Едва ворг увез телегу с незнакомцем, Хранители стали расходиться. Небо давно покрылось звездами, мелкими, словно мука, месяц поднялся и теперь висит сбоку от Зала Советов.
Не дожидаясь, пока Теонард даст разрешение, Каонэль развернулась и быстрым шагом отправилась к Дереву, где прямо сейчас обустраивается белоухая.
Воздух свежий, с моря тянет солью и водорослями, которые прибило к берегу, и они за день успели разопреть. Зато ее резиденция сияет и благоухает в темноте, как бриллиант в не очень дорогой оправе.
Когда до Дерева оставалось четверть перелета стрелы, ее догнал Гнур.
– Хорошая погода сегодня, – сказал он бодро. – Прям так и хочется сделать что-нибудь хорошее. Крашар поточить, или кошель у кого утянуть.
Эльфийка на ходу покосилась на него.
– Давай ты где-нибудь подальше с кошелями будешь? – предложила она. – Вон, сходи к Тарнату. Говорят, у него в шахте столько золота, что даже тролль не унесет.
– Правда? – встрепенулся гоблин. – То-то он оттуда не вылезает, стережет, наверное. Боится, что украдут.
Каонэль заправила локон за ухо и хмыкнула.
– Еще бы. С такими соседями нужно держать ухо востро. Посмотри на мои, видишь какие длинные? Это все из-за гоблинов и всяких таких. Что хотел?
Гоблин пару секунд молчал, будто подбирает правильные слова, взгляд стал задумчивым и уставился в небо. Лишь, когда споткнулся о камень – пришел в себя и проговорил:
– Да вот… Резиденции у меня все еще нет. Вы-то все домой ходите, в кроватях спите. А я по гостям мыкаюсь. К тому же, гоблинов набежало, строят бараки рядом с моей землей. И надо мной посмеиваются. Мол, Хранитель без резиденции.
Эльфийка с сочувствием посмотрела на зеленомордого. Тот ссутулился, то ли устал, то ли специально на жалость давит, лицо печальное, а глаза вообще такие, что серая охнула.
– Согласна. Это никуда не годится. Хотя ты сам долго думал, чего хочешь.
– Думал, – согласился Гнур. – Но уже придумал.
– Не прошло и недели.
Гоблин насупился, обходя пустую бочку, которую бросили гномы, а сами ушли в свежевыстроенную таверну и горлопанят так, что аж сюда слышно.
– Ну да, – проговорил гоблин. – Долго думал. Но ты пойми, нужно, чтоб все правильно получилось. Я ж не просто для себя стараюсь, а еще для тех, зеленых, которые приехали в Цитадель. Они должны видеть, здесь вершина гоблинского мира, оплот ценностей и идеалов.
Теперь Каонэль смотрела на него с явным изумлением, даже голову наклонила, чтобы разглядеть, правда ли он такой сердобольный, или только прикидывается, чтобы доверие вызвать. Но лицо Гнура скорбно-возвышенное, гребень блестит в свете месяца, словно намазал маслом, а бивни вскинуты.
– Ого… – протянула эльфийка. – Не знала, что у вас все так сложно. Так, а от меня ты чего хочешь?
– Хочу, чтоб поговорила с Теонардом и убедила его дать мне еще немного земли. Для вновь пришедших.
Идеальные брови Каонэль сдвинулись, она проговорила:
– Он вряд ли на это пойдет. Тем более, один такое решить не сможет. Придется совет собирать.
– Тебе хорошо, – произнес гоблин. – Ты Дерево себе умудрилась так намечтать, что целую деревню разместить можно. А мы так высоко не строим. Не дело это, приличному гоблину в облаках летать. Нам площадь нужна.
До резиденции эльфийки осталось несколько шагов, Каонэль быстро преодолела расстояние, а зеленомордый остался позади пыхтеть в ожидании. У самого входа серая задержалась и поговорила через плечо:
– На счет территорий не знаю. Но то, что у тебя нет дома – не хорошо. Я напомню Теонарду, но с учетом, что ты поддержишь мои решения на собраниях.
Гнур моментально просветлел.
– Благодарствую, желтоглазка, – выдохнул он и, развернувшись, побежал в сторону купола ихтионки.
Каонэль насупилась, чувствуя, что Гнур в чем-то обманул, но все равно не дело, что бездомным ходит.
Она толкнула увитую плющами дверь и вошла. Приятная прохлада и свежесть трав мгновенно окутали и мысленно унесли в далекие леса, где она, наверное, не бывала.
Поднявшись по ступенькам, что не ступеньки даже, а огромные корни, серая остановилась возле своей комнаты. Только занесла ногу, чтобы войти, как дверь позади отворилась и Каонэль учуяла запах терпко-сладких духов.
– Поверить не могу, – проговорила Генэль. – Эльфийка на побегушках у человека. Это возмутительно. Когда я сообщу об этом в Эолум, тебя мигом отстранят от Цитадели и вышлют на Южные болота собирать светляков.
Каонэль опустила ногу и медленно развернулась.
– Лучше бы спасибо сказала, что не выдворила тебя ночевать на пороге, – проговорила она хмуро. – Я все еще помню, как ты для меня постаралась.
Идеальные брови Генэль сдвинулись.
– И сделала бы это снова, – произнесла она. – Эолум – оплот красоты и величия, любой честный эльф должен склонить голову перед решениями Его величества и сделать все, для благополучия города.
Высокородная красавица посмотрела победно, пальцы аккуратно придерживают платье, чтобы случайно не наступить и с позором не свалиться по ступенькам. Подбородок задран так высоко, что не понятно, как видит вокруг, а белоснежные локоны уложены, будто успела привести себя в порядок после дороги.
Серая пару секунд разглядывала белокожую, потом сказала:
– Я не подчиняюсь ни Эолуму, ни его королю.
– Мы спасли тебя, – напомнила высокородная с презрительной ухмылкой.
Каонэль хмыкнула.
– Кто-кто, а ты к моему спасению отношения не имеешь.
Она развернулась и снова занесла ногу, чтобы скрыться в комнате, но высокородная выпалила из-за спины совсем не по-эолумски:
– Обернись немедленно! С тобой говорит солнечная эльфийка!
Уши Каонэль дернулись и поднялись, как боевые пики, в глазах полыхнуло расплавленное золото, она скрипнула зубами, но осталась неподвижной.
Эолумская красавица повторила:
– Ты что, не слышишь? Я приказала обернуться!
На этот раз Каонэль действительно развернулась, но лишь для того, чтобы резко приблизиться.
Эльфийки впились друг в друга взглядами. С откуда-то из открытого окна прилетел порыв, волосы серой вздыбились, локоны слетели со лба, приоткрыв лицо с горящими глазами.
Она вплотную придвинулась к носу Генэль и проговорила сквозь зубы:
– Приказывать будешь в Эолуме.
Лицо высокородной стало еще белее, она сделала шаг назад, но взгляд остался бешеным, в глазах заплясало синее пламя.
Подняв подбородок Генэль сказала с показным разочарованием, от которого могли бы завянуть все цветы в округе:
– Как это могло случиться? Как вышло, что такая как ты, стала Хранителем? Ты ведь не справляешься. Построила дерево вместо дворца с башнями, слушаешь приказы человека. Ты хоть понимаешь глубину позора, в который опустилась?
Каонэль дернула ушами.
– Я никуда не опускалась, Генэль. Просто живу не так, как привыкли в Эолуме. Вы же сами меня отвергли, и ты первая. Ты едва ли не самолично гнала меня поганой метлой. А теперь требуешь подчинения? Да, я серая и…
– Безродная, не высокородная и совершенно не леди, – добавила Генэль.
Дыхание Каонэль участилось, она на секунду замолчала, шевеля лишь губами, потом терпеливо продолжила:
– Именно. Не леди. А эльфийка, которая бегает по лесам вместе с эльфами, машет мечем, который изготовили в Великом Разломе. Но я не прислуживаю человеку. Я пытаюсь удержать мир. И поверь мне на слово, никто, кроме меня с этим не справится.
Эолумская красавица отошла на полшага, словно боится заразиться чем-то, уши раздраженно задергались, а глаза полыхнули синим.
– Как ты можешь сомневаться в силе высокородной? – спросила Генэль. – Я всю жизнь при дворе и знаю, как вести переговоры. А людей мне даже два раза доверяли отбирать для рудников. Я сильнее тебя, серая. И умнее. Справлюсь лучше.
Каонэль тяжко вздохнула, на идеальном, как весеннее утро, лбу появилась крохотная морщинка.
– Все так, – произнесла она. – Но есть несколько причин, по которым я не отдам осколок.
– Потрудись объяснить.
Серая кивнула.
– Во-первых, я не сомневаюсь в силе Эолума. Но ты не знаешь Теонарда, Лотера, не знаешь всех остальных. Некоторые настолько… Необычны, что твоя тонкая натура может не вынести. Во-вторых, точнее, в главных, здесь не любят солнечных эльфов. Очень не любят.
Генэль поморщилась и спросила:
– Это все?
Каонэль покачала головой.
– Нет. Есть еще, но те причины называть не обязана. Это личное.
– Но ты же украла у меня личное.
– Я не крала.
– Ну конечено.
Повисло тяжелое молчание, в котором от напряжения разве что воздух не искрится, серая на высокородную не смотрит, за то та прожигает взглядом.
Со стороны окна прилетел очередной порыв, появился запах рыбы и соли. Каонэль тряхнула серебристой копной, стараясь выгнать воспоминания, которые полезли в голову.
Неожиданно губы Генэль быстро за шевелились, она отвела руку в сторону, и в ладони стал появляться огненный шарик. Серая застыла, удивленно наклонив голову, уши поднялись, глаза сузились, она быстро посмотрела по сторонам, но Генэль предупредительно подняла шарик.
– Только попробуй, – сказал высокородная гневно. – Ты же помнишь, все солнечные эльфы обладают магией огня.
– Как забыть, – бросила Каонэль. – Но ты же не собираешься швыряться огнем в резиденции из дерева?
Высокородная пожала плечами.
– А почему нет? Мне-то огонь безвреден.
Даже на серой коже стало заметно, как побледнела Каонэль, ладонь опустилась к антрацитовой рукояти.
– Здесь живут еще двое Хранителей, – произнесла она, – не считая птиц и зверей в ветках. Если с ними что-то случится, остальные будут очень недовольны. Да даже если только со мной. Хранители заметят мою пропажу, станут искать. Без меня Талисман не полный.
Генэль мило улыбнулась, но с такой же улыбкой метнет в нее шар.
– Не без тебя, – поправила она, – а без осколка. Отдай мне кристалл и можешь идти. Желательно подальше. Остальным скажу, что ты передала осколок мне, как более подходящему представителю, а сама ушла. Король будет доволен.
Наверху послышалось хлопанье крыльев, затем кто-то пробежался по комнате, шум некоторое время побродил от стены до стены, потом направился к коридору.
За это время серая успела достать меч и направила острие в грудь высокородной. Та изумленно уставилась на блестящий кончик.
– Ты в своем уме? Нельзя убивать эльфов, – сказала она.
– А меня, значит, можно? – поинтересовалась Каонэль.
Генэль подняла огненный шар выше, тот уже размером с небольшую тыкву, и проговорила:
– Я не собираюсь тебя убивать… без особой причины. Но если она будет…
Высокородная покрутила пальцами, огненный шаг завертелся в ладони, создавая вокруг себя горящий вихрь, Каонэль отшагнула и отвела меч для удара.
В этот момент на ступеньках послышались шаги, обе эльфийки чуть оттопырили уши, пытаясь определить, кто спускается. Потом на лестнице появилась горгона с горшком какого-то варева.
Увидев немую сцену, она на секунду застыла с вытаращенными глазами, тело быстро покрылось блестящей, как сталь чешуей, горшок выпал из рук потому, что на тех появились огромные кривые когти.
– Девочки, – выдохнула она. – Вы что?
Генэль покосилась на неожиданно опасную горгону с хищными когтями и выдавила сквозь зубки:
– Она у меня сына казначея увела.
– Никого я не уводила, – резко ответила Каонэль. – Он сам ушел. А потом… снова ушел. Его ушли… Радуйся, он же в Эолуме.
Белоснежное лицо Генэль потемнело.
– В Эолуме. Да только ни на кого не смотрит.
Горгона перепрыгнула лужу, натекшую из горшка, через секунду оказалась между эльфийками, прижав обеих могучими крыльями. Меч серой выпал, а огненный шар высокородной потух от мощного взмаха. Они закопошились, пытаясь выбраться, но Эвриала только сильней растопырила крылья.
Когда у тех кончились силы, и они затихли, не в силах шелохнуться, горгона проговорила ласковым, почти материнским голосом:
– Ну вы что, в самом деле. Вы же эльфы и должны держаться вместе. А тем более, женщины. Нам вообще всем нужно друг за друга, а то придут всякие тарнаты и лотеры и все, конец спокойной жизни. Нельзя из-за мужчин ссориться. Поняли?
Эльфийки, как по команде, по команде отвернулись друг от друга, но Эвриала прижала крыльями так, что серая простонала:
– Дышать… нечем.
– Не успокоитесь – не выпущу.
Каонэль снова проговорила, еле выдыхая:
– Это… не ко… мне.
Эвриала повернула голову к солнечной. Та из сияюще-белой стала слегка синеватой, глаза выпучились и напоминают рыбьи, только голубые. Уши дернулись, она попыталась пробормотать заклинание, но горгона приподняла острое, как лезвие, перо и уперла ей у шею.
Та застыла и остановила бешеный взгляд на горгоне.
– Ты… хоть знаешь, кто я? – просипела высокородная.
– Мне без разницы, – ответила Эвриала. – Я не позволю обижать своих.
Еще несколько секунд горгона держала эльфийек прижатыми к стенам, пока эолумская красавица не начала совсем задыхаться. Но даже тогда крылья не опустились, хотя давление на серую чуть ослабилось.
Когда кончики ушей высокородной посинели, Каонэль не выдержала.
– Отпусти ее.
Горгона тут же сложила крылья и вернулась в привычный облик мирной, покладистой девушки со стянутыми в пучок волосами. Эльфийки грохнулись на пол, хватая воздух и пуча глаза.
Через секунду серая, не поднимаясь, толкнула дверь и вкатилась в комнату, а Эвриала странно подмигнула ей и с довольным лицом направилась к лестнице.