Я проснулся от пронзительного возгласа: «Завтрак, завтрак!». Из коридора доносилось дребезжание тележки и стук посуды. Воспоминания вчерашнего дня навалились вместе с приступом тупой боли. Всю ночь мне снилось, что я тащил деревянный скрипучий обоз по каменистой дорожке, и левая рука ныла. Есть не хотелось, голова гудела, а язык прилип к нёбу.
В палате было пусто, я вздохнул с облегчением. Несмотря на все стенания по поводу одиночества, общество двух взрослых мужиков не прельщало. Пройдя в туалет, я навис над маленькой раковиной, умывался одной рукой, вода проливалась на пол. Чувствуя себя самым неуклюжим человеком на земле, я то и дело чертыхался.
На свежую голову вчерашние планы казались полным бредом, и я набрал рабочий номер. Слушая долгие гудки, все думал, чем сейчас занята эта бестолочь Катя. Вечно она то ногти красила, то торчала в переговорной, смотря сериалы. Ленивая и нагловатая девчонка числилась менеджером по связям с общественностью, а по факту сидела на телефоне. Когда она подняла трубку, я уже терял терпение, но возмущение осталось невысказанным. Едва Катя узнала голос, ее чванливая манера говорить улетучилась. На смену ей включилось радио экстренных новостей вчерашнего дня.
Когда я не явился, меня судорожно стали разыскивать. К обеду Геннадий Владимирович просто пылал от гнева, грозился уволить бестолочь, лентяя, спиногрыза. Пришлось остановить Екатерину, смаковавшую каждое неприглядное слово, брошенное в мой адрес. С двадцатого раза рассказчица смогла до меня дозвониться (зная ее трудоспособность, я предположил, что скорее с третьего, но поправлять не стал, история и так затянулась). Трубку взял приятный парень, должно быть Женя. Он рассказал о трагическом происшествии, которое тронуло всех. Геннадий Владимирович тут же оттаял и дал мне официальный больничный, так что я могу не беспокоиться и поправляться. Когда монолог Кати закончился, я произнес официальные слова благодарности, пообещал в скором времени выздороветь и наконец отложил телефон. Тошнота, совершенно несвязанная с сотрясением, подступила к горлу.
Шумиха в коридоре затихла, и в палату вернулись довольные соседи. Каждый держал по миске вязкой гадости, отдаленно напоминающую кашу. Я перекинулся с ними парой слов для приличия, оделся, вышел в коридор. И стал невольным свидетелем разгорающегося конфликта между медсестрой и девушкой, которую видел вчера у окна.
– Слушайте, это бред, просто отвернитесь. А я тихо выскользну.
– Вам нельзя гулять одной. А мне не нужны проблемы.
– Да какие проблемы, что со мной станет? – больная явно теряла терпение, ее лицо напряглось и раскраснелось, от былой бледности не осталось и следа.
– Извините, – вмешался я. – Я могу присмотреть за ней, все равно тоже хотел пройтись. – Обе девушки уставились на меня, тем самым заставив замешкаться. Просто представительницы женского пола умеют так посмотреть на тебя, когда вмешиваешься в их спор, словно ты неожиданно заговоривший шкаф или другой предмет мебели.
– Да, припоминаю, у вас у самого сотрясение. – Строго сказала медсестра. – Вам тоже рекомендовали не напрягаться и больше лежать. – Я взглянул на рыжеволосую девушку, она просто всем телом дернулась и открыла рот, но успел перехватить инициативу:
– Мы ненадолго и присмотрим друг за другом, в конце концов, свежий воздух полезен.
– Только не больше получаса, – смилостивилась медсестра. – И не уходите с территории больницы.
Пациентка схватила меня за руку и потащила к лифту. Мелькнувшая в проеме двери лестница заставила меня вздрогнуть, но едва двери лифта сомкнулись за нами, я выдохнул с облегчением. Как неожиданно, у меня новая фобия. Интересно, надолго ли она со мной. Мысли прервало робкое: «Спасибо». Я повернулся к спутнице, она протянула руку и представилась:
– Меня зовут Алиса.
– Дима.
Мне жутко хотелось разглядеть ее. Вчерашние ночные картины не нашли подтверждения в ее бескровном лице. Но фантазия не унималась, а приличия заставили отвернуться, не мог же я просто стоять и пялиться. Едва мы вышли на улицу, она быстрым шагом направилась к больничному парку, я едва поспевал.
– Ты не обязан ходить за мной. – обернувшись, бросила она.
– Я взял на себя ответственность.
Она разразилась резким, неестественным смехом.
– Ответственность, серьезно?
– Ну да. А что тут смешного? И по мне, гулять вдвоём веселее, чем одному.
– А как по мне, так одинаково.
– Это зависит от того, о чем разговаривать.
– Ну и о чем ты хочешь поговорить?
Я сорвал молодой листик с ветки, нависшей над дорогой, и стал его мять, внимательно следя за работой пальцев.
– Например, почему тебя не выпускают одну?
– Я думала, ты успел подслушать весь разговор.
– Нет лишь его часть, и я не подслушал, а стал невольным свидетелем.
Она остановилась и пристально посмотрела на меня. Ее лицо смягчилось.
– Прости, я правда благодарна. Просто меня злят эти глупые запреты. А так я бываю довольно милой.
– Верю на слово.
В этот раз она застенчиво хихикнула и улыбнулась, под глазами собрались маленькие мимические морщинки.
– Обещаю исправиться.
– Так в чем причина твоего заточения?
– Да пустяковая ситуация.
– И все же? – Мы продолжали идти по дорожке из потрескавшегося асфальта вглубь парка.
– На прошлой неделе я упала в обморок, здесь на лужайке. – Она указала на место под деревом. – Переутомилась, при анемии, такое бывает. Все быстро замялось, но одна из соседок по палате рассказала маме. Та подняла шум и теперь меня не выпускают.
– Поэтому ты у окна стоишь в коридоре? Из-за соседки?
Она опять засмеялась.
– Да нет, я на нее не злюсь, если ты об этом. Я сама виновата.
– Тогда почему?
Она прищурилась и уставилась под ноги.
– Смотрю, что происходит в мире, где все живые.
– Так мы вроде не в морге лежим.
– Так и знала, что начнешь шутить на эту тему, зачем тогда спрашивал?
– Прости, звучит неоднозначно.
Она присела на проржавевшую лавочку с облупившейся краской и стала разглядывать свои пальцы. Я остался стоять рядом, вдыхая свежий воздух. Только сейчас с удивлением обнаружил, что весна в самом разгаре. Тонкая листва под пронизывающими лучами солнца, будто стеклянная, волшебным образом возникла на деревьях. Алиса подняла голову, проследив за моим взглядом. Мы созерцали кроны деревьев, колыхаемые ветром. Она вздохнула.
– Ладно. Вот смотри: говорят, что все проблемы от головы. Но никто не относиться к этой фразе серьезно. Это присказка для красоты словца. Но что такое болезнь? Я недавно читала, что проблемы происходят от обиды, автор пытался даже провести связь с тем, что от определенных переживаний поражаются те или иные органы. И вот мне стало интересно, не связано ли наше физическое страдание с желанием сдаться. Мы просто сваливаемся в негатив, и наш организм говорит: «окей, я дам причину». И – вуаля, ты уже валяешься на больничной койке и жалеешь себя. Ты замечал, что те, кто здесь отключаются от реальности, они все в своих болячках, копаются в них как в драгоценностях?
– Интересные мысли.
– А у меня сейчас много времени, чтобы подумать: почему я тут, а не в другом месте? Например, в клубе, охмуряю паренька в легком хмелю, переполненная иллюзиями красивого романа, как из книги в мягкой обложке. – С горькой улыбкой добавила она.
Слушая Алису, я только сейчас увидел ее всю. Она вмиг по-старчески сгорбилась. Вся девичья веселость и пылкость исчезли, оставив ее фигуру, узловатую и подавленную. Мне стало неловко от темы, которую я начал. Мысль, что влез куда не следовало, заставила устыдиться любопытства. Алиса посмотрела снизу вверх, ноздри ее раздулись, будто она почуяла мою неловкость. Я повел плечами и вдруг ощутил себя маленьким и ничтожным. Но ее выражение лица смягчилось, и уголки губ поднялись в легкой печальной полуулыбке.
– Слушай, давай закончим минутку философии. Я могу часами нудно разговаривать на тему болезни, как и все здесь. Но не хочется сводить суть нашей прогулки к демонстрации шрамов друг другу. Так что, может, сыграем в игру?
– Что за игра? – я с радостью ухватился за возможность сменить тему.
– Она на фантазию и наблюдательность. Выбираем человека и пытаемся представить его историю. Но только предположения нужно обязательно обосновать деталями.
– Например?
– Сейчас походу дела поймешь, нам бы только найти. О, вот видишь, девушка?
Она указала на невысокую брюнетку у входа в больницу, которая размахивала руками и разговаривала по телефону на повышенных тонах. Ремешок ее сумки постоянно сползал с плеча, и она то и дело его нервно поправляла.
– Предположим, что ее зовут Анна, и она пришла сюда навестить своего родственника, может бабушку, – начала Алиса.
– Ну давай. – Тогда она пришла сюда после пар, а учится на втором курсе юрфака, – продолжил я.
– Обоснуй, – потребовала девушка.
– С учебы, потому что она здесь в середине дня, если бы работала, пришла бы вечером.
– Почему не школьница, например?
Я указал на ее левую руку кивком головы.
– У нее ключи от машины в руках.
– Ну она все равно может работать, просто имеет свободный график.
– Она минуту назад ковырялась в сумке и доставала «Процессуальное право». Его изучают на втором курсе. Отсюда и вывод.
Алиса зааплодировала. В ее глазах зажегся искренний интерес.
– А ты молодец, достойный соперник.
– Теперь твоя очередь, ты не обосновала свои предположения.
– Поймал. Потому что на ключах ее машины брелок с буквой «А», да-да, я их тоже заметила, – подмигнула она. – А еще, потому что соседка по палате, Зинаида Ивановна, называла ее «Анечкой».
– Это жульничество!
– Должна же я была проверить, на что ты способен. – Алиса напустила на себя серьезный вид. – Теперь будем играть по-настоящему.
Она встала и направилась к выходу с территории больницы. Я последовал за ней. Остановившись у ворот, вид из которых открывался на оживленную улицу, Алиса указала на людей, движущихся по прогулочной аллее.
– Выбирай.
Я неуверенно осматривался, все не то. Наконец, напротив нас остановился парень с букетом цветов и сел на скамью. Он явно кого-то ждал, что делало его идеальным претендентом. Алиса посмотрела на меня, я кивнул. Мы стали изучать нашу цель. Он то вскакивал, затем опять садился и посматривал на экран телефона.
– Он женат, но ждет не жену, – задумчиво протянула Алиса.
– По первому утверждению спорить не буду, кольцо на руке, это просто, а второе?
– Нервничает сильно, да и букет подарил бы дома, так удобней, – пожала она плечами, и опять устремила сверлящий взгляд на жертву.
– А может они в ссоре?
– Обрати внимание на дерганную манеру осматриваться, боится, что его увидят.
– Может, ее ищет?
– Нет, тогда смотрел бы внимательнее, а не как загнанное животное.
– Допустим. Мое предположение.
– Давай.
Я молчал. Смущало место встречи.
– Думаю, он ждет кого-то из больницы. Но это не больной, иначе он бы зашел. И не посетитель, могли встретиться в другом месте, у больницы не романтично. Я думаю, это работник. Скорее, медсестра.
– Почему медсестра?
– Среди них много хорошеньких молодых девочек и контакт с ними более близкий, чем с врачами. Он познакомился, когда лежал здесь, возможно, она делала ему перевязки.
– О как! – подняла брови Алиса.
– Смотри, он слегка прихрамывает. Ставлю на то, что он недавно ломал ногу.
И я приподнял свой гипс. Алиса зачем-то дотронулась до кончиков моих пальцев. Она стояла в двух шагах, и я мог рассмотреть ее лицо. Бледное, на губах трещинки, а у виска, за растрёпанными волосами билась тонкая вена, выдававшая ее волнение. Мы простояли так секунду, затем, отвернувшись, она облокотилась на решётку.
– Мне что-то не хорошо, пора возвращаться в палату.
Мы медленно пошли ко входу, оставив горе любовника ждать свою даму сердца. Я сразу же забыл про него, меня волновали перемены, произошедшие в Алисе. Ее походка стала ватной и неловкой, легкость первых шагов испарилась. Мне стало стыдно. Я увлекся и не уследил за ней, хотя вначале говорил, что-то об ответственности. Попытался взять ее под руку, она оттолкнула. Но затем перестала бороться и приняла помощь. Когда мы вышли из лифта, Алиса напустила на себя нарочито веселый вид и даже пошутила, но стоило нам пройти пост медсестер, снова сгорбилась и уже повисла на мне. Я уложил ее на кровать и ушел.