змеящуюся выше, и, пристроив цветок за отворот форменного халата, отправился туда.
Что-то белело впереди, на низком кусте…
Сун Цзиюй наклонился и оглядел оранжево-белый комочек. Лисий мех?..
Он разочарованно выпрямился – и замер. Всего в нескольких чжанах впереди, на обломке скалы, стоял тигр и смотрел прямо на него.
Тигр был огромный, медово-рыжий, с угольно-черными полосками и аккуратными круглыми ушами. Мощные лапы попирали камень с обманчивой мягкостью.
Сун Цзиюй заледенел.
Тигр не двигался, застыв, будто изваяние, лишь хвост плавно ходил из стороны в сторону, словно веер в ленивой руке.
Затем он зевнул и, не сводя с Сун Цзиюя немигающего взгляда, лег.
Сун Цзиюй, молясь всем известным богам, сделал осторожный шаг назад. Тигр в ответ зевнул снова и, устроив лобастую широконосую голову между могучих лап, прищурился. Солнце припекало, и, видно, зверю лень было скакать по камням, преследуя тощую, жесткую добычу.
А может, это была уловка? Стоит отвернуться – и…
«Нет уж, лучше встречу смерть лицом к лицу», – подумал Сун Цзиюй, продолжая пятиться.
Тигр не стал его преследовать. То ли спал, то ли наблюдал лениво из-под полуопущенных век.
«Может быть, он признал во мне императорского чиновника?» – подумал Сун Цзиюй, вспомнив истории о том, как магистраты и губернаторы усмиряли демонов одним именем его величества. К тому же при нем магистратская печать… Но тигр не демон, просто большая кошка… быстрая кошка…
А кто тогда ты, Сун Цзиюй?
Он с трудом подавил нервный смех.
Зелень наконец скрыла тигра, Сун Цзиюй развернулся и бесшумно побежал вниз по склону, вполголоса скликая людей. Еще не хватало, чтобы кого-то из приставов задрали…
Вскоре все снова собрались на дороге. У Лань Сы новости были не лучше – его след тоже таинственным образом исчез.
– Едем, – покачал головой Сун Цзиюй. – Если здесь живет тигр, возможно, он утащил разбойников и растерзал – как и в прошлый раз. Поищем следы позже.
На обратном пути он снова поехал рядом с Хэ Ланем. Тот почему-то глаз не мог оторвать от его шеи. Сун Цзиюй уже хотел спросить, в чем дело, и вспомнил: орхидея. Магистрат с цветком… пожалуй, и вправду слишком легкомысленный вид.
– Нравится? – спросил он, указывая на орхидею.
Хэ Лань растерянно моргнул.
– Что? Ах, вы про цветок…
«А про что же?»
– Да, я нашел озеро, вокруг которого они растут. Там пришвартована лодка, ты не знаешь, кому она принадлежит?
– Господину Ху, наверное. Где-то там и начинаются его владения, – Хэ Лань отвернулся. – Значит… вам нравятся такие орхидеи? Черные. Лишенные чистоты.
Вопрос озадачил Сун Цзиюя. Точно ли они про орхидеи сейчас?
– Как цветок может быть лишен чистоты? Это просто растение. Все цветы прекрасны – даже самые скромные, полевые, радуют глаз… – начал он и подавился словами. Это ведь Лун-гэ всегда говорил так, даже интонации как будто его. Как тошно…
Хэ Лань вдруг свесился с седла и молниеносно выдернул орхидею у него из-за отворота, швырнул под копыта коня.
– Они нечистые. Нельзя носить такое на себе. – Он смотрел прямо, сжав поводья до побелевших костяшек. – Их полно на болоте. Наследный принц Чжунхуа вспорол себе горло, прежде чем шагнуть в трясину… Говорят, они проросли там, где упали капли его крови. Они не черные: приглядитесь, они и вправду как запекшаяся кровь… Неприятно ведь. Цветы-обманки, им нельзя доверять… Я куплю вам в городе белых, хороших орхидей!
Сун Цзиюй взглянул на него удивленно, но не стал ругать. Хэ Лань защищал его, в своей манере. Пусть и от суеверий.
– Далеко же разлетелась эта кровь, если болота в низине, а озеро выше, в горах. – Он вздохнул. – Цветы меня не интересуют, не нужно мне ничего покупать. Эта орхидея меня привлекла тем, что не похожа на другие, растет в глуши, но нежно пахнет. Обычные мне не нужны.
Хэ Лань как будто оттаял немного, улыбнулся.
– Вы правда видели тигра? Или только слышали?
– Видел, – у Сун Цзиюя снова холод пробежал по позвоночнику. – Не знаю, почему он не напал. Должно быть, сыт, потому что сожрал разбойников, – он нервно хохотнул. – Ты что-нибудь слышал об этом звере? Часто его тут видят?
– Об этом, наверное, лучше спросить господина Ху, – рассмеялся Хэ Лань.
– Почему его? – удивился Сун Цзиюй.
– Ну как же… его фамилия звучит похоже на «тигр»… Простите, глупая шутка. Потому что его поместье в горах, и он часто охотится. Я только слышал, что этот тигр не людоед. Он убивает разбойников, но не ест их, поэтому его называют хранителем этих мест.
– Вот как? А выглядел он сытым, – Сун Цзиюй покачал головой.
Вскоре кавалькада достигла ворот и въехала в город. Однако не успели они свернуть на ведущую к управе улицу, как Сун Цзиюй услышал гулкий барабанный бой. Он подстегнул коня и, спешившись у ворот, взбежал на крыльцо.
Во дворе, возле огромного барабана, стоял старик.
– Я требую справедливости! – выкрикнул он, завидев Сун Цзиюя. – Моего сына убил демон!